Глава 11
Как-то ранним вечером в начале 1995 г. я сидел на своем рабочем месте в испытательной эскадрилье – в трейлере, пристроившемся к ряду ангаров времен Второй мировой и району стоянки и обслуживания самолетов, где ждали готовые к вылету машины F-14 Tomcat и F/A-18 Hornet. Заметив на столе одного из коллег толстую стопку бумаг, я спросил, чем он занят.
– Заполняю заявку в отряд астронавтов.
Разумеется, я и сам намеревался когда-нибудь заполнить такую заявку, но считал, что пока не готов и не буду готов еще лет десять. Чуть больше года назад окончил школу летчиков-испытателей, мне всего 31, я слишком молод и неопытен для пилота-астронавта! К тому же у меня до сих пор не было магистерской степени, а я считал это обязательным требованием. Тем не менее я попросил коллегу показать мне его заявку. Было интересно, каковы требования, а особенно то, почему бумаг так много. Просматривая их, я узнал, что НАСА интересует самая разнообразная информация: копии документов, рекомендательные письма, подробное описание нынешних должностных обязанностей. Я также заметил, что коллега включил в заявление все, чем занимался в жизни. Он был одним из самых квалифицированных среди нас.
Я подумал: почему бы не попробовать? Познакомлюсь с процессом рассмотрения, а отказ не повредит моим будущим шансам. В отличие от коллеги я решил вписать только то, что считаю важным. Если мое заявление будет кратким и четким, возможно, тот, кто будет его читать, усвоит всю информацию и получит ясное представление обо мне. Минималистский подход казался привлекательным еще и потому, что близился крайний срок подачи документов.
Я заполнил заявление на должность госслужащего и подал его. Спустя несколько месяцев коллега, бумаги которого я просматривал, поделился новостью: его вызывают на собеседование в НАСА в первую неделю их проведения. В то время бытовало убеждение, что первыми НАСА приглашает самых перспективных кандидатов, и те, кто пройдет интервью в первом круге, имеют наиболее высокие шансы получить работу. Я поздравил его и отметил, что сам вестей не получал.
Через несколько недель Марк с женой пришли на ужин к нам с Лесли. Посреди ужина Марк объявил, что и его пригласили на интервью претендентов на должность астронавта.
– Потрясающе, поздравляю! – сказал я.
Это было сказано совершенно искренне. Я был убежден, что он этого заслуживает. Его квалификация, безусловно, выше моей, – как-никак, магистр самолетостроения. Я решил умолчать о том, что тоже подавал заявление, поскольку решил, что все равно не буду вызван на собеседование, и не хотел своей неудачей отвлекать внимание от его достижения.
– Хочу попросить тебя. – сказал Марк. – Нет у тебя костюма? Я бы одолжил.
Костюм у меня был – я только что купил его ради свадьбы друга, – и я выполнил просьбу Марка.
Через месяц, когда я вошел в офис после испытательного полета, меня остановила секретарша и выпалила:
– Привет, Скотт, ты пропустил звонок Терезы Гомес из НАСА.
Тереза была давним помощником по административным вопросам в отделе отбора астронавтов. Ее имя было известно всему сообществу летчиков-испытателей. Если она звонит, когда идут собеседования, – это добрый знак.
Я сразу же перезвонил, и Тереза спросила, не желаю ли я пройти собеседование.
– Да, конечно! – ответил я, стараясь не кричать. – Могу приехать, когда хотите.
Собеседование назначили через две недели. Тем временем Марк вернулся со своего с ощущением, что хорошо себя проявил. Он подробно рассказал мне, к чему готовиться, чем очень мне помог. Благодаря информации Марка я продумал, как вести себя на каждом этапе этого пугающего процесса и как отвечать на вопросы. Вместе с Дэйвом Брауном, знакомым пилотом ВМФ, также проходившим собеседование в НАСА в первой группе, мы по вечерам ставили камеру в зале совещаний школы летчиков-испытателей и записывали тренировочные интервью. Марк и Дэйв задавали мне вопросы, которые ставила перед ними комиссия, я отвечал, затем мы устраивали критический разбор видеозаписи.
– Сильнее подавайся вперед, – призывал Дэйв. – Больше воодушевления.
Они не просто оказали мне огромную помощь, но и поступили великодушно с учетом того, что мы были конкурентами.
Я напомнил Марку, что комиссия по отбору астронавтов уже видела единственный имеющийся у меня костюм.
– Придется тебе купить мне новый! Мало того, что мы выглядим одинаково, так еще и одеты будем в одно и то же! Мы станем посмешищем.
Марк, молодой прижимистый лейтенант ВМС, отказался выкладывать деньги на обновку. Готовясь к собеседованию, я уложил тот же самый костюм.
Я уже предвкушал, как поеду в Хьюстон, когда правительство внезапно прекратило работу. Была осень 1995 г., и из-за противостояния президента Клинтона и республиканского конгресса не был принят бюджет, что привело к нескольким приостановкам деятельности правительства с ноября по январь. НАСА оказалось одним их множества правительственных агентств, временно прекративших прием новых сотрудников.
В декабре, в промежутке между перерывами в работе правительства, я, наконец, поехал на собеседование. Забронировал номер в отеле «Кингз Инн» около Центра космических полетов имени Джонсона, где должны были остановиться все соискатели из моей группы и где обычно жили астронавты в период отбора. Собеседования и тесты продлились целую неделю, и группы претендентов по 20 человек успели близко познакомиться. Для претендентов имеется аббревиатура, как и для всего прочего: ASHOs, произносится «асс-хоз», причем между «о» и «з» как бы подразумевается звук «л». Зарегистрировавшись в отеле, я заметил несколько других таких же, ошивавшихся в фойе, и представился. С остальными кандидатами я познакомился поздним вечером в баре отеля. Чувствовалось, что каждый присматривается к другим, оценивая возможных конкурентов. В то же время мы понимали, что можем стать коллегами и товарищами по экипажу космического корабля.
Собеседования и отбор – изматывающий процесс, и неслучайно. Мы отвечали на вопросы, сдавали письменные тесты и проходили всестороннее медицинское освидетельствование. Проверка зрения была еще более тщательной, чем в ВМФ, хотя на сей раз в кабинете присутствовал лишь один врач, а не команда из четырех человек, и он не пытался заставить нас нервничать.
Многие тесты были обычны для медосмотра: анализ крови и мочи, проверка рефлексов, семейный анамнез и прочее в том же духе. Некоторые оказались более серьезными. Все мы были к этому готовы. Ясно, что астронавты должны находиться в исключительно хорошей физической форме и иметь минимальный риск возникновения заболеваний. Кандидатов в астронавты могут отсеять даже из-за второстепенных проблем со здоровьем. Например, единственный камешек в почках лишит вас возможности полететь в космос. НАСА не может допустить риск рецидива, который сделает астронавта недееспособным или потребует дорогостоящего преждевременного возвращения на Землю. Межпозвоночная грыжа, шумы в сердце или любое из целого ряда заболеваний и травм, обычно излечивающихся без последствий, грозят дисквалификацией. Интересно, что претендент, в прошлом имевший камни в желчном пузыре, будет отсеян, а отсутствие желчного пузыря препятствием не является.
Медицинские тесты пугали. К ним невозможно было подготовиться или как-то повысить свои шансы – только находиться в наилучшей форме. С тех пор как мне позвонили и пригласили на собеседование, я каждый день бегал во время ланча. Поскольку ситуация с приостановкой работы правительства затянулась на несколько месяцев, я так набегался, что сердце начало пропускать удар примерно каждую минуту. Я поговорил об этом с Дэйвом Брауном. Он рассудил, что мой сердечный ритм в покое стал настолько медленным, что нарушился механизм обратной связи, следящий за тем, чтобы оно не остановилось совсем. В качестве компенсации сердце стало пропускать следующее сокращение, и возникла так называемая предсердная экстрасистола. Это состояние не угрожает моему здоровью, но может оказаться достаточной причиной для дисквалификации. Имея множество кандидатов, НАСА может позволить себе роскошь отказывать тем, кто имеет даже ничтожнейший шанс развития болезни сердца.
Частью нашего обследования в Хьюстоне являлось ношение в течение 24 часов холтеровского монитора – прибора, записывающего сердечную деятельность. Пока он был на мне, я замечал каждый момент, когда мое сердце пропускало удар, и гадал, разрушит ли это мои надежды стать астронавтом. Врач НАСА, которому было поручено собеседование со мной, Смит Джонстон, сообщил мне все, что мог, не нарушая правил (ему было запрещено говорить кандидатам, признаны ли они годными по результатам медицинского освидетельствования). Смит дал понять, что мои экстрасистолы могут стать проблемой, но он сделает все возможное, чтобы убедить медицинскую комиссию не заворачивать меня. Он также упомянул, что у меня необыкновенно низкий уровень холестерина, – кто бы мог подумать, что холестерин может быть слишком низким? – что я приписал действию диеты на основе крольчатины, которой придерживался последние месяцы. Как и в отношении бега, я настолько преисполнился решимости ничего не оставить на волю случая, что перестарался.
Самым запоминающимся обследованием стала ректосигмаскопия – аналог колоноскопии, заходящий не столь далеко и без применения седативных или обезболивающих. Это было больно и унизительно и, как многие другие испытания той недели, заставляло задуматься, не оценивают ли нашу душевную стойкость наряду с физическими кондициями. Я лежал на диагностическом столе, вошел гастроэнтеролог и поздоровался со мной; я заметил за ним монитор, а на мониторе изображение пары ботинок. Я не сразу сообразил, что вижу носки ботинок врача, и что на монитор передается изображение с камеры на конце длинной гибкой трубки, которую он держит. Спустя миг изображение изменилось: я смотрел на собственную задницу. Я никогда прежде не видел этого зрелища (и надеюсь больше не увидеть), но созерцать его слишком долго не пришлось, вид сменился с внешнего на внутренний.
Боль была ужасная. В дополнение ко всему, врачу приходилось закачивать в меня воздух, чтобы что-нибудь разглядеть, и по окончании малоприятной процедуры, когда мне разрешили встать и одеться, воздух остался внутри. Следующим пунктом расписания стояла экскурсия по Космическому центру имени Джонсона в Хьюстоне, куда я и отправился, стараясь не исторгнуть наружу воздух (и все прочее) заметным для окружающих образом. В очередной раз я гадал, не является ли трудная задача – не испачкать прилюдно штаны – частью теста. Действительно, в жизни астронавта, особенно на космической станции, физических унижений выше крыши.
Наконец, наступило время собеседования с отборочной комиссией. Я стоял в холле возле зала для совещаний, когда Дуэйн Росс, глава отдела по отбору астронавтов, сидевший в зале, читал мое эссе на тему, почему я хочу стать астронавтом. Ожидая, я вспоминал фрагменты текста, которые писал и переписывал так одержимо, словно от этого зависела моя жизнь.
Главная причина, по которой я хочу стать астронавтом, заключается в том, что я не знаю более трудной и увлекательной работы. Я хочу стать неотъемлемой частью самого смелого начинания в истории человечества и убежден, что мне есть что предложить программе освоения космоса с участием человека.
В современном обществе дети отчаянно нуждаются в образцах для подражания, вдохновляющих и стимулирующих их добиваться наивысших результатов в естественных науках и математике. Жажда исследования и достижений, которую сегодня пробудит в наших детях программа освоения космоса с участием человека, выльется в бесчисленные нематериальные выгоды для будущих поколений. Я хочу быть частью этого будущего и чувствую, что программа освоения космоса с участием человека является наилучшим источником ролевых моделей для наших детей.
Амбициозные цели всегда вдохновляли Америку на достижения во всех сферах жизни. В нашем веке умение человека летать стало, благодаря стремлению летать быстрее и дальше кого бы то и когда бы то ни было, основным показателем технологического развития. «Флаер» братьев Райт, Spirit of St. Louis и Bell X-1 – примеры выдающихся достижений, вдохновлявших прошлые поколения. Программа освоения космоса с участием человека отныне и навсегда станет источником вдохновения для нашей страны, и я хочу быть ее неотъемлемой частью.
Всему миру нужны космические полеты, способствующие открытиям в медицине, машиностроении, естественных науках и технологии. Как программа «Аполлон» вылилась в бесчисленные материальные выгоды, улучшившие повседневную жизнь, программа освоения космоса с участием человека необходима, если мы хотим продолжить историю наших великих технологических достижений. Было бы честью внести свой вклад в любое открытие, сделанное благодаря этой программе.
Я гадал, не слишком ли часто употребил словосочетание «программа освоения космоса с участием человека». Я хотел показать, что знаю: НАСА занимается не только полетами людей в космос, а выражение «пилотируемый космический полет» устарело. Это эссе далось мне неимоверно трудно, поскольку я знал, что мой ответ на вопрос «Почему вы хотите стать астронавтом?» практически не отличается от ответов других соискателей. Все мы хотели делать нечто трудное, захватывающее и важное. Что тут добавить? Как одному кандидату показать свое отличие от других? Теперь, поработав в комиссии по отбору астронавтов, я знаю, что эссе не оказывает заметного влияния на судьбу кандидата, ни положительного, ни отрицательного, разве только является совсем уж из ряда вон выходящим. Но тогда мне казалась важной любая мелочь.
В черновой версии я попытался ответить честнее: «Подлинной причиной моего желания стать астронавтом является то, что в десятом классе, будучи на экскурсии в Космическом центре имени Кеннеди во время семейной поездки, я хотел посмотреть фильм о программе пилотируемых космических полетов. Родители сказали: «Очередь такая длинная, что мы пошли бы на фильм только в том случае, если бы мы с Марком в нем участвовали»».
Беспристрастно оценив написанное, я решил, что слишком рискованно шутить или оригинальничать, и вернулся к прежнему замыслу. Пусть это клише, все равно это правда.
От Марка и Дэйва я знал, что меня будет оценивать группа аж из 20 человек, в том числе глубоко уважаемый мною Джон Янг – единственный астронавт, летавший на кораблях трех разных типов: «Джемини», «Аполлон» и космический шаттл. Он в одиночестве оставался на орбите Луны в «Аполлоне-10» и ходил по ее поверхности в программе «Аполлон-16», был назначен командиром экипажа в первом полете челнока, став одним из двух людей в мире, наряду со своим пилотом Бобом Криппеном, запущенных в космос на ракете, предварительно не испытанной в беспилотных запусках. Астронавт из астронавтов, живая легенда! Я хотел быть похожим на него. Я также узнал Боба Кабану, главу Офиса астронавтов (Astronaut Office) – он приветствовал нас за несколько дней до этого, – и астронавтов Джима Уэтерби и Элен Бейкер.
Я устроился на стуле перед Т-образной формы столом, окруженным участниками комиссии, и поздоровался, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и уверенно.
– Думаю, эта картина кажется вам знакомой, ребята, – сказал я со смехом. – Вы уже видели этот костюм.
Я объяснил, что одалживал его брату, который пожадничал и не купил мне другой. Впрочем, он оделил меня ботинками.
Шутить на собеседовании при приеме на работу опасно, но все засмеялись, и я немного расслабился. Возможно, их смущало, что мы с Марком, братья-близнецы, одновременно претендуем на место в отряде, и я хотел показать, что к нам можно относиться точно так же, как к любым другим кандидатам.
Разговор повел Джон Янг, сказав просто:
– Расскажите о себе.
Мысли замельтешили у меня в голове. Какие стороны моей жизни его интересуют? Насколько издали нужно начать?
– Ну, когда я окончил колледж в 1987-м…
– Нет, – прервал меня Янг. – Начните раньше. Начните со средней школы.
Задним числом я полагаю, что они прерывали ответ каждого и заставляли начинать с разных моментов времени, чтобы увидеть реакцию человека на вмешательство в его речь. Для меня описание средней школы было не лучшим началом. Я не собирался признаваться, что глазел в окно и хватал «тройки». Вместо этого я вспомнил, как чинил лодки с отцом, как учился на младшего техника по оказанию неотложной медицинской помощи и что повидал, работая на «скорой», как получил в колледже лицензию капитана гражданского флота, как учился действовать в боевой обстановке и какие препятствия преодолел. Во время этой речи я старался так подать свой опыт, чтобы он отличал меня от других кандидатов. Я летчик-испытатель, и это реальное достижение, но оно не выделяет меня из числа других летчиков-испытателей. Однако никто из них не чинил лодку-развалюху в открытых водах Атлантики и не принимал роды в кишащих тараканами трущобах Джерси-Сити.
– Частота системы управления продольным движением Tomcat? – спросил Джон Янг.
В заявлении я упомянул, что участвовал в разработке новой цифровой системы управления полетом для F-14. Кроме того, пилот F-16, проходивший собеседование на той же неделе, что и мой брат, шепнул мне, что капитан Янг любит спрашивать об этой характеристике, и я подготовился.
– 50 герц.
Янг кивнул, подтверждая. Желание отборочной комиссии понять, владею ли я технической стороной своей работы, вполне объяснимо, но мне также кажется, он обожал самолеты и всегда хотел больше о них узнать.
Официальное собеседование продолжалось около 50 минут, ведущую роль в нем играли капитал Янг и Боб Кабана. В общем, мне казалось, что я произвел хорошее впечатление, хотя в какой-то момент заметил, что Элен Бейкер, кажется, вот-вот заснет. Я был первым после ланча и надеялся, что ее сонливость вызвана чем-то съеденным, а не тем, что мои рассказы навевают скуку.
Частью процесса отбора являлось психологическое тестирование, показавшееся мне интересным, хотя и стрессовым, поскольку от него зависело очень многое. Я пытался догадаться, какие ответы будут «правильными». Угадать ответ на вопрос «Слышали ли вы когда-нибудь голоса, указывающие вам, что делать?» было несложно, но я понял, что тест был построен так, чтобы выявлять лгунов. Например, помню один вопрос: «Что вы предпочтете, совершить кражу в магазине или ударить собаку?» Вынужденный выбрать вариант, я сказал, что лучше украду. На вопросы такого рода невозможно ответить правильно или неправильно, но ответы на них должны согласовываться с другими, похожие вопросы, а «хитрец» выдаст себя. Спустя много лет один из врачей сказал мне, что я едва не провалил тест по этой причине – мои ответы свидетельствовали, что я пытаюсь угадать, что от меня хотят услышать.
Были и необычные испытания. Поскольку у астронавта не должно быть клаустрофобии, все мы прошли простую проверку: с прикрепленным кардиомонитором забирались в мешок из плотной резины размером не больше свернувшегося в клубок взрослого, который закрывался на молнию и запирался в шкаф, и лежали там, не представляя, сколько это продлится. Я провел в мешке минут 20 и с удовольствием вздремнул. Другим заданием было прийти на неделе в Офис астронавтов и завести разговор с кем-то из астронавтов. Я добросовестно отправился туда в один из дней, представился первому встречному и быстро убрался. Особого прока от этого упражнения я не вижу: во время краткого разговора невозможно произвести достаточно хорошее впечатление, чтобы это пошло вам на пользу, но легко чем-то не понравиться, понизив свои шансы.
Одним из мероприятий в нашем расписании был ужин в Pe-Te’s Barbecue, популярном у свободных от работы астронавтов и других сотрудников НАСА. Именно его неформальный характер стал источником беспокойства. Я понимал, что отборочной комиссии не нужны люди, разнузданные и непрезентабельные вне рабочей обстановки, но не хотел и выглядеть сухарем, не умеющим отдыхать. Над одеждой на этот вечер я раздумывал дольше и сосредоточенней, чем на любом другом этапе отбора. Я даже просмотрел фотографии астронавтов на неофициальных сборищах, чтобы понять, как они одеваются, и по результатам расследования выбрал брюки хаки и полосатую рубашку-поло Ralph Lauren. В ресторане я столкнулся с еще более озадачивающим выбором. Пить только воду, демонстрируя верность здоровому образу жизни? Выпить кружку пива, чтобы показать, что могу остановиться на одной? Или две – могу остановиться на двух? Социальный аспект также меня волновал. Разговаривать с астронавтами как с равными, рискуя, что это сочтут за неуважение, или относиться к ним как к высшим с опасностью показаться подхалимом? Вообще не общаться и рисковать тем, что меня не запомнят? Я видел, что остальные кандидаты заняты такими же расчетами.
В конце недели мы простились и разъехались по домам. Пройти собеседование в НАСА должны были, в общей сложности, шесть групп, я был в третьей, и мне следовало набраться терпения. Я считал, что хорошо показал себя, но это лишь осложняло ожидание. Если бы я знал, что завалил что-нибудь, или врачи заподозрили у меня проблемы со здоровьем, незачем было бы и нервничать.
Шли недели, я получил новое назначение от ВМС, в боевую эскадрилью на авиационной базе в Японии. При любых других обстоятельствах я был бы в восторге, и Лесли была готова к приключению, но я еще не получил известий из НАСА и не хотел раньше времени перевозить семью.
Транспортная компания-контрактник ВМС предложила мне назначить дату упаковки вещей.
– Может, подождете недельки две? – попросил я, и перевозчики неохотно согласились.
Вскоре они перезвонили: дату они назначили сами и не собирались ее сдвигать. Я убедил их отложить еще раз. И еще. В следующие несколько недель я получал известия от людей, указанных мною в качестве источников информации обо мне: к ним обращались для проверки сведений, которые я о себе сообщил. Это обнадеживало, но меня по-прежнему смущало, что я проходил собеседование в третьей, а не в первой группе. Я спросил коллег, с которыми познакомился на собеседовании, когда НАСА будет оглашать результаты. Никто ничего не знал.
За несколько дней до Дня поминовения мне домой позвонили.
– Скотт, это Дэйв Листма.
Дэйв, один из астронавтов, с которыми я встречался в Хьюстоне, являлся директором операций летных экипажей – непосредственным начальником главы Офиса астронавтов.
– Слушаю, сэр, – ответил я.
– Хотите выполнять полеты для нас?
Я помедлил, потому что не был совершенно уверен, что это тот самый звонок, которого я ждал. Я знал, что НАСА нанимает много пилотов, не являющихся астронавтами. Что, если Дэйв предлагает мне быть пилотом, а не астронавтом?
– Да, возможно, – ответил я. – Полеты на чем?
Он ответил со смехом:
– На космическом шаттле, конечно.
Трудно описать, что я почувствовал. Это не стало полным потрясением, поскольку я знал, что произвел хорошее впечатление, и полагал, что меня могут выбрать. В то же время я в полной мере прочувствовал, чего мне стоило добиться этого, дойти от прочтения «Парни что надо» и постановки, казалось бы, недостижимой цели до этого момента. Вдобавок на меня давило величие роли, которую мне предстоит взять на себя.
– Очень хотел бы, – ответил я. – Вы уже звонили моему брату?
Когда я пересказывал этот разговор, знакомых забавляло, что я с места в карьер, не успев осмыслить собственный успех, кинулся спрашивать о брате. Однако его судьба волновала меня почти так же, как и собственная.
– Я только что с ним говорил, – сказал Дэйв. – Да, он тоже принят.
Впервые НАСА наняло родственников. Мы беспокоились, что агентство не захочет взять на работу братьев, еще и близнецов, и в глубине души я подозревал, что выберут лишь одного.
– Марк тоже спрашивал о вас, и я сообщил, что собираюсь звонить вам.
Итак, брат узнал, что я стану астронавтом, раньше меня самого, но я был не в обиде.
Поговорив с Дэйвом, я повесил трубку и сказал Лесли: «Я стану астронавтом». Она была счастлива за меня. Потом я набрал номер брата, и мы несколько минут поздравляли друг друга и обсуждали планы переезда. Я позвонил родителям и совершенно их ошеломил. В нашей маленькой семье новости распространяются быстро, и к следующей встрече с нами престарелая бабушка уже украсила бампер своей машины сделанной по спецзаказу наклейкой: «Мои внуки-близнецы – астронавты». Наверное, окружающие принимали ее за ненормальную.
На следующий день я сообщил коллегам, что прошел отбор. Мне было особенно приятно поделиться новостью с Полом, моим другом, инженером по летным испытаниям, поскольку я знал, что он будет очень рад за меня. Он подпрыгнул и воскликнул, просияв: «Да ты гонишь!» – и тут же добавил: «Пригласишь меня во Флориду на запуск?» Я пообещал. Все были в таком восторге от моего успеха, что я сам стал понемногу его осознавать. Моя жизнь только что изменилась. У меня будет шанс полететь в космос.
Когда журналисты узнали, что НАСА наняло нас обоих, то позвонили в отдел по отбору астронавтов. Репортер спросил Дуэйна Росса: «Вы знали, что берете близнецов?»
Тот ответил: «Нет, мы взяли двух очень одаренных летчиков-испытателей, оказавшихся близнецами».
