От форсажа мелкие камни, оказавшиеся вблизи дюз, разлетелись в стороны. Наводнявшие все скопление астероидов, они были угрозой навигации и составляли промысел контрабандистов.

Черный след двигателей протянулся на километры, прежде чем те перестали чадить и выпустили раскаленный добела огненный хвост. Два крейсера неслись нос в нос прочь от скопления Аверс к темному космосу, туда, где ни торговых путей, ни военных патрулей, ни полезных ископаемых, где если и есть звезды и планеты, то не освоены и никому не интересны.

Динамики близкой межкорабельной коммуникации зашипели.

– Крейсер триста девятнадцать «Химера», говорит крейсер триста семь «Чумной денек». Капитан корабля желает вам удачи и говорит, что, как только мы первыми дойдем до контрольной точки, вам придется основательно раскошелиться на выпивку!

– Говорит крейсер триста девятнадцать «Химера», Михаэль, это вы? Говорит связист Натаниэль Леви. Я не знаю, зачем командование проводит эти кампании на упрочение боевого товарищества, но точно знаю, что выпивку придется проставлять вашему киборгу. Не понимаю, почему его вообще до сих пор не отстранили от командования.

– А есть за что?

– Ну вот, к примеру, сейчас, после установки нового двигателя капитан зачем-то повел ваше ведро в астероидные поля. Движение в них очень опасно. Хотел и этот двигатель угробить?

– Ты ничего не понимаешь, – рассмеялся Немов. – Мы испытываем двигатель в самых экстремальных обстоятельствах, какие только можно найти в пределах Алиакса. В бою тепличных условий не бывает, поэтому испытания в темном космосе принесут мало пользы. Ибрагимов хотел опробовать его на пределе возможного. Это только вы, «гагаринцы», тестируете оборудование в условиях, максимально удаленных от боевых…

– Я слышал, ваш капитан тоже учился на Венере, разве нет?

– У всех свои недостатки. Я вот на ночь объедаюсь…

Поля Аверса скрылись с трехмерного радара, открылось черное пространство, не нарушаемое ничем – абсолютная пустота, бесхозная, ничейная и бесполезная.

Ради высоких управленческих целей половину командующего и рядового состава обменяли на часть команды с другого корабля – в ходе одной из тех кампаний по повышению доверия, что призваны налаживать контакты между экипажами. Это давало плоды: в интересах политического единства систем Содружества космовоенных могли забросить служить в самые дальние уголки, кроме того, в звездный флот приходили люди с разных планет, из разных систем, с разными взглядами на жизнь и смерть и свое место в бесконечной вселенной.

– А правда, что ваш капитан так крут? – продолжал засорять эфир Натаниэль. – Ваши ребята, что сейчас на нашем корабле, рассказывают, будто каракарцы называют его «убийцей гаргарисков». Он что, действительно расправился с одной из этих мерзких хищных тварей? Поговаривают, будто мало кто вообще видел легендарных хищников, не то что убивал.

– Он просил не комментировать. У него свои причуды. Одно я знаю точно: большая часть того, что про него говорили, оказалось правдой. Поэтому я служу на «Чумном деньке», хотя вначале просился на огневые орбитальные батареи Омникуса. Думал, там я буду на острие событий – на краю карантинной зоны. Но неприятности сами находят нашего капитана, и скучать не приходится.

Крейсер «Химера» уже вырывался вперед, опережая «Чумной денек» на полкорпуса. За три часа они должны были долететь до расчетной точки, вернуться обратно к астероидным полям Аверса и начать учебные стрельбы. После чего секторальный штаб командования наградит лучший экипаж за успехи в боевой подготовке памятными грамотами.

– Похоже, мы вас опережаем, – констатировал Леви. – Ваш старпом сказал, что Ибрагимов по-настоящему великий тактик, и так просто не отдаст победу.

– Так и сказал? – удивился Немов. – У нас он всегда был бунтарем, даже в самое сложное для экипажа время, когда мы разбирались с ситуацией в системе Моро-IV. Но Джемисон прав, «Чумной денек» никогда не проигрывает. Есть такое свойство у нашей лохани. А чтобы держать себя в форме, мы патрулируем Аверс и боремся с контрабандистами.

– Да, я слышал, они собирают в полях атомарный марганец. Зверская штука, если подмешать в топливо. Двигатель изнашивается гораздо быстрее, но скорость звездных яхт заметно возрастает. Поэтому их так сложно преследовать в астероидных полях. Какой сумасшедший будет засыпать атомарный марганец в топливо?

– Действительно, только полоумный.

– Что?

– Я хочу сказать, почему вы раньше не задумались, чего ради мы изменили первую контрольную точку и встретились с вами в Аверсе, а не на высокой орбите Эльвадра?

– Что это значит? Вы же не…

– Как я уже говорил, капитан приказал, чтобы условия испытания двигателя были экстремальными, на пределе возможного. Это же относится и к испытанию на прочность и самого двигателя…

Огненный вихрь вырвался из дюз, «Чумной денек» рванул вперед и начал быстро наращивать скорость. Преимущества, полученные «Химерой» обнулились в один миг. Осталось только догонять. Крейсер с синим хвостовым пламенем – признаком атомарного марганца – уже на полтора корпуса опережал своего соперника.

Системы дальнего обнаружения не видели ничего вокруг. Голографический проектор отражал чистоту пространства. Только в центре проекционного поля виднелись два объекта в пустоте. И ничего больше. От такого зрелища делалось не по себе. Все равно, что заплыть летней тихой безлунной ночью на середину озера. Противоестественная пустота, в которую кто-то забросил две металлические точки.

Корпус корабля мирно потрескивал в такт выхлопам обогащенного марганцем топлива, гул проходил по переборкам, успокаивающе растворяясь на мостике и в каютах верхней палубы. Прошло совсем немного времени, а уже казалось, что бег в темном космосе тянется вечность.

●●○○○

Ибрагимов разрешил войти, лишь когда посетитель постучал во второй раз. Он так старательно выводил ножом узор на капитанском столике, что увлекся и посчитал, что гость может и подождать. Когда же тот приотворил дверь и скромно протиснулся в кабинет капитана, Ибрагимов торопливо сунул ножик в ящик стола и попытался незаметно локтем стряхнуть на пол стружку.

Он сидел в рваной растянутой майке с видом, будто это в порядке вещей. На лямке майки была пристегнутая вверх ногами золотая звезда – одна из высших наград флота.

– Старший помощник звездного крейсера «Химера» в звании капитана второго ранга Лю Вей-Вей, временно прикомандированный и исполняющий соответствующие обязанности на крейсере «Чумной денек»…

Лю Вей-Вей не успел закончить заученную фразу – взгляд его приковал к себе огромный ритуальный каракарский меч, закрепленный на трех кронштейнах над головой Ибрагимова. Меч тотчас и всецело овладел вниманием старпома «Химеры», от удивления посетитель даже приоткрыл рот.

– Хорошо, что тебя обменяли на нытика Джемисона… эта недоразвитая форма жизни любила топать своими ложноножками и требовать, чтобы с ним считались.

Все еще завороженный реликвией, Вей-Вей ответить то ли не решился, то ли и вовсе не смог.

– Сынок, – тихо и участливо произнес капитан, – ты часом не припадочный?

– Простите… Я думал, это слухи… ну, про вас…

– Какие слухи?

– Что вы приняли бой с каракарским генералом, задушили его и отобрали меч. Ну, вы знаете, солдаты в столовой разное болтают, я сперва не придавал значение. Теперь, я смотрю…

Капитан мотнул головой. Ему еще не приходилось слышать такую версию неправды. Впрочем, когда-то это должно было произойти: отказываясь опровергать слухи, человек порождает самые невероятные из них, и те живут собственной жизнью.

– Как это было? – не унимался Вей-Вей.

Капитан повернулся к шкафу за спиной и взял бутылку, внутри которой была собрана модель старинной каравеллы, с видом, будто всецело поглощен ее. Только убедившись, что старпом все еще ждет ответа, Ибрагимов покачал головой и невпопад ответил:

– Да, я тоже считаю, что третья палуба грязновата. А все потому, что я запретил членам вашей команды носить мазут в ведрах, а те не послушали. У нас уже были подобные инциденты, но мы решили эту проблему. А вот вашему капитану еще учиться и учиться. Как вам служится под началом Амалии Росси? Нормально? Еще хлебнете. Венера – это качество, но не все «гагаринцы» – эталон космовенного…

Не сразу сообразив, что его временное начальство имеет ввиду, старпом еще немного постоял в дверях, держась за пневморучку, чтобы иметь возможность в любой момент скрыться.

– Что это значит, простите? – уточнил он.

– Считайте, что вы получили исчерпывающий ассиметричный ответ. Всего хорошего! – отрезал Ибрагимов.

Так и не решив для себя, как относиться к реплике капитана «Чумного денька», временно прикомандированный вышел из кабинета, и только пройдя десять метров до лестницы на первую палубу, миновав которую старпом планировал попасть на мостик, он вдруг вспомнил, зачем приходил к Ибрагимову.

Решив, что так это оставлять нельзя, Лю Вей-Вей нашел в себе силы развернуться и предпринять вторую попытку общения с капитаном. На сей раз он постучал более требовательно, и Ибрагимов сразу же пригласил его войти. В руках капитан по-прежнему вертел бутылку с каравеллой.

– Ты знаешь, в XII веке каравеллами называли небольшие португальские рыболовные суда, а позднее так стали называть все торговые суда средней величины, – сказал он. – Еще позже каравеллами пользовались португальские конкистадоры. Они изменили парус – латинский парус на фок-мачте заменили прямым. Стало удобно ходить и при бейдевинде и при полных курсах. Если бы не внесли эти изменения, Колумб вряд ли бы доплыл до середины океана. Это точная копия каравеллы «Сан-Габриэл», флагмана торговой экспедиции Васко да Гамы. Она состоит из пяти тысяч мелких элементов, которые я кропотливо в течение года склеивал внутри бутылки с помощью пинцета и шила. А вы приходите сюда и спрашиваете у меня всякую ерунду, которая интересует только солдатню в столовой…

– Простите, при всем моем уважении… я не по этому поводу, – набравшись храбрости произнес Вей-Вей. – Сенсорики передали, что «Химера» пропала…

Ибрагимов повернулся к шкафу и, не отрывая глаз от старпома, водрузил бутылку обратно на шкаф, но положил ее не в пазы подставки, а рядом. Разумеется, когда он отнял руку, бутылка медленно покатилась к краю и, перевалившись, упала на пол, разбрызгивая осколки.

– Как пропала?

– «Сангоприель»!!!

– К черту ее! – оборвал помощника капитан. – Как мог пропасть посреди темного космоса крейсер со стратегическим оружием на борту?! Объявляй тревогу, Джемисона на мостик!

Вей-Вей отпрянул в сторону, когда капитан схватил китель, валявшийся на диване, и ринулся, хромая, к лестницы на первую палубу.

– Джемисон на «Химере». Я же его заменяю! – успел крикнуть старпом вслед удаляющемуся Ибрагимову.

– Тогда и Джемисона к черту, – донеслось из коридора, – вычту у него из жалования за то, что пропадает в свою смену вместе с кораблем…

Если сперва все казалось неудачной шуткой, выводившей из себя, то по мере развития событий проблема оказалась нешуточной. Когда капитан ворвался на мостик, еще должным образом не застегнувшись, в проекционном поле сканера действительно мерцала только одна точка. Ибрагимов вытер вспотевшие руки о живот и пробежался по клавишам интерфейса. Проекционное поле на секунду погасло, но когда запустилось снова, точек не прибавилось.

В дальнем углу в полной тишине продолжал потрескивать приемник межкорабельной коммуникации. Время от времени к нему припадал Михаэль Немов и повторял свои доведенные до автоматизма позывные: «Крейсер триста девятнадцать, „Химера“, говорит крейсер триста семь, „Чумной денёк“. Подайте сигнал, мы вас не видим. Повторяю, крейсер триста девятнадцать, „Химера“, говорит крейсер триста семь, „Чумной денек“. Подайте сигнал, мы вас не видим…»

Молчание продлилось несколько минут. Лишь когда порядком отставший от капитана Вей-Вей поднялся на мостик, оцепенение Ибрагимова спало, и он ткнул пальцем в одинокую точку – проекцию «Чумного денька» в голографическом поле.

– Итак, – подытожил он, – как говорит народная мудрость: сколько волка ни корми, потерявши – плачем. С этой секунды принимаются все, даже самые невероятные и бредовые идеи, объясняющие, как в пустоте мог исчезнуть целый крейсер Содружества. Особо отличившихся я буду настоятельно рекомендовать к награждению медалью… скажем, «За спасение утопающего».

Несколько секунд царила тишина. Даже шумы межкорабельной связи, казалось, стихли. Затем Немов снова поднес микрофон ко рту:

– Крейс…

– Отлично! – прервал его Тимур Ибрагимов. – Я знал, что у тебя, Немов, всегда есть своя точка зрения. Я всегда верил в твой энтузиазм. За то, что первым выдвигаешь версию, я думаю, сегодня Проша тебя остограммит. Слушаю.

Немного ошарашенный связист отнял микрофон от губ, привстал со своего места и медленно, словно ноги неожиданно отказались слушаться, подошел к проекционному полю в той половине мостика, где располагался трехмерный сканнер. Немного поразмыслив, он высказал самую популярную и самую очевидную версию.

– Может, он взорвался?

– Взрыва не было, – откликнулся кто-то из сенсориков, – мы бы заметили детонацию. В боестолкновении возле Омникуса в прошлом году каракарцы использовали новую имплозивную ракету, но даже ее «обратный взрыв» не скрыл уничтожение канонерки, и мы все равно обнаружили следы активной плазмы реактора. Если бы что-то подобное случилось с «Химерой», мы бы это засекли…

Вновь повисла тишина. Кто-то кашлянул в углу, кто-то почесал локоть. Проекционное поле немного замерцало, но вскоре стабилизировалось.

– Может, «Химера» движется быстрее изменения частоты картинки считывателя? – предположил Плахов, работавший на электромагнитных сенсорах.

– Ничего бредовее не слышал, – отозвался Ибрагимов, – на медаль не тянет, но возьмем на заметку за неимением другой версии.

Еще один сенсорик, чье имя Ибрагимов все время забывал, повернулся вполоборота:

– Может их скрывает марганец? Помните, как в Алеаксе с контрабандистами?

У атомарного марганца было два великих свойства. Кроме плюса к скорости он создавал зашумление и скрывал от сенсоров корабль. Но на «марганцевое пятно» ситуация совсем не походила.

– Если корабль разбрасывает марганец, на радаре видно шумовое пятно, – ответил Ибрагимов. – Когда мы летаем в скоплениях и ловим контрабандистов, эти пятна повсюду. Но тут-то где шумы? Ты видишь тут где-нибудь пятно? Я не вижу.

Из коридора послышались шаги. Уже по характеру стука каблуков капитан понял, что вопрос в ближайшие минуты может быть снят с повестки дня. Он не сразу повернулся, когда Макаров поднялся на мостик, когда громко хлопнул в ладоши, привлекая всеобщее внимание.

– Это же очевидно, – холодно произнес адъютант, – «Химера» испытывает новую систему маскировки, термооптический камуфляж, который мы считали перспективной разработкой. – Взяв небольшую паузу, он оглядел находящихся в помещении, а потом продолжал: – В конце прошлого года крейсер проходил плановый ремонт, который затянулся, якобы, из-за проблем с финансированием. Однако тогда же Адмиралтейство отменило закладку двух новых сверхтяжелых линкоров, аналогичных «Защите Рурина». Вместо этого сформировало заказ на пять крейсеров – «Тень», «Фантом», «Призрак», «Банши» и «Оазис» – что явно дешевле двух суперлинкоров. Куда пошли остальные деньги, неизвестно. Это могла быть новая многоядерная комплексная маскировочная система, поглощающая излучение наших сенсоров. Половина их команды у нас на борту – следят за нашими действиями. Отслеживают, как мы будем реагировать на пропажу корабля, что предпримем, чтобы его найти, и справимся ли… можно ли вообще обнаружить скрытый объект в пространстве? Можно ли найти черную кошку в темной комнате? Наш товарищ по кораблю Вей-Вей, должно быть, уже знает ответ на этот вопрос.

Невысокий старпом-азиат, казалось, сделался еще меньше, прислонился к стене и отчаянно замотал головой.

– Честное слово, мне ничего об этом не известно! – воскликнул он, оправдываясь. – Мне приказали прибыть на «Чумной денек» в рамках укрепления боевого товарищества. Я ничего не знаю о камуфляжах. Если кого-то и проинструктировали, то наших сенсориков.

Макаров повернулся к сенсорикам. Плахов, «местный» сенсорик, вопросительно смотрел на Вей-Вея, а двое других вжались в кресла как ученики, не подготовившие уроки.

– Вот ты, – Макаров взметнул палец, указывая на одного из них. – Да. Ты, загорелый. Как тебя?

– Джамал Сингх, мичман…

– Тебе лично поручили следить за капитаном корабля? Или твоему дружку?

Ибрагимов наконец обернулся к Макарову. Его скулы побелели от напряженной работы мысли. Он медленно поднял руки вверх, одновременно призывая к тишине и прекращению перепалки и как бы стараясь уловить уходящую идею, которая казалась ему на данный момент состоятельной.

– Идея, с конспирологической точки зрения, замечательна, – проговорил он, – но с тактической совершенно бессмысленна. Как нам поможет найти корабль тот факт, что часть экипажа нашего корабля находится в сговоре с адмиралом Пратчеттом? Ну ей Богу! Единственная внятная тактика, вытекающая из этой теории – чтобы Прол кормил их своим овсяным супом до тех пор, пока у кого-нибудь из них не развяжется язык. Больше ничего. Твои несвойственные для органических форм жизни фантазии и осведомленность пугают мои кибернетические мозги, но ситуация выглядит еще печальнее, если пристально приглядеться. У нас нет методологии…

Джамал Сингх поднялся со своего места и уже смело взглянул на Макарова.

– Вот вы обвинили меня в заговоре, – обратился он к адъютанту, – а я считаю, что, какая бы ни была маскировка, крейсер оставляет характерный след горения топлива. Даже если в какой-то момент корабль исчезнет с радаров, можно вернуться в исходную точку и отследить излучение реактивов…

– Я уже проверил, – оборвал его Плахов, – реактивного следа из окислов и продуктов горения от «Химеры» тоже нет. Виден только наш след. Что это за камуфляж такой?!

Проекционная панель сменила синее изображение на красное. Большая белая пульсирующая точка «Чумного денька» стала маленькой и оранжевой, а на всем протяжении пути виднелась тонкая красная линия, местами прерывающаяся, местами узловатая. След от реактивных выбросов. Всего одна линия. Словно «Химеры» и не существовало вовсе, словно только они одни и вылетели из Аверса, ни с кем не соревнуясь.

В эту секунду Ибрагимову даже показалось, что это не «Химера» исчезла, а сами они погибли. Пробудились глубинные пласты его психики, похороненные много поколений назад под завалами рационалистического и рефлексивного мусора. В преданиях Древних говорилось, что люди, ведущие неверный образ жизни, попадали в Джаханнам. Одни утверждали, что там грешники, скованные цепями, горели в огне, другие, кто более современно оценивал перспективы, поговаривали, что неправедные мучаются наказаниями, что отобраны специально для них. Если и существовало наказание для космовоенного, так это – бесцельно лететь в пустоте целую вечность.

Оставив рассуждающих вокруг проекционной панели офицеров, Ибрагимов быстрым шагом направился на верхние палубы. Кроме огневой батареи и оружейного склада там располагался небольшой зал релаксации. На фоне проекционных окон в помещении стояли несколько растений в кадках, принесенных сюда, как оказалось, офицером огневой батареи Зигфридом Кеплером, и огромный валун весом пару центнеров, покрытый искусственным лишайником. Войдя в зал, Тимур Ибрагимов, навалился плечом на камень, поворачивая его плоской стороной к центру комнаты. Изначально плоская сторона прилегала к стене, чтобы оптимизировать пространство в помещении.

Разделив маркером каменную сторону надвое, он начал судорожно вписывать поименно всех, кто погиб по его ошибке на «Защите Рурина» в правый столбец. В левую колонку он внес только одно имя – Денис Лешин. Единственный человек, который погиб на «Чумном деньке». Всего получилось пять имен. Иные капитаны справляются со своей задачей значительно хуже. Терзать себя Ибрагимову, по сути, было не за что, если брать в расчет относительность совокупности грехов.

Это не Джаханнам… Стало смешно, что он смог допустить в голову такую нелепую мысль. Разве что вследствие паники.

Медленно возвращаясь к лестнице, Ибрагимов старался не пускать в голову иных безумных идей. Подойдя к концу палубы, он встретил там Роланда Хаммерхэда, коллегу Кеплера, приглашенного по обмену в рамках укрепления боевого товарищества. Роланд был невозмутимым, рослым и физически крепким мужчиной с изумительно светлыми волосами. Изумительными вдвойне, учитывая, что светлые волосы как рецессивный признак исчезли несколько веков назад.

– У наших ребят с огневой батареи появилась своя теория относительно исчезнувшего корабля, – сказал Роланд, обращаясь как бы в пустоту коридора.

– Что, эти безмозглые офицерствующие млекопитающие уже разболтали, что «Химера» пропала?

– Не судите их строго, капитан. Это действительно очень своеобразный случай.

Ибрагимов уперся в стену руками, а затем и лбом. На мгновение он почувствовал, что кончики пальцев онемели. Или старость подкралась так неожиданно – в его-то пятьдесят четыре, или это неконтролируемая психосоматическая реакция на ситуацию, которую он не может ни понять, ни осмыслить. А значит, рациональность и выдержка, на которые он уповал всю свою жизнь, его стали подводить.

– И что за теория?

– Старшина Бром полагает, что «Химеры» никогда и не было. Возможно, это какая-то коллективная иллюзия, вызванная неизвестными нам причинами. Возможно, враг использует против нас некое оружие, а возможно, мы столкнулись с неизвестной космической аномалией, и фантазия одного человека стала достоянием всех нас. Возможно, я уже лет десять служил на «Чумном деньке», но воображаю, что я тут впервые. Вещи, ранее мне знакомые, кажутся новыми – планировка, расположение кают, управление огневой батареей. Но на самом деле это мираж.

Ибрагимов рассмеялся.

– Ты еще более эволюционно несостоявшийся, чем мой старый старпом, – нервно отозвался Ибрагимов. – Это сборище генетических дефектов хотя бы могло искать несуразности внутри своих же теорий. Сам подумай, как ты мог служить на «Чумном деньке», если он раньше назывался, кстати, «Мираж»? У нас есть записи переговоров и телеметрическая информация в базах Карины, нашего бортового компьютера, относительно «Химеры». Это тоже не подделка. Мы помним одних и тех же людей, но это люди нашего корабля и вашего, я не знаком лично с капитаном «Химеры» Амалией Росси, поэтому не помню ни ее речи, ни нюансов поведения. А ты помнишь. Зато имя «Денис Лешин» для тебя пустой звук. Поэтому переноса памяти нет. Проблема есть, но она не в восприятии, она где-то снаружи. Иди и смотри, чтобы батарея была в боевой готовности, теоретик хренов.

Хлопнув ладонями по стене, Ибрагимов отнял от холодного металла переборки лоб, развернулся, и направился вниз по ступеням, уверовавший, что причина действительно лежит где-то за пределами корабельного корпуса. На полпути к капитанскому мостику от тягостных мыслей его отвлек сигнал персонального интеркома. Приложив к уху наушник, он бросил короткое «да». Некоторое время на том конце не отвечали.

– Товарищ капитан, сканнеры дальнего радиуса показывают новые данные. Несколько объектов в пространстве. Один крупный и около десятка более мелких разной формы и величины, которыми можно пренебречь…

Когда Ибрагимов вошел на мостик, обнаружил, что рабочие места пусты – все столпились вокруг проекционной панели и рассматривали космический мусор. Датчики дальнего обнаружения не давали четкой картинки, поэтому определить природу объектов было крайне сложно. Растолкав локтями столпившихся офицеров, капитан припал к краю проекционной панели. Прямо по курсу «Чумного денька» виднелось скопление пульсирующих точек.

– Это «Химера»?

– Она не могла перемещаться так быстро, чтобы настолько нас обогнать, – ответил Макаров. – Это какой-то другой… корабль…

– Да. И он тут не меньше недели, если верить данным по полураспаду пролитого топлива, – добавил Вей-Вей.

Через полчаса полета внешние камеры смогли принять картинку. Пришлось направить прожектор, чтобы разглядеть корабль-призрак. Его габаритные огни не горели, подсветка была отключена.

Довольно крупное судно, на треть длиннее «Чумного Денька», но значительно уже и состоящее только из двух палуб, дрейфовало в открытом пространстве в ореоле из собственных обломков. Он вращался вокруг своей оси, словно щенок, перекатывающийся с боку на спину. Кое-где видны были остатки старой краски. Камуфляжные разводы. Сверху, сразу за башней управления виднелись лафеты нейтронных орудий, сами орудия отсутствовали. Местами корпус был поврежден, но не критично. Самая крупная пробоина находилась ближе к корме. Вероятно – следы попадания метеорита, так как известное конвенционное оружие не оставляло столь неэффективного ущерба. Но метеорит, судя по всему, попал на удивление прицельно – в той части кормы, где зияла брешь, находился основной двигатель корабля.

Потребовалось около пятнадцати минут, чтобы сканнеры сделали точную виртуальную копию судна и вывели ее на проекционный стенд. Ибрагимов, Макаров и Вей-Вей разогнали команду по рабочим местам, сами обступили панель, где красовался корабль причудливой формы и комплектации.

– Думаю, это «Ямантау», – сказал Макаров. – Видите эти характерные башни и киль? Мы их уже видели на «Семерафоне» два года назад. Это определенно каракарская конструкция. А следы глубокой модернизации носа! Фирменный стиль высоких орбитальных верфей Сатторинга еще до трагедии Талуриги. Да, это может быть «Ямантау»…

Ибрагимов насупил брови и поднес кулак ко рту.

– Проклятый корабль…

– Что еще за проклятый корабль? – спросил Вей-Вей.

Но капитан проигнорировал вопрос, и ответил Макаров:

– Уважаемый старпом, вы любите обедать в столовой в солдатскую смену и слушать басни, но до сих пор не посвящены в самые зловещие предрассудки личного состава. Все знают историю «Ямантау»!

И рассказал о проклятом корабле.

Во время геноцида в системе Караш каракарцы подготовили специальный отряд инфильтрантов, которому предписали проникнуть в принадлежавшую тогда Содружеству систему Ребула и саботировать работу оперативного штаба. Для этого они специально создали корабль, укомплектованный трофейным двигателем Содружества. Его назвали «Атаракс Честный». Его энергетическая сигнатура действительно мало отличалась от какого-нибудь крейсера Содружества, но корабль все равно обнаружили на подлете к Ребуле. Абордажная команда разрезала шлюзовые задвижки и ворвалась на борт, расправляясь с командой и инфильтрантами. Это были не обычные военные, а дюжина самых сильных суггестов Фуратара. Поговаривают, будто в припадке отчаяния один из них присоединился к Глазу Тьмы, и ему открылась истина, Мрак Будущего расступился. Тем, что ему открылось, он поделился с захватчиками. Это свело их с ума, и абордажная команда покончила с собой. Суггест потом тоже погиб. Он находился один на корабле, которым не мог управлять. Когда прибыли спасатели, он уже преставился, задохнувшись; при высадке абордажная группа повредила подачу воздуха. С тех пор считается, что корабль проклят. Его правда отбуксировали в систему Талуриги, провели ремонт и дали новое название – «Ямантау». Пять лет корабль служил во флоте поддержки Центаврийского флота, за это время на нем произошло несколько возгораний, столкновений с метеоритами и большие проблемы с экипажем. Корабль решили списать, с него сняли вооружения. С тех пор это тюремный корабль, он перевозит заключенных из звездных портов Процеона-II в систему Сафиуллин с остановкой в Двойной Арахне. Он возит узников для добычи полезных ископаемых, для работы на рудниках. Говорят, что во время одного рейса на нем умирает до двенадцати процентов всех невольников.

Ибрагимов выдвинул сенсорную клавиатуру, чтобы манипулировать проекцией и лучше рассмотреть поврежденное судно. Других видимых повреждений кроме дыры в корме у корабля не наблюдалось. Обломки плавали вокруг судна, притянутые защитным энергетическим барьером, который не только отражал случайный звездный мусор, но и не отпускал обломки корпуса. Впрочем, барьер оказался не настолько крепок, чтобы сдержать метеорит.

На одном из центральных мониторов появилась проекция Карины.

– Товарищ капитан, согласно параграфу 201 Экспедиционного устава команде, обнаружившей армейские и гражданские суда, подающие сигналы бедствия или не подающие таковых, а также находящиеся в аварийном состоянии, идущие по нехарактерной траектории или вызывающие подозрения иного порядка, должны быть досмотрены.

– Знаю…

– Что-то я не хочу туда лезть, – добавил Макаров.

– Может, сделаем вид, что корабль не вызывает у нас никаких подозрений? – предложил Ибрагимов.

Вей-Вей отрицательно покачал головой. Во внешности судна нет ничего нормального, а подозрение вызывало практически всё. Так что сделать вид все равно не получится.

– Мало нам пропавшей «Химеры», теперь эту рухлядь будем осматривать, – пробурчал капитан. – Готовьте команду и запускайте телеметрические протоколы, будем стыковаться. Макаров, ты приготовь список того, что нам следует забрать с корабля. Начни с буквы «а» – «алкоголь». И дальше: «б» – «бортовой журнал», «в» – «всякие дорогие безделушки»…

– Слушаюсь…

●●○○○

Телеметрические системы не смогли подключиться к главному компьютеру «Ямантау» через зашифрованные каналы Содружества систем, поэтому нескольким инженерам пришлось выйти в космос и подключать стыковочный рукав вручную. Это заняло часа два, еще полтора часа ушло на вскрытие шлюза и восстановление герметизации. Вскоре досмотровая группа проникла внутрь. Макаров все-таки отважился взойти на борт тюремного судна, Ибрагимов нисколько не сомневался, принимая такое решение, а старпом-азиат поднялся на борт не по своей воле, а по приказу капитана. Еще с ними отправились четыре солдата и Филипп Брусьев, офицер службы борьбы за живучесть. Задача последнего заключалась в том, чтобы более детально установить характер повреждений корабля-призрака.

Изнутри «Ямантау» казался гораздо больше, чем выглядел снаружи. Химический тусклый свет разливался по коридорам, едва освещая путь к мостику. Электричества не было: не горели лампы, стены не проводили звуки работающих агрегатов и электроники. Слышался какой-то немного пугающий посторонний механический звук, с которым еще придется разобраться, но этот звук казался не самой главной проблемой.

Шлюз находился недалеко от капитанского мостика. Примерно представляя устройство кораблей такого класса, Ибрагимов выбрал направление и двинулся вперед, команда последовала за ним. Через пять минут они оказались на капитанском мостике.

Мостик выглядел изрядно поврежденным, часть приборных панелей опрокинута или разбита, местами искрила электроника, одна из балок казалась поврежденной и опасно свисала над навигационной стойкой. Тел экипажа нигде не виднелось, и это очень странно, так как даже в случае чрезвычайной тревоги капитан корабля и высшие офицеры-начальники служб должны оставаться на мостике.

Макаров достал из контейнера системы «синего ящика» – мобильная версия «Карины» для поврежденных кораблей. Аварийные службы искусственного интеллекта имели весь необходимый инструментарий, для того, чтобы возобновить работу систем жизнеобеспечения, подачу электричества и интеграцию бортового компьютера в системы «Чумного денька». Повозившись несколько минут с расчисткой завала, солдаты освободили проход к центральному серверу. Через несколько минут, после того как «синий ящик» поместили в серверный блок, зажегся свет и через воздуховоды начал поступать свежий воздух взамен застойного.

Часть мониторов зажглась. После загрузки операционных систем на нем появилось изображение человеческого лица, качеством изрядно уступающего Карине.

– Вас приветствует бортовой компьютер корабля «Ямантау», – произнес надменно цифровой персонаж. – Я – Исрафил. Данное судно принадлежит Планетарной пенитенциарно-горнодобывающей службе Процеона-II. Внимание! Зафиксировано несанкционированное вторжение… Допуск подтвержден. Внимание! Зафиксировано повреждение целостности корпуса и отказ части систем корабля… ремонт затруднен. Внимание! Зафиксирована активность на нижней палубе. Поиск решения затруднен. Внимание! Зафиксирована активность аварийных программ настройки. Административный канал открыт. Доступ к основному программному ядру…

Изображение замерцало и сменилось узнаваемым лицом Карины.

– Полный контроль над системами корабля, товарищ капитан, – резюмировала она.

– Где команда?

– На нижней палубе зафиксирована активность… часть камер открыта… тридцать два процента заключенных находятся на свободе… Двадцать семь процентов из них ведут боевые действия… штатный экипаж корабля мертв…

– Значит тут есть живые. И это зэки? – уточнил Вей-Вей.

– Верно… Часть из них вышла из боя и направляется сюда…

Макаров жестами указал солдатам занять позиции и взять на прицел выход. Вполне возможно, уголовники расправились с командой, но после начала подачи электричества и воздуха решили, что несколько членов команды «Ямантау» выжило и реактивировало корабельные системы.

В коридоре уже слышались шаги и отвязный мат. Далекий механический стук, который поднимался по переборкам с нижней палубы, все больше походил на выстрелы.