IV
«Чтобы заключать сделки с людьми, надо мыслить как люди. Они по своей природе любят бесчестие и уродство, а благородство и красоту считают обременительными. Все потому, что они боятся смерти. „Смерть“ – слово, заимствованное нами из людского языка самыми слабыми и боязливыми из наших соплеменников»
Семерафон Милосердный,
обращение к союзникам в системе Караш накануне вторжения.
7 августа
Я, приор-прециат линкора «Семерафон Милосердный» Дециар Канандари, начинаю специальный дневник в связи с тем, что вчера из-за разрушения второго заднего блока второй палубы мы утратили почетную комнату. Разгерметизация унесла в космос нашего лоцмана, который молился в этом помещении, а также знамя и священный кинетический бластер, врученный нам самим Пятым верховным советом.
Я не помню случая, чтобы экипаж, подвергнувшийся бесчестию в связи с утратой реликвий, не был бы расформирован. Я также не помню, чтобы корабль, имеющий такие страшные повреждения как наш, подлежал восстановлению. Ремонт обойдется дороже строительства нового линкора, поэтому я признаю, что корабль прекращает свое существование в штате Третьего флота в качестве боевой единицы и закрываю корабельный журнал. Данный специальный дневник я начинаю для того, чтобы описать то, что ждет нас в мрачном будущем, в которое мы смотрим с отвагой и несгибаемым мужеством.
Еды, воды и воздуха нам хватит еще на полтора стандартных галактических года, то есть на 25 с половиной месяцев. Я думаю, мы найдем решение нашей проблемы, и вернемся на Старую Родину, где нас ждут сухие доки Нолгара-III и объятия наших родных.
16 августа
Со времени боя в зоне карантина прошло около года. Тогда мы потеряли около 34% всей полезной площади корабля либо от прямого попадания вражеских ракет, либо от последующего разрушения корпуса и разгерметизации.
Разрушения не такие серьезные, как могли бы быть, но мне очень не нравятся трещины на внешней обшивке корабля. Я каждый день посылаю туда техников, чтобы замерить разрушения корпуса. Трещины ползут по внешней обшивке на полмиллиметра в сутки быстрее, чем в дни после боестолкновения. Корабль окончательно развалится тогда, когда целостность внешнего корпуса будет нарушена на 41%, это произойдет через два галактических года. Однако если какой-то случайный метеорит или обломок повредит целые участки обшивки, кто знает, как ускорится процесс распада?
Мой преданный вице-прециат Калиад Манухтар единственный, кто из высших офицеров сохраняет хладнокровие. Он убеждает меня, что все будет хорошо, и я ему верю. До сих пор он не подводил меня, а Судьба не подводила его. Может он знает что-то, о чем не знаем мы?
19 августа
Во время работ по укреплению внутреннего корпуса неожиданно сдетонировала оболочка плазмопривода бокового двигателя РХХ-221. Утрату маневрового двигателя можно компенсировать, а трех погибших членов экипажа – нет. Я пишу эти строки, а они уже наверняка достигли внешних врат Раххала. Каждый месяц мы теряем людей, и для меня эти потери очень тяжелы.
2 сентября
Жизнь берет свое. На корабле родился второй ребенок. В каком-то смысле это надежда, так как рождение потомков всегда позволяет нам задуматься о будущем и превозмочь тяготы настоящего. Я спустился на третью палубу в медотсек, чтобы поддержать родителей. Счастливый патер – главный специалист по маршевому двигателю. В этом есть какая-то ирония. После того как я приказал сбросить наш главный двигатель после поспешного бегства из системы Двойная Арахна, у него появилось достаточно свободного времени заводить отношения с нашей комбатанткой из роты орбитального десанта.
Я все еще сомневаюсь, правильно ли я поступил, приказав сбросить двигатель? Поврежденная оболочка создавала вероятность взрыва двигателя в двенадцать процентов. Я думаю, даже если бы эта вероятность была процентов пять, я все равно бы так поступил.
7 сентября
Я смотрю в иллюминатор и вижу газовое скопление Мотра. Сколько мы ни приближаемся к нему, оно все равно так далеко и недоступно. Мы держим курс вдоль карантинной зоны мимо туманности Мотра прямо на Ребулу. Другого пути у нас нет. По прямой до системы Наргаз на четыре месяца короче, но придется пройти прямо через центр туманности, Глаз Тьмы. Никто в здравом уме не поведет корабль прямо через туманность. Она кишит темными звездами, гравитационными вихрями, пространственными аномалиями и звездным мусором. Будь у меня самый лучший лоцман звездной академии Берекадара, я бы трижды подумал, совершать ли такое путешествие. Но мой лоцман, во-первых, не из самых лучших, а во-вторых, он же погиб месяц назад при разгерметизации в почетной комнате.
Если верить старым картам, на пути к Ребуле мы не встретим никаких населенных планет Содружества. Возможны какие-то контакты с контрабандистами или собирателями серой пыли, которые углубляются от Алиакса в сторону Мотры на многие гюли. Но они не представляют для нас ни интереса, ни опасности. Противник все еще знает, что на его территории находится поврежденный линкор врага, но вряд ли он сможет точно рассчитать наш курс и перехватить нас где-нибудь между Процеоном-II и Наргазом. К тому же Мотра прикроет нас от всех систем дальнего обнаружения, если мы пройдем по краю туманности.
Интересно, выбили ли наши имена на Стеле Памяти в Стратополисе на Нолгаре-III? Или все еще верят, что мы живы? Хватит ли мне воли привести корабль домой, чтобы потом почетно стереть свое имя со Стелы Памяти на глазах у миллионов каракарцев?
21 сентября
Сегодня мне снился Каванр Давахта, приор-прециат линкора «Тереломат Миротворный», мой друг, хороший игрок в геш-геш и просто святой. Он улыбался все той же трагичной улыбкой, как и всегда. Я понимал, что его уже нет в живых, но почему-то также прекрасно понимал, что все будет хорошо. Иногда мертвые открывают окна Раххала и говорят с нами, пока мы спим.
Я не могу не вспоминать те ужасные минуты уничтожения «Тереломата Миротворного». Линкор людей прижал его к верхним слоям атмосферы одной из планет системы Двойной Арахны. Планета сама вызывала ужас одним только своим видом: на большой высоте в сплошной вате грозовых облаков бушевали бесконечные бури. Говорят, там раньше жили колонисты, требовавшие независимости. Они как-то приручили бури, но после того как в результате мятежа они начали угрожать торговым путям Алиакса, Содружество приняло решение заминировать планету, разместив в грозовых облаках суборбитальные мины. Колонистов давно уже нет. Поставки на планету продуктов и техники прекратились, и Судьба стерла их из настоящего.
Перед моими глазами до сих пор стоит та беззвучная картина, когда мины выныривали из верхних слоев грозовых облаков, прилипали к звездному кораблю и взрывались, а с другой стороны звездолет землян посылал одну за другой ракеты, которые впивались в корпус и разносили его на части. Я убит этим горем, и скорблю по всему экипажу. И снова не могу уснуть…
28 сентября
На борту эпидемия. Корабль не рассчитан на столь длительное пребывание в космосе. Мы уже полгода как должны были вернуться домой. Опасность представляет не исчерпание запасов питания и воды, а то, что одна единственная бактерия, один единственный вирус, принесенный на борт корабля, может расплодиться и стать источником эпидемии. А санитарные условия резко упали с тех пор, как нас повредили в бою.
Я отдал все распоряжения медотсеку, но они пока не могут установить ни тип заболевания, ни методы лечения. Я думаю, они с этим разберутся. Также распорядился изолировать детей и их родителей. Да, у нас на борту родился третий ребенок…
4 октября
Наши сканнеры обнаружили на границе туманности ранее неизвестную систему с, как минимум, двумя планетами. Есть предположения, что часть планет находится внутри туманности и в данный момент нам не видна. На одной из тех, что наблюдаем, замечена активность. Я вызвал нашего вице-суггеста, и он сказал, что там есть люди.
По предварительным данным мы можем судить о высокой активности добытчиков топлива на поверхности мирового океана планеты. Топливо как таковое нас мало интересует, а расположенные на низкой орбите сухие доки вряд ли помогут нам в починке корабля. Что могли, мы и так исправили, а для комплексного ремонта дредноута эти сухие доки не подходят. Мы же не баржа и не мелкотоннажный транспорт, для линкора нужны доки втрое больше этих.
Чтобы не выдать нашего присутствия постам Содружества, мы решили войти в туманность на полгюля раньше. Туманность скроет от них наше присутствие, и мы вернемся к прежнему курсу где-то через два дня пути, сделав небольшой крюк. Если все пройдет удачно, мы минуем систему, не обнаруживая себя. Ориентироваться в туманности сложно, а двигаться опасно. По истечении трех-четырех недель (в зависимости от наличия в туманности препятствий) мы должны покинуть пространство туманности Мотра и снова выйти в чистый космос. Как только это произойдет, мы будем на полпути к Ребуле.
Еще я скучаю по сыну и дочерям. Я обещал им привести обломки космического кварца, но думаю, сейчас это явно не первостепенная задача.
6 октября
Я проснулся от взрыва. Мне сразу же доложили, что это столкновение.
Когда я спустился в экстренный штаб, стало сразу понятно, что случилось. Вторая и третья планеты системы образовались примерно в один и тот же период, имеют схожую геологию и одинаково полезны для добычи топлива. Разница лишь в том, что третья планета уже поглощена туманностью, теперь это просто кусок камня. Газы и излучение сдули с планеты всю воду и сожгли атмосферу. В космосе оказались и обломки буровых установок, брошенных людьми на планете. Различный космический мусор болтается в космосе. Один из запорных вентилей пробил корпус «Семерафона», и от столкновения взорвались дополнительные баки с сухим топливом.
Хвала Судьбе, что не сдетонировал главный бак. Тем не менее, от взрыва дополнительных баков мы потеряли еще около 10% внешнего корпуса, и даже сейчас чувствуется, как корабль теряет структурную целостность. Взрыв баков оголил главный бак и часть оружейных складов на второй палубе. Один малейший удар космического мусора и все может взорваться.
Продолжать движение дальше очень опасно. Я распорядился выйти наружу и начать работы по установке каркаса для защиты бака и складов от мелкого космического мусора, а сам собрал экстренное совещание высших офицеров, чтобы найти решение нашей проблемы.
Я выслушал все предложения, но наиболее интересным мне показалось предложение нашего казуала Гайранделя Литери. Он решил, что если мы сами не можем завершить ремонт линкора для длительного путешествия к Ребуле, то надо просто ускорить это путешествие и смириться с возможным риском. Другими словами, если нам удастся заполучить работающий двигатель с человеческого корабля, мы сможем достичь Ребулы всего за две недели, а не за без малого год. При этом он не исключил, что если человеческий корабль будет захвачен полностью, часть его обшивки можно будет использовать как грубый сваренный щит для хвостовой части дредноута, где у нас утрачена часть корпуса из-за попадания вентиля.
Для этого очень кстати подходит пройденная нами двумя днями ранее сырьевая планета на краю Мотры. Если создать небольшую, но постоянную угрозу работающим там компаниям, Содружество может неверно оценить характер опасности и выслать для проверки информации линкор или крейсер. Логично предположить, что боевой корабль начнет искать источник угрозы в туманности, где спрятать наш корабль довольно просто. Когда корабль будет в зоне досягаемости, экипаж можно принудить отдать двигатель под угрозой уничтожения.
Этот план мне нравится больше, чем незамедлительный выход из туманности и прямой ход на Ребулу, который предложили Файразар и Квинг. Это демаскирует наш корабль, и нет никаких гарантий, что враг не успеет отреагировать на появление вражеского линкора в своем пространстве.
7 октября
Я спустился в ангар и осмотрел имеющиеся у нас истребители. Меня убедили, что из 10 истребителей GG-3 шесть находятся на ходу, два требуют длительного и кропотливого ремонта, один истребитель безвозвратно утерян, один разобран на детали для тех шести, что сейчас годны к вылету.
Теперь план кажется мне не таким уж нереальным. То, что «Семерафон» покрывает на маневровых двигателях за два дня, истребители пролетают за 13 часов. Учитывая, что GG-3 полностью совмещается с физиологией пилота, а твердотопливные баки позволяют находиться в режиме полета более 27 часов, мы сможем атаковать доки и буровые чуть реже, чем раз в сутки более трех недель подряд.
●○○○○
Макаров снова выглядел невозмущенным, словно ничего и не произошло.
– Господа, я предлагаю новую схему, – четко выговорил он. – Я провел консультации с капитаном «Миража», и мы решили, что будет справедливо, если мы попросим вас повернуть ваш дредноут правым боком по отношению к нам. Нам необходимо это для того, чтобы мы могли наблюдать порядок и очередность сброса вооружений, а также установить их достоверный объем. Ваш корабль слишком большой, и мы не можем правильно отследить исполнение наших договоренностей…
Казуал Гайрандель Литери одобрительно покачал головой, а Литицер Фейразар нервно и отрывисто рассмеялся, но тут же взял себя в руки. Несколько секунд Калиад сомневался, возможно, просто не мог поверить, что люди смогут настолько нелепо ошибиться. Потом он положил руки на стол ладонями вниз и отбил ими короткую и веселую дробь.
– Что вы можете им предложить, если они будут исполнять эти условия?
– Мы сбросим 6 из 12 ракет СР-12 «Закат». И я хотел бы, чтобы эти условия были выполнены в первую очередь, так как от этого зависит, сможем ли мы проконтролировать ваш сброс ракет «Триакра» и процесс деактивации нейтронной турели, которая располагается, как я вижу по схемам, в центральной части корабля, за башнями навигации и командной рубкой. То есть она может вести огонь, но мы не можем проконтролировать порядок ее отключения, пока корабль находится во фронтальном положении по отношению к нам…
Нотар вооружений, подавляя смех, подался вперед. В его голосе чувствовалась и усмешка и презрение:
– Их не устраивает сброс только шести ракет, они хотели бы увидеть сброс всех двенадцати!
– Не испытывайте Судьбу! Только за то, что вы повернетесь к нам боком, только за это мы даем больше, чем оно того стоит. И это не говоря уже о том, что в развернутом положении ваш дредноут представляет для нас большую опасность, чем во фронтальном, так как может использовать потенциал спаренных лучеметов. Нам эти лучеметы не представляют особой опасности, но риск все равно есть. И мы согласны на него пойти за сброс только шести ракет. Остальные шесть мы используем в качестве гарантий от использования лучеметов.
– Тогда вам будет сложно контролировать процесс сброса ракет «Пламя», – вмешался Гайрандель Литери. Пусковые установки будут находиться в тени контрольно-пусковой башни. В развернутом состоянии «Семерафон Милосердный» будет находиться по отношению к звезде именно так. Вице-прециат может предложить послать кого-то проконтролировать процесс. Вы лично можете убедиться в том, что ракеты будут сброшены в должном объеме, с должной скоростью и в установленном направлении. Когда линкор будет обезоружен, вы сможете сесть обратно в вашу звездную шлюпку и вернуться на «Мираж» до начала процедуры расхождения.
Макаров утвердительно покачал головой. И в это момент техник снова поднялся со своего табурета. Он выглядел также нервно, как и тогда, в первый раз. Каракарцы уставились на него, ожидая, видимо, что он снова скажет что-то оскорбительное.
– Я пойду…
– Что? – переспросил Макаров.
– Я пойду… – повторил Денис, – Вы были правы, все было понятно, как только мы перешагнули порог «Жука»…
●○○○○
8 октября
Мы выслали ударную группу для атаки станции. Несмотря на то, что я четко приказал нанести минимальный ущерб, я боюсь, что пилоты не выдержат. Тринадцать часов в космосе только для того чтобы поцарапать доки и еще тринадцать часов обратно – это того не стоит. Нам необходимо показать свою мощь, а не наносить урон врагу. Если пилотов обуяет месть, они разнесут эту станцию в щепки, тогда спасать будет нечего, войска Содружества не поторопятся, чтобы прибыть как можно раньше. Я объяснил им это, но пилоты, похоже, не очень воодушевлены такой задачей. Топлива и ракет на истребители хватит, но хватит ли воли нашим пилотам?
12 октября
Мы регулярно бомбим станцию, но пока никто не прилетел. Пилоты работают сутки через сутки, и очень устают.
Туманность действует на нас очень плохо. Видимо, излучение проходит через обшивку и влияет на наши мысли. На корабле болезненная обстановка. Наш вице-суггест Тарах Наббир сходит с ума. Похоже, он заглядывает в самую пропасть, в Глаз Тьмы, и слышит темные голоса. Я читал об этом в академии. Суггесты ходят по краю Бездны и иногда заглядывают в нее. Не думал, что это случиться с членом моего экипажа.
Вчера Наббир начал вредить свое тело, наносить себе глубокие порезы и раны, сдирать кожу. Признаки темного безумия. Я приказал схватить его и приковать его руки к подлокотникам командирского кресла. Сейчас он сидит в моем кресле как древние оракулы на троне, и сутки напролет произносит бессмысленные слова. Глаз Тьмы разговаривает с ним, и я не знаю что делать. Ситуация выходит из-под контроля.
Сквозь завесу слов пробиваются осмысленные фразы. Я пытаюсь разобрать их, но Наббир уже поглощен темным безумием и моменты ясности становятся все короче и короче. Я разобрал только то, что убийца гаргарисков идет, что он уже рядом. В общем, какой-то бред.
16 октября
Мы находимся в туманности Мотра уже неделю. Пилоты безостановочно бомбят станцию и буровые, но их силы на исходе. Я уже жду того дня, когда кто-то из пилотов уснет за штурвалом и столкнется с космическим мусором.
Сегодня мы потеряли двух человек от инсульта. У половины экипажа страшные головные боли. Мы стоим на гравитационном приколе возле края каверны, которая образовалась вокруг местной звезды. Само светило сложно разглядеть. Словно смотришь сквозь воду на бушующий на суше пожар. Хотя, ничего общего. Это еще прекраснее.
17 октября
Метеорит пробил третью палубу, и мы начали борьбу за живучесть. Он попал в самое уязвимое место на корабле, какое только можно было найти, если не считать главного топливного бака. Сколько неприятностей может доставить камень восьми сантиметров в диаметре! Похоже, он похоронит нас.
Реактор перегревается и, если мы не будем сворачивать пространство или не подключим гравитроны, он взорвется, потому что охлаждать его нечем. Мы пытались охлаждать его воздухом, и поэтому сейчас на корабле упало содержание кислорода. Дышать очень тяжело. Мы замедлили нагрев, но взрыв реактора – это вопрос времени, потому что двигателя у нас нет, а сворачивать пространство в туманности, полной газов, приведет к масштабному субмолекулярному взрыву.
18 октября
Кажется, я делал все правильно, но почему-то меня не отпускает мысль, будто что-то пошло не так. Боюсь, я узнаю о своих ошибках, скрытых сейчас от моего взора, только у внутренних ворот Раххала. Я не религиозен и, возможно, это выглядит старомодно, но сейчас я верю в Судьбу больше, чем когда-либо в своей жизни. Там, у внутренних ворот, вы построимся в последний раз.
Мы потеряли две комнаты и еще пятерых членов экипажа. Корабль теряет устойчивость каркаса и скоро развалится на части. Будь у нас двигатель, был бы шанс долететь до Ребулы. Но шансы стремительно тают, потому что наша приманка не работает. Мы бомбим станцию и буровые, но эффекта нет. Похоже, единственный выход – верная смерть. Через три дня будет десятилетняя годовщина того, как я впервые взял в руки штурвал истребителя GG-1 в летной академии. Хороший день, 21 октября.
На 21 октября я назначил верную смерть. Возможно, я выражу общую мысль. Я не хочу умирать на разваливающемся корабле в темноте и собственной блевотине. Я достал из сейфа старинный ритуальный меч. Через три дня мы все уйдем из жизни, как это делали наши предки. В верной смерти больше чести, чем здесь, в бесконечном ужасе. Одной рукой я набираю это сообщение, другой сжимаю алмазную рукоятку меча. Мне придется убить всех членов экипажа, всех женщин и детей. И от такой мысли мое сердце рвется на части.
20 октября
Я сижу на полу в своей каюте и вспоминаю сказки отца про Фуратар, про нашу Новую родину, об отважных и честных воинах, которые бросили вызов Судьбе и вернули нам Старую родину, о выдающихся правителях прошлого, о Честном совете Девятерых. В детстве всегда можно было положиться на отца, он знал все ответы. А у кого спрашивать ответа сейчас? Кажется, во всей проклятой Вселенной по обе стороны карантина нет ни одного живого существа, который бы подсказал, как мне поступить.
Сегодня я собрал всех офицеров корабля и сообщил о запланированной на завтра верной смерти, которая состоится на летной палубе. Они приняли это известие мужественно и одобрили мое решение. Завтра я перебью команду и взорву корабль.
Теперь уже очевидно, что выхода нет. Воздуха еще хватает, если кислород умело экономить, но реактор все равно перегревается. Мы отключили половину стержней, света нет в большинстве кают и помещений, воду приходится поднимать из резервуаров с помощью ведер и веревок, а готовить только на пиротрубках. Похоже, это конец и моя последняя запись.
21 октября
Сегодня в 12.00 я спустился на летную палубу. Света не было, пространство освещалось фарами истребителей. Члены экипажа ждали верной смерти. Никто не хотел погибать как-то иначе. Верная смерть – прямой путь к внешним дверям Раххала. Я вытащил из ножен ритуальный меч. В первом ряду стояли бойцы из орбитального десанта и девушки-связистки. Среди них была Моа Прекарда. Я знал ее много лет, с тех пор, как мы вместе служили на орбитальной батарее Нолгара-III. Она мне нравилась, но я никогда не показывал этого.
Лезвие тускло блестело в свете фар. Я самый худший приор-прециат из всех, что были до меня, из тех, кого я знал, и тех, кто будет после меня. Да простит меня Судьба, я не смог этого сделать…
22 октября
Я не смог совершить предписанное, и сегодня я слагаю с себя полномочия приор-прециата. С завтрашнего дня в эту должность вступает вице-прециат Калиад Манухтар. Он предан делу и разумен. Я думаю, он сможет осуществить верную смерть и взорвать корабль, никакая Судьба не остановит его руку. Сейчас я сижу в своей каюте и прошу прощения у моих предков. Но кажется, что все окна Раххала наглухо закрыты, и предки не хотят меня больше слышать. Я подвел всех, кого только мог, даже свою честь.
22 октября (специальная запись)
Как только я закончил предыдущую запись, в каюту постучал младший казуал Тахамонгу Квинг. Он сказал, что произошло чудо, и Судьба прислала нам подарок.
Это провидение! Вмешательство Судьбы! Когда вице-суггест на несколько минут пришел в себя, он сказал, что чувствует на границе туманности большой корабль. Он слышит голоса людей, их мысли, их надежды. Это малый звездный крейсер, но большего подарка я и просить не смел.
По моему распоряжению Тарах Наббир направляет их в нашу сторону. Кажется, все удалось. Когда корабль прибудет, мы вынудим их сбросить двигатель и улетим домой. Посмертная экскурсия в Раххал отменяется…
27 октября
Сперва я не мог понять, почему так напуган наш вице-суггест, но по мере того, как приближается наш враг, мне становится понятно, что с Судьбой никогда не бывает все просто. Наббир узнал его. Он уже видел этого капитана, но откуда знает его, сказать не может из-за путаницы в мыслях. Это знакомство его пугает, шизофазия стала бурной и насыщенной деталями. Я вижу его страх.
Пока я делал эту запись, мне принесли отчет. Язык Наббира развязался. Он говорит, что капитан – тот человек, что прикрывал на «Защите Рурина» отход эскадры в системе Форгут (или Форус, как ее называют люди). Почему людской вице-прециат линкора сверхтяжелого класса находится на таком звездном ведре? Почему он не принял верную смерть из-за провала операции? Люди – самое бесчестное, что могла создать Вселенная. Я не знаю, почему Судьба терпит этих паразитов Вселенной.
Теперь мне стали ясны слова про убийцу гаргарисков. Выходит, вице-суггест подсоединился к Глазу Тьмы, что действует как ментальный ретранслятор. Это свело с ума бедного Наббира. Выходит, он видел еще дальше, но не мог ни осмыслить, ни осознать, ни пересказать нам увиденное. Я ценю его великую жертву! Неужели Наббир был настолько силен? Я слышал, что к Глазу Тьмы подключаются суггесты первого класса, но Наббир принадлежит всего лишь к третьему. Мы всегда недооценивали его…
Убийца гаргариков идет… никому из смертных не придет в голову бомбардировать ракетами «Заря» звезду. Калечить ее. Только этот извращенный разум во время битвы в системе Форгут смог додуматься до такой мерзости. Я вижу как сейчас те протуберанцы и излучение, что накрывали наши корабли волна за волной. Мы потеряли сорок семь истребителей GG-3 и мы потеряли цель. Ведь заваленная космическим мусором система Форгут с нестабильной звездой больше не была нашим приоритетом. Я уважаю этого человека за столь смелое решение и ненавижу одновременно.
28 октября
Противник на границе чувствительности наших сенсоров, через несколько минут мы сможем его обнаружить средствами электронной разведки. Их аппаратура слабее, поэтому у нас есть полчаса, чтобы скрыть линкор. К сожалению, из-за разрушений корпуса и нарушения целостности защитных экранов мы не можем принять обычные меры против обнаружения. Однако нотар Литицер Фейразар предложил скрыть корабль в каверне звезды. В настоящее время это лучшее решение из всех, что пришли в голову кому-то из членов экипажа. Я согласился на его план.
Это одно из самых трудных решений, которые я принимаю в жизни, и уже второе столь тяжкое за неделю. Жесткое излучение пройдет сквозь обшивку и щиты. Если будем находиться в каверне больше двух часов, мы можем настолько повредить корабль, что даже с двигателем не долетим до Ребулы. Но людскому крейсеру должно хватить часа, чтобы долететь до точки встречи.
Это будет самый мучительный час в жизни. Влияние жесткого излучения этого типа на организм до конца не изучено, однако известно, что оно причиняет страшную боль. Взрослый мужчина еще может ее терпеть, но дети и женщины будут страдать. Я распорядился запереть женщин, больных и детей на летной палубе.
Сейчас мы входим в каверну. Дети и женщины смотрят в самое сердце звезды и кричат от боли и страха. Их крики по перегородкам поднимаются в мою каюту, и я не знаю, как вынести это, потому что моя душа рвется на части, и я страдаю не меньше их самих.
●○○○○
Каракарцы вышли через дальний коридор явно удовлетворенные договоренностями. В переговорной остались только Макаров и Лешин. Какое-то время они сидели за столом молча. Контрагенты не улетят, пока Лешин не взойдет на борт их линкора, но испытывать терпение не входило в процедуру. Макаров не знал, понимает ли техник, что вернуться на «Мираж» уже едва ли сможет. Должно быть, догадывается.
– А ты молодец, надо сказать, – заговорил первым Денис. – Я тебя серьезно зауважал. Не думаю, что кто-то провел бы переговоры лучше тебя. Я не уверен даже, что сам капитан Ибрагимов справился бы лучше. Ты же его знаешь…
– Да, мы же вместе служили на «Защите Рурина».
Собственно, говорить и правда больше было не о чем.
– Будем прощаться? – спросил техник.
– Будем. Ты тоже ничего. Только нервный.
– Наверное, в такие моменты надо сказать, что скоро вернусь, – грустно кивнул Денис. – Как там говорит наш капитан? Дареному коню семь верст не крюк…
– Есть такое.
– Кстати, мы ведь о тебе ничего почти не знаем. Не только я, весь экипаж. Ходит много слухов. И сейчас ты так ловко провел переговоры. Как настоящий военный, не дрогнул, не сломался, и меня вытащил, когда у меня нервы сдали. Ты вообще кто? Орбитальная военная разведка? Ведь спецназ, верно?
Макаров рассмеялся.
– «Настоящий военный», «спецназ», – повторил он слова техника, как бы пережевывая их смысл. – Я вообще-то из пресс-службы.
– Пресс-службы?!
– Да, отдел военной цензуры.
Гравитация казалась еще тягостнее, когда Макаров в одиночестве шел до космического яла. По дороге он постоянно держался за стену, пытаясь нащупать хоть какую-то внешнюю поддержку тому, что рушилось у него внутри. Казалось, работа сделана. Его задача выполнена, теперь все лежит на плечах других игроков. Макаров же случайно оказался тем атлантом, что, лишь опустив руки, понял, какую тяжесть держал до сих пор. И эта ноша, казалось, давила стократ тяжелее теперь, когда он уже был не у дел.
Из красно-коричневого марева выплывал крейсер «Мираж», что снаружи выглядел огромным кораблем, хотя внутри был тесен. «Семерафон» вчетверо больше «Миража», трудно представить, что там за громадина…
Автопилот подвел ял к шлюзу стыковки. Давление сровнялось, дверь открылась, и непривычный белый свет, от которого отвыкли глаза, ударил внутрь яла. Когда зрачки привыкли к свету, Макаров разглядел около дюжины вооруженных людей в стыковочном шлюзе. Среди них были офицер Кеплер и старпом Джимисон. И едва ли – с дружественными намерениями.
●○○○○
29 октября
Самое последнее, что я посоветовал бы своим друзьям – это вступать в сделки с людьми. Паразиты Вселенной необязательны, бесчестны, их слово ничего не стоит. Гайрандель Литери предупредил меня, что шантаж команды крейсера – дело очень сложное и опасное, что необходимо мыслить так, как мыслит враг. Я стараюсь следовать его совету, но выходит неважно.
В минуты прояснения вице-суггест Тарах Наббир рассказывает все, что происходит на крейсере противника. Он знает, что там зреет мятеж, а приор-прециат «Миража» демонстрирует некомпетентность. Ситуация кажется безопасной, если не смотреть глубже. Наббир говорит, что это и в самом деле тот же человек, что руководил «Защитой Рурина» во время операции в системе Форгут. Наши опасения подтвердились. Я был намерен отпустить их после сброса двигателя, но теперь понимаю, что люди никогда не примут нашей доброй воли и пойдут на любую мерзость, если им покажется, что наше слово недостаточно честно. Это отвратительно. Я уверен, сейчас они замышляют на своем корабле какую-то мерзость, но пока не могу понять, что именно.
Вчера произошел странный случай. Мы не рассчитали, что крейсер сбросит двигатель и будет его охранять, не продумали, как заберем двигатель себе. Я посылал истребители, чтобы посмотреть, как будет реагировать руководство корабля. Когда истребитель оказался вблизи двигателя, они выстрелили, но промазали. Я не знаю, как это понимать. Вице-суггест уверил меня, что они были готовы уничтожить двигатель, и мыслей насчет демонстрации силы от них не ощущалось. Выходит, или дела команды настолько плохи, что они не могут откалибровать нейтронную пушку, или они настолько хорошо подготовились, что смогли обмануть Наббира. Я допускаю оба варианта, но так как второй опаснее, буду, прежде всего, рассматривать его.
Какую именно опасность люди могут представлять для нас? В нашем сегодняшнем положении – фактически никакую. Корабль расположен носом к двигателю и крейсеру Содружества. Это самая защищенная часть корабля, она не пострадала при столкновении в системе Двойной Арахны. Все разрушения произошли на второй и третьей палубе, ближе к корме. Выстрелить туда противник не может, и мы в безопасности.
Нет, я определенно что-то упускаю.
30 октября
Они подготовились к переговорам, и мы готовы их выслушать. Я думаю, они будут требовать гарантий размежевания. Что мы можем им предложить? Сбросить столько же оружия, сколько и они. Все, что нас интересует – что на борту крейсера есть пять боеголовок «Заря». Люди никогда не умели соблюдать договоренности, всегда стремились их нарушить. И оружие массового поражения – прямое тому доказательство. Если боеголовки останутся на борту, они будут представлять для нас прямую угрозу, так как радиус поражения этих ракет огромен.
Наша единственная слабая позиция – хвостовая часть дредноута. Если мы будем отступать кормой вперед, это вызовет подозрения. Разворачивать корабль все равно придется. Впрочем, если все пять боеголовок окажутся сброшены в космос – стрелять никто не станет. Внутри крейсера ракеты неактивны, но как только они покинут шахты, сразу же перейдут в активный режим. Один случайный осколок – и погибнут оба звездолета. Поэтому самое главное – заставить людей сбросить ракеты. Насчет остального оружия можно торговаться, это не вызовет особых подозрений. Что же касается именно ракет «Заря», я приказал вице-суггесту пристально наблюдать за тем, что предпринимает команда.
Возможно, на нашем корабле есть более достойные кандидатуры для ведения переговоров, но я выбрал казуала Гайранделя Литери и старшего нотара вооружений Литицера Фейразара. Вернее, Литери сам вызвался. Он толковый казуал, умеет вести переговоры и уравновешен. Фейразара я бы не пускал на переговоры, но лучше него никто не знает технической стороны вопроса. Квинг тоже разбирается в вооружениях и более спокойный, но я ему не доверяю, для этой цели он менее сообразителен, чем нужно. Кто бы мог возглавить переговорную сторону? Есть достойная кандидатура, это Калиад Манухтар. Он последнее время отличился, выдавая эффективные спасительные планы. С другой стороны, если люди взорвут переговорщиков, мы потеряем лучшего из лучших. А они на это способны.
В качестве переговорной я приказал подготовить «Жука»: снять блоки, настроит телеметрию, загрузить дипломатический протокол, привести в порядок разболтанную систему гравитронов. Мы его так ни разу и не использовали. Хоть на что-то сгодится.
Но Судьба коварна и переменчива. Если я что-то не учел, если противник будет хитрее, проворнее и изобретательнее, и мы проиграем, то, надеюсь, Судьба окажется ко мне благосклонна, и у меня будет время поздравить вражеского приор-прециата с победой, хотя и такой горькой для нас. А сейчас мне надо спуститься на летную палубу и попрощаться с переговорщиками. Люди – жестокие и беспринципные существа. Мы можем больше не увидеть наших братьев.
●○○○○
Два охранника с кинетическими автоматами вытащила Макарова из яла и подвели к Джемисону и Кеплеру. Остальные обступили плотным кольцом. В отличие от старпом, Кеплер выглядел не таким взволнованным и не вел себя агрессивно. Скорее всего, он тут не по собственной воле, рассудил Макаров. Ну и, конечно же, Ибрагимова нигде не было видно.
– Макаров, или как вас там на самом деле, – начал Джемисон, – наш формальный капитан сейчас находится в нерабочем состоянии, он пьян и продолжает заниматься возлияниями вместе с техником по вооружениям Шпилиным, когда ходит проведать его на гауптвахту. Чрезвычайный совет, который взял в руки управление кораблем, передал мне полномочия капитана для разрешения кризиса.
– Я могу не признавать никаких «советов»? – прервал его Макаров.
– Не можете. Исполняя обязанности капитана, я получил моральное право взломать печати на архиве с личными делами членов команды. И выяснил любопытную вещь. Вы вообще здесь никто. Ни имени, ни личного дела, ни номера. Вас тут вообще быть не должно. Формально вы гражданское лицо, обманом проникшее на борт. Я не знаю, насколько здесь замешан Ибрагимов, но без его личного ведома вы не могли находиться на этом корабле так долго.
Макаров рассмеялся нервно:
– Вор тот, кто попался…
Джемисон воспринял его реплику как подтверждение своих слов.
– Прежде, чем мы вас арестуем и поместим до прояснения вашей личности на гауптвахту, объясните, какое задание вы выполняли по поручению капитана Ибрагимова в ходе переговоров? От вашего ответа будет зависеть, арестуем ли мы и его.
– Тимур Магометович приказал мне добиться максимальных уступок противника в обмен на разоружение нашего крейсера. Речь шла о сбросе, прежде всего, ракет «Заря», также он попросил пойти на незначительные уступки в обмен на требование развернуть вражеский дредноут левым бортом к нам.
– То есть, капитан лично приказал, чтобы вы дали врагу преимущество и подставили «Мираж» под огонь боковых лучеметов? – уточнил Джемисон.
– Голос по интеркому был похож, но откуда я знаю? Я принял его за капитана…
Старпом потер ладони. Этого-то он и добивался от адъютанта. Появились основания не только для отстранения капитана Ибрагимова от должности, но и для его ареста за сговор с противником. Для ареста Макарова особых оснований не требовалось: документов на него действительно никаких не было, все держалось на честном слове капитана.
Джемисон поднял руки и хлопнул в ладоши, привлекая общее внимание.
– Слушайте мою команду! Этого запереть под замок до выяснения личности, капитана Ибрагимова арестовать и поместить на гауптвахту по подозрению в сотрудничестве с противником, опечатать личностные файлы Карины, оставить только основные низшие функции для управления «Миражом». Если кто-либо ослушается приказа и.о. капитана корабля и выступит в защиту Ибрагимова – вышвыривайте их через шлюз прямо в космос. Мне бардак на корабле не нужен!
Наручники защелкнулись на запястьях Макарова, и толпа разделилась. Два охранника повели адъютанта на третью палубу, где размещалась гауптвахта, но большая часть собравшихся направилась на капитанский мостик.
Кеплер сперва несколько замешкался, но затем крикнул в след Джемисону:
– Товарищ и. о. капитана, я не уверен, что слов Макарова достаточно, чтобы обвинить капитана Ибрагимова в измене. Предлагаю поступить иначе…
Джемисон остановился. Секунд десять он соображал, потом повернулся лицом к Зигфриду.
– Что именно предлагаешь?
– Мы не знаем точно, капитан ли отдавал приказ развернуть каракарский линкор. Но когда линкор начнет разворачиваться, а капитан активирует личным ключом сброс ракет, это будет свидетельством того, что он был в курсе всего и, как минимум, находится в сговоре с противником. Для управления стратегическими ракетами надо два ключа – его и ваш. От вас Ибрагимов также потребует активацию ключа. Что и будет явный повод для ареста. Тогда же вы сможете изъять ключ и прервать операцию.
Это уже походило на какой-никакой план, рассудил Джемисон, поскольку до сих пор никакого плана захвата власти на корабле не существовало.
