Глава двадцать первая
Бередя старые раны

Морг

Morga

Замок Бран

Я осторожно огляделась. Взгляду моему предстали стоящие у стены стеллажи для трупов и три длинных стола. В газовом светильнике тихо шипел выходящий газ, хотя светильник не был зажжен. На столе лежал покойник, накрытый с головой полотняной простыней. Я проигнорировала пробежавшие по спине мурашки страха. Я не могла позволить очередному приступу мучительного беспокойства помешать мне справиться с делом.

Увидев, что живых в комнате нет, я с облегчением выдохнула, и облачко пара поднялось в ледяном воздухе. Я двинулась к трупу – настолько быстро, насколько позволяли юбки. Я надеялась, что это та жертва из поезда. Если мне удалось так быстро отыскать его, все будет намного проще.

Я остановилась у стола и вдруг заколебалась, не решаясь отдернуть простыню. От знакомого ощущения страха мои конечности словно свинцом налились. Я готова была поклясться, что простыня шелохнулась. Всего лишь раз. Едва заметно. И, тем не менее, шелохнулась. Воспоминания начали просачиваться через возведенный мною барьер, но я вытолкнула их обратно. Не здесь. Не сейчас, когда время работает против меня.

Лаборатория Джека-потрошителя уничтожена. Мертвые не способны возвращаться к жизни. Когда-нибудь до моих изувеченных мозгов это дойдет.

И не тратя больше драгоценных секунд на чепуху, я сдернула простыню – и мир рассыпался под моими подкосившимися ногами, когда я взглянула в безмятежное лицо. Длинные ресницы почти касались рельефных скул. Полные губы, лишенные обычной ухмылки, были чуть разомкнуты.

Томас был недвижен, словно статуя.

– Этого не может быть.

Я крепко зажмурилась. Этого не может быть! Я не понимала, что это такое – возможно, иллюзия, порожденная моей разыгравшейся истерией, – но это не могло быть правдой. Я сосчитаю до пяти – и этот труп исчезнет, сменившись телом другого молодого человека, недавно расставшегося с жизнью.

Это плод воображения. Возможно, меня действительно, как какого-нибудь из несчастных персонажей По, довели до безумия несколько месяцев горя и тревог. Этот труп лишь похож на Томаса. Я открою глаза – и увижу, кто это на самом деле. А потом помчусь к Томасу в покои и накинусь на моего лучшего друга. Я схвачу его за лацканы и поцелую, и плевать на приличия. Я расскажу ему, как я его обожаю – даже когда мне хочется его придушить.

Пока я обнадеживала себя, новые картины разворачивались у меня в голове.

Я видела, как Томас улыбается мне сотней разных улыбок. И каждая из них – подарок для меня одной. Я видела все наши перебранки. Весь флирт, маскировавший наши чувства, к которым ни один из нас не был готов. Слеза скатилась по моей щеке, но я не стала стирать ее. Это пустота исходила из моей души и становилась все более жадной с каждым новым вздохом.

– Пожалуйста! – Я рухнула ему на грудь, как будто с моими слезами в него могла влиться моя жизненная сила. – Пожалуйста, не отнимай у меня еще и его! Верни его! Я сделаю все что угодно…

Все что угодно, хоть этичное, хоть неэтичное, за возможность снова ссориться с ним.

– Все что угодно?

Сердце мое остановилось. Я оторвалась от тела, готовая накинуться на неведомого непрошеного гостя, – и тут руки сомкнулись вокруг меня, словно крылья ангела-хранителя. Я ахнула и дернулась прочь, чувствуя привкус желчи во рту. Этого не может быть. Мертвые не возвращаются…

Губы Томаса искривились в этой его окаянной ухмылке, и у меня все внутри занемело. Температура в помещении словно бы понизилась еще на несколько градусов. Я сжала зубы, чтобы не стучать ими от дрожи, сотрясающей мое тело.

– Если бы я знал, что для того, чтобы завоевать твое сердце, нужно умереть, я бы давным-давно это сделал, Уодсворт.

Я вцепилась в свой воротник с такой силой, словно хотела оторвать его. Если бы только вдохнуть побольше воздуха…

– Ты… ты не…

Я пошатнулась, схватившись за грудь. Комната поплыла передо мной. Я прикрыла глаза, но так было еще хуже – передо мной предстали картины, от которых я не могла скрыться. Томас вскочил, скинув простыню – оказалось, что под нею он цел и невредим. Он обеспокоенно нахмурился. Я смотрела, как он спустил ноги со стола и встал.

С ним все в порядке. Он жив. Он не умер. Комната из холодной вдруг сделалась обжигающе жаркой. Я готова была поклясться, что потолок опускается, что стены загоняют меня в угол, и там я задохнусь в этой проклятой гробнице. Мне удалось глотнуть воздуха, но этого было мало. Я подумала про тела в ящиках стеллажа. Про все эти трупы, ожидающие, пока я присоединюсь к ним.

У меня сдавило грудь. Томас не умер. Он не мертв, как мои мать и брат. Он не вернулся немертвым чудовищем. Он не стригой. Я скрючилась, уткнувшись головой в колени и проклиная воздух за то, что он такой густой, что его невозможно толком вдохнуть, а кровь пульсировала у меня в висках. Я закрыла глаза, и все те же навязчивые картины вновь возникли передо мной вопреки моей воле. Мой разум пытался убить меня. Вампиры и бессмертные существа – это миф. Их не бывает.

Никто не может шагнуть за порог смерти и вернуться. Даже мистер Томас Крессуэлл.

– Одри Роуз, прости, пожалуйста! – Томас протянул ко мне руки, пытаясь успокоить меня. – Это была просто гадкая уловка – чтобы ты заговорила со мной. И ничего больше. Я… дрянной из меня друг. Я вовсе не хотел, чтобы ты… Тебе нужно на свежий воздух. Давай выйдем, ну пожалуйста! Просто… я упросил Иляну, чтобы она отправила тебя туда, где мы могли бы поговорить. Наедине. А потом я увидел этот стол и подумал… Ну пожалуйста, разреши, я тебе помогу! Прости меня! Я не подумал!..

– Ты… ты негодяй!

Я проковыляла в угол. Лицо мое горело, из зажмуренных глаз текли слезы. Теперь меня не терзала пустота в душе – теперь меня переполняли чувства, слишком яростные и жгучие, чтобы я могла их унять. Томас же был там той ночью! Он все видел! И все равно улегся тут и прикинулся мертвым, как будто не понимал, что одна лишь мысль об его смерти окончательно доконает меня! Я сжала кулаки. Я поняла, что могла бы сейчас прокричать ему тысячу вещей. Но мне требовался лишь один ответ.

– Как ты мог улечься на этот стол и притвориться мертвым?! – воскликнула я. – Ты же знаешь! Ты знаешь, что произошло в той лаборатории! Я не могу…

Я замолчала, не договорив. Руки мои дрожали, я тяжело дышала. Томас закрыл лицо ладонями и не издал ни звука. Он стоял не шелохнувшись. Прошло несколько секунд, и гнев мой снова разгорелся и стал искать выход.

– Отвечай немедленно, Крессуэлл, или никогда больше не смей даже подходить ко мне! Как ты мог так поступить? Ты же знаешь, что за картины преследуют меня днем и ночью! Моя мать на таком столе. То электричество.

Я всхлипнула. Слезы текли по моему лицу. Я заново переживала ужас той ночи. Именно это воспоминание я никак не могла выброситт из головы. Не могла прогнать от себя всякий раз, как стояла над любым другим трупом. Моя мать, некогда прекрасная, а теперь полностью изломанная, изувеченная смертью. Трубки, уходящие в ее частично разложившееся тело. Подергивание ее пальцев. Те самые руки, на которых она держала меня, сгнившие местами до костей. Пряди ее иссиня-черных волос на полу.

На меня накатила новая волна тошноты. Я никогда этого не забуду, не смогу забыть! А теперь что, к этому добавится еще видение Томаса на прозекторском столе? Воздух вырывался из меня судорожными толчками. В конце концов я заставила себя поднять голову и посмотреть на молодого человека, способного с легкостью разгадывать невероятные загадки, но упускающего самые простые и очевидные вещи.

– Я близка к тому, чтобы сломаться, Томас, – сказала я, дрожа всем телом. – К тому, чтобы утратить себя. Я даже не знаю, способна ли я еще изучать судебную медицину.

Томас растерянно моргнул, словно я сказала нечто настолько непристойное и оскорбительное, что его разум не в состоянии был это осознать. Он открыл было рот, потом закрыл и покачал головой. Когда он наконец подобрал нужные слова, взгляд его был так же нежен, как и голос.

– У тебя горе, Одри Роуз. Горевать – не значит сломаться. Ты восстанавливаешься после… разрушительного события. И станешь в результате еще сильнее. – Он шумно вздохнул. – Ты вправду так думаешь? Что ты пострадала необратимо?

Я вытерла лицо рукавом.

– Почему ты улегся на этот стол? На этот раз я хочу слышать правду.

– Я… я подумал… – Томас прикусил губу. – Я подумал, что столкновение со своим страхом может оказаться полезным для тебя. Поможет… тебе поправиться. У нас всего несколько недель. Состязание будет ожесточенным. Я думал, что ты оценишь мои старания.

– Я никогда еще не слышала от тебя такого идиотизма! Ты что, не подумал, как это может на меня подействовать?

– Я думал, что ты немного… разозлишься, но в целом будешь довольна. Вообще я думал, что ты посмеешься, – признался Томас. – Хотя на самом деле я не до конца все продумал. Теперь я понимаю, что мог бы предложить свою помощь более… продуктивным образом. Возможно, тут требовалась эмоциональная поддержка.

– Да ну! Ты лишь сейчас пришел к выводу, что тут требуется эмоциональная поддержка?! Как ты мог подумать, что я стану смеяться над этим?! Потерять тебя – это последнее, что могло бы меня развеселить!

Глаза Томаса вспыхнули несвоевременным озорством.

– Так ты наконец признаешь, что я стал незаменимым для тебя? Я бы сказал, что это несколько запоздалое признание.

– Что-что? – Я едва удержалась от того, чтобы разинуть рот. Не может быть, чтобы он говорил это всерьез. Я же его сейчас убью! На кусочки накромсаю и скормлю тем огромным волкам, которые рыщут по лесу. Я подняла голову. Из горла у меня рвалось самое настоящее рычание. Хоть я и не издала ни звука, на лице моем, должно быть, явственно было написано обещание кровопролития.

– Я пошутил! Все, я уже понял, что сейчас не время для шуточек! – Томас отступил и затряс головой. – У тебя был шок – да, конечно, по моей вине. Но…

Я подошла к нему, сощурившись, и наши губы сблизились. Этикет, правила хорошего тона и прочая навязываемая обществом чушь, о которой мне полагалось заботиться, были позабыты. Я положила ладони на грудь Томасу и прижала его к стене. Хотя мне особо и не требовалось прикасаться к нему, чтобы удержать его на месте – похоже, нынешнее положение вещей его вполне устраивало.

– Пожалуйста, Одри Роуз. Я безнадежен, и мне нет прощенья. – Томас протянул руки и почти коснулся моего лица, но остановился, когда заметил мой свирепый взгляд.

– Не смей обращаться со мной так, будто ты знаешь, что лучше для меня! – Я на мгновение умолкла, пытаясь разобраться в собственных чувствах и понять, почему я отреагировала так бурно. – Отец пытался держать меня в клетке, чтобы защитить от внешнего мира, и сейчас я впервые получила свободу, Томас. Я наконец-то выбираю сама. Это одновременно и пугает, и приводит в восторг, но мне необходимо знать, что некоторые битвы я могу выиграть в одиночку. Если ты действительно хочешь помочь, то просто будь рядом. Это все, что мне нужно. Довольно экспериментировать, чтобы помочь мне справиться с моей травмой. Довольно разговаривать с профессорами о моем эмоциональном состоянии или психике. Подобными действиями ты вредишь мне. Я больше этого не потерплю.

– И за это я тоже прошу прощения, Уодсворт. – Глубокое сожаление в голосе Томаса свидетельствовало, что он говорит искренне. – Ты равна мне, и всегда была равна. И мне очень стыдно, что я повел себя так, что ты почувствовала себя иначе. – Он сделал глубокий вдох. – Ты… можно я объясню?

– Что – свою идиотскую выходку?

Я смотрела на него, не моргая. Томас и прежде творил много глупостей, но эта превзошла все. Он должен был бы понимать, что не просто бередит старую рану – что он снова рвет мне душу. Я словно вся оледенела изнутри.

Томас судорожно выдохнул, как будто почувствовал исходящий от меня холод.

– Ну, когда я прикидывал, как ты будешь себя чувствовать, когда найдешь меня тут, я думал, что ты посмеешься. Почувствуешь облегчение от того, что худшие твои страхи оказались ложными. Что единственное, чего тебе следует бояться, – это моих ужасных попыток помочь тебе. – Он потер лоб. – Я утратил способность замечать очевидное. Теперь я понимаю, что идея была – хуже не придумаешь. Я уже говорил, что у меня нет формулы для тебя. И, похоже, я не понимаю женщин. А может, и людей вообще. Теперь я вижу, что мое чувство юмора может не найти понимания в широких массах.

При этом чудовищном преуменьшении мои мышцы лица чуть дернулись, но у меня не было сил на улыбку.

– Просто иногда, когда я боюсь проиграть, я пытаюсь пошутить. Снять напряжение. Смех всегда помогал мне, и я понадеялся, что он поможет и тебе. Мне вправду очень жаль, что так получилось, Одри Роуз. И я был глубоко неправ, когда стал обсуждать твое эмоциональное состояние с Раду.

– Вот именно.

Томас кивнул. На мгновение мне показалось, что он сейчас упадет на колени, но он устоял.

– Я допустил ошибку вовсе не из-за неверия в тебя. Я просто опасался, что Раду примется сыпать вопросами про Джека-потрошителя. Я думал, что он по неосторожности причинит тебе боль, и знал, что мне захочется его убить. Я знал, что ты не нуждаешься в защите, но меня снедало желание сделать тебя счастливой.

Томас сделал глубокий вдох; очевидно, он еще не закончил.

– На уроке у Раду, потом… я все время смотрел на твое лицо. Свет покинул его, сменившись безотрадной пустотой. Было такое ощущение, словно мы снова очутились в лаборатории, в ночь его смерти. И знаешь, что было хуже всего? Я понимал, что мог бы предотвратить это. Если бы приложил больше усилий. Если бы не боялся потерять тебя. – Томас спрятал лицо в ладонях. Дыхание его сделалось хриплым. С подбородка срывались слезы. – Я не знаю, как исправить это. Но я обещаю стараться. Я…

– Той ночью ты ничего не смог бы сделать, – мягко сказала я.

Я и сама могла бы сказать о себе то же самое, но все равно не могла перестать мысленно возвращаться к этой сцене и проигрывать ее раз за разом в попытках отыскать другой конец для этой истории. Я ласково взяла Томаса за руку. Я все еще сердилась на него, но открывшаяся перспектива смягчила мой гнев. Он по-прежнему жив. Мы можем оставить это позади и стать сильнее. Ни время, ни смерть пока что не сокрушили нас.

Томас с трудом сглотнул – кадык его дернулся, – и он посмотрел на наши соединенные руки.

– Пожалуйста, прости меня.

– Я…

И тут пол скрипнул под нами. Я отодвинулась от Томаса и попробовала перенести вес. Такое впечатление, будто где-то здесь находятся петли, нуждающиеся в смазке. Мне показалось, будто я увидела очертания люка. Хоть бы только это не было очередной иллюзией! Томас, похоже, ничего не заметил. Он неотрывно смотрел на меня, настороженно, но с надеждой. Я поняла, что он ожидает, как я отреагирую на его извинения.

– Если ты поклянешься никогда больше не заботиться обо мне у меня за спиной, то я тебя прощу, – сказала я, прекрасно осознавая, что прощу его в любом случае. Томас просиял, и я едва удержалась, чтобы не заключить его в объятия. Я кашлянула и указала на пол. – У меня есть одна теория, и я попытаюсь ее доказать. И думаю, что люк, на котором мы стоим, – первая ниточка к разгадке.

Томас еще на мгновение задержал взгляд на мне, потом переключил внимание на пол. С расстояния в несколько футов видно было даже лучше: несомненно, перед нами был потайной ход в морг.

– Я подслушала, как Молдовеану с Данешти разговаривали про необходимость обезвредить какие-то комнаты, но толком не поняла, о чем это они. Они говорили, что нужно отыскать какую-то книгу, чтобы определить их местоположение, – сказала я. Потом посмотрела на крышку люка, и мрачные чувства сменились воодушевлением. – Похоже, мы их опередим.

– Вполне возможно. – Томас расправил плечи. – Не исключено, что старый туннель ведет в лес. Влад использовал этот замок в качестве крепости. Я уверен, что он устроил здесь множество путей для стратегического отступления в случае надобности. Но теперь это всего лишь паучатник. Я бы предпочел не пачкать этот костюм.

Я фыркнула.

– Что за отговорки, Крессуэлл? Так и скажи, что ты боишься пауков!

Томас с задумчивым видом постучал пальцами по предплечьям.

– Не вижу ничего зазорного в том, что они внушают мне отвращение.

Я улыбнулась. Значит, у нас обоих проблемы. Я очень надеялась не столкнуться ни с кем из восьминогих. Но любопытство тянуло меня, словно магнит; оно было так велико, что не было сил сопротивляться. Я ощупала доски в поисках механизма, открывающего люк. То ли пространство внизу заросло паутиной, то ли за ним присматривают – но тогда о нем кто-то знает.

А если о нем кто-то знает, то там могут отыскаться улики. Если Данешти ищет потайные покои, то я хочу знать, зачем они ему. Я посмотрела на Томаса.

– Ну? Ты помогать собираешься?

Томас прикусил губу и чуть не покраснел снова.

– Что, в самом деле? Ты полагаешь, эта идея хуже твоего замысла прикинуться мертвым и испугать меня до смерти?

– Ладно, уговорила. – Томас задумчиво постучал пальцами по губе. – Если в результате меня сожрут хищные пауки, по крайней мере, меня будут вспоминать не только за мою красоту.

Я закатила глаза, а Томас ухмыльнулся, потом подошел к незажженному канделябру. Он быстро оглядел его, потом повернул вбок. И, к моему изумлению, крышка люка опустилась, а за ней обнаружилась сырая, пахнущая плесенью лестница. Я посмотрела на Томаса, не веря собственным глазам. Томас просиял.

Ну да, конечно. Теперь казалось совершенно очевидным, что разгадка в незажженном канделябре.

– Произвела ли на тебя впечатление моя сила мысли? Поскольку во всей комнате не был зажжен только он один, я подумал, что секрет…

– Не сейчас, Крессуэлл. Подай мне руку. Я хочу посмотреть, что Влад Дракула спрятал там внизу. И за чем охотится Данешти.