59. «Просветится солнце…»
В середине июня Распутин уехал из Петрограда в Тобольск, чтобы присутствовать на церемонии канонизации Иоанна Максимовича. Губернатор Ордовский-Танаевский встретился с Распутиным в столице накануне отъезда и попытался отговорить его от поездки. Он говорил, что толпы будут слишком большими и полиция не сможет их контролировать. Его жизнь может оказаться в опасности. Распутин на предостережения губернатора внимания не обратил. Из Тобольска Распутин прислал Николаю телеграмму: «Святитель Иоанн Максимович благословляет сильной, святительской своей могучей рукой и ослепляет неверие и [вражескую] рать, нечистую силу. Просветится солнце над войсками нашими, [победит] благочестие»1. 15 июля он писал Вырубовой: «Причастились Святых Тайн у мощей [в Тобольске]. Все народ и простота, ни единого аристократа нет, и народ в Боге и с Богом беседует. Отправляемся к Верхотурскому»2. Вырубова ответила, что погода на фронте неважная (холодно и дождливо), и просила помолиться, чтобы «Бог благословил фронт солнечным светом». Распутин помолился, но это не помогло. Солнце так и не вышло. К концу июля Распутин вернулся в Петроград.
Этим летом Распутину было о чем подумать. До отъезда в Тобольск он просил Александру написать Николаю письмо с вопросами и советами. Он интересовался, как следует общаться с Думой, не следует ли сменить генерал-губернатора Петрограда Александра Оболенского, что делать с длинными очередями за продуктами в столице, не следует ли поручить решение кризиса с продуктами и топливом министерству внутренних дел, а не министерству сельского хозяйства. Распутина особо тревожил рост цен на билеты на трамваях, вместо пяти копеек проезд стал стоить десять. Он просил Александру сообщить Николаю, что такое повышение «несправедливо по отношению к бедному народу – пусть облагают богатых, но не тех, которым приходится ежедневно, притом неоднократно, ездить в трамвае». Беспокоил Распутина и закон, который запрещал солдатам ездить на трамваях и конках в столице во время войны. Он просил Вырубову сообщить об этом Александре и Николаю. Он считал этот закон бессмысленным, несправедливым и порождающим в сердцах обычных солдат гнев и обиду на офицеров, которым это было позволено. По мнению Распутина, такую политику следовало прекратить. И в этом он был прав: бессмысленный унижающий закон стал важным фактором, повлиявшим на настроение общества в преддверии Февральской революции. Александра просила Николая все передать Штюрмеру и передавала ему совет Распутина: быть твердым с министрами. Распутин сообщил, что ему хотелось бы, чтобы Николай в ближайшие дни вернулся в Царское Село, чтобы обсудить с ним важные вопросы до отъезда в Тобольск3. Николай просьбу Распутина проигнорировал и остался в Ставке.
20 июля император снова перетасовал своих министров – министерская чехарда продолжалась. Штюрмер сохранил пост премьера, но министром внутренних дел стал Александр Хвостов, бывший министр юстиции и дядя неудавшегося убийцы Алексея Хвостова. Александр Макаров стал новым министром юстиции, а министр иностранных дел Сергей Сазонов отправился в отставку, уступив свой портфель премьеру Штюрмеру4. Выбор Макарова не порадовал ни Распутина, ни Александру. Оба были недовольны его действиями во время скандала с письмами, связанного с Илиодором, в 1912 году. Оба считали, что он не сделал всего необходимого для защиты императрицы. Тем не менее обоих утешало то, что Макаров не стал министром внутренних дел, о чем Николай думал в мае. Пост министра юстиции был менее влиятелен – и менее опасен5.
Но похоже, что Распутин уже начал интриговать против новых министров. 15 августа князь Андроников написал «совершенно секретное» письмо дворцовому коменданту Владимиру Воейкову. В нем он рассказывал о визите к нему Мануйлова и полковника Александра Резанова, помощника Батюшина. По словам Андроникова, Мануйлов сообщил ему, что занят разными делами по дискредитации Хвостова, Макарова и Штюрмера. «Гр. Еф. Распутин играет главную роль во всем этом, он гипнотизирует против Хвостова, говоря, что он точно как Алексей Николаевич Хвостов». На Макарова он начал нападать, когда тот не проявил по отношению к Распутину должного уважения.
«Мануйлов громко и цинично заявляет, что императрица сильнее всех и позаботится о “слабовольном царе”. Это конец пути! Если темная банда господ Мануйлова и Ко правит Россией, то мы все должны бежать из России как можно быстрее, ибо последствия этого будут ужасны!
Несмотря ни на что, мы сейчас должна поддержать Хвостова и Макарова и дать твердый отпор этим мошенникам и интриганам, для которых личная выгода гораздо более важна, чем интересы династии и Родины!
Это крик души, и, я надеюсь, он вызовет отклик в вашем благородном сердце!»6
Чего хотел добиться Андроников этим письмом? Правду ли он говорил о своей встрече с Мануйловым? Действительно ли это было? И именно ли так, как он описал в своем письме? А может быть, это был хитрый план Андроникова, чтобы добиться благосклонности Воейкова и новых министров? И не сыграло ли это письмо свою роль в аресте Мануйлова в том же месяце? Не был ли арест ответным ударом министра внутренних дел Хвостова, упомянутого в этом письме?
Андроников писал также, что «банда» ополчилась на обер-прокурора Волжина, главным образом потому, что он неуважительно относился к Вырубовой и даже отказывался бывать у нее. Волжин устал от бесконечных интриг. Андроников явно не знал, что за день до его письма, 14 августа, Волжин уже просил об отставке. Его предложения о преемнике были проигнорированы, и обер-прокурором назначили Николая Раева. Выбор оказался неудачным. Раев не был ничтожеством, но не был и воцерковленным. Он изучал восточные языки, затем долгое время служил в министерстве просвещения. За это время он создал Высшие женские курсы. Позже Шавельский отмечал его тривиальный ум и комичную внешность: нарумяненные щеки, блестящий черный парик, крашеные усы и борода. «Он производил впечатление молодящегося старика неприличного тона», – писал Шавельский7. Главное его достоинство заключалось в том, что он был сыном Павла Раева, бывшего митрополита Санкт-Петербургского, более известного как Палладий (умер в 1898 году). Именно Палладий назначил Питирима ректором Санкт-Петербургской духовной семинарии. Распутин встретился с Раевым и говорил с ним больше часа. После он сказал Александре, что этот человек «истинный дар Божий»8. Раев знал, кому он обязан своим повышением и что от него требуется: в качестве своего помощника он тут же выбрал князя Жевахова9. Теперь сомнений не оставалось. Распутин получил контроль над церковью. Поражение его противников было полным и безоговорочным.
28 июля Александра с дочерьми покинула Царское Село и отправилась в Ставку, чтобы быть рядом с Алексеем в день его рождения. Распутин прислал поздравления: «День славы от света сей колокол звучно позвонил, и звон его с нами вовек пребывает, что Бог дал, враги не отнимут»10. Распутин сам посоветовал Александре поехать в Ставку, убедив, что Господь это одобрит и тем самым «пошлет свое Благословение армии»11. В Ставке Александра поговорила о Распутине с генералом Алексеевым. Она подарила генералу икону «нашего Друга» и позже говорила Николаю, что надеется, что генерал принял подарок «с подобающим настроением», поскольку это станет настоящим благословением для армии. Позже Алексеев передал слова Александры капитану Дмитрию Тихобразову: «Он такой святой и чудесный человек, несправедливо оклеветанный. Он так предан нашей семье, он страстно молится за нас. Поверьте, генерал, если бы он мог побывать в Ставке, то принес бы всем истинное счастье».
Алексеев нахмурился и сухо ответил: «Ваше Императорское Величество, я давно уже составил мнение по этому вопросу, и ничто не сможет его изменить. Я должен добавить, что как только он появится в Ставке, я сложу с себя занимаемую должность».
«Это ваше последнее слово, генерал?»
«Без малейшего сомнения».
На этом разговор закончился. Тихобразов отметил, что, несмотря на честность, Алексеев не пострадал из-за того, что открыто выступил против Распутина. Он сохранил не только свой пост, но и уважение царя – хотя и не Александры12.
Когда императрица с девочками вернулась домой, Александра написала Николаю с просьбой поговорить с Алексеевым о Распутине: «благодаря ему ты сохранил решимость и взял на себя командование год тому назад, когда все были против тебя, скажи ему это, и он тогда постигнет всю мудрость и многие случаи чудесного избавления на войне тех, за кого он молится и кому он известен, не говоря уже о Бэби и об Ане». В ноябре Алексеев перенес сердечный приступ и был отправлен в Крым на лечение. Александра сочла это Божьей карой13. Униженный Алексеев говорил Шавельскому: «Знаете, отец Георгий, я хочу уйти со службы. Нет смысла служить: ничего нельзя сделать, ничем нельзя помочь делу. Ну что можно сделать с этим ребенком! Пляшет над пропастью и… спокоен. Государством же правит безумная женщина, а около нее клубок грязных червей: Распутин, Вырубова, Штюрмер, Раев, Питирим…»14.
22 августа Распутин с дочерьми, Вырубовой, Лили Ден, Зинаидой Ржевской, двумя камердинерами и жандармом покинул столицу и отправился в Сибирь. До отъезда он подарил Александре две розы для Алексея. Все они отправились в Сибирь помолиться перед мощами нового святого Иоанна Максимовича в Тобольске по поручению императрицы. Вырубова была печальна и подавлена. Ей не хотелось ехать. Двигаться на костылях было трудно и больно. Распутин же настаивал, чтобы она поехала, поэтому ей пришлось подчиниться15. В Тобольске они остановились в большом белом доме губернатора в нижней части города – в том же доме, где с конца лета 1917 до весны 1918 года пленниками будут жить Романовы. Приехавшие два дня провели в городе, поклонились мощам нового святого и на пароходе отправились в Покровское16. Распутин пригласил их в гости, и Прасковья тепло их встретила. Они целый день ловили рыбу и навещали друзей Распутина. Лили Ден Распутин сказал, что надеется когда-нибудь принять здесь и их величеств. Когда она сказала, что это слишком далекое путешествие, Распутин очень серьезно произнес: «Они должны приехать»17.
Из Покровского все отправились в Верхотурье. Вместе с ними поехала Тамара Шишкина, дочь директрисы местной школы для девочек:
«В соборе невероятная давка. Распутин и его сопровождающие стоят посредине церкви. Публика все больше нарядная, важная, много приехавших со всего Екатеринбургского уезда, а может быть, и дальше. В церкви все сияет. […]
Григорий Ефимович Распутин стоит на самом почетном месте во главе свиты на разостланном ковре. Он в русской светло-желтой рубашке, опоясан русским кушаком с кистями, в бархатных шароварах и лаковых сапогах. Причесан как Христос на иконах, посредине пробор в каштановых волосах, которые подстрижены до плеч. Молится истово, осеняя себя широким крестом. С ним вместе молится и его свита: генералы в орденах, важные дамы, говорят, даже великокняжеского происхождения. Лицо у него благообразное, спокойное, сосредоточенное, приятное.
В конце обедни, когда из алтаря выносят крест и кладут его на аналой посредине церкви, чтобы каждый мог приложиться к нему, первым поцеловать крест подходит Распутин, за ним его свита. И вот после них началась страшная давка среди молящихся. Все богомольцы бросились толпой ко кресту, чтобы оказаться около Распутина, лучше разглядеть “старца”, прикоснуться к нему. И вот тогда эта толпа вытолкнула меня к самому “старцу”, прямо под его правую руку. И он, широко крестясь, задел меня локтем по голове, как бы “смазал” по щеке. Я онемела. Дедушка, увидев это, выхватил меня из толпы и увел всех нас из собора.
Три дня провели мы в Верхотурье, и все эти дни здесь творилось то же самое, что и в первый день пребывания Григория Ефимовича в Николаевском мужском монастыре. Везде шумные сборища людей, обсуждающих свои встречи со “старцем”, торжественные богослужения в церквях. Из самых дальних келий и скитов в церкви приходили глубокие старцы и старушки, монахи и монашки и тут же выясняли свои взаимоотношения»18.
Распутин и его сопровождающие все это время постились и молились перед мощами святого Симеона. Распутин отправил телеграмму Николаю: «Исполнили желание у раки праведника. Он уврачует, даст нашим полководцам разума святыни. Разум всему победа»19. Он также написал поздравление императору в годовщину принятия им командования армией. Похоже, поездка и была предпринята для того, чтобы отметить это событие и испросить заступничества святого для помощи в войне. Затем все отправились к старцу Макарию в его скромный скит, расположенный в лесу в нескольких километрах от монастыря. Вырубова села и внимательно слушала разговор Распутина с Макарием20. Макарий знал Распутина много лет – они познакомились, когда он был еще простым странником. Эта встреча стала для них последней. Из Верхотурья Вырубова и Ден вернулись в Петроград, а Распутин поехал домой.
