Рубеж веков в России ознаменовался интенсивными духовными исканиями. Интеллектуалы отвернулись от материалистического позитивизма XIX века и обратились к Церкви и другим формам духовности. В стране начался истинный религиозный ренессанс. Многие пытались вдохнуть новую жизнь в закоснелую, бюрократическую и духовно мертвую официальную Русскую православную церковь, вселить в нее новое чувство мистерии, пыла и жизни. Другие же полностью отвергали Церковь ради новых форм духовного опыта, которые сулили еще более мощное слияние со священным началом. Воплощением духа эпохи стали Религиозно-философские собрания, созданное в 1901 году в Санкт-Петербурге писателями Дмитрием Мережковским, Зинаидой Гиппиус и Дмитрием Философовым. Они стали называть себя богоискателями. Мережковский считал себя пророком и хотел создать новую религию, основанную на идее о том, что второе пришествие Христа неизбежно, а вместе с ним появится и Третий Завет¹.

Период с конца XIX до начала XX века получил в России название «Серебряного века». Именно на этот период приходится возвышение и падение Распутина. В это время образованные классы России были чрезвычайно увлечены мистицизмом, оккультизмом и всем сверхъестественным – столоверчением, гипнотизмом, хиромантией, розенкрейцерством, предсказанием судьбы и телепатией. Это была эпоха теософии – некоей тайной доктрины, созданной уроженкой России Еленой Блаватской. В этом учении присутствовали элементы гностицизма и буддизма. Блаватская утверждала, что в своей доктрине собрала древнюю мудрость, некогда общую для всех мировых цивилизаций, и теперь эта доктрина может стать основой для всеобщего братства людей. Мистическое обаяние теософии привлекло многих видных представителей русской науки и искусства – философов Владимира Соловьева и Николая Бердяева, поэтов и писателей Константина Бальмонта и Андрея Белого, композитора Александра Скрябина, художника Василия Кандинского. Это была эпоха спиритизма, созданного в Хайдсвилле, Нью-Йорк, в 1848 году сестрами Кейт и Маргарет Фокс. Они считали, что существуют особые люди, «медиумы», способные общаться с умершими. Спиритизм распространился в Америке, Англии (в возможность общения с умершими верили королева Виктория и сэр Артур Конан Дойль), Германии и России. Люди собирались на спиритические сеансы в надежде пообщаться с умершими близкими. Духи общались посредством стука, странных голосов, автоматического письма и даже через эктоплазмическую материализацию. Спиритические сеансы стали настолько популярными, что в императорском университете Санкт-Петербурга была даже создана «Научная комиссия по изучению медиумического феномена». Возглавлял ее химик Дмитрий Менделеев, создатель периодической таблицы.

Гипнотизм в России в начале ХХ века был более популярен, чем в Западной Европе. Русские психиатры широко использовали гипноз в своей практике. Поэт Осип Мандельштам посещал дом петербургского врача Бориса Синани, знаменитого своей способностью излечивать пациентов простым «внушением». Самым известным психиатром того времени, использовавшим гипноз, был Владимир Бехтерев. Гипноз являлся частью созданной им науки «психоневрологии»².

Увлеченность оккультизмом быстро распространилась за пределы круга художников и интеллектуалов и укоренилась в среде среднего класса. Спиритические сеансы стали популярным видом развлечения. К 1914 году в Петербурге насчитывалось тридцать пять официально зарегистрированных оккультных кружков и сотни более неформальных. Безумие овладело не только столицей, но и Москвой и более провинциальными городами. Если некоторые относились к оккультизму совершенно серьезно, для других это было простым развлечением. В России появилось множество разнообразных медиумов, ясновидящих и прорицателей на любой вкус. «Таинственный пес Джек» мог угадать возраст человека, год его свадьбы и даже количество денег в кармане. Желающих принимала индийская сомнамбула, принцесса мадам Наиндра. Польский медиум Ян Гузик вызывал духи не только Александра Македонского, Наполеона и Пушкина, но и умерших животных. Некоторые такие духи были настолько злобными, что после сеансов Гузика некоторым зрителям приходилось обращаться за медицинской помощью³.

Даже крестьяне и рабочие, то есть подавляющее большинство населения, восприняли новые духовные движения и религиозные течения. Огромное множество людей отправлялось в паломничества по святым местам, как это делал Распутин. Люди верили в духов, одержимость, чудеса и магию. Группы крестьян собирались в собственные христианские общины. Порой такие общины не искали благословения Церкви или каких-либо клириков. У рабочих также рос интерес к духовному благосостоянию. Большой популярностью пользовались проповедники, которые обещали спасение души⁴.

Пожалуй, самой яркой подобной фигурой был Алексей Щетинин. Он родился в Воронеже в 1854 году, еще в детстве переехал в Ставрополь. В 1879 году он какое-то время находился в тюрьме, и жена его бросила. Он стал проповедником и начал новую жизнь хлыстовского пророка. Сам он называл себя «вольным сыном эфира», позаимствовав эту фразу из поэмы Лермонтова «Демон» (1829–1839). С самого начала Щетинин был фигурой неоднозначной и довольно порочной. С одной стороны, он поносил другие секты перед православными миссионерами, с другой – поносил православие в кругу своих последователей. Говорили, что, пытаясь не допустить миссионеров в свою секту, он подсылал к ним молодых девушек, чтобы они их соблазнили⁵.

В Петербург он приехал в 1906 году и вскоре собрал вокруг себя группу, состоявшую преимущественно из рабочих, увлеченных его проповедями. Любознательный Михаил Пришвин однажды побывал в тесной неуютной квартирке Щетинина на окраине города. Щетинин был пьян и бормотал собравшимся ученикам что-то невнятное. Заговорил один из этих учеников, Павел Легкобытов:

Пришвин был потрясен увиденным. «Христос-Царь» оказался пьяным мошенником, но последователи верили в него и были счастливы отдать ему все, что у них было – хоть жалкие деньги, хоть своих жен. Главным девизом Щетинина были слова «Ты больше Я». Он заставлял своих учеников повторять их снова и снова, чтобы сломать их волю и убедить их «броситься в чан». Щетинин был садистом, находившим удовлетворение в наблюдении за страданиями других. «Нужно было раздеть его и самой ложиться. Пахло перегорелым вином, не продохнуть, когда прикасался. Мало того: заставлял целовать тело, сосать член, ссылаясь на Священное писание: “для чистых все чисто”»⁶.

Некоторые интеллектуалы, например Мережковский, считали Щетинина интересным. Щетинин пытался уговорить Мережковского вступить в его группу, говоря: «Наша жизнь – кипящий чан, мы варимся в этом чане, у нас нет ничего, что принадлежало бы только нам. […] Кинься в этот чан вместе с нами, умри с нами, и мы воскресим тебя. Ты восстанешь вновь как вождь народа». Мережковский пригласил Щетинина на собрание Религиозно-философского общества. Зинаида Гиппиус увидела в нем второе, «демократическое издание» Распутина, отметив, что они даже одевались одинаково, хотя поскольку Щетинин не сумел установить контактов с церковными иерархами, то по социальной лестнице он не поднимался, а опускался и нашел свое место среди рабочих Петербурга. Гиппиус писала о нем так: «маленький, нестарый, живой человек, видимо, сильный волей, властный и одержимый неистовой страстью говорения». В проповедуемом Щетининым самоотрицании и символическом самоубийстве личности на пути к высшему плану жизни через общинность Гиппиус разглядела марксистские идеалы⁷. Позже, уже после революции, Гиппиус удалось увидеть полицейское дело Щетинина. Там была большая его фотография, где он был одет в женское платье и сидел в окружении своих учениц. То, что она прочитала, привело ее в ужас. И тогда она поняла, что Щетинин и Распутин были вовсе не одинаковы: «Хоть и похожи они, как два брата, Щетинин и Распутин, но безобразие и распутство последнего бледнеют пред тем, что выделывал Щетинин в неугасимой, неуемной похоти своей и разврате, граничащих с садизмом»⁸.

Чтобы проверить преданность последователей, Щетинин требовал, чтобы родители отдавали своих детей в приюты по его выбору. Так они не просто теряли детей, но еще и не могли в дальнейшем их разыскать. Тут он явно зашел слишком далеко. Ученики взбунтовались и в 1909 году свергли его, заменив Павлом Легкобытовым, тем самым, с которым ранее встречался Пришвин. Одним из первых деяний нового лидера стала коллективная свадьба всех женщин со всеми мужчинами секты⁹.

В 1912 году Щетинина арестовали и посадили в тюрьму. Специалист по русским сектам Александр Пругавин предложил своей племяннице, Вере Жуковской, которая и сама интересовалась подобными персонажами, навестить его в заключении. Жуковская пришла в восторг: «Это один из последних пророков, можно даже сказать, последний живой бог. Его способность навязывать свою волю не только душам, но и телам своих последовательниц заслуживает изумления, особенно поскольку человек этот так развращен. Его не раз отдавали под суд, даже за изнасилование. А теперь он в тюрьме, и не за распространение своей опасной ереси, но за соблазнение малолетней»¹⁰.

То, что Жуковская увидела за решеткой тюрьмы, ее потрясло: «На меня жадно глянули два светлых сияющих, точно промытых, немигающих хлыстовских глаза». Щетинин буквально вибрировал от напряженной энергии, словно волк в клетке, переминаясь с ноги на ногу. Он начал говорить громко, жестикулируя и подпрыгивая. Он объяснял тайну жизни, но слова его представляли собой хаос несвязных мыслей – «неистовый фонтан слов» – и было почти невозможно понять их смысл. Его энергия была одновременно и отвратительна, и непреодолима: «И сладкое мучительное блаженство поднималось все выше и выше к горлу. Я подумала – ты сейчас задохнешься, и это будет конец. Ты никогда больше ничего не почувствуешь». Жуковская покинула тюрьму, глубоко потрясенная общением с этим пойманным зверем, таинственно совместившим в себе противоположные силы Бога и Сатаны.

Ранее Щетинин хотел жениться на Дарье Смирновой, так называемой «Охтинской Богородице». Она возглавляла хлыстовскую секту на реке Охта в восточной части Петебурга. Дарья была красива, носила зеленое платье, пудрила и румянила лицо. Пришвин говорил, что у нее «холодные глаза». Ею были увлечены многие интеллектуалы – Пришвин, Вячеслав Иванов и поэт Александр Блок. Они бывали у Смирновой и приглашали ее выступить на собрании Религиозно-философского общества. Она предложила научить их тайным способам контроля окружающих и сказала: «Тот, кто возьмет меня как женщину, найдет во мне женщину. Тот, кто возьмет меня как бога, найдет бога». Она говорила им о видимом и невидимом мирах, об астральной сфере.

В марте 1914 года Смирнова оказалась под судом по ряду обвинений. Среди прочего ее обвиняли в религиозных извращениях и смерти двух женщин, которым она приказала поститься сорок дней. Пришвин пришел в суд и выступал в ее защиту, назвав ее «крестьянской Евой». Впрочем, остальные с ним не согласились. В качестве эксперта был приглашен Владимир Бонч-Бруевич. Он показал, что во время ритуалов Смирнова заставляла своих последователей пить не только грязную воду, в которой она мылась, но и ее мочу. Это уже граничило с сексуальными извращениями. Суд вынес обвинительный приговор. Смирнова была лишена имущества и выслана в Сибирь.

Еще один странный пример – Валентин Свенцицкий, православный священник, писатель и один из основателей «Христианского братства борьбы» и Московского религиозно-философского общества, который утверждал, что путь к Христу лежит через страдание, сексуальный грех и даже пытки. В 1910 году он писал о тех христианах, которые ищут духовного обновления только мирными средствами, так:

В 1908 году Свенцицкий опубликовал скандальный роман «Антихрист» с ницшеанским героем, который свободно соединяет добро и зло – с щедрой долей садизма – создавая собственную моральную вселенную. Друг Свенцицкого, Марк Вишняк, описывал его веру так: «вульгарная мудрость простого народа: не согрешишь – не покаешься, не покаешься – не спасешься».

Вишняк и другие отмечали, что женщины буквально сходили по Свенцицкому с ума. Ходили чудовищные слухи о его сексуальной жизни, и никто не знал, что в них правда, а что чистый миф. Он соблазнил трех молодых и привлекательных женщин, и все они родили ему дочерей. Впрочем, женщины эти не обижались друг на друга – и еще меньше на Свенцицкого за его неверность. А вот члены Московского Религиозно-философского общества памяти В.С. Соловьёва были настроены иначе, и его исключили из группы. Где-то в 1909 году он начал новое движение – Голгофских христиан. Основная идея нового учения заключалась в том, что для спасения человечества каждый человек должен быть равен Христу и взойти на свою Голгофу. Общество еженедельно выпускало собственную газету «Новь», в которой печатались Блок, поэт-символист Валерий Брюсов и будущий Нобелевский лауреат Иван Бунин. На страницах этой газеты священник Иона Брихничев писал о Свенцицком так:

Неустанные духовные искания на рубеже веков были панъевропейским явлением. В значительной степени это объяснялось снижением влияния на Западе церкви и официальной религии в целом. Но были и особые местные факторы, которые сыграли главную роль в духовных исканиях именно в России. В 1861 году было отменено крепостное право. И с этого времени до начала ХХ века Россия в большей степени, чем любая другая страна Европы, переживала стремительные и глубокие перемены. Из традиционного, сельскохозяйственного общества страна в одночасье шагнула в современность. Помимо этой кардинальной трансформации, Россия пережила унизительное поражение в Русско-японской войне, затем революцию 1905 года, которая сотрясла сами основы государства. Русские переживали неизбежное чувство отчуждения, их мучили дурные предчувствия неизбежного кризиса. Старые институты и связанные с ними старые убеждения более не отвечали на сложные вопросы нового и для многих неопределенного и пугающего мира¹².

Популярность оккультизма подогревала идеи о том, что дьявол не дремлет. Эти убеждения, в свою очередь, вели к созданию теорий заговоров, поиску тайных интриг и замаскированных врагов. Правые кричали о том, что все беды России – дело рук международного франкмасонства. Хотя Первая мировая война еще более усилила эти идеи, превратив их в национальный психоз, вера в «темные силы» возникла за несколько лет до ее начала. Еще в 1906 году Вячеслав Иванов и теософка Анна Минцлова написали Андрею Белому: «Есть враги, отравляющие Россию дурными флюидами…; и враги те – восточные оккультисты, воздействующие на подсознание русского народа и будящие дикие страсти под игом ущербной луны». На страну направлены «оккультные стрелы из мира тьмы, который сознательно деморализует Россию»¹³.

Одержимость «темными силами» в сочетании с одержимостью самим дьяволом. В годы, предшествующие Первой мировой войне, Сатана присутствовал повсюду – от оперы Антона Рубинштейна «Демон» (1871–1872) до картин Михаила Врубеля «Демон сидящий» (1890), «Демон летящий» (1899) и «Демон поверженный» (1902). Владимир Соловьев, разочаровавшийся в традиционной Церкви, также был одержим видением демонов. Он был убежден в том, что видел Сатану во плоти. Его последний литературный труд был озаглавлен «Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории со включением краткой повести об Антихристе и с приложениями» (1899)¹⁴. Известный писатель Леонид Андреев писал о дьяволе в трагедии 1908 года «Анатэма». Композитор Александр Скрябин испытал такой ужас после написания Шестой фортепианной сонаты, что отказался играть ее на публике, считая, что она исполнена демонических сил. Скрябин считал себя Богом и даже пытался ходить по водам Женевского озера (безуспешно). Попытавшись изгнать демонов с помощью Седьмой сонаты, он в 1913 году сочинил Девятую сонату, известную под названием «Черная месса», с отсылками к поклонению дьяволу, садизму и даже некрофилии¹⁵.

Такие писатели, как Александр Добролюбов, Брюсов и Белый, также были одержимы черной магией и демонами. Третий том «Мистической трилогии» религиозного философа Митрофана Лодыженского озаглавлен «Темная сила» (1914). В нем исследуются все стороны таких влияний, в том числе влияния дьявола и Антихриста, на человеческую душу. Одержим дьяволом был и Александр Блок – и не только в литературе. Он верил в то, что на Россию воздействует истинная, неоспоримая демоническая сила. Работая в 1917 году в Комиссии, Блок писал, что для понимания последних дней династии Романовых требуется «демонический» взгляд¹⁶.

Вера в сверхъестественное, в темные силы, тайным образом направляющие Россию к Апокалипсису, в неоспоримое присутствие самого дьявола – все это совместилось в народном восприятии Распутина. Невозможно отрицать, что образ Распутина, сформировавшийся перед Первой мировой войной, образ, который сохранился и до наших дней, в меньшей степени был связан с Распутиным-человеком – с истинной природой его характера и его реальными действиями – и в большей степени с болезненным состоянием России в начале ХХ века. Космические силы боролись за будущее России. И тот факт, что простой крестьянин не просто проложил себе путь в царский дворец, но еще и завоевал полное доверие монарха, мог означать одно из двух: либо этот человек был ангелом, посланным Богом, либо самим дьяволом. Илиодор вовсе не метафорически назвал русское издание своей книги «Святой черт»¹⁷. Годы шли, кризис в России углублялся, и почти всем становилось ясно, что крестьянин из Покровского мог быть только дьяволом. Мать Блока была убеждена, что Распутин – либо дьявол, либо Антихрист и в нем заключена причина всех страданий России. Даже министр иностранных дел России Сергей Сазонов называл Распутина Антихристом¹⁸.

Еще при жизни Распутин перестал быть просто человеком и стал зловещим воплощением ужасных времен. В «Новой воскресной вечерней газете» об этом писали так: