Глава 7

– Таня, – сказал Вячеслав, – ты пока отойди в сторону.

В ответ на стук администратора в дверь номера отозвался мужчина.

– Чего стучите?

– Вам необходимо спуститься в холл гостиницы, – сказала администратор, – для вас оставлено важное сообщение.

Она вопросительно посмотрела на Куранова, словно спрашивая, правильно ли она говорит. Он утвердительно кивнул.

Сначала около двери послышался скрежет, видимо, постоялец номера пытался открыть дверь, но ключ никак не хотел попадать в замочную скважину. Потом дверь наконец открылась, и на пороге показался мужчина с бутылкой в одной руке и со стаканом в другой. Покачиваясь, он удивленно смотрел на Вячеслава. Женщина-администратор тем временем по знаку Вячеслава уже спускалась вниз.

– Где Ласточкин? – спросил его Вячеслав.

– Какой еще Ласточкин? – мужчина пьяно икнул. – А-а, это тот мужик, который попросил поменяться с ним комнатами!

Мы с Вячеславом переглянулись. Ну и хитрый же этот юрисконсульт. Увидев меня, он явно почувствовал что-то неладное, вот и попросился в чужой номер. На всякий случай Вячеслав и Сергей, оттерев пьянчужку в сторону, осмотрели номер. Там действительно не было юрисконсульта. В спальне находилась только полуодетая размалеванная девица, которая заверещала, когда увидела оперативников.

– Где тот номер, который вы занимали раньше? – спросил Куранов.

– Да вот там, – он махнул рукой направо.

– Номер, какой номер, я спрашиваю! Цифру назови!

– А, цифру. Цифра шестнадцать. А что случилось-то?

Вячеслав побежал по коридору в правую сторону, мы с Сергеем поспешили за ним. Подойдя к шестнадцатому номеру, Куранов остановился и прислушался. В комнате было тихо. Я понимала, почему Вячеслав медлил. Если он сейчас постучит и скажет, что это полиция, то Ласточкин просто не откроет дверь, а попытается выбраться из гостиницы, ну, хотя бы через окно. В конце концов, это второй этаж, не десятый.

– Слава, я сейчас пойду, позову администратора, – сказала я тихо. – Пусть еще раз попросит открыть дверь.

– Давай, – дал добро Куранов.

Я спустилась в холл и подошла к стойке.

– Будьте добры, еще раз поднимитесь на второй этаж. Постоялец, который нам нужен, поменялся с мужчиной из шестнадцатого номера, – объяснила я.

– Хорошо, идемте, – сказала администратор.

Подойдя к шестнадцатому номеру и постучав, женщина снова попросила открыть дверь, ссылаясь на то, что в холле постояльца ожидает важная информация. На этот раз дверь открыли довольно быстро: видимо, Ласточкин не пьянствовал, как тот мужчина, которого он попросил с ним поменяться. Увидев нас, Ласточкин посмотрел удивленным взглядом. Куранов тут же, не давая юрисконсульту опомниться, сунул ему под нос свое удостоверение и сказал:

– Гражданин Ласточкин, вы арестованы.

– С какой стати?

– Вы подозреваетесь в убийстве гражданки Елизаветы Городенчиковой. Вот ордер на ваш арест.

– А на основании чего вы меня подозреваете? – спросил юрисконсульт.

– На основании данных экспертизы, – пояснил Куранов, – под ногтями у Городенчиковой были обнаружены частицы крови, которая совпала с вашей.

Ласточкин, ни слова не говоря, шагнул назад, потом бросился к окну и, распахнув его, прыгнул вниз. Мы услышали, как он приземлился. «Он что, каскадер, что ли, по совместительству? – подумала я. – Надо же, не побоялся поломаться, прыгнул».

– Вот черт! Сергей, за ним! – крикнул Куранов и выскочил на лестницу.

Пробегая мимо Трофима, я успела крикнуть ему:

– Подозреваемый прыгнул в окно!

– Он сейчас попытается скрыться дворами, – на бегу высказал предположение Трофим.

– Тогда я побегу через двор, а ты контро-лируй улицу, – сказала я.

Я увидела Ласточкина, который действительно бежал по направлению к проходному двору. На какой-то миг мне показалось, что вот сейчас он благополучно скроется из глаз, и тогда ищи ветра в поле. Но вот Ласточкин замедлил темп, а затем и совсем остановился и схватился за правую ногу. Видимо, он все-таки повредил ее, когда прыгал из окна, только сгоряча сразу не заметил этого. Я подошла к юрисконсульту, в это время к нам подошли и Трофим с Сергеем и Курановым.

– Ты в цирке, что ли, работаешь? – поинтересовался Вячеслав.

– Скорее уж в кино, каскадером, – заметила я.

– Ладно, вставай, нечего тут рассиживаться, – сказал Куранов юрисконсульту.

Ласточкин, сильно хромая, медленно пошел вперед между Трофимом и Сергеем.

– Похоже, что у него как минимум растяжение, – сказала я, направляясь к полицейской машине вместе с Курановым.

– Сейчас приедем в отделение, и я вызову «Скорую», – сказал Вячеслав, – Тань, ты когда хочешь его допросить?

– Как только ему окажут медицинскую помощь, – ответила я.

В отделении Вячеслав вызвал «Скорую», а я решила позвонить Кирьянову.

– Володь, мы только что взяли Ласточкина, – сообщила я Кирьянову.

– Ну! Поздравляю! – обрадовался Владимир. – Ну как? Он уже признался в том, что убил Елизавету Городенчикову?

– В данный момент им занимаются медики, он, видишь ли, решил удрать от нас через окно на втором этаже.

– А как все у вас там прошло? – спросил Владимир.

– Да все, как всегда, Володь, погоня, погоня, погоня… Привычное дело.

– Ладно, позвони потом, – попросил Владимир.

– Обязательно.

В это время в кабинет вошел Куранов.

– Ну, что, Тань? Сейчас сюда приведут нашего каскадера, врачи чего-то там уже сделали с его ногой. А вот и он, – указал Вячеслав на показавшегося в дверном проеме юрисконсульта. Конвоир ввел хромающего Ласточкина в кабинет, а сам вышел за дверь.

– Ласточкин, присаживайтесь, – сказал Вячеслав и отодвинул стул на середину кабинета.

– Ну так начнем, пожалуй, – сказал Куранов. – Так вы признаетесь в убийстве Елизаветы Городенчиковой?

– С какой стати мне признаваться в том, чего я не делал?

– Если бы не убивал, то не стал бы в окно сигать.

– Я не понял сразу, в чем вы меня обвиняете.

– Надо же, какой непонятливый, – с усмешкой сказал Куранов и посмотрел на меня.

– Может быть, вы, Ласточкин, все-таки расскажете, как все произошло? – спросила я.

– Произошло что? – спросил Ласточкин.

– Не прикидывайтесь, гражданин Ласточкин, – строго сказал Вячеслав.

– Так я уже гражданин? – юрисконсульт позволил себе даже усмехнуться. – А как же презумпция невиновности?

– Слушай, ты! – прикрикнул на него Вячеслав. – Лучше сразу все расскажи, сам. Чистосердечное признание в убийстве Елизаветы Городенчиковой будет учтено судом при вынесении приговора. Поэтому рассказывай все подробно, ничего не пропуская, все по порядку.

– Рассказывать мне вам нечего, – сказал Ласточкин.

– Давайте, тогда я расскажу, как все происходило, – предложила я и начала: – Шестого сентября, вы, Валентин Николаевич, поднялись в квартиру Елизаветы Максимовны Городенчиковой примерно около двенадцати часов ночи. Вы с ней поссорились, и в результате этой ссоры Городенчикова была убита. Ведь так все было?

– Нет, совсем не так, – возразил Ласточкин. – Я действительно в тот вечер зашел к Лизе. Но чтобы убивать ее? Я любил эту женщину, как я мог ее убить?

– Вы сказали, что любили Елизавету Максимовну. Это означает, что шестого сентября, когда поздно вечером, можно сказать, уже ночью, вы были у нее дома, вы уже не любили ее?

– Да какая вам разница, в конце концов? Любил, не любил.

– Хорошо, оставим эти детали. Скажите тогда вот что: каким образом вы попали в квартиру Городенчиковой? Она что, сама вас пригласила? – спросила я.

– Она меня не приглашала, я сам позвонил ей и попросил разрешения прийти. Точнее сказать, не попросил, а сказал, что я скоро приду к ней.

– Вот как? Значит, поставили Елизавету Максимовну перед фактом, – констатировала я. – А зачем, можно узнать, вы собрались нанести визит женщине, с которой у вас произошел разрыв, и уже довольно давно? По какой причине вы решили сделать это?

Ласточкин минуту помедлил, а потом сказал:

– Я рассчитывал, что наши отношения возобновятся, ведь у меня чувства к ней еще не прошли. К тому же мне незадолго до этого позвонила ее подруга. Она сказала, что к Лизе домой скоро должен прийти мужчина. Я понял, что если я хочу вернуть наши отношения, то мне надо действовать немедля. И тогда я…

– Подождите, – остановила я юрисконсульта. – Скажите, кто эта подруга?

– Да так, одна наша знакомая, и моя, и Лизина, – уточнил Ласточкин. – С Лизой они близкие подруги, – добавил он.

– Вы имеете в виду Екатерину Расторгуеву? – спросила я.

– Вы ее знаете? – удивился Ласточкин.

– Мы многое уже знаем, поэтому имейте это в виду, когда вам вздумается увести следствие в сторону. Итак, вам позвонила Екатерина Расторгуева. Что она вам сказала? – задала я вопрос.

– Она сказала, что к Лизе должен прийти мужчина, что это она его пригласила к себе, – ответил юрисконсульт.

– И это все, что она вам сообщила? – спросила я.

– Да, только эту информацию. Но я же не дурак, понял, что последует дальше, потому что так поздно приглашать к себе домой мужчину…

– Ясно. Дальше вы поднялись в квартиру Елизаветы Городенчиковой, вашей бывшей возлюбленной, на вас накатил приступ ревности, и вы ее убили!

– Да нет же! Не убивал я ее! Ну сколько можно говорить вам!

– Успокойтесь, мы все слышали, и не раз, как вы заявляли, что вы не убивали Городенчикову. Тогда расскажите, что произошло на самом деле.

Ласточкин молчал. Вячеслав, не выдержав, крикнул:

– Ты долго еще будешь молчать тут? Давай говори все как есть. И учти, что отпираться совершенно бесполезно, а уж придумывать что-нибудь и изворачиваться – тем более.

– Хорошо, я все расскажу, – тихо проговорил Ласточкин. – Шестого сентября вечером я никуда не собирался выходить из дома и планировал лечь спать, поскольку следующий день обещал быть напряженным в плане работы. Но тут вдруг позвонила Катя Расторгуева и сказала, что Лиза встречается у себя дома с мужчиной. Я тогда принял решение поехать к ней.

– Вы что же, прямо вот взяли и поехали к Городенчиковой, даже не предупредив ее? Получается, что она ничего не знала о вашем намерении посетить ее в столь поздний час. И вы свалились ей как снег на голову.

– Нет, зачем же! Я предупредил Лизу о своем приезде, я позвонил ей, перед тем как выехать, – объяснил юрисконсульт. – Я же не мазохист какой-то, чтобы прийти к Лизе домой и застать… картину…

«Значит, психоаналитик Листопадов сказал правду о том, что Елизавете, сразу же после того как они с ней вошли в квартиру, позвонил ее бывший, Валентин Ласточкин».

– Понятно, – сказала я, – продолжайте дальше.

– Ну вот, собственно, и все. Я поднялся к Лизе. Правда, я не сразу к ней поднялся, еще какое-то время постоял внизу. Так, чтобы с мыслями собраться, подумать, как вести разговор.

– И вот вы вошли к Елизавете Максимовне…

– Я вошел в квартиру, мы сильно с ней поругались, мирного разговора, к сожалению, у нас не получилось. И даже произошла… драка.

– Это из-за того мужчины? – спросила я.

– И из-за него в том числе.

– А сам он был у Городенчиковой в то время, как вы туда поднялись?

– Нет, конечно, Лиза была одна, я же специально позвонил ей заранее, – ответил Ласточкин.

– Так как же получилось так, что вы подрались с женщиной? – спросила я.

– Я надеялся до последнего, что Лиза вернется ко мне. Но она твердо сказала, что между нами все кончено и о возврате к прошлым отношениям не может быть и речи. Тогда я попросил, чтобы она вернула мне колье, которое я ей подарил. Она отказалась, тогда я взял его сам.

– Силой, – заметила я.

– Ну а что было делать, если Лиза не хотела отдавать его добром? Это было колье моей матери, оно не только само по себе представляет ценность – червонное золото с сапфирами и бриллиантами, но и является памятью о дорогом человеке, – пояснил Ласточкин. – Да, я взял его сам, а Лиза не хотела отдавать, начала меня царапать. Вот, следы еще остались.

Юрисконсульт приподнял рукав рубашки и показал отметины.

– Что же было дальше? – спросила я.

– А ничего. Я забрал колье и вышел из ее квартиры, – ответил Ласточкин.

– Когда вы выходили из подъезда, консьержка была на месте? – спросила я.

– Нет, в подъезде никого не было, – сказал Ласточкин.

– Это точно?

– Да, совершенно, – уверенно ответил он. – Вот, я ничего не утаиваю, а мог бы сказать, что да, меня видела консьержка. Чтобы обеспечить себе алиби, – добавил он.

– Мы ценим вашу правдивость, – с некоторым сарказмом заметил Вячеслав.

Я же подумала, что теперь уже совершенно ясно, что Ольга Петровна отсутствовала на вахте как раз в этот промежуток времени. То есть она видела, как в подъезд вошли Елизавета и Листопадов. А потом она по неизвестной причине покинула свой пост. Именно поэтому она мне и сказала, что не видела, как Листопадов выходил от Городенчиковой. По ее показаниям получается, что психотерапевт остался у Елизаветы на ночь. Но это абсолютно не соответствует действительности. Листопадов, по его же словам, вернулся поздно ночью в клинику, чтобы взять свои вещи, необходимые ему для утренней поездки в командировку в Москву. Его видел охранник. Опять же, по словам психоаналитика. Тогда, возможно, и Ласточкин мог видеть Листопадова.

– Скажите, около подъезда кто-нибудь находился? – спросила я.

Ласточкин наморщил лоб, как будто бы вспоминая, а потом ответил:

– Да, во дворе была припаркована вишневая «Тойота».

– «Тойота» была пустая, без пассажира? Или в ней кто-то находился?

– Да, в машине сидел мужчина.

– Он вам знаком? – спросила я.

– Нет, – юрисконсульт удивленно посмотрел на меня. – Почему я должен его знать? И вообще, было темно, ничего толком разглядеть уже было нельзя. Я видел только мужской силуэт.

– Может быть, вы запомнили номерной знак «Тойоты»? – спросила я.

– Нет, я же говорю, темно было, да и я был не в том состоянии, чтобы запоминать что-либо, – ответил Ласточкин.

Что же, звучит логично. Я вдруг подумала, что вполне возможно, что дело происходило именно так, как говорит Ласточкин. Тогда получается, что Елизавету Городенчикову убил кто-то другой. Этот кто-то пришел к Елизавете, позвонил в дверь, и Городенчикова впустила убийцу, открыв дверь. Получается, что она знала убийцу, в противном случае она не стала бы открывать дверь. И кто же мог к ней прийти? Да хотя бы та же Екатерина. Мотивом вполне могла быть ревность. Вернуться мог и Листопадов. А у него какой интерес? Елизавета, грубо говоря, выперла его, потому что должен был прийти Ласточкин. Значит, в этом случае имело место быть уязвленное мужское самолюбие. В общем, и Расторгуева, и Листопадов могли прийти к Елизавете повторно и проломить ей висок, каждый исходя из своих соображений. Ведь соседка Городенчиковой Галина Матвеевна не могла видеть, как кто-то из них снова пришел к Елизавете. А сам Ласточкин? Он-то мог вернуться к Городенчиковой или нет? Но зачем? Он забрал у нее свой подарок – дорогое колье, они поругались-подрались. После драки кулаками не машут, весь запал уже прошел. Так он убил Елизавету или не он? Предположим, что если мне удастся точно установить, что юрисконсульт ушел от Городенчиковой, а она в то время была еще жива, то это значит, что расследование придется начать сначала. Нет, не устраивает меня такое рассуждение, что-то здесь не то. Надо будет по новой опросить свидетелей. Хотя свидетелей-то всего одна Галина Матвеевна, потому что Ольга Петровна скрыла, что она отсутствовала на посту как раз в интересующее меня время. Все равно, надо будет поговорить и с ней: важно выяснить, когда она ушла, сколько тогда было времени.

Я так погрузилась в размышления, что не сразу услышала голос Ласточкина.

– Что вы сказали? – спросила я его.

– Я говорю, что вспомнил насчет машины, которая стояла во дворе, – ответил юрисконсульт.

– И что именно вы о ней вспомнили?

– Эта машина принадлежит психотерапевту Георгию Листопадову.

– Это точно? Точно вишневая «Тойота» принадлежит Листопадову?

– Я совершенно в этом уверен. Я его несколько раз видел. Видел, как он ехал в «Тойоте», – уверенно ответил Ласточкин.

– Скажите, вам известно, что в тот вечер Листопадов был у Елизаветы Городенчиковой в квартире? И как раз незадолго до вашего прихода? Именно с Листопадовым Елизавета Максимовна встречалась в тот вечер.

Ласточкин выглядел очень удивленным, когда услышал от меня этот вопрос.

– Нет, этого я не знал, – ответил он. – Но что ему было там делать? – недоумевал он. – Ведь они с Екатериной Расторгуевой – это близкая подруга Лизы – собирались пожениться.

– Вам это точно известно?

– Конечно. Когда у нас с Лизой был роман, они уже тогда наметили свою свадьбу, – сказал Ласточкин.

«Вот оно что! Даже и пожениться собирались? – подумала я. – Так что же тогда получается? Что Ласточкин действительно не убивал Елизавету Городенчикову, а убил ее Листопадов? Выходит, убийца был у меня под боком, а я, вместо того чтобы заставить его признаться в совершенном им преступлении, помчалась в Волгоград за юрисконсультом? Да, но если бы не допрос Ласточкина, то я и подумать не могла бы на психотерапевта. Этот юрисконсульт поспособствовал тому, что я посмотрела на ситуацию с другого ракурса. И что мне теперь делать? Начинать все с самого начала, а Ласточкина отпускать? Нет, отпускать его еще рано, пусть посидит».

Вячеслав посмотрел на меня:

– Уводить?

– Да, пожалуй. Хотя подожди, я сейчас его сфотографирую, чтобы могли опознать свидетели.

Куранов вызвал конвоира, и Ласточкина увели.

– Слушай, Слава, ты подержи его еще, – попросила я Куранова. – Слав, мне необходимо срочно вернуться в Тарасов, чтобы перепроверить показания. Когда ближайший рейс на Тарасов?

– Сейчас узнаем, – Вячеслав взял телефонную трубку.

– Тебе повезло, – сказал он через пару минут, – самолет через час.

– Значит, так, Слава, я, кажется, уже знаю, кто на самом деле является убийцей Елизаветы Городенчиковой. И как только я поймаю убийцу, я тебе сразу же сообщу. Тогда можешь выпускать Ласточкина. Думаю, он не будет в претензии за свое задержание. У него у самого в активе, можно сказать, драка, так что шум он поднимать не станет и привлекать внимание к себе – тем более.

Приземлившись в Тарасове, я первым делом поехала в дом, где проживала Городенчикова. Мне необходимо было еще раз поговорить с Галиной Матвеевной, соседкой Елизаветы. Я вошла в подъезд и чуть-чуть не столкнулась с Ольгой Петровной, консьержкой. Это в ее дежурство произошло убийство Елизаветы Городенчиковой.

– Ой, извините, здравствуйте, проходите, – суетливо зачастила она. – Ну как, вы уже схватили убийцу?

– Нет еще, Ольга Петровна, – ответила я. – И знаете, почему?

– Почему?

– Потому что, к сожалению, вы мне сказали неправду, – ответила я, чем привела женщину в смятение.

– Но как же… когда же я… – начала лепетать она.

– Ольга Петровна, вы мне сказали, что весь вечер никуда не отлучались со своего поста. Так?

Женщина промолчала.

– Молчите? Вот видите! Потому что вам нечего сказать в свое оправдание. А ведь если бы вы сразу честно сказали, что не все время сидели в подъезде, мне не пришлось бы потерять зря столько времени. От вас всего-то требовалось правдиво ответить на вопросы, чтобы следствие не пошло по ложному пути.

Ольга Петровна продолжала стоять, опустив глаза.

– Я вам предлагаю исправить свою ошибку и рассказать, что же произошло в ту ночь на самом деле.

– Извините меня, ради бога, я сейчас вам все расскажу, – начала консьержка, – у меня очень сильно болела голова, а лекарство от головной боли я, как назло, оставила дома. Пошла я в аптеку, так там очередь собралась на целый километр. В общем, одно к одному. Вообще-то я всегда на месте нахожусь, а как же иначе, уж вы поверьте мне, пожалуйста.

– Ладно, я вас поняла. Теперь рассказывайте все по порядку, – предложила я. – Начните с того времени, когда Елизавета Максимовна вошла в подъезд с мужчиной.

– Да, сейчас. Значит, примерно часов в одиннадцать у подъезда остановилась машина, потом я услышала, как хлопнули дверцы, и дальше в подъезд вошли они – Елизавета Максимовна с тем мужчиной, который был на фотографии, я вам говорила уже.

– Я это помню, рассказывайте дальше.

– Ну и вот. Не прошло и четверти часа, я гляжу, а этот мужчина, очень такой недовольный, спускается и выходит из подъезда.

– А потом что было? – спросила я.

– А потом я пошла в аптеку, – еле слышно сказала Ольга Петровна. – Я ведь думала, что поскольку время позднее, то многие уже спят, и ничего не произойдет, если меня какое-то время не будет на посту.

– Когда вы вернулись обратно, сколько тогда было времени?

– Не могу сказать точно, но кажется, было двенадцать часов или около того, – ответила Ольга Петровна.

– А когда вы возвращались в дом, во дворе вы кого-нибудь встретили?

– Вроде бы не было никого во дворе. Подождите-ка, когда я уже почти подошла к подъезду, из него вышел мужчина.

– Этот мужчина раньше в дом приходил? – спросила я.

– Я не смогла его разглядеть как следует, темно было, и потом, он очень быстро шел.

– Что было потом?

– Он сел в машину и уехал, – сказала консьержка.

– Хорошо, Ольга Петровна. Теперь ждите, вам пришлют повестку, чтобы снять показания.

Я повернулась и пошла к лифту. «Сколько я времени потеряла, и все только потому, что консьержка умолчала о том, что она оставила свой пост именно в тот час, когда все и произошло», – подумала я, вызывая лифт. Я вышла из лифта и, подойдя к двери Галины Матвеевны, нажала на звонок.

– Иду, – услышала я голос Галины Матвеевны, через пару минут дверь распахнулась, и соседка Городенчиковой, приветливо улыбаясь, сказала: – Здравствуйте!

– Здравствуйте, Галина Матвеевна, – ответила я. – А я снова к вам. Вот хочу порасспросить вас еще раз.

– Проходите, пожалуйста, чем смогу – помогу, – ответила женщина. – Вы проходите, проходите, не стойте на пороге.

Я прошла в комнату и села в кресло.

– Жаль, что вы так рано, а я только-только тесто поставила, пирожки собралась печь, – сообщила Галина Матвеевна, – если бы пришли попозже, отведали бы мою выпечку.

Я улыбнулась:

– Жаль, конечно, но что поделаешь. Мне, Галина Матвеевна, работать надо.

– Понимаю, – сказала соседка Елизаветы Городенчиковой. – Так о чем вы хотели меня порасспросить?

– Скажите, пожалуйста, Галина Матвеевна, вы могли бы еще раз рассказать мне о том вечере, когда была убита Елизавета Максимовна?

– Конечно, раз вам это нужно, конечно, все расскажу, – с готовностью откликнулась женщина. – Вам как надо рассказывать: с того времени, как мы с моими собачками вышли погулять? Или, может быть, еще раньше?

– Нет, раньше не надо. Да и прогулку тоже можно пропустить. Вы, Галина Матвеевна, лучше расскажите, что происходило после того, как Елизавета Максимовна и ее поклонник вошли в квартиру вашей соседки.

– Хорошо, я вас поняла. Ну так вот. Времени было уже… часов около одиннадцати ночи. Я услышала шум на лестничной клетке и подошла к двери посмотреть, кто там может разговаривать. Ну, и увидела их: Лизу и мужчину. Оба такие радостные, молодость, одним словом. Да… Потом прошло совсем немного времени, и я снова услышала, как кто-то громко так разговаривает за дверью. Я опять подошла к своей двери и увидела, что Лиза стоит на пороге своей квартиры и прощается со своим кавалером.

– Прощается, это надо понимать, что она спокойно говорит ему «до свидания»? – спросила я.

– Какой там спокойно? – возразила Галина Матвеевна. – Она его, можно сказать, гонит вон!

– Даже так? – удивилась я. – Ведь совсем недавно они пришли, как вы говорите, очень радостные, и вот Елизавета Максимовна уже выпроваживает своего гостя?

– Да, именно так и было. Я и сама удивилась. К тому же видно было, что мужчина этот совсем не хотел уходить от нее, – сообщила соседка Городенчиковой. – У него был очень недовольный вид, насколько я сумела разглядеть.

– Кто же был в гостях у вашей соседки потом, когда она выпроводила мужчину? – спросила я.

– А потом пришел еще один мужчина.

Я достала свой сотовый и, перелистав его, нашла фотографию Валентина Ласточкина, которую я сделала в волгоградском отделении полиции.

– Взгляните, Галина Матвеевна, не этот ли мужчина пришел к Елизавете Максимовне, когда от нее ушел тот, с которым она явилась к себе домой?

– Да, это он. Пришел он весь какой-то взъерошенный, стал звонить Лизе, так на кнопку жал, наверное, минут пять, не меньше. Но он тоже пробыл у Лизы недолго. И тоже вышел недовольный. Да нет, не недовольный, а разозленный.

– А кто пришел после него? Женщина?

– Да, женщина… – подтвердила соседка. – Чудно как-то все получилось в тот вечер.

– А что же необычным вам показалось, Галина Матвеевна?

– Да вот… Ведь женщина эта тоже вышла почти сразу же. Ну, или почти сразу. Нет, они еще с Лизой немного покричали друг на друга. У нас же слышимость, сами знаете, какая в этих современных домах, – пояснила Галина Матвеевна.

– И когда эта женщина вышла от вашей соседки, вы, Галина Матвеевна, сказали, что видели на ее руке кровь, – напомнила я.

– Да, все верно, так и было.

– Значит, эта женщина была последняя, кто приходил к Елизавете Максимовне? Больше в тот вечер гостей у нее не было? – я решила уточнить.

– Как же не было, были, – возразила соседка Елизаветы.

– Кто же еще был у нее?

– А тот самый мужчина, с которым она пришла домой и которого выпроводила, – ответила женщина.

Я не поверила своим ушам. Значит, все-таки Листопадов! Только теперь мне стало понятно, почему я забуксовала в своих рассуждениях. Ведь я с самого начала сосредоточила свое внимание на количестве приходивших в тот вечер к Елизавете Городенчиковой. А про их очередность совсем забыла, вернее сказать, не придала ей должного значения. Если бы я с самого начала стала расспрашивать Галину Матвеевну в нужном русле, то… Опять пресловутое «если бы да кабы». А ведь формально соседка Городенчиковой рассказала все правильно: к ее соседке Елизавете приходили двое мужчин и одна женщина. Только вот один из этих двоих заходил к Городенчиковой два раза. И он был последним гостем в тот роковой вечер. Ведь о нем говорила и Нина Петровна с восьмого этажа, женщина, с которой мы застряли в лифте. Она так прямо и сказала: «такой видный мужчина в дорогом костюме». А еще я вспомнила косметический салон «Люксери косметикс». «Кто тут за кем идет?» – спросила подошедшая к нам женщина. А до этого другая дама справедливо утверждала, что важна очередность. Правда, она имела в виду очередность нанесения косметических средств, но кто сказал, что это верно только применительно к салонным процедурам? Вот если бы мне все это пришло в голову раньше…

Галина Матвеевна, видя, что я задумалась, вопросительно посмотрела на меня:

– Я что-то не так сказала?

– Нет, нет, Галина Матвеевна, вы правильно все сказали.

Я быстро встала с кресла и пошла в прихожую.

– Большое вам спасибо, Галина Матвеевна, вы мне очень помогли. До свидания.

Я вышла из подъезда. Мне все еще не до конца верилось, что убийство Елизаветы Городенчиковой мог совершить не какой-то там уголовник, а респектабельный психоаналитик. Как-то не вязалось это и с его обликом, да и с профессиональной деятельностью. Но память тут же услужливо подсунула не один пример киношных злодеев-психологов, начиная с Ганнибала Лектера. К тому же уголовниками, как известно, не рождаются.

Я припарковалась недалеко от частной клиники «Авиценна». Миновав вестибюль, я поднялась по ступенькам и оказалась перед столом охранника.

– Здравствуйте, – поздоровалась я с мужчиной лет сорока в камуфляжном костюме. – Скажите, вы дежурили в клинике шестого сентября?

– Да, дежурил, а что?

– Тогда ответьте на вопрос: доктор Листопадов возвращался в клинику поздно вечером?

– Приходил, да.

– Во сколько он вернулся? – спросила я.

– Ну, точно не могу сказать, но где-то около двенадцати ночи уже было. А может быть, и позже. Лучше спросить об этом Светлану из регистратуры, она-то уж точно скажет. Подождите, а почему вы спрашиваете? – запоздало поинтересовался охранник, но я уже быстрым шагом подходила к регистратуре клиники.

Пробежав взглядом сотрудников и найдя девушку с бэйджем «Светлана», я подошла к ее окну.

– Здравствуйте, я из прокуратуры, – тут я вынула свои давно просроченные прокурорские «корочки» и развернула их перед девушкой, – скажите, во сколько шестого сентября Георгий Александрович Листопадов вернулся в клинику? Это было в ваше дежурство. Мне известно, что вернулся он поздно вечером, но мне необходимо знать точное время.

Светлана испуганно посмотрела на меня.

– Так как же, Светлана? Во сколько Георгий Александрович в тот вечер появился в клинике? – повторила я свой вопрос.

– А-а, вспомнила, было без четверти двенадцать ночи.

– Светлана, вы хорошо подумали, прежде чем сказать заведомую ложь? – строго спросила я.

Девушка опустила голову.

– Послушайте, – сказала я, – я хочу вас предупредить, что за дачу ложных показаний существует соответствующая статья Уголовного кодекса. Вы что же, хотите, чтобы вас привлекли по этой статье?

– Нет, не хочу, – еле слышно сказала Светлана.

– Так скажите же, наконец, правду!

– Я… в общем… – начала говорить девушка, поминутно запинаясь, – Георгий Александрович приехал в клинику уже после двенадцати часов ночи, это я точно говорю, поверьте. Было уже минут пятнадцать первого, а может быть, и двадцать.

– Вас не удивило то, что он так поздно приехал в клинику? – спросила я.

– Вообще-то удивило, но… Понимаете, я ведь всего-навсего регистратор, а Листопадов – доктор. Мало ли зачем он мог возвратиться сюда, – объяснила свою позицию девушка.

– Значит, он, не говоря ни слова, просто поднялся к себе? – спросила я.

– Н-нет, Георгий Александрович подошел ко мне и сказал, что у себя в кабинете он оставил нужные ему документы для предстоящей командировки. И что он специально приехал за ними.

– А как он выглядел?

– Что? В каком смысле «как выглядел»? – не поняла вопрос Светлана.

– Ну, был ли он взволнован, или наоборот, был спокоен, вел себя, как всегда? – уточнила я.

– А, вот вы о чем. Да, Георгий Александрович был очень взволнован. Я, честно говоря, таким его еще никогда не видела. Я еще подумала, с чего бы ему так волноваться? Ведь клиника открыта круглосуточно, приезжай в любое время и забирай. Но вот потом, когда он уже собирался уходить из клиники, он снова подошел ко мне и сказал, чтобы я молчала о его приезде сюда в эту ночь.

– Что было потом? – спросила я.

– А потом Георгий Александрович уже вышел из клиники, но спустя минут десять снова вернулся, подошел ко мне и приказал, если меня будут спрашивать о его ночном приезде, говорить, что он приехал без четверти двенадцать.

– Это все, Светлана? Больше Листопадов вам ничего не говорил?

– Говорил, – снова очень тихо сказала девушка, – Он сказал, что в случае чего он сделает так, что меня уволят. А ведь я совсем недавно здесь работаю. У меня на руках старенькая больная мама и маленький сын, – девушка подняла на меня глаза, полные слез.

«Значит, Листопадов просчитал все варианты и, поняв, что ему необходимо создать себе прочное алиби, запугал регистраторшу, – подумала я. – Поэтому-то он и вернулся в клинику еще раз. А документы к конференции – это просто предлог для того, чтобы его увидели сотрудники клиники и подтвердили нужное ему время. В аккуратности и последовательности ему не откажешь».

– Светлана, а в данный момент Листопадов находится в клинике? – спросила я.

– Да, – ответила девушка, – Георгий Александрович уже прошел в свой кабинет.

– В каком кабинете он принимает?

– В кабинете номер триста пять. Это на четвертом этаже.

Я стала подниматься по лестнице. Подойдя к кабинету, я увидела, что его дверь закрыта неплотно. Открыв дверь полностью, я обнаружила пустой кабинет. «Что за черт? – подумала я. – Листопадов, что же, как и Ласточкин, пустился в бега? Но тут уж он травмированной ногой не отделается, четвертый этаж все-таки. Да нет, не может быть, чтобы он сбежал. Откуда ему знать, что я сейчас заявлюсь в клинику по его душу?»

Я спустилась на первый этаж и снова подошла к Светлане. Увидев мой, мягко говоря, вопросительный взгляд, девушка зачастила:

– Ой, извините, пожалуйста, я неправильно назвала вам номер кабинета. Просто обычно Георгий Александрович принимает в триста пятом, а сегодня из-за протечки он перешел временно в триста двенадцатый кабинет. Это там же, на четвертом этаже, только чуть дальше. Извините меня, я не специально…

Но я уже не слушала ее, а вновь помчалась на четвертый этаж. Вот он, триста двенадцатый кабинет. Я открыла дверь. Психоаналитик сидел в кресле за столом перед компьютером и катал в руках стеклянный шар. Увидев меня, он оторвался от монитора и сказал:

– А я знал, что вы придете, Татьяна Александровна.

Я подошла к столу.

– Вы еще скажите, что ждали меня, – усмехнулась я.

– Вы знаете, да, ждал, – неожиданно признался психоаналитик.

– Ну, тогда, Георгий Александрович, расскажите, как вы убили Елизавету Городенчикову.

– Да, конечно. Я расскажу, как все это… произошло.

– Давайте, – сказала я, садясь напротив Листопадова.

– Мы с Лизой в тот вечер были в опере, слушали «Князя Игоря». Потом она пригласила меня к себе домой. Потом…

– Позвольте, я вас перебью, – сказала я. – Мне не совсем понятно, как вы, планируя женитьбу на Екатерине Расторгуевой, открыто появляетесь на публике, в опере, с другой женщиной?

– Лиза – близкая подруга Кати, – пояснил Листопадов.

– Да? Ну, если это все объясняет, тогда ладно, продолжайте. Хотя лучше бы вы признались, что работали на «два фронта», будучи в любовных отношениях с этими двумя женщинами, близкими подругами.

Психоаналитик опустил голову.

– Да, вы правы, у нас с Елизаветой были близкие отношения. Но это началось совсем недавно, после того как она порвала со своим прежним мужчиной. Он, кстати, позвонил ей в тот вечер, едва мы вошли в квартиру.

– И этим мужчиной был Валентин Ласточкин, – утвердительно сказала я.

– Да, он объявил, что скоро приедет к Лизе. Для серьезного разговора, как он сказал. Лиза убеждала его не делать этого. Она говорила, что этот разговор все равно ничего не изменит, что расстались они окончательно. Но Ласточкин настаивал на своем, и он первый закончил разговор, сказав напоследок, что он уже почти в пути. Тогда Лиза стала просить меня, чтобы я ушел, она не хотела, чтобы мы встретились и я был свидетелем их разговора.

– Но ведь позже вы все равно возвратились к Городенчиковой, – заметила я.

– Да, – ответил психоаналитик.

– Что же явилось причиной такого решения? Хотели узнать, чем закончилось выяснение отношений у Городенчиковой и Ласточкина?

Листопадов отрицательно покачал головой.

– Причиной моего возвращения в дом Лизы явилось совсем другое. Когда я уже вошел к себе, мне позвонила Катя. Она сказала, что бросает меня, потому что ей стало известно, что мы встречаемся с Лизой. И что ни о какой свадьбе не может быть и речи. Вот тогда я решил снова поехать к Лизе. Я хотел поговорить с ней и попросить, чтобы она убедила Катю в том, что между нами ничего нет. Я очень надеялся на это.

– Но как же так получилось? Пришли поговорить, а в результате убили Елизавету Городенчикову. За что?

– Это чистая случайность, пожалуйста, поверьте мне! Я и сам не знаю, как это произошло, правда. В Лизу как будто бес вселился, я ее просто не узнавал. Впрочем, она и раньше была неуравновешенная. А тут… Мне даже показалось, что она делает все нарочно, назло моим просьбам.

– Что же именно делала Елизавета Максимовна? – спросила я.

– Лиза бросилась к телефону и сказала, что сейчас она будет звонить Кате. Как я мог допустить это? Я хотел помешать ей… Не мог же я разрешить ей звонить моей невесте!

– Которая вас бросила, вы сами об этом только что сказали.

– Да, но я надеялся, что это просто недоразумение, что Катя сказала так сгоряча. Я просто не знал, что делать.

– Хорошо. А известно ли вам, что Екатерина Борисовна Расторгуева сама приходила к своей подруге в тот вечер? – задала я вопрос.

– Нет, – удивленно сказал Листопадов, – я об этом ничего не знал.

– И произошло это буквально перед вашим вторым приходом к ней. После того, как от Городенчиковой ушел Ласточкин.

– Не может быть! Катя мне ничего об этом не сказала! – воскликнул психоаналитик.

– Кроме того, это благодаря вашей невесте – бывшей или еще действующей – Ласточкин сорвался с места и поехал к Елизавете Городенчиковой. Именно она сообщила ему, что вы находитесь сейчас у ее подруги. А потом она решила подлить масла в огонь и сама приехала к Городенчиковой. Между подругами разгорелся скандал. Поэтому вы совершенно напрасно опасались, что Елизавета Максимовна позвонит Расторгуевой и сообщит о ваших с ней интимных встречах. Расторгуева и так о них все знала.

Листопадов потрясенно молчал.

– Как вы думаете, Татьяна Александровна, мне могут смягчить наказание по причине состояния аффекта? – спросил он после паузы.

– Ну а вы сами-то верите в то, что говорите? Аффект имеет место быть в том случае, если сразу же после убийства преступник рвет на себе волосы и тут же бежит в полицию и признается. А у вас прошло несколько дней, вы даже успели съездить в командировку.

– Так что же мне все-таки будет? – с обреченностью в голосе спросил Листопадов.

– Я не знаю, я не судья, – ответила я и вышла из кабинета.

В коридоре я достала сотовый и набрала Кирьянова.

– Володь, здравствуй, это я, Татьяна. Давай, приезжай с ребятами в клинику «Авиценна» и забирай убийцу Елизаветы Городенчиковой.

– Что, неужели это психоаналитик Листопадов? – в голосе Кирьянова звучало удивление.

– Он самый, – подтвердила я. – Говорит, что не хотел убивать, что вышло случайно, аффект и тому подобное.

– Ну, состояние аффекта однозначно не прокатит.

– Я ему уже все это растолковала. Ладно, Володь, пока. Мне еще надо позвонить Вячеславу в Волгоград, чтобы он выпускал Ласточкина. Хотя если честно, я бы засадила его… на неопределенное время.

– А что так? – поинтересовался Владимир.

– А то, что он самый настоящий рейдер! Захватчик, если сказать по-другому. Ты бы видел, как он нагло и вызывающе себя вел в кабинете директора завода «Пивовар»! Чуть ли не с кулаками полез на него, но получил хороший отпор. Кстати, это благодаря директору, который парировал его удар, я смогла получить образец его крови, отправить на экспертизу и сравнить с частицами Елизаветы Городенчиковой. Правда, оказалось, что хотя их образцы и совпали, но убил Городенчикову не он. Ладно, Володь, приезжай и увози Листопадова.

– Спасибо тебе, Тань. Пока.

– Пока, – ответила я.

Отключившись, я еще некоторое время постояла и набрала Куранова.

– Слава, это Татьяна Иванова. Звоню тебе, чтобы сказать: можешь выпускать Ласточкина. Пойман настоящий убийца той женщины.

– Да? – удивился Куранов. – А я был уверен, что это юрисконсульт-рейдер. Вид у него такой… подходящий для преступника.

– Да собственно, преступником он и является, если уж на то пошло. Разве захватчик не преступник? Просто сейчас это уже не квалифицируется как преступление. Да, спасибо тебе, Слава, за все.

– Да ладно тебе. Мы же должны помогать друг другу. В общем, будешь в наших краях, заходи, буду рад.

– Спасибо, Слава. До свидания.

Я вышла из клиники и пошла к своей «девятке». Мне еще предстояла поездка к Алевтине Григорьевне Городенчиковой, матери убитой Елизаветы. По дороге к ней я поду-мала, что если бы Екатерина Расторгуева не позвонила тем вечером Ласточкину, то, возможно, непоправимого не произошло бы. Ласточкин не помчался бы, как разъяренный бизон, к Елизавете, а та не отправила бы восвояси Листопадова. Кроме того, подлил масла в огонь и приезд Расторгуевой. Теперь-то уже ясно, из-за чего между подругами произошла ссора, окончившаяся чуть ли не дракой. Естественно, что в таком состоянии Елизавета, снова увидев Листопадова в своей квартире, решила добить Расторгуеву, демонстративно проигнорировав просьбу психоаналитика сохранить в тайне их отношения. Так говорить мне или нет Алевтине Григорьевне о той роли, которую сыграла во всей этой истории близкая подруга ее дочери Катенька Расторгуева? Пока у меня еще есть время подумать…