16-й до Эры Резины
Родимая «девятка» по кличке «Танк» ежилась под слоем осенней грязи, закашлялась на повороте ключа, обиженно заворчала, но завелась.
Происшествие случилось на повороте: подрезал «Лексус». Тимур не успел затормозить и слегка чиркнул по задней фаре полированного чудовища. Из зализанного гроба вывалился бычок в черной футболке с золотой цепью для овчарки, вразвалочку подгреб, саданул по дверце ботинком и лениво сообщил:
– Ну, все, козёл, ты попал!
Он даже счел нужным наклониться в опущенное стекло.
Тимур посмотрел прямо в его глаза. Там, за пеленой блатной удали, жался в темный уголочек заурядный лужник, голенький и запуганный, дрожащий от холода в натянутой на бедра шине. Даже белки глаз у него и на самом деле были зеленые. Лужник увидел, что напоролся на пришлеца лютого, а быть может, месреза, или еще страшнее – противца, и хочет только одного – покорно лизнуть карающую руку. Лужник испугался смертельно, пустил слюни и покорно отполз.
Верзила нерешительно отступил:
– Да ладно, братан, не психуй. Все нормально, замнем. Типа, сам виноват. Быковал не по делу. Лады?
Тимур и так дозволил лужнику говорить без спроса, куда уж больше.
Здесь детина приветливо махнул лапкой и крикнул:
– Бывай, братан!
А там лужник удирал, благодаря свои небеса, что остался жив. Наверное, Тимур мог заставить его ползать на брюхе и вылизывать языком колеса. Он мог все. Самое удивительное: браток это понял. «Лексус» визгнул и испарился.
Как ни странно, гаишники, просто обожавшие ощипывать скромную «девятку», сегодня гордо отворачивались. Так что Тимур доехал быстро.
Вместо рядового отделения полиции его пригласили на Литейный проспект в самый большой дом, похожий на гигантский куб с прорезанными в нем окнами, стенами кровавого мрамора во весь первый этаж и дубовыми дверями, способными остановить гранатомет. Вдоль тротуара прогуливался патруль автоматчиков в голубом камуфляже.
Дежурный за толстой решеткой строго спросил к кому, проверил по древнему компьютеру и потребовал паспорт.
Тимур признался в полном отсутствии главного документа гражданина.
Караульный сержант нахмурился и строго изрек:
– Без паспорта нельзя. Где паспорт?
– На трупе остался, – не моргнув, сказал Тимур.
Живец, хоть и в погонах, скукожился, потупил серые глазки и, не глядя, сунул сквозь жерди квиток с красной полосой, набрал внутренний номер, излишне громко назвал фамилию посетителя, получил в ухо подтверждение и только тогда нажал кнопку пуска.
Калитка зажужжала и отворилась, чтобы в нее смог протиснуться человек. Церемониал должен был производить гнетущее впечатление. Словно уже арестовали, и большим счастьем будет, если позволят выйти. С порога свидетеля настраивали: все расскажи, и тогда выпустят из клетки, может быть. Тимур должен был испугаться и ощутить себя ничтожеством. Но пребывал в спокойствии.
Нужный кабинет прикрывала дверь, которую не меняли с тридцатых годов прошлого века. Тимур вежливо постучал.
– Да-да, пожалуйста! – крикнули оттуда добродушно.
Комната оказалось с высоченным потолком, при этом узкая и неудобная. Большую часть ее занимал безразмерный шкаф с глухими дверцами, заменивший одну стену целиком так, что входить пришлось через коридорчик в нем.
Навстречу поднялся невысокий мужчина, неопределенно-зрелого возраста, слегка полноватый, в дешевом костюмчике, сверкающий изрядной лысиной. Сунул пухлую ладошку и улыбнулся так сладко, что на щеках сложились сдобные складочки.
– Спасибо, что нашли время! – проговорил он, стискивая ладонь Тимура мертвым захватом. – Понимаю, что занятой человек, понимаю. У всех теперь проблемы, времени не хватает, кризис, надо стараться. Как у вас с работой? Проблемы не грозят?
Тимур уверил, что пока не стоит волноваться.
– Вот и славно! – Толстячок опять пухло улыбнулся. – Да вы присаживайтесь, присаживайтесь. Надеюсь, долго не задержу, ну, так все равно не на фуршете… Кстати, чаю не хотите? А кофе? Может, минералочки? Да что же вы такой скромный… Ой, забыл… Порфирьев, Иван Петрович.
И он сыграл поклончик.
Тимур промолчал, следователь уж точно знает, как зовут свидетеля.
– Время у нас с вами дороже денег, так я сразу к делу? Да? – Порфирьев порылся в бумагах, выхватил мятый конверт и вытряс хилую стопку фотографий. – Взгляните?
Снимки наверняка были с места преступления. На первом тело располагалось среди битых камней, привольно разбросав руки и неестественно поджав ноги, как замерший бегун. На другом – его можно было обозреть сбоку так, чтобы хорошо просматривался взъерошенный затылок. Последний снимок предъявлял лицо жертвы. Вернее, все, что от него осталось. Там, где должны были находиться черты, пузырилось кровавое месиво. Тимур сожмурился, глубоко вздохнул и вернул карточки.
– Зрелище не из приятных, но что делать, уж потерпите.
Порфирьев как будто случайно разложил фотографии на столе в ряд.
– Понимаю, вопрос странный, но все же: не узнаете потерпевшего?
Нет, это был не Мурьетта.
– Я могу только предположить. – Тимур старался не попадать взглядом на снимки, хотя так и подмывало всмотреться.
– Да что вы? Любопытно, любопытно…
– В банке мне сказали, что нашли кого-то с моими документами. Это так?
Порфирьев шлепнул по столу:
– Проговорились! Вот ведь банкиры. Так и доверяй им тайну вклада, без штанов останешься, правда? И что же вы предполагаете?
– На нем моя куртка.
– Заметил? Молодец, а я бы вот так по фотографии не смог вещичку узнать, что я, рассматриваю их, что ли, это пусть жена делает. Ну, ладно, пустяки. Так как она оказалась на трупе? Вот ведь загадка.
Его мягко подталкивают в ловушку, понял Тимур. Нужно время на то, чтобы сообразить и не сболтнуть лишнего, чего потом он не сможет объяснить. А объяснить нельзя слишком много. Тимур начал аккуратно:
– Несколько дней назад мы с приятелем поменялись одеждой.
– О! Как мушкетеры. И в чем смысл маскарада?
– У него было свидание с девушкой, он застрял по делам, не успел переодеться, заехал ко мне и попросил дать что-нибудь приличное. Друг сильно торопился, и я дал первое, что попалось под руку. Я забыл, что там лежат паспорт, удостоверение и телефон.
Порфирьев делал вид, что слушает вполуха, между тем следил внимательно.
– Когда он заехал?
– Кажется, в понедельник.
– Во сколько?
– В обед.
– Прямо на работу заезжал?
– Конечно. Иначе я бы дал ему что-нибудь другое.
– Как же вас пропустили без удостоверения?
– Охрана меня в лицо знает, забыл, когда в последний раз и показывал.
Следователь сочувственно покивал:
– Да, офисная жизнь – не сахар. Сам вот так же маюсь. Не помните, как звали вашего приятеля?
– Федор.
– Фамилия? Имя, отчество? Где живет?
Надо было что-то отвечать. Как объяснить, что не знаешь о приятеле ничего, кроме имени. Как он вообще стал близким другом? Молчать нельзя. Пришлось выдать историю знакомства институтских времен.
Копать и припирать к стенке Порфирьев не стал, а только спросил:
– Что же это ваш дружок всегда на свидания бронежилет надевал?
Отвечать было нечего.
Иван Петрович смахнул снимки, налил себе полстаканчика газировки, отхлебнул и спросил:
– А где это вы загуляли на три денька? Небось получили от начальства по шапке?
– У моей любовницы муж уехал в командировку. Я поехал с ней за город и застрял. Просто свалился в штопор. Три дня бешеного секса.
– То-то я смотрю, усталый вы какой-то. – Порфирьев хмыкнул и подмигнул. – Ох, молодость, романтика, и осень расцветает как весна. Устои морали пали под напором феромонов. Шалун. Не одобряю, но и не осуждаю… Что ж, друг мой, раз уж получился разговор у нас честный и откровенный, прямо скажу – без протокола, то и я не стану скрывать интерес.
Толстячок метнулся к допотопному сейфу, скрежеща, загнул массивную рукоятку и извлек бумажную папку. Распутав тесемочки, вынул небольшой снимок и показал, не выпуская из рук:
– Узнаете?
Лицо Федора было снято анфас, как на паспорт. Только прическа короткая и без бороды. Тимур подтвердил личность.
Убрав снимок под броню, Порфирьев взял листок, густо запечатанный словами.
– Нарзиев Тимур Мансурович, тысяча девятьсот семьдесят шестого года рождения. Прописан на Васильевском острове, работает таможенным брокером, не женат, детей нет, ближайшие родственники живут в Казани. Обычнейший гражданин. Даже налоги платил исправно. Но вот что странно…
Иван Петрович взял паузу и впился взглядом в Тимура:
– …господин Нарзиев имел склонность пропадать и появляться.
– Как? – невольно вырвалось у Тимура.
– О! Вас тоже заинтересовало?
– Да не очень… Странно, что он называл себя Федором.
– И как долго тянулась вечная дружба?
– Недели две… Не помню точно.
– А если подумать?
Порфирьев переменился, озорной пончик зачерствел и кольнул острым.
Тимур удрученно признал необыкновенную краткость дружбы. И это, кажется, понравилось Ивану Петровичу.
– Тогда придется рассказать вам кое-какие любопытные факты. Но только сугубо между нами. Договорились?
Свидетель не возражал.
– Представьте себе историю. – Порфирьев отхлебнул водички. – Некоторое время назад на улице находят труп с обезображенным лицом. У трупа есть паспорт, и опознать личность не составляет труда. Жмурика помещают в морг и оповещают родственников. Но не проходит и трех дней, как владелец паспорта заявляется живым и здоровым. Оказывается, его ограбили на улице, отняли одежду и документы. Прекрасно, что человек жив и здоров. Плохо, что на районное отделение вешают «глухарь». Проходит еще несколько месяцев, и уже в другом районе опять находят мертвеца с этим паспортом. И что любопытно, история повторяется. Живой труп является за своими документами, получает их по предъявлению своей личности, а менты зарабатывают новый «глухарь». Но на этом история не заканчивается. Хотите угадать, что случилось в третий раз?
– Опять воскрес? – печально спросил Тимур.
– Вот именно! – Порфирьев погладил роскошную лысину. – Такие вот эксперименты с живой природой проделывал не кто иной, как господин Нарзиев Тэ эМ, которого вы ласково зовете «Федор». Но это только начало удивительной истории. Как понимаете, даже в нашей неповоротливой системе иногда умеют кое-что сделать. Как-то раз умная голова сложила нераскрытые дела из разных отделений, и вдруг явилась миру любопытная картина: вроде бы появился маньяк, но какой-то уж больно странный: расписывается на своих преступлениях. А еще повезло определить личности, которые непонятным образом завладевали паспортом Нарзиева. Как думаете, кто они?
– Не знаю…
– Да никто. Самые обычные средненькие обыватели. Только незадолго до смерти у каждого из них появлялся дружок: то Иван, то Николай, то Дмитрий. Родственники дружка не видели, только слышали о нем. Вам это ничего не напоминает?
В кабинете стало душно, словно воспылала невидимая печь. Может, это секретный инфракрасный прибор заработал, чтобы спутать мысли и сбить с толку?
Выдержав прилив жара, Тимур спросил:
– Как их убивали?
Порфирьев на глазах растаял и удовлетворенно кивнул:
– О! Понимаю! Детективчики почитываем, коллега? Тайны следствия или нож в копчике? Вот они ягодки массовой культуры… Правда? Вот именно. Действительно, убивали однообразно: сзади по затылку, чем-то острым вроде топорика. Полголовы то есть сносили. Но нижнюю половину – оставляли. Если интересует, могу показать снимочки…
– Нет, – быстро отказался Тимур. – Вы думаете, и меня…
– Хороший вопрос, господин Новиков. – Иван Петрович опять собрался в плотный комок. – Думаю, ответ известен вам.
– Почему?
– Да потому, друг мой, что уж больно много недоговариваете. Темните, скрытничаете. Помочь не хотите. А зря. Мы ведь вас даже не свидетелем видим. Именно – помощником. То, что выжили, по моему разумению, сильно спутало планы господина Нарзиева. Может, и правда повезло, и секс на стороне спас. А может, и нет. Не знаю, а вы говорить не хотите. Ну, не калеными же щипцами из вас правду тянуть. Да и засунули их куда-то, когда надо – так сразу и не найдешь.
Порфирьев округлил щечки улыбкой. А Тимуру предстояло сделать немедленный выбор. Что-то удержало от того, чтоб нырнуть в омут откровения, и потому он ответил:
– Я рассказал все, как было.
– Пусть так. – Следователь устало вздохнул. – Но если передумаете, не сочтите за труд звякнуть.
Сунул визитную карточку, на которой скромным золотом красовался государев орел, а рядом фамилия и немаленький чин.
– И вот еще. – Порфирьев пасьянсом разложил пять снимков. – Совсем случайно, никого не знаете из этих людей?
Требовалось большая тренировка, чтобы не показать виду. Наверное, Тимур выдал себя с головой. Потому что не был готов к такому сюрпризу. Конечно, он знал всех. Но, чтобы найти шаткое оправдание, указал только на одну фотографию:
– Вот эта…
– Да? Чудненько. Как фамилия ее?
– Борожкова, Мария Викторовна.
Порфирьев согласно кивнул:
– Близко знакомы?
– Она была моей девушкой. Расстались больше года назад. Я ничего о ней не знаю.
– Вот видите! Как помогли! – Порфирьев довольно потер ладошки. – А остальных никак не узнаете?
Теперь уже уверенно Тимур отказался, но уточнил:
– Они имеют отношение к Федору?
Пухлые пальчики ловко сгребли фотографии, утрамбовали по формату и спрятали среди бумаг.
– А вам зачем знать?
– Любопытно, во что вляпалась женщина, на которой чуть было не женился.
– Ну, раз так… – Порфирьев пораженчески поднял руки. – Все эти господа проделывали фокусы в стиле вашего приятеля Нарзиева. Только в отличие от него, их пока не нашли с расквашенным лицом. И никто не подавал заявление об их пропаже, так вот странно. Но их нет. Может, уехали в длительные командировки или подались в леса. Так что я не могу с уверенностью сказать, жива ли ваша прошедшая любовь.
Иван Петрович положил рядом с собой Тимуров паспорт и служебный пластик сотрудника банка «Наш», черкнул на пропуске и хлопнул личным штампиком.
– Так что если вспомните о Федоре или госпоже Борожковой что-нибудь… – он протянул только квиток, – …а также если с вами случится любая глупость, даже и не знаю, что придумать, быстренько сообщите мне. А уж мы поможем. Договорились? И вот еще что…
Тимур напрягся, а Порфирьев мармеладно улыбнулся:
– Прямо не пойму одну мелочишку: и как это вас пропустили в наше учреждение без паспорта? У нас с этим строго. Тоже вот загадка?
Тимур скроил невинную физиономию и свалил все на умение вести переговоры.
– Вот ведь как! – Следователь подтолкнул к нему личные документы. – Вот что значит менеджмент! А мы все по старинке, кнутом да пряником… Ну, ладно. Значит, провожать не надо. Дорогу найдете.
Дверь гулко захлопнулась. В пустом коридоре Тимур был один, но казалось, что рядом не одна пара глаз. Все же он понял, что именно показалось неприятным в этом общительном человеке: сколько ни буравил его треугольниковым взглядом Тимур, но Порфирьев никак не желал показывать себя не кем иным, кроме как самим собой.
