Книга: Красный Треугольник
Назад: 24-й до Эры Резины
Дальше: 22-й до Эры Резины

23-й до Эры Резины

Ловкая загородка из куска мятой жести укрывала крохотный костерок, который пытался жарить кусочки мясца, насаженные на стальные прутья. Только вот хозяин шашлычков куда-то делся. Судя по всему, не лу`жник и не лизнец – они сырым мясцом не брезговали. Может, торбник тут обитает или живец?
Пламя слепило, обступила густая темнота.
– Эй! – позвал Тимур. – Кто здесь? Выходи, не бойся!
Ответила вязкая тишь.
– Кончай прятаться, это я, Тимур Лютый, ничего тебе не сделаю.
Местный обиталец упрямо затаился.
– Сюда иди, а то мясцо съем.
Страшная угроза не подействовала, но поблизости наметилось тихое шебуршение. Вытащив фонарик, Тимур накрутил аккумулятор и направил хилый лучик в темень. Голые полки, с которых свалили книги, громоздились застывшей бумажной лавой. Тысячи томов, сваленных без жалости в беспомощную кучу. Кругом, куда падал свет, лежали руины поверженных книг. Как в последний день цивилизации, когда накопленные знания будут оценены по достоинству: их соберут в огромный костер, который принесет немного тепла. Обо всем он, конечно, не думал, а просто хотел найти источник шума в макулатурных развалах. Вдруг мелькнул предмет, которому здесь было не место: посреди бумажных гор торчал пригорок зеленого плаща.
Тимур упер фонарик прямо в него:
– Вылезай, попался.
Холмик вздрогнул и постарался стать невидимым. Но у него ничего не вышло. Тимур дружелюбно пнул ногой в ту сторону, там оказалось что-то мягкое и податливое.
– Глухой, что ли?
В плаще образовалась щель и растянулась дыркой с перепуганным личиком.
– Димка! – обрадовался Тимур. – Ты чего придуриваешься? В прятки решил поиграть?
Дохлик был сильно напуган:
– Зачем вы меня нашли?
– И не думал я тебя искать, самому бы схорониться.
– Я вам не верю.
– Это почему?
– Глас был, вы… отпустили Темнеца.
Книги взывали к правде, Тимур напрягся и выложил:
– Никого я не отпускал. Да и не Темнец это был, а какой-то кинокритик по фамилии Темнов, попал сюда с вечеринки. Темнец – его никнейм.
Все еще недоверчиво поглядывая, Дохлик вылез из-под плаща:
– Кто его отпустил?
– Чингиз, а может, и Кортес, я не заметил.
Парень опять трусливо отшатнулся.
– Вы противец? – спросил Дохлик с таким отчаянным ужасом, как будто узнал, что старый знакомый – заядлый вампир.
Тимур поднял ладонь и торжественно сказал:
– Клянусь тебе, брат мой, я просто Тимур. Веришь?
В душе Дохлика боролись страх и любопытство. Победил разум. Парень успокоился.
Костер тлел из последних сил. Усевшись рядом с умирающим огоньком, Тимур вынул пачку евро и занялся бросанием купюры. Язычки набрали силу, быстро разрастаясь, евро горели с треском, как новогодние бенгальские огни. Он прощался с самым прочным основанием той жизни, в которую больше не вернется. К чему деньги, если на них не достать Тёплой Водицы или радость Машке? Деньги стоят ровно столько, сколько могут поддержать огонь, как это просто. Если бы он знал раньше. И ведь на самом деле никогда не испытывал такого удовольствия от денег, как сейчас, сжигая пятисотки одну за другой.
Дохлик притащил кипу книг:
– Варварство, но костер важнее.
– Почему ты боишься противцев? – спросил Тимур.
– Слышал разное…
– Говори как есть. Видишь, сколько денег за твой шашлык отдал.
Дохлик печально вздохнул:
– Говорят, они жестокие и беспощадные. Говорят, их водитель Чингиз Безжалостный может отпустить любого, даже своего. Они бывшие месрезы, но ставшие отдельным цехом. Они всех подозревают, им нельзя верить. Если к ним попадает пришлец, его сразу отпускают.
Слухи явно приуменьшили способности Чингизовой шайки, эти демоны были на все способны. Вот только знать всю правду Димке ни к чему, и так трясется от каждой ерунды. Может, кстати, он знает, почему эти отморозки так окрысились на Темнеца?
– Только слухи… – Дохлик смотрел на коптящий шашлычок. – Они считают, что Темнец принесет Треугольнику огромную беду, погубит всех. Они поклялись найти и отпустить его. И всех, кто с ним. Любой ценой.
– Темнец настолько страшен?
– Всякое говорят… От вас пахнет колбасой…
Вынув упаковку, Тимур протянул Димке три кружочка.
– Не успел поблагодарить тебя за спасение.
Димка обнюхал колбасу как настоящий обиталец и откусил крохотный кусочек. Долго смаковал его, в наслаждении закрыв глаза.
Тимур не спеша подбрасывал в огонь последние крохи отката, пока Дохлик съел колбасу и тщательно облизал пальцы.
– У меня есть немного Тёплой Водицы, – предложил он. – Хотите… То есть хочешь?
Организм радостно отреагировал на предложение, но Тимур отказался себе назло и повторил вопрос:
– Так что про Темнеца?
– В сумме мало известно. Говорят, появился как обычный пришлец, но однажды ему удалось открыть источник. Одни говорят, что он нашел великий дар Резины, другие считают, что получил какую-то силу, делающую его неуязвимым. Я подслушал, как торбники обсуждали несметное богатство, которым владеет Темнец. Ходят слухи, что он хочет одарить этим богатством всех, избавив от страданий, голода и жажды, сделав каждого обитальца Треугольника счастливым.
– Что же тут плохого?
Дима вытащил из стопки две книги и спросил:
– Надо огонь поддержать, как думаешь, кем?
Выбирать предстояло между засаленным томом «Мастера и Маргариты» и не читанным «Войной и миром».
– Да хоть обе. – Тимуру было глубоко безразлично – он читал биржевые сводки.
– Тогда выберу я. И приговариваю к сожжению вот эту… – Дохлик отшвырнул томик в темноту, а другой неожиданно ловко разорвал на половинки, распушил листы и отдал огню; бумага принялась быстро, костерок так разыгрался, что прихватил шашлычки. – Давно мечтал это сделать. Хорошо горит, ошибся автор. За что и наказан. Как приятно быть палачом, как приятно очищать мир от мерзости, столько лет пачкавшей умы. Туда ей и дорога, в пекло.
Глаза Дохлика блестели нехорошим, почти сумасшедшим энтузиазмом
Тимур подобрал шампур:
– Если Темнец такой правильный, за что на него взъелись противцы?
Дима вздрогнул, словно очнувшись после тяжкого оцепенения:
– Я не знаю. Никто не знает.
– Не хотят стать счастливыми?
– Наверное, хотят, но по-своему… Темнец может дать значительно больше, несравнимо больше.
– И что же?
– Вот это и есть тайна. Может быть, противцы что-то знают и пытаются помешать.
– И все это счастье Темнец даст вот так каждому, за здорово живешь?
– Лизнецы шептались, он просит только…
– Душу?
– В Треугольнике, как ты знаешь, один закон: Ночь. Темнец хочет утвердить новый закон. Для этого ему нужна преданность.
– Мура какая-то. – Тимур протянул Дохлику опаленные шашлычки. – Ешь, философ.
– Я математик… А ты по-прежнему не хочешь мясца? Не можешь забыть, что это глабятина? Зря. Это только еда. В Далёке делают то же самое куда изощренней. Не замечал разве?
Запах жареного приятно щекотал ноздри. Тимур не разрешил себе прикоснуться к человечине еще раз, взял из стопки книгу, чтобы пустить в костер. Дохлик вдруг уронил шашлычок и уставился на обложку:
– Давай не будем ее сжигать?
Тимур равнодушно протянул ему бумажный кирпичик.
– Любимая книжка детства?
Дохлик бережно принял томик.
– Просто самая лучшая из всех.
– «Над пропастью во ржи»? – прочитал Тимур на обложке. – Хрень занудная.
– Ты послушай! – воскликнул Дима и принялся читать: – «Я себе представил, как маленькие ребятишки играют вечером в огромном поле, во ржи. Тысячи малышей, и кругом – ни души, ни одного взрослого, кроме меня. А я стою на самом краю скалы, над пропастью, понимаешь? И мое дело – ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть. Понимаешь, они играют и не видят, куда бегут, а тут я подбегаю и ловлю их, чтобы они не сорвались. Вот и вся моя работа. Стеречь ребят над пропастью во ржи. Знаю, это глупости, но это единственное, чего мне хочется по-настоящему. Наверное, я дурак». Дима смущенно замолчал.
– Точно: дурак, – согласился Тимур.
Ему стало неловко и тоскливо, словно он оказался в компании, с которой не поддержать разговор, потому что мозгов не хватает.
– Скоро здесь случится что-то важное, я это чувствую, – вдруг сказал Дима. – И все чувствуют. Не зря ты… то есть кто-то отпустил глаб.
– Что же нам делать?
За стеной разнесся шум. Это был не глас и не звуки охоты, а словно катился горный обвал или двигалась маршевым порядком армия, или погонщики перегоняли стадо.
Дохлик набросил на огонь лист фанеры, затоптал его, погрузив библиотеку в полную черноту. Лишь из-под краев листа светились последние угольки. Запахло дымом.
Шум двигался мимо, не стихая.
– Что это? – прошептал Тимур.
– Понятия не имею.
– Зачем костер погасил?
– Если не знаешь, с чем имеешь дело – берегись. В Треугольнике так.
На улице затихало, как будто поток истощался, уносясь вдаль. Тимур предложил взглянуть, что там.
Дохлик повел наверх, нащупал железную лесенку, полез первым, откинул люк и вылез на крышу. Его силуэт показался в прорези ночного неба. Дул ветерок, холодный осенний, но живой. За высокими крышами корпусов дрожало сияние ночного города, пульсировало фонарями и вывесками, такое близкое и недоступное. У них там вечер с телевизором или водкой. Люди в гости друг к другу наведываются, а может в клубы. А тут, рядом, за стеной… Ничего не знают. Счастливцы.
Дима лег на живот у самого края крыши, Тимур опустился рядом.
Внизу оказалось темно и черно, но даже в этой мгле было заметно: по улицам и закоулкам двигаются обитальцы. Прижимаясь к стенам, они старались быть незаметными, но упорно стремились в одном направлении. Где-то там, в глубине завода была цель, ради которой они шли и шли. Что было там, ради чего все не испугались Ночи?
Тимур осторожно толкнул приятеля.
– Понятия не имею, – прошептал Дохлик. – Такое вообще впервые вижу. Гласа даже не было. Не понимаю, что это.
– Кто там?
– Да все, кто есть в Треугольнике. И что они собрались делать Ночью?
От высоты голова закружилась, Тимур отсел подальше и притянул к себе Димку:
– Вот что, брат, дай мне слово, что выполнишь просьбу.
– Хорошо, пожалуйста. – Лицо Димки плохо различалось в темноте.
– Даешь честное слово математика и друга?
– Честное слово… Что я должен сделать?
– Отведи меня к Темнецу.
Дохлик дернулся, но держали его крепко.
– Слово дал. За базар надо отвечать. И не ври, что не знаешь, где его найти. Я понял: ты говорил с ним, ведь так? Так? Вот и молодец… Что ему обещал или он тебе – не мое дело. А вот повидать его мне надо. Очень надо. Помоги, друг.
Парень ловко вывернулся и отсел, потирая плечо:
– Я попробую.
Назад: 24-й до Эры Резины
Дальше: 22-й до Эры Резины