5

Позже Клеменс показал Рипли зал собраний, указав на мелочи, которые она могла счесть любопытными. Наконец они уселись, одни в просторной комнате. Заключенный Мартин тихо подметал неподалеку.

– Как много ты знаешь об истории этого места?

– То, что мне рассказали ты и Эндрюс. Еще немного добавили заключенные.

– Да, я видел, что ты разговаривала с Диллоном.

Клеменс налил себе немного виски из металлической фляжки, которую носил с собой. Потолок зала виднелся на высоте четырех этажей над ними.

– С точки зрения психосоциологии это достаточно интересно. Диллон и остальные ударились в религию, если можно так сказать, около пяти лет назад.

– Какую религию?

Клеменс пригубил напиток.

– Я не знаю. Сложно сказать. Какую-то разновидность древней эсхатологической христианской веры.

– Ммм…

– Точно. Суть в том, что, когда Компания хотела закрыть этот комплекс, Диллон и остальные обращенные захотели остаться. А когда Компания видит выгоду, она своего не упустит. Так что им позволили остаться в роли смотрителей с двумя надзирателями и одним медицинским офицером, – он обвел рукой пустой зал собраний. – И вот мы здесь. Тут не так уж плохо – никто нас не проверяет, никто не беспокоит. Проходящие мимо корабли регулярно сбрасывают припасы, так что не надо волноваться о базовых нуждах. Все, что нам удается найти, позволено использовать, и Компания платит людям минимальное жалование смотрителей, пока они отбывают срок, а это куда лучше того, что заключенный зарабатывает в земных тюрьмах. Для комфорта у людей есть видео и книги, а теперь и собственная религия. Вдоволь пищи, даже если со временем она приедается. Вода приличная, а пока ты регулярно бреешься, насекомые тебя не беспокоят. Имеются несколько враждебных форм жизни, но они не могут попасть внутрь комплекса. Если бы погода была получше, тут было бы почти приятно.

Отпивая свою порцию, Рипли выглядела задумчиво.

– А что насчет тебя? Как тебе удалось получить такой отличный пост?

Он зажал стакан пальцами и крутил его из стороны в сторону, покачивая вперед и назад.

– Знаю, ты с трудом в это поверишь, но здесь на самом деле куда приятнее, чем на моем предыдущем месте. Мне нравится, что меня оставили в покое. Мне нравится, что меня игнорируют. В этом плане здесь просто отлично. До тех пор, пока кому-то не требуется медицинское внимание, или пока кто-нибудь не поранится – что случается куда реже, чем можно подумать, – мое время принадлежит, по большей части, мне одному. Я могу сидеть и читать, смотреть видео, исследовать комплекс, или пойти в изолятор и там орать во всю глотку, – он обворожительно улыбнулся. – Это чертовски приятнее, чем когда у тебя над душой постоянно стоит какой-нибудь садист-охранник или заключенный-нытик.

Потом Клеменс кивнул на ее обритую голову.

– Как тебе нравится новая прическа?

– Странно ощущается. Словно волосы все еще на месте, но, когда ты дотрагиваешься рукой, там ничего нет.

Медик кивнул.

– Как у кого-то, кто потерял ногу, но думает, что все еще чувствует ступню. Тело – забавная штука, а разум – еще забавнее.

Он осушил стакан, посмотрел ей в глаза.

– А теперь, поскольку я попал из-за тебя в затруднительное положение с Эндрюсом из-за кремации, повредил и без того неидеальные отношения с хорошим человеком, ввел тебя в курс дела по вопросу скучной истории «Ярости-361», как насчет того, чтобы рассказать мне, что ты искала в теле мертвой девочки? И почему было необходимо сжечь трупы?

Рипли начала отвечать, но он поднял руку, направив ладонь в ее сторону.

– Прошу, только не надо больше про мерзких микробов. Эндрюс был прав: холодильника бы вполне хватило, чтобы сделать их безобидными. Но тебе этого было недостаточно. Я хочу знать – почему.

Она кивнула, отставила стакан в сторону и повернулась к собеседнику.

– Сначала я должна узнать кое-что другое.

Клеменс пожал плечами.

– Говори.

– Я тебя привлекаю?

Его глаза сузились. Пока мужчина гадал, как ответить, он услышал, что отвечает его собственный голос, словно губы и язык вдруг решили действовать независимо от мозга. Что не было, как он решил с легким удивлением, такой уж плохой вещью.

– В каком смысле?

– В том самом.

Было похоже, что Вселенная все еще полна чудес, даже если вечные облака Фиорины и стремились их закрыть.

– Ты довольно прямолинейна. В разговоре с кем-то, кто питает склонность к уединению – как я упоминал, – я нахожу это слегка сбивающим с толку.

– Извини. Я не знаю других способов. У меня давно никого не было.

– Да, – промурлыкал он. – И у меня.

– У меня нет времени на уловки. У меня нет времени ни на что, кроме действительно важного. Мне пришлось этому научиться.

Клеменс снова наполнил стаканы, поднял свой и поболтал содержимое, рассматривая бессмысленные водовороты на поверхности жидкости.

Каждая из лопастей вентилятора была в два раза больше человека. Такой размер необходим, чтобы засасывать воздух с поверхности и направлять его вниз, в конденсоры, которые его очищали от примесей пыльной атмосферы планеты и обогащали, прежде чем закачать в шахты и постройки. Но все же система работала небезупречно – атмосфера Фиорины была слишком грязной.

В колонии имелось десять вентиляторов – по одному на штольню. Восемь молчали, оставшаяся пара крутилась на половинной скорости и поставляла воздух в западную четверть комплекса.

Мерфи напевал, несмотря на маску-респиратор, которая закрывала его рот и нос, защищая от частичек пыли с поверхности. На стенах воздухопровода обычно скапливались слои нагара. Мерфи срезал их лазером, любуясь на то, как вентилятор их засасывает и отправляет в фильтры. Эта работа была не лучшей, но и не худшей. Он тянул время и делал все настолько хорошо, насколько это было возможно. Его вовсе не волновало неизбежное прибытие инспекторов Компании. Просто мужчина знал: когда он закончит с воздухопроводами, ему найдут другую работу. Так что вполне можно было хорошенько все почистить, чтобы это заняло как можно больше времени.

Мерфи не попадал в ноты, но пел с воодушевлением. А затем внезапно прекратил петь.

Большое отложение образовалось в укромном местечке слева от него. Чертовы нычки типа этой вечно набирали крупные куски мусора, которые просачивались сквозь фильтры на поверхности. Заключенный встал на колени, вытянул рукоятку метлы и выудил из углубления массу чего-то. И это что-то, в отличие от углеродной окалины, легко двигалось.

Мусор оказался плоским и податливым. Поначалу Мерфи подумал, что это чья-то старая униформа, но когда он наконец выудил ее наружу, то увидел, что это кожа какого-то животного. Темная и блестящая, она больше походила на металлическую фольгу, чем на плоть. Занятная штука.

Растянув ее на полу, Мерфи увидел, что она достаточно большая, чтобы обернуть двоих человек или молоденького бычка. Что за черт?..

Потом он понял. На Фиорине имелось несколько крупных видов животных. Несчастные, примитивные, живущие в грязи создания с вялыми нервными системами и медленной реакцией. Очевидно, одно из них каким-то образом забралось в воздухозаборник и, неспособное выбраться обратно, сдохло из-за отсутствия еды и воды. Оно не могло воспользоваться лестницами, а ревущий вентилятор образовал непреодолимый барьер. Мерфи потыкал пустую кожу. Эта высохшая скорлупа – все, что осталось от несчастного посетителя. И не определить, сколько оно тут провалялось, никем не замеченное.

Впрочем, для старого, давно высохшего трупа эта кожа выглядела на удивление хорошо. «Насекомые», – напомнил себе Мерфи. Они быстро управятся с любой плотью, оказавшейся у них на дороге. Любопытно. Он не знал, что насекомые едят кости.

А может, костей у этого существа и не было? Может, это было… как там это называется? Беспозвоночное, да. Что-то без костей. Разве на Фиорине такие не водились? Стоит проверить, а еще лучше – спросить у Клеменса. Медик-то знает. Мерфи возьмет эту шкуру и отнесет в лазарет. Может, он сделал какое-нибудь открытие, нашел шкуру животного нового типа. Запись об этом будет хорошо смотреться в личном деле.

Но пока что у него простаивала работа, которую следовало закончить.

Развернувшись, Мерфи срезал пару углеродных отложений с нижнего изгиба воздухопровода по правую руку. В этот момент раздался какой-то шум. Нахмурившись, мужчина выключил лазер, поставил его на предохранитель и обернулся, прислушиваясь. Он почти решил, что у него просто разыгралось воображение, когда услышал звук снова – какой-то влажный плеск.

В нескольких метрах чуть дальше имелось еще одно углубление побольше – некогда его использовали в качестве кладовки для припасов и инструментов. Сейчас оно должно пустовать – припасы сложены где-то еще, а инструменты забрал улетевший обслуживающий персонал. Но пока Мерфи подкрадывался ближе, хлюпающий звук становился все громче.

Ему пришлось нагнуться, чтобы заглянуть внутрь. Жалея, что у него нет фонарика, Мерфи прищурился в сумрачном свете, доходившем сюда от воздухопровода. В углублении что-то двигалось – неясная во мраке форма. Существо, которое сбросило кожу? Если так, и он смог бы притащить его живьем, это непременно заработало бы ему официальную похвалу Компании. Может, неожиданный вклад в умирающую науку Фиорины окажется настолько стоящим, что ему сократят срок приговора на пару месяцев.

Глаза привыкли к слабому освещению. Теперь он видел существо более ясно, различал голову на длинной шее. Оно ощутило его присутствие и повернулось к нему.

Мерфи замер, не в состоянии двинуться. Его глаза расширились.

Жидкость возникла внезапно – тугая плотная струя из несформировавшегося рта монстра ударила прямо в лицо застывшего заключенного. Зашипел газ, когда плоть расплавилась от контакта с чрезвычайно едкой средой. Крича и царапая оплывающее лицо, Мерфи отшатнулся назад.

Из-под его пальцев струился дым, пока заключенный, спотыкаясь, ковылял прочь от ниши. Он налетел сперва на одну стену, потом на другую. О том, куда он направляется и где находится, Мерфи не думал. Думал только о боли. А о вентиляторе – нет.

Когда он наткнулся на огромные лопасти, они мгновенно искрошили тело, заляпав кровью и ошметками плоти металлоконструкции воздухопровода. Его друзьям пришлось бы очень долго искать останки, если бы череп не застрял между лопастью и рамой. Вентилятор заклинило, сработали предохранители и выключили механизм. Двигатель прекратил работу, лопасти перестали вращаться. Дальше по главному коридору автоматически включился другой вентилятор, чтобы компенсировать недостачу. Затем в боковой штольне снова стало тихо, и только из старой кладовой доносился едва различимый звук – странное хныкающее шипение, которое больше некому было услышать.

По сравнению с жильем других заключенных квартира Клеменса была роскошной. У него было больше пространства, а как медицинский техник комплекса он имел доступ к определенным удобствам, в которых было отказано другим обитателям планеты. Но комната была комфортабельна только по местным меркам. Даже на самом уединенном аванпосте Земли она не прошла бы инспекцию.

И все же Клеменс сознавал собственное уникальное положение, и, учитывая обстоятельства, был очень благодарен. А недавно обстоятельства еще и сильно улучшились.

Рипли пошевелилась на койке под покрывалом, потянулась и заморгала, глядя в потолок. Клеменс стоял на полу у встроенных шкафов. Между его губами дымилась наркопалочка, и он наливал из канистры в стакан нечто темное и ядреное. Рипли первый раз увидела его без официальной униформы. На обритой коже затылка был отчетливо виден оттиск с кодом.

Обернувшись, он увидел, что она на него смотрит, и указал на канистру:

– Извини, я не могу предложить тебе выпить, но тебе полагается лекарство.

Рипли прищурилась.

– Что на этот раз?

– Ты удивишься.

– Не сомневаюсь, – она улыбнулась. – Ты меня уже удивил.

– Спасибо, – он поднял стакан повыше. – Медицинский инструментарий, что оставила нам Компания, довольно примитивен, но кое-что все-таки может. Поскольку полагаться на поставки припасов не приходится, я должен быть в состоянии синтезировать довольно много препаратов. Программа, которая синтезирует алкоголь для притираний, не требует сложной настройки, чтобы производить нечто более аппетитное.

Он пригубил содержимое стакана и остался собой доволен.

– Скромное хобби, но полезное.

– А Эндрюс знает? – поинтересовалась она.

– Не думаю. Я-то точно ему не рассказывал. Если бы он знал, то приказал бы мне прекратить. Сказал бы, что это плохо для общественной морали, и опасно, если люди узнают, что я могу такое делать. И я не смог бы с ним не согласиться. Но до тех пор, пока он это не обнаружит, я радостно продолжу перекомпоновывать молекулы и стимулирующие свойства этила так, как нужно лично мне.

Он убрал канистру в держатель.

– Не волнуйся, я оставлю тебе немного. На потом.

– Ты такой заботливый.

– И не говори. Когда я учился в школе, рекомбинирующая синтетическая химия была одним из моих любимых предметов, – он помедлил. – Кстати о заботливости: хотя я глубоко благодарен за твое внимание, я осознаю, что ты проявила его строго в нужный момент, чтобы уклониться от моего последнего вопроса. Самым наилучшим образом, конечно. Не хочу, чтобы ты хоть на секунду подумала, что я согласился бы на что-то другое. Но чертова проблема засела у меня в голове, и я не могу о ней забыть.

Рипли уставилась на него – в одной руке он изящно держал стакан.

– Ты портишь мне настроение.

– Это не входило в мои намерения. Но я все еще медицинский офицер и должен делать свою работу. Честно говоря, чем больше усилий ты прикладываешь, чтобы уклониться от ответа, тем мне любопытнее узнать – почему. Что ты искала в теле девочки? Почему так настаивала, чтобы тела кремировали?

– Я поняла. Раз я в твоей постели, ты считаешь, что я задолжала тебе ответ.

Клеменс сохранял спокойствие:

– Попытки вывести меня из себя тоже не сработают. Нет, ты задолжала мне ответ потому, что по своей должности я обязан его получить, и потому что ради тебя я подставил свою шею, чтобы ты получила желаемое. А моя постель к этому отношения не имеет, – он тонко улыбнулся. – Но твое нежелание отвечать, скорее всего, сильно осложнит наши отношения.

Рипли покорно вздохнула, повернулась на бок.

– Тут в самом деле не о чем говорить. Может, на этом и остановимся? Пока я была в криосне, мне снился действительно плохой сон, – она зажмурилась, отгоняя жуткие воспоминания. – Я не хочу об этом говорить. Но мне нужно было убедиться в том, что именно ее убило. – Она снова посмотрела на медика. – Ты не представляешь, какой моя жизнь была еще недавно и через что я прошла. Твои худшие ночные кошмары в сравнении покажутся невнятными размышлениями невинного пятилетки. Я знаю, что никогда не смогу ничего забыть. Никогда! Но я не перестану пытаться. Так что, если я кажусь слегка нерациональной, или неразумно настаиваю в отношении некоторых вещей, попробуй пойти мне навстречу. Поверь, мне это очень нужно. Что до Тритончика… что до девочки, я просто ошиблась.

Палец Клеменса прошелся по стенке стакана, и, сжав губы, медик медленно понимающе кивнул.

– Да, возможно.

Рипли продолжала на него смотреть.

– Может, я сделала еще одну ошибку.

– Какую?

– Вступив в неформальные отношения с заключенным. Физический контакт. А ведь это против правил?

– Определенно. Кто счастливец?

– Ты, болван.

Клеменс неуверенно посмотрел на нее.

– Я не заключенный.

– А что насчет кода у тебя на затылке? – она указала кивком.

Его рука рефлекторно погладила голову.

– Полагаю, это требует объяснения, но не думаю, что сейчас для этого подходящий момент. Извини. Что-то мы все портим, не правда ли?

Раздался сигнал интеркома. Клеменс, извиняясь, взглянул на Рипли и направился к устройству.

– Я должен ответить. Мне не дозволена роскошь не принимать звонки. Тут, увы, не Сорбонна.

Он щелкнул переключателем. Послышался тонкий, плохо воспроизведенный голос:

– Клеменс?

Медик глянул на Рипли со смирением в глазах.

– Да, мистер Эрон.

– Эндрюс хочет, чтобы ты явился в вентиляционную шахту номер семнадцать во втором секторе. Как можно скорее. У нас там происшествие.

Заинтересовавшись, Клеменс повернулся к интеркому, чтобы всенаправленный микрофон устройства точно передал его слова:

– Что-то серьезное?

– Да, можешь это так назвать, – сказал ему помощник управляющего. – Одного из заключенных во время работы нашинковало.

Прибор резко отключился.

– Черт, – Клеменс осушил стакан, поставил его на консоль и повернулся к гостье. – Извини. Мне нужно идти. Официальная служба.

Рипли слегка напряглась.

– А я только начала наслаждаться беседой. Не говоря уж о других вещах.

– А как думаешь – каково мне? – пробормотал он, распахнув шкаф и вытаскивая одежду.

– Может, мне тоже стоит пойти?

Клеменс оглянулся.

– Лучше не стоит. Одно дело, когда видят, что я забочусь о твоем здоровье в порядке моих регулярных обязанностей, но если все начнут постоянно замечать нас вместе, хотя ты выглядишь здоровой… это может вызвать вопросы. И разговоры. А среди этих парней чем меньше разговоров, тем лучше.

– Я понимаю. Мне это не нравится, но я понимаю.

Он начал натягивать рабочие брюки.

– Это необходимо для выживания на Фиорине. К тому же я не думаю, что твое присутствие понравится управляющему Эндрюсу. Подожди здесь и не переживай, – он ободряюще улыбнулся. – Я вернусь.

Она ничего не ответила, но выглядела совершенно несчастной.

Осматривать было практически нечего.

«Черт, – подумал Клеменс, разглядывая кровавые ошметки на стенах воздухопровода. – Хоронить тоже практически нечего».

Причина смерти была уже понятна – на неподвижном вентиляторе крови было столько же, сколько и на стенах.

Но это не имело смысла! Люди постоянно наступали или налетали на острые металлические края и резались, или падали с мостков, или получали травмы, пытаясь справиться с прибоем в беспокойном заливе, но они хорошо знали о потенциальных опасностях заброшенной шахты и прилежно их избегали. Огромный вентилятор был угрозой, которую невозможно игнорировать или не заметить.

Это, впрочем, не означало, что несчастный и теперь уже покойный Мерфи не занимался разными глупостями. Он мог бежать и поскользнуться на гладкой поверхности, или играть с лопастями с помощью метлы. Должно быть, он поскользнулся, или часть его одежды затянуло в вентилятор. Конечно, теперь уже не узнать. Смысла назначать двоих на эту работу не было, так что Мерфи был один.

Эрон, судя по всему, был того же мнения. Помощник управляющего хмуро смотрел на вентилятор.

– Он был психом. Я дал ему это назначение, хотя надо было послать сюда кого-то другого, или хотя бы отправить с ним кого-то психически стабильного.

Позади них заключенный Джуд отмывал стены.

Эндрюс пребывал в молчаливом бешенстве. Не потому, что Мерфи был мертв, а из-за обстоятельств. На самом Эндрюсе они отразятся не лучшим образом. Да и без того это означало больше бумажной волокиты.

– Не переживайте, мистер Эрон. Это не ваша вина. По виду, тут никто не виноват – кроме, вероятно, мистера Мерфи, а он уже за это поплатился, – управляющий посмотрел на медика. – Ваше заключение, мистер Клеменс?

Тот пожал плечами.

– Тут особо нечего сказать. Причина смерти бесспорно очевидна. Сомневаюсь, что он что-то почувствовал. Уверен, все произошло мгновенно.

– Без дураков, – Эрон созерцал разметанные человеческие останки с нескрываемым отвращением.

– Я пытаюсь понять, как все произошло, – продолжил управляющий. – Вы понимаете – для отчета. Трудно поверить в то, что он просто зашел в столь вопиюще опасное место, вблизи которого уже некоторое время провел за работой. Может, его втянуло внутрь?

Клеменс поджал губы.

– Возможно. Но я не физик, не механик…

– Никто из нас, мистер Клеменс, – напомнил ему Эндрюс. – Я же не прошу у вас судебного заключения. Просто хочу, чтобы вы высказали свое мнение по данному вопросу.

Медик кивнул.

– Думаю, причиной мог бы стать внезапный порыв ветра. Скачок напряжения, повлекший повышенную силу всасывания. Только…

– Точно, – быстро вклинился Эрон. – Со мной раз такое почти произошло в главном секторе. Четыре года назад. Я всегда говорю людям: держите ухо востро с этими вентиляторами. Они чертовски большие, и надежные, и постоянно работают – вы просто не думаете о неожиданных происшествиях рядом с ними, – он покачал головой. – Не важно, сколько я об этом говорю. Никто не слушает.

– Все так, – согласился Клеменс, – кроме того, что перед тем, как сюда прийти, я проверил программу – вентилятор работал в обычном режиме. Скачок энергии должен был сдуть Мерфи дальше по шахте, а не затянуть в лопасти.

Глаза Эрона сузились, потом он мысленно пожал плечами. Пусть разбираются управляющий с медиком. Это их сфера ответственности, для него происшествие ничего не значит. Он предложил свой вариант, сделал все, что смог. Ему было жаль Мерфи, но какого черта? Несчастья иногда случаются.

Изучая стены, Клеменс прошел по воздухопроводу. Количество кровавых пятен постепенно сокращалось. По левой стороне тоннеля имелась широкая ниша, так что он опустился на колени, чтобы заглянуть внутрь. Это была типичная вспомогательная кладовая, давным-давно опустошенная. Когда он начал подниматься, кое-что привлекло его внимание и заставило помедлить.

Похоже, тут что-то пролили. Но не кровь. Какое-то обесцвеченное пятно вроде следа от химикатов. Обычно гладкая металлическая поверхность была сильно изъедена.

Эндрюс молча подошел и встал рядом. После чего присоединился к медику в изучении бывшего хранилища.

– Что это?

Клеменс поднялся на ноги.

– В самом деле, не знаю. Но выглядит странно. Вероятно, это здесь еще с тех пор, как установили воздухопровод.

Его безразличие было каким-то наигранным, и управляющий, тут же почувствовав это, пронзил медика взглядом. Клеменс отвел глаза.

– Я жду вас у меня – скажем, через тридцать минут, – ровно сообщил Эндрюс. – Прошу вас, мистер Клеменс.

Затем он повернулся к остальным членам поисковой команды – те занимались собиранием останков погибшего.

– Правильно. Это не то место, где я бы хотел проторчать весь день. Давайте закончим и уберемся отсюда, чтобы мистер Трой смог перезапустить вентилятор и все вернулось в норму.

Заключенные направились к выходу, а вот Клеменс замешкался. Как только он убедился, что Эндрюс полностью поглощен заключительным этапом жуткой уборки, медик возобновил осмотр поврежденного металла.

Внутри эвакуационной шлюпки была настоящая могила. Разбитые консоли прильнули к стенам, словно пришпиленные булавками паукообразные. Инструменты и оборудование валялись там, куда выпали из креплений или рассыпались из ящиков. Кресло пилота под углом свисало с опорной стойки, словно брошенная перчатка.

Единственная лампа освещала царивший здесь хаос. Рипли работала внутри развороченной переборки, чередуя лазерный резак с более тонкими инструментами. Защитная пластина из композита неохотно отсоединилась, открывая скрытую до того опечатанную панель. Довольная, Рипли занялась печатями, снимая их по одной за раз при помощи специального инструмента. Надпись на панели ясно гласила:

Как только последняя печать была снята, Рипли сдвинула панель и отложила ее в сторону. Под ней, в специальном отсеке с двойными стенками и мягкой прослойкой, обнаружился черный ящик из гладкого материала. Отсек был сухим и чистым, и из него не пахло сыростью, что означало: морская вода туда не попала.

Защелка на боку мягко сдвинулась, и лицевая сторона ящика скользнула в сторону, открывая дисплей и утопленные кнопки. Рипли нажала одну из них, и тут же зажглось несколько огоньков. Коснувшись той же кнопки, она увидела, что сигналы погасли.

Ящик легко вышел из отсека. Рипли осторожно положила его на палубу и еще раз обвела взглядом разоренную шлюпку, то ли что-то запоминая, то ли пытаясь забыть.

Позади что-то шевельнулось, взбираясь по разломанному корпусу. Рипли в панике развернулась, пытаясь различить в темноте источник движения.

– Дьявол! – вскрикнула она, оседая на пол. – Ты пытаешься меня напугать до смерти?

Клеменс помедлил в перекошенном дверном проеме, и на его лице появилась мальчишеская ухмылка.

– Извини, но дверной звонок не работает. – Распрямившись, он зашел внутрь. – Знаешь, если ты будешь разгуливать без сопровождения, то совершенно выведешь из себя управляющего Эндрюса. Чего бы ты ни хотела добиться, испортив отношения с этим человеком, делу не поможешь.

– Хрен с ним. Что там у вас за происшествие? – она спросила настойчиво, с серьезным выражением на лице.

– Совсем нехорошее. – Клеменс попробовал было прислониться к свисавшему мотку каких-то коммуникаций, но поспешно отошел в сторону, когда показалось, что тот на него рухнет. – Один из заключенных погиб.

На лице Рипли проступило беспокойство.

– Как?

– Некрасиво. Ты уверена, что хочешь знать?

Она тихо фыркнула.

– Если боишься, что я упаду в обморок, то ты связался не с той дамой.

– Я так и думал, но надо же было спросить. Это произошло в одной из работающих вентиляционных шахт, – он покачал головой, вспоминая. – Несчастный болван забрел в работающий двухметровый вентилятор. Им забрызгало весь воздухопровод. Пришлось соскребать его со стен.

– Представляю. Иногда так бывает.

– Но только не здесь. Эндрюс кипит от негодования – ему придется послать рапорт.

– По быстрой связи?

– Нет. В таких расходах нет нужды. Думаю, это подождет ближайшего корабля.

– Так чего он тогда волнуется? Еще месяцы отчет никто не прочитает.

– Надо знать управляющего, чтобы это понять. Он все принимает близко к сердцу.

– Ну, тогда паршиво ему – особенно учитывая его нынешнее место работы.

Клеменс кивнул с задумчивым видом.

– Я кое-что обнаружил на месте происшествия, чуть в стороне от вентилятора. Обожженное пятно на полу. Обесцвеченный, вспучившийся металл. Похоже на ту отметину, что ты нашла на криокапсуле девочки.

Рипли, не мигая, уставилась на него – по выражению ее лица ничего нельзя было понять.

– Слушай, я на твоей стороне, – поднажал медик, когда она так и не проронила ни слова. – С чем бы ты ни связалась, что бы ни пыталась сделать – я хочу помочь. Но я хотел бы знать, что происходит, – или ты думаешь, что происходит. В противном случае я не смогу тебе помочь. Возможно, ты справишься и одна. Я не могу заставить тебя все мне рассказать, но думаю, что мог бы помочь, облегчить тебе задачу. У меня есть доступ к оборудованию. У тебя – нет. Я обладаю знаниями, которых нет у тебя. Я не стану вмешиваться и полностью положусь на твою оценку ситуации. Мне придется, потому что я не имею ни малейшего представления о том, что у тебя на уме.

Рипли помедлила, обдумывая его слова, пока Клеменс смотрел на нее с надеждой.

– Я едва тебя знаю. Почему я должна тебе доверять?

Он заставил себя не обращать внимания на обидные слова, понимая, что этот вопрос не подразумевал ничего личного.

– Причин доверять нет. Только без чьей-то помощи тебе будет трудно сделать то, что ты пытаешься сделать. Я тоже тебя едва знаю, но готов за тобой пойти.

– Почему? Зачем тебе это? Ты сам признаешь, что не имеешь понятия о том, что происходит, что на кону.

Клеменс ободряюще улыбнулся.

– Может, я считаю, что знаю тебя чуть лучше, чем, по твоему мнению, ты знаешь меня.

– Ты ненормальный.

– Это сильно мешает?

Рипли против воли улыбнулась.

– Скорее, наоборот. Ну, ладно, – она передвинула черный ящик туда, где Клеменс мог его ясно увидеть. – Мне нужно узнать, что произошло на борту шлюпки, почему нас эвакуировало с корабля, пока мы находились в криосне. Если ты правда хочешь мне помочь – найди мне компьютер с возможностями интерпретации аудио- и сенсорной информации, чтобы я получила доступ к бортовому самописцу.

Клеменс посмотрел с сомнением:

– У нас тут нет ничего похожего. Компания забрала все сложную электронику. То, что они нам оставили, работает по базовому принципу программ и ответов, или предназначено сугубо для считывания, – он сардонически улыбнулся. – Подозреваю, им не хотелось, чтобы кучка тупых заключенных мудрила с их дорогим оборудованием.

– А как насчет Бишопа?

– Бишопа? – Клеменс нахмурился.

– Андроид, что был со мной.

– Его проверили и выбросили, как бесполезный хлам.

– Позволь мне судить о его пользе, – в ее голос закралась тревога. – Его компоненты не использовали для чего-нибудь еще и не утилизировали?

– Я же сказал: для первого здесь нет никого достаточно умного, а для второго нет причин тратить энергию. От него осталось чуть больше, чем от погибшего заключенного, но ненамного. Не говори мне, что считаешь, будто сможешь извлечь из него пользу.

– Ладно, не скажу. Где он?

И тогда Клеменс смирился.

– Я объясню дорогу, но боюсь, что не смогу пойти с тобой. У меня назначена встреча. Будь осторожна, хорошо?

Это ее не встревожило.

– Если бы осторожность не вошла у меня в привычку, я бы уже двадцать раз померла.