ГЛАВА 5

— И? Вы уверяете меня, что понятия не имеете, каким образом первородному удалось исчезнуть из дворца? — осведомился Рейн, с интересом рассматривая мужчину, что сейчас сидел перед ним.

Саймон Тор, главный целитель городского госпиталя, выглядел расслабленным и как-то странно умиротворенным. Почему он решил поговорить с целителем? Рейн и сам не понимал. Он уже давно все рассчитал. И не сомневался, что Тор имеет отношение к побегу Соль. К тому же этот вопрос не был первым в списке его дел на настоящий момент. Тогда какого демона он спрашивает целителя об этом сейчас? Зачем?

— Именно так, — спокойно отозвался мужчина ровным и непривычно низким голосом.

— Я не люблю пустых угроз, — сказал Рейн, а подушечки его пальцев едва слышно прошлись по деревянной глади стола. — Но вы, Саймон, ходите по краю. Предупреждаю вас только потому, что вы полезны Алании, и даю вам шанс подумать над моими словами. Хочу, чтобы вы знали и еще кое-что. Насколько мне известно, ваш сын уже достаточно взрослый, чтобы отдать свой долг стране? Грядет война — и магу его уровня и умений самое место в строю тех, кто будет удерживать восточные границы империи.

Саймон судорожно прикрыл веки. Этот мимолетный жест не ускользнул от взгляда Рейна. У всего есть своя цена. Каждый выбор влечет за собой последствия. Саймон выбрал, и теперь пришло время платить по счетам. Кто пытается идти против Ариен, должен быть готов к последствиям.

— Вам же следует готовиться, совсем скоро польется кровь. Мне необходимо, чтобы вы мобилизовали все силы городского госпиталя. Целители должны быть подготовлены в соответствии с положением о военном времени, это ясно?

— Я понял, — скупо ответил мужчина, и Рейн заметил, как сжались его кулаки и побелели костяшки пальцев.

— Если вам есть что добавить, то прошу, — сказал он, делая вид, что изучает бумаги, лежавшие перед ним на столе.

Некоторое время Саймон молчал, точно размышляя, стоит ли ему вообще открывать рот. Рейн давал ему возможность выбрать.

— Я рад, — наконец-то сказал он, — что он ушел.

— Неужели? — изогнув бровь, посмотрел исподлобья мужчина на главного целителя. — С чего бы? Не был бы он полезен сейчас для нашей страны в сложившейся ситуации?

— Разве… он не был для нее полезен однажды? Ни один из нас не отдал столько империи, сколько сдела-ла, — словно через силу выдавил целитель это окончание, — она.

Рейн резко отложил в сторону бумаги и прямо взглянул в глаза Саймону.

— Вы знали?

Саймон коротко кивнул.

— Вы бы тоже знали, если бы только проявили должный интерес к ним. Еще можно найти сказки о ней, если хорошо поискать.

— И?

— Я не жалею, — твердо сказал мужчина, прямо посмотрев в глаза Рейну. — Ясно вам? Не жалею, — можно сказать, с вызовом обратился целитель к главе тайной службы империи.

Рейн коротко усмехнулся, но больше ничего не стал спрашивать у этого мужчины. Ему было многое понятно и без лишних слов.

— Вы можете идти… пока, — счел необходимым добавить он.

Стоило двери затвориться за целителем, как Рейн тяжело поднялся из-за стола. Впервые в жизни он не чувствовал себя на своем месте. Стены душили его, в груди пекло и ныло, ему было тесно в собственном кабинете. Тесно и невыносимо оставаться тут. Грядущая война, как бы сильно он ни убеждал себя в обратном, занимала лишь второе место в его мыслях. Он ощущал физически, что принуждает себя оставаться в стенах возглавляемого им управления, хотя больше всего на свете ему хотелось распахнуть крылья за спиной и взлететь. Выше! Туда, где солнце лучами целует перья облаков, откуда все кажется таким маленьким и незначительным… Там, лишь там он мог поверить, что его чувства имеют больше смысла.

Некоторое время он смотрел на центральную площадь Аланис. Величественные белоснежные здания, мощенные розовым камнем дороги, снующие туда-сюда жители столицы. Такие разные, все в хлопотах и не обращающие никакого внимания друг на друга. Солнечные лучи отражались в струях фонтанов, разбивая их на крошечные золотые песчинки. Дети, весело смеясь, бегали вокруг статуи одного из героев древности, что своим обликом сейчас и украшал этот фонтан на площади. Было обычное утро для столицы империи. Как знать, быть может, оно последнее такое?

Рейн тяжело вздохнул, отворачиваясь от окна. И только сейчас он заметил небольшой конверт на том самом месте, где сидел Саймон. Мужчина с интересом взял его в руки, заметив небольшую надпись в самом углу.

«Если и впрямь интересно…» — гласила она.

Не придав ей большого значения, он просто распечатал конверт. Внутри оказалось несколько пожелтевших от времени листов магически укрепленной бумаги. Это было единственной причиной того, почему она до сих пор не рассыпалась по прошествии стольких лет. Эти листы казались частью какой-то книги, написанной на эйлирском языке. Положение Рейна обязывало его понимать этот язык, но более древний вариант его он уже не знал — только тот, что существовал на момент угасания этой цивилизации. Это был рассказ или сказка о верховной жрице Двуликого Бога при храме в городе Ортис, некой Соул — как мог, прочитал имя Рейн. Автор рассказывал о том, как Соул лечила людей, проклятых гнилью. Вероятнее всего, имелась в виду болезнь, которую в Алании называли черной хворью.

Последние строки истории ясно говорили о том, что описанное не сказка. На протяжении полугода город был закрыт от остального мира. Правитель тех времен запретил поставлять туда товары, пищу, медикаменты. Город оказался отрезан от цивилизации. Был дан четкий приказ никого не впускать и не выпускать оттуда. Неужели эта история и правда о Соль?

Не успел Рейн додумать эту мысль, как на последнем листе бумаги увидел изображение девушки. Она стояла у самого края крепостной стены. Обычно иллюстрации таких историй красочные и яркие, главные герои всегда в нарядных дорогих одеждах, а тут… Она смотрела на простертый внизу город с нескрываемой печалью во взгляде, ее густые темные волосы были собраны в растрепавшийся на сильном ветру хвост. Одежда темная, какие-то нелепые, потертые и явно большего размера, чем надо, брюки и рубашка. А внизу, у самой стены, горел погребальный костер для тех, кому помочь она так и не смогла. Он не мог не узнать черт ее лица, пусть и видел ее лишь однажды. И этот взгляд, словно она молчаливо оплакивала кого-то очень близкого ей.

«Ты совсем не знаешь ее», — часто говорил ему Трэй, а он всякий раз вспыхивал, точно пламя на ветру. Эти слова задевали его. Он ревновал? Возможно. Но, пожалуй, именно сегодня он впервые задумался над этим под другим углом. А что он знает о ней? Сколько ей на самом деле лет? Что видели эти древние глаза, принадлежащие, казалось, совсем юной девушке? Каким было бы его сердце, проживи он столько же лет, испытав то же, что и она? Имеет ли это значение в свете того, что он желает ее? Сможет ли он сохранить свою решимость, если как следует задумается над этим?

— Вопросы… почему, когда дело касается тебя, я никогда не знаю, каким будет ответ? — тихо спросил он у нарисованной на пожелтевшем листе девушки, что вот уже не первое столетие тихо плачет над погребальным костром.

— Итак, белошвейки мои, отложим иглы ненадолго, есть дела поважнее, — стоя рядом с кроватью Терезы, сказала я. — Кто знает, какие? — посмотрела я на своих два с половиной студента.

Несмотря на то что девушка очнулась, выглядела она слабой. Что, собственно, и немудрено, учитывая, сколько она лежала без движения и нормального питания.

Студенты смотрели на меня так, словно вчера на свет родились. Эти наивные и милые глаза, трепет ресниц, ощущение, точно я больную в коровник привезла.

— Ну же, — милостиво подбодрила я своих буренок.

— Нужно осмотреть ее, — выдала Лил, заслужив завистливый взгляд своего товарища, наивно-добродушный от Кита и поощряющий — мой.

Я милостиво разрешила оборотнице действовать. На самом деле своим даром я уже все проверила и была спокойна за девушку, но ведь и студентам нужна практика. Так что пусть уж потерпит немножко.

Лил решительно приблизилась к кровати, одним резким движением сорвала с Терезы одеяло, и, будь я проклята, она начала ее осматривать. В этот момент я почувствовала себя зрителем в театре абсурда. То есть все участники постановки что-то там понимают, одна я не при делах. Даже Кит — и тот с умным видом пялится на больную.

— Что ты делаешь? — между делом спросила я, когда Лил все же соизволила измерить пульс у больной.

— Провожу осмотр, — как ни в чем не бывало заявила она.

— На предмет чего, я стесняюсь спросить? Думаешь, у нее какая-то деталь отпала, пока она тут лежала?

— Нас так учили осматривать людей, — с готовностью ответила она. — Она человек, и я не могу определить ее состояние, опираясь на свои ощущения, — наминая пациентке живот, поделилась Лил.

Я устало прикрыла глаза. Почему-то заломило виски. Что за дурдом тут творится? Первым желанием было вломить оборотнихе по хребтине, благо посох был неподалеку. Желание было острым — должно быть, так себя чувствует алкоголик в завязке.

— Я начинаю новую жизнь, новую жизнь, новую жизнь, — все еще с закрытыми глазами продолжала шептать себе под нос я до тех пор, пока не смогла вновь ровно дышать.

— Что? — осведомилась девушка.

— Первое, что тебе стоит проверить у пациента, который вышел из такого состояния, — это его реакции и рефлексы…

— Что такое рефлексы? — поинтересовался Джарред, возвращая меня на грешную землю, так и не дав мне стать хоть немного лучше согласно плану.

— Отдохни, милая, — погладив больную по щеке, я тут же погрузила ее в глубокий оздоровительный сон, подкрепив свое действие еще одной частицей собственной силы. — За мной, — уже сквозь зубы процедила я, обращаясь к своим недорослям. Легко подхватила посох и направилась к выходу из комнаты. За моей спиной послышался возбужденный шепот, но бунтовать в открытую никто не решился.

А уже спустя двадцать минут двое оборотней переминались у окна столовой, смотря на то, как я привязываю Кита к стулу.

— Доставайте тетради, поганцы, — фыркнула я, связывая внучка.

— Ну почему я? Ошиблись-то они, — проныл Кит.

— Потому что, не ровен час, папашей станешь, а писать толком до сих пор не научился.

— Я зарисую, — с готовностью согласился Кит.

— Рисуешь ты и того хуже, — фыркнула я, не став добавлять, что в этом-то он точно весь в меня. — Итак, любители подглядеть, у кого что и где выросло, — поднимаясь на ноги и ставя на стол предметы, что любезно материализовал для меня мой дом, сказала я. Первым появился молоток, за ним — тонкая длинная игла и горящая свеча. — Узнаем же, что это за хрень такая — условные и безусловные рефлексы и на кой демон Двуликий их придумал, — с нездоровым блеском во взгляде изрекла я. — В этом нам любезно согласился помочь этот маленький ленивый мальчик, который никак не может выучить алфавит, чтобы писать, не подглядывая в шпаргалку.

Кит нервно сглотнул, оборотни переглянулись. Думаю, этот урок они запомнят если не на всю жизнь, то надолго уж точно.

И хотя я прекрасно понимала, что, вероятно, никто из них не виноват в том, что случилось с этим миром, но больно мне было все равно. Все знания, что мы веками, точно ненормальные муравьи, стаскивали в одну кучу и хранили для них, стали вдруг никому не нужны. Настолько не нужны, что лечатся они теперь только магией, чтобы болезнь просто выгорала под действием силы или подножными травами. А люди? Их и вовсе лечат как придется. Есть старые рецепты от самых распространенных заболеваний, например, чтобы сбить жар, обезболить, против кашля и простуды. Ну и так, кое-что от кое-чего. Элементарные операции, где если ты не магически одаренное существо, то непременно отбросишь копыта от послеоперационных инфекций, прости меня Двуликий. К чему им знать о каких-то там реакциях организма у пациентов, которые выходят из комы? Зачем? Из нее никто и никогда не выходит! Как только Тереза-то продержалась?!

Когда урок был пройден, Кит отпущен спать под честное слово, что завтра он таки выучит все буквы, а оборотни отосланы заниматься тем, что им в голову взбредет, я отправилась в комнату к девушке, с которой нам предстояло познакомиться.

Войдя в комнату, я заметила, что она пришла в себя и сейчас с интересом изучала пейзаж, который открывался за окном. Дворец показывал ей эйлирское утро. Солнце едва коснулось горизонта, окрасив темное небо в предрассветные тона. Рассветы и закаты на моей родине всегда были насыщенными красками, пряными от ароматов ночных цветов и неповторимо зачаровывающими. Поговаривали, что это из-за обилия магических энергопотоков, что сходились на этой земле. Словно бы именно они преображали действительность вокруг, искажая пространство и явления. Из окна спальни, в которой сейчас находилась моя подопечная, виднелся лишь сад. Отсюда нельзя было разглядеть город. Но и того факта, что за окном цвела жемчужная роза тали, должно было хватить, чтобы привести девушку в недоумение. Цветок был искусственно выведен магами Эйлирии. Не нуждался ни в воде, ни в каком-то особенном уходе, лишь должен был расти в богатом энергией месте. Магически выведенные цветы имели необыкновенный тонкий аромат, который изменялся в зависимости от предпочтений того, кто пытался его вдохнуть. Например, Зорис чувствовал аромат арнийского коньяка, для Кирана она пахла чернилами и бумагой, мне чудился запах дезинфицирующего средства. Не цветок, а настоящий психологический детектор.

«Я единственный нормальный из нас троих, — сказал как-то Зорис, — подумать только, дезинфицирующий раствор и чернила?! Идеальная парочка, ничего не скажешь!»

Он еще долго высмеивал наши пристрастия, а я радовалась как ненормальная тому, что узнала, что нравится Кирану… Мое сердце стучало в те дни так быстро, что, пожалуй, если бы не мой дар, должно быть, я с легкостью могла стать пациентом кардиологического отделения. Мы еще не встречались в то время. Скорее, я изводила его как могла, со всей присущей мне увлеченностью, делая вид, что просто терпеть его не могу. Что сказать, в этом вся я. Как хорошая спелая капуста, которую надо исследовать слой за слоем, чтобы хоть что-то понять.

Не вовремя накатившие воспоминания, вопреки всему, не расстроили меня, как это частенько бывало, а заставили легко улыбнуться. Моя память может быть синонимом слова «боль». Стоит вспомнить тот или иной период жизни, чтобы почувствовать, как не хватает мне моей семьи, как я тоскую по временам и людям, что окружали меня тогда. Моя память — опасная трясина, с которой нужно быть весьма осторожной. Но иногда, очень редко, боль была не острой, а скорее ноющей и почему-то теплой, как сейчас. Главное, не раскручивать колесо времен, не вспоминать сразу еще что-то. Достаточно и простого воспоминания о цветке, моей первой любви и дружбе. Вот так.

Глубоко вздохнув, отгоняя непрошеные картины, я подошла к девушке.

— Ты проснулась? — спросила я нечто очевидное и нехарактерное для себя. Но я же вроде бы как пытаюсь быть милой. Что за бред?!

— Кто вы? И где я? — слабо сказала она, с интересом посмотрев на меня.

Демоны побери эту моду Алании! Сейчас я, как последняя идиотка, обмоталась белой простыней из своей спальни и подпоясалась шнурком от шторы в гостиной. Напялила сандалии Кита и улыбалась, точно у меня склянка с маковым молочком в рукаве.

— Для начала позвольте мне задать вам несколько вопросов, прежде чем я отвечу на ваши, — выдала я свою фирменную улыбочку. С непривычки свело щеки, но я продолжила: — Ваше имя?

— Вам не сообщили, кто я? — растерялась она.

— Ну что вы, — мило захихикала я. Ну, должно было выглядеть мило, но не поручусь. — Это простые вопросы, чтобы проверить ваше состояние.

— Эллиана Мортис, — тут же протараторила она, точно пытаясь доказать кому-то, что с ней все хорошо.

— Что последнее вы помните?

— Что вам рассказал господин Дриэлл? — после минутного замешательства спросила она.

— Будьте уверены, все и даже немного больше. Мы с господином Дриэллом вместе работаем… ну, вы понимаете, — многозначительно посмотрела я в глаза девушки. Моя азартная душа авантюриста вошла в раж. Больше всего на свете мне нравилось ничего не понимать и самозабвенно врать! Это я любила. — Он просил вас быть предельно откровенной со мной, ведь от этого зависит наше общее дело.

— Я не знала, что кто-то еще в курсе, — удивленно посмотрела она на меня.

— Конечно, вы правы, Элли, в таких делах неуместна излишняя открытость, но вы должны понимать масштаб происходящего. Господину Дриэллу нужны верные соратники.

— Да, конечно, — растерянно пробормотала она. — Но… могу я увидеться с ним, прежде чем говорить с вами? — прикусив нижнюю губу, спросила она, точно боялась сболтнуть лишнего без дозволения того, с кем ее связывало нечто… пока мне не известное.

Надо сказать, что мне не пришлось бы ходить в простынках и предотвращать убийства, если бы мой нынешний дом не страдал самой настоящей психопатией. Я точно знала, что мерзавцу известно все, а может, и немного больше. Но пока ему интересно, а мы развлекаем его своими представлениями и, самое главное, готовы брать и его в игру, он ни за что не выложит мне и кусочка информации. Возможно, все и немного проще. Да, он имел интеллект, но был совершенно не отягощен эмоциональной составляющей. Ему было интересно препарировать человеческие чувства, эмоции, переживания через собственную память и воспоминания тех, кто был под его крышей. Он читал все это, мог оживлять, а потом раскручивать события, следуя за воображением и подсознанием того, кому принадлежали воспоминания. Он не мог заставить персонажей говорить своими собственными словами. Каждый оживший «человек» из считанных воспоминаний людей говорил лишь то, что ожидали от него услышать. Но если дому самому хотелось высказаться, тут уж он находил, какой фрагмент из прошлого следует извлечь и показать.

— Конечно, — улыбнулась я, — но вы же понимаете, что господин Дриэлл весьма занятой аланит. Это будет не так просто…

— Но мы ведь можем подождать?

— Я сделаю все возможное, — коротко ответствовала я, слегка поклонившись. — У нас есть телепортационный ящик, так что письмо о том, что вам стало лучше, он получит сразу же.

Как деловая целительница, я взяла с небольшого столика у противоположной стены листок бумаги и легко начеркала на нем: «Тра-та-та, тра-та-та». После чего сунула его в корзину для вышивания, что стояла на небольшой тумбочке рядом. Корзина легко завибрировала с подачи дворца, и раздался характерный щелчок, значащий «отправлено».

— Он тут же придет, я знаю, — заявила девушка.

А я подумала о том, что же мне с ней делать после. Что за дурные бабы нынче попадаются?

Ну, дворцу тоже не терпелось поучаствовать в пьесе, потому совсем скоро дверь в комнату распахнулась, и на пороге замер Элтрайс Дриэлл собственной персоной, точно такой, каким помнила его девушка. Приодетый по последней моде Алании в ярко-голубую с серебристыми полосами тогу, которая напоминала мне мой студенческий матрац.

— Ани! — воскликнул прекрасный мужчина в непотребном одеянии. Где дворец взял сей фасон, мне оставалось только догадываться. Но, похоже, кто-то из постояльцев считал это сочетание чем-то невероятно модным и дорогим. Надеюсь, не мой внучек…

«Элтрайс» с невероятной скоростью пронесся мимо меня и замер у постели больной. Надо было видеть, с каким лицом он смотрел сейчас на девушку, какой искренней болью были наполнены его глаза.

«Халтура», — ехидно подумала я, оценивая актерские навыки древнего пакостника. На эту мысль получила весьма неожиданный взгляд от своего давнего врага, который могла бы расшифровать как: «Ну и че? Зато мне весело».

Взгляд был мимолетным, и Элли, она же Ани, его попросту не заметила.

— Наконец-то ты очнулась! — тем временем начал говорить мужчина то, что подсознательно ожидала от него девушка. — Ты просто не представляешь, как я переживал! Боги, девочка моя, — упал на колени «Элтрайс», нежно целуя тонкое запястье девушки, — я так испугался за тебя.

— Но ты ни в чем не виноват, — промямлила больная, — я сама захотела помочь тебе! Пусть не так, как мы рассчитывали, но хотя бы ненадолго ты мог быть собой. Кто же знал, что та идиотка откажется…

— Прошу тебя, не волнуйся так, — точно молодой и не вполне адекватный влюбленный, лепетал мужчина, даже не пытаясь встать с колен. — В этом никто из нас не виноват. Я люблю тебя, ты же знаешь, — с надеждой во взгляде посмотрел он на Ани.

«Боже милостивый, о чем мы, бабы, мечтаем?» — устало подумала я, наблюдая за развернувшейся сценой.

— Так, теперь вы расскажете мне, что последнее помните? — стараясь скрыть раздражение, как можно более ласково поинтересовалась я.

Девушка с немым вопросом во взгляде посмотрела на своего возлюбленного, точно спрашивая у того дозволения.

— Конечно, милая, расскажи все, что помнишь. Фертруня уже знает обо всем. — Как он меня назвал?! — Она лучшая целительница империи и помогает мне. Именно она так замечательно позаботилась о тебе, — и снова этот невероятный щенячий взгляд, обращенный к девушке.

Эллиана глубоко вздохнула, точно собираясь с силами, и заговорила.

— Этрайс потерял силу своих крыльев почти триста лет тому назад, вы же знаете?

Кто бы знал, чего мне стоило утвердительно кивнуть в ответ.

— Конечно, — продолжая улыбаться, сказала я.

— Мы познакомились, когда я заканчивала магический Университет. Он заметил меня, потому как я была лучшей студенткой на потоке…

— Нет, девочка моя, — перебил ее «Элтрайс», — потому что ты была самой красивой лучшей студенткой на потоке, — ласково улыбнулся мужчина, получив в ответ точно такую же, зеркальную улыбку.

— Предложил мне работать на него по завершении учебы, и я с радостью согласилась. Это было такой честью. Тогда я еще не знала, какая несправедливость случилась с ним. Он великий деятель нашей империи, человек с невероятным сердцем и умом, я не могла не полюбить его…

— Конечно, ведь первым полюбил тебя я.

«Хочу солененького», — подумала я, решив, что от такого обилия патоки у меня скоро одно место слипнется.

— Тогда я узнала о его беде. Это могло отразиться на империи, на всех нас! Трайс показал мне кое-какие исследования, что ему удалось найти в храме Первородных… Вы же видели их?

Очередной кивок, как кинжал в сердце.

— Я случайно узнала, что он пытается провести эксперимент…

Когда соучастник говорит, что «случайно узнал, но решил остаться», это не делает его жертвой. Это попытка оправдать себя, не более. И что-то мне подсказывает, не первый раз Трайс проводил такой вот «эксперимент».

— Ему нужна была сила, которая смогла бы прижиться в нем, и не было лучше варианта, чем попробовать взять ее для этого у существа, которое было бы связано с ним кровью…

Я не знаю, как устояла на ногах. Мне казалось, что все вокруг меня пришло в движение. Стены вокруг то сужались, то расширялись. Во рту встала горечь. Меня нестерпимо затошнило. Я отчаянно молила себя дослушать до конца! Я должна была это сделать!

— Та рабыня — она идеально подходила для первого эксперимента. Энергетическая структура была идеально нейтральна, таким образом ребенок мог унаследовать энергетическую структуру отца. Все, что требовалось от нее, — это добровольно отдать малыша. Во всяком случае, именно это утверждали те, кто занимался этой работой прежде. Добровольное согласие — вот что важно.

«Вся соль, прости, Соль, в желании, понимаешь?» — слова, сказанные целую вечность назад, прозвучали на краю моего сознания, точно Зорис прошептал мне их на ухо только что, здесь и сейчас.

— Она отказалась, представляете?! После всего, что он для нее сделал! Из какой грязи вытащил, она сказала «нет»! — тем временем продолжала говорить эта женщина. — Трайсу было очень плохо на тот момент, потому я сама предложила ему попробовать…

— Что? — механически спросила я.

— Я предложила ему попробовать взять часть силы у меня, чтобы мы смогли вместе найти выход, — невинные голубые глаза смотрели на меня так, точно она только что рассказала мне, какой чудесный денек сегодня.

Я не просто вышла из уютных стен дворца — я бежала изо всех сил, потеряв свои сандалии где-то на полпути. Мне необходимо было выйти наружу. Всего один глоток воздуха! Настоящего, не такого, как тут, живого! Без магии и иллюзий! Просто воздуха! Когда стены истончились прямо передо мной и сомкнулись за моей спиной, когда все галереи пещеры остались позади, а мои ступни увязли в ледяном белом песке, я сделала вдох. Казалось, первый настоящий вдох. Обжигающе холодный воздух болью ворвался в мои легкие. И я закричала. Казалось, я не могу остановиться. Перестать кричать — значит умереть. Это значит, что мое сердце разорвется в груди от той боли, что там так давно хранится, лишь увеличиваясь день ото дня. Я упала на колени, когда по моим щекам побежали горячие слезы, и, словно ища поддержки, ухватилась за ближайший от меня камень.

— Как они могли, — кричала я, — как они могли?!

От кого я ждала ответа в эту стылую ночь? Невозможность причинить боль другим вылилась в то, что я била рукой о камень, сдирая кожу, размазывая собственную кровь по его поверхности. Я хотела, чтобы хотя бы так боль моей души вышла из сердца. Пусть болит тело, но не сердце. Только не оно! Моя и Кирана любовь к нашему сыну, тому единственному человеку, без которого было страшно дышать. Осознание потери которого заставляло искать способ расщепить собственную суть! Во что они превратили нашу любовь?! Во что…

На этой мысли меня вырвало.

Сколько времени я провела в объятьях ледяной ночи Элио, я не могла сказать точно. Кто бы знал, как я устала разочаровываться в тех, ради кого была создана. И всякий раз я искала повод, чтобы поверить в них вновь. И мне было достаточно любой, самой крошечной искры надежды, чтобы вновь тянуться к своему предназначению. Это ненормально. Я размышляла над тем, что сделала природа этого аланита с этими женщинами. Как его «флер» изуродовал их восприятие мира. Были бы они такими же, если бы рядом оказался не «невообразимо прекрасный аланит», а простой мужчина им под стать? Или же он осознанно искал более податливых дурех, которые теряли рядом с ним остатки разума, готовые отдать последнее и поступиться любыми общечеловеческими ценностями ради него? А еще я боялась узнать однажды, сколько их было таких на его пути. Сколько таких Терез так и не пришло в себя? Сколько Эрт отдали ему своих детей? Сколько было жертв лишь потому, что я так сильно любила свое дитя, боясь потерять его однажды…

Мои руки приняли жизнь, которой могло и не быть. Мои руки вернули к жизни женщину, которую не стоило возвращать. Я все понимала. Мои руки создали то, что привело все эти нити жизни к их настоящему. Не впервые я вижу нечто подобное. Так было не раз. Ты спасаешь жизнь одному, чтобы он уничтожил другого. Со временем ты стараешься понять и принять это как закон, сотворенный богом, что создал нас. Но впервые я вижу, как убивает моя любовь. И от осознания этого мое сердце… боже… оно так болит…

Я приняла решение еще до того, как вновь оказалась под сводами дворца. На душе было пусто. Я чувствовала себя немного уставшей, но в то же время спокойной.

— Как вы себя чувствуете?

Стоило мне войти в гостиную королевской четы, как посреди комнаты возникла пожилая женщина в белом переднике и темно-синем платье. Я знала эту женщину. В свое время она была няней Кирана, позже — его брата, а уже когда оба сына короля выросли, просто находилась при королеве.

— Можно подумать, тебя это волнует? — фыркнула я, опускаясь на диван возле предусмотрительно разведенного камина.

— Но мне интересно, — доверительно сообщила мне девчушка, которой на вид было года три, не больше. Огромные карие глаза с интересом смотрели на меня, и лишь по родинке возле верхней губы я смогла опознать в девочке будущую королеву, мать Кирана.

— Зачем мне озвучивать очевидные вещи? Ты знаешь гораздо больше моего. То, что тебе скучно, не моя забота, — пожала я плечами, смотря на то, как трепещет пламя в камине.

Девочка рядом со мной глубоко вздохнула, точно раздумывая над чем-то, а потом задорно улыбнулась и подмигнула мне, показывая пальцем куда-то мне за спину.

Я резко обернулась, чтобы увидеть бегущего по коридору Кирана… Мое сердце, кажется, пропустило удар. Это не был мужчина из моих воспоминаний, я точно знала! Его одежда была грязной и растрепанной, кожа слишком бледной, даже для него. Руки, лицо, грудь, рубашка — все было в бурой запекшейся крови. Он так быстро промчался мимо меня, что я едва сообразила, что мне следует бежать за ним. Он был выше меня, его ноги длиннее моих, а соответственно, если Киран бежал, то я уже просто скакала следом, перепрыгивая через любые препятствия и снося все на пути.

Коридор за коридором, лестница за лестницей, пока он не оказался возле наших с ним покоев. Решительно распахнул дверь, а я вбежала следом.

Он нервно ходил по комнате, точно не зная, что именно ему следует сделать. Его руки тряслись так, словно он не расставался с бутылкой, глаза лихорадочно блестели, время от времени в них проскальзывали голубые всполохи силы.

— Соберись, соберись, — шептал он, точно это единственное, что он мог сказать себе самому сейчас. — Она не могла умереть, не могла! Соберись, — решительно сжав кулаки, он подошел к той секции в гардеробной, где мы хранили наши парные артефакты. Я видела, как он достает свой амулет перехода, надевает его, а следом темный плащ.

Я приблизилась к нему, следя за тем, что он делает. До боли захотелось коснуться его, но я лишь успела протянуть ладонь, чтобы попытаться почувствовать его, когда Киран из прошлого активировал амулет, растворяясь в воздухе, точно его и не было никогда.

Некоторое время я молча смотрела куда-то перед собой. Не могла и не знала, что должна сказать сейчас. Если бы только он показал мне это немного раньше! Он знал, как мне было все эти десятилетия, и ничего не…

— Я ухожу, понятно тебе? — зло чеканя каждое слово, сказала я.

Некоторое время ничего не происходило. В комнате воцарилась такая глубокая, неестественная тишина, словно вдруг выключили все сторонние звуки. Лишь мое дыхание говорило о том, что это место вообще реально, а не какой-то уголок безвременья. А затем произошло нечто, чего я никак не ожидала.

Образы приходили и тут же исчезали, десятки людей сменяли друг друга, каждый из них говорил одно или несколько слов, а я не могла найти в себе сил отвести взгляд.

— Когда ты вернулась, то сказала мне, что он мертв, — произнесло сразу пять разных человек. Я понимала, что слова вырваны из контекста ситуации и он составил из них то, что хотел донести до меня. — Ты была разбита. Ты запрещала мне показывать его, вас вместе. Ты боялась думать о нем. Я создавал для тебя лишь то, что могло помочь тебе пережить это время: его любовь, его заботу о тебе. Я не хотел показывать его последние часы тут.

— Заботился обо мне? — через силу спросила я.

— Как и ты обо мне, — последнюю фразу сказал маленький мальчик лет пяти с небесно-голубыми глазами и шапкой пушистых кучерявых светлых волос. Он смотрел на меня снизу вверх с таким обожанием во взгляде, что я невольно растерялась.

— Вот ты… демон, еще хуже меня, старый манипулятор, — усмехнулась я, смахивая слезы, что продолжали сбегать по моим щекам.

— Не бросай меня, — проговорил тот же мальчик, но при этом его облик трижды менялся, точнее, одежда на нем, а стало быть, хотя все эти слова принадлежали мальчишке, но произнес он их в разное время.

— Я все равно должна уйти, и ты знаешь почему, — тихо сказала я.

Мальчик кивнул и растаял в воздухе. Не могу сказать, что после этого разговора мне стало легче, особенно учитывая то, сколько времени упущено. Все это было так нелепо. Эта череда случайностей, неправильных выводов и ошибок привела нас туда, где мы есть. Злиться на дворец… не знаю, сейчас мне уже кажется, что не он один виноват, что так все сложилось. Его холодное каменное сердце так же одиноко, как и мое, как и Кирана… Куда завела его судьба? Что сотворили с ним тот аланит, время, пережитые события? Я должна была найти его! Мы были с ним семьей очень и очень долго. Он был моим мужчиной, воплощением моей мечты и отражением меня самой. Разве могу я сейчас от него отвернуться? Что бы там ни было, я прожила без него почти триста лет и смогу принять, если он не нуждается более во мне. Но разве прошел хотя бы один-единственный день, когда я была бы просто счастлива, не вспоминая о нем… это что-то да значит?

Я скинула свою нелепую простынь на пол, откуда она тотчас исчезла, и пошла прямиком в купальню. Пора было привести себя в порядок, хорошенько выспаться и собираться в путь.

— Ты проспала почти сутки, ты в курсе? — поинтересовался Кит, стоило мне появиться в крыле для слуг, где сейчас обитали все мои постояльцы.

— Что-то произошло за это время? — меланхолично поинтересовалась я.

Кит, поджав губы, отрицательно покачал головой.

— Я выучил алфавит, — совершенно серьезно оповестил меня потомок.

— Это, несомненно, радует, — кивнула я. — Где остальные?

— Пошли кормить Терезу.

— Ни к чему, — покачала я головой. — Идем, пока они не начали запихивать в нее что-то силой или не решили откачать, — решительно зашагала я по узкому коридору.

— Что откачать? — поинтересовался Кит, выпрыгивая у меня из-за плеча, так чтобы я его точно заметила и услышала.

— Ее откачать, — в тон ему ответила я, ни на минуту не останавливаясь.

На какое-то время Кит замолчал, должно быть, соображая, как именно можно «откачивать» человека.

— Я не понял, — изрек он.

— Ща увидишь, — кивнула я, распахнув нужную дверь.

Как я и предполагала, принесенная оборотнями каша валялась на полу, Лил сидела верхом на Эллиане и делала ей непрямой массаж сердца (недавно выучили), в то время как Джарред изображал, что делает искусственное дыхание, вместо этого, скорее, просто дуя ей в рот.

— Что творят, сукины дети, что творят, — устало пробормотала я, подходя к усердствующим вне всякой меры волкам. — Что вы творите, идиоты? — монотонно спросила я, присаживаясь на краешек кровати.

— Мы, — пропыхтела Лил, — спасаем ее, как вы и учили, — кое-как пробормотала девушка, не спеша сворачивать балаган. — А вот почему вы ничего не делаете, нам не ясно, — зло оскалилась она.

Тяжело вздохнув, я устало покачала головой. Что мне с ними делать?

— Если надо, я могу попрыгать у нее на ногах, но боюсь, это будет уже перебор. Может мне хоть кто-то внятно объяснить, зачем вы издеваетесь над женщиной, которая ни одному из вас ничего плохого не сделала?

— Она едва дышит, не приходит в себя, ее сердце замедляется… — констатировала волчица, продолжая терзать грудную клетку женщины.

— И поэтому вы решили добить ее, чтобы уж наверняка отчалила? Так уж определись, удавить ее или раздавить?

Первым остановился оборотень, у которого уже, по всей видимости, круги были перед глазами — так усердно он раздувал Эллиане щеки.

— Что это значит?

— Уходя отсюда вчера вечером, я погрузила ее в глубокий, я бы сказала, очень глубокий сон. Мне, грешной, и в голову не могло прийти, что два студента целительского факультета попрутся кормить ее кашей! Мать вашу, кашей с орехами и сухофруктами! — бросила я взгляд на тарелку, что сиротливо стояла на полу. — Женщину, которая нормально не питалась несколько месяцев уж точно! Вы что, совсем полоумные?! Она спит, идиоты! Прекрати давить ей на грудь, у нее от тебя сердце встанет! — еле сдерживаясь, чтобы не перейти на банальный крик, прошипела я. — Откуда вы такие взялись? Вы что, людей только на картинках видели? Чем вы занимались три года в вашей богадельне? — раздраженно смахнув прядь волос с глаз, поинтересовалась я, когда Лил наконец соизволила слезть с больной.

— Мы только в этом году начали изучать людей, — промямлила она, — у нас должен был быть спецкурс по ним…

— Что? — поинтересовалась я. — Спецкурс? — кажется, меня опять начинало трясти, потому, я решила просто закрыть тему. Не хочу. Сейчас опять расстроюсь, расклеюсь, потеряю время, а как результат — головная боль. — Пофиг, — решительно отчеканила я. — Потом. Лучше идите и соберите свои вещи, скоро уходим.

Как только за оборотнями закрылась дверь, мы с Китом остались с Терезой одни.

— Зачем ты усыпила ее? — прямо спросил парень.

На мгновение я задумалась: почему обыкновенный мальчик, которого никто и ничему толком не учил, задает вопрос, до которого не додумались те, кто избрал для себя путь целителя?

— Она не вспомнит о том, что была здесь, — просто сказала я, заворачивая тело женщины в простыню, на которой та лежала. — Завтра придет в себя в имперском госпитале, откуда мы ее и забрали, — продолжая упаковывать женщину в своеобразный сверток, говорила я.

— Каким образом она там окажется?

За что мне нравился этот парень — так это за его способность говорить по существу. Закончив с «Терезой», я подошла к Киту и достала из кармана невзрачную цепочку, на которой висело три таких же непримечательных колечка.

— Ты поможешь мне, — расстегивая цепочку, сказала я, — первое колечко — это щит; второе — тень, которая скроет тебя, когда тебе будет это необходимо; третье — не позволит замутить разум. Я прошу тебя всегда и везде носить это на себе. Никогда не снимай это, не меняй, не дари, не продавай и отдай только тогда, когда не сможешь сам стоять на ногах. Когда старость придет к тебе. Слово рода, Кит, — потребовала я.

Некоторое время он смотрел на меня своими необыкновенными зелеными глазами, точно пытаясь отыскать ответы на свои вопросы на самом дне моих глаз.

— Это означает, что ты не прогонишь меня?

— Зависит от тебя, — посмотрела я на цепочку в своих руках.

— Слово рода… — кажется, он хотел сказать что-то еще, но почему-то передумал, вместо этого наклонился так, чтобы я смогла застегнуть на нем связь амулетов, что когда-то досталась мне как свадебный подарок. На мне самой сейчас была такая же связка, только третьим колечком был медальон перехода.

— Почему мы не взяли твоих студентов с собой? — ворчал Кит, потому как тащить женщину в импровизированном гамаке приходилось нам двоим.

— Они идиоты, — пыхтела я в ответ.

В Аланис царила ночь. В центральном госпитале и того хуже: тут старались экономить и просто так свет не жгли, а в отделении для лежачих больных еще и шторы задернули.

— Зато сильные, — раздалось сдавленное пыхтение в ответ.

— Да в ней весу-то… — фыркнула я, имея в виду больную.

— Да и в нас тоже, — донеслось мне в ответ. Тут не поспоришь.

— Ищи лучше пустую кровать, — посоветовала я.

— Не вижу я ничего, может, на полу положим? Утром все равно найдут, — предложил пацан, а я невольно прониклась предложением.

— Нет, — неохотно помотала я головой, — она может простыть…

Не успела я договорить, как ноги «Терезы», которые были со стороны Кита, шлепнулись на пол. Малявка отпустил простыню.

— Чего творишь? — возмутилась я.

— А как же я? — яростно зашептал пацан.

— Чего ты? — поинтересовалась я, когда тело «Терезы» начало заваливаться на бок и съезжать на пол.

— Меня, значит, можно на пол, да еще и под кровать, а ее — нет? — возмутился парень.

С трудом припомнив, когда такое было, и невольно покраснев, когда вспомнила детали происшествия, я осторожно отпустила кончики простыни, пока ко всем бедам женщины не прибавился еще и разбитый нос.

— Ну, не то чтобы можно, просто так получилось, — попыталась оправдаться я. — И потом, я же тебя не одного положила, тебе тепло было, — попыталась показать пацану положительный момент в случившемся я.

Улыбка, которая появилась на лице Кита, в царившем полумраке показалась мне зловещей.

— Либо кладем ее тут, — указал он пальцем на пол, — либо тут, — ткнул он на явно не свободную койку. Только вот кто там лежал, в темноте было не разобрать совершенно. — Бегать по всему отделению в поисках свободной койки для тела, когда тебя ищет главный Ариен, не лучшая идея, — привел свой главный аргумент Кит.