55
Совместное одиночество
Я меньше всех гожусь для того, чтобы помочь тебе в этом предприятии. Подвластные мне силы находятся в таком противоборстве, что даже самые простые действия осложняются.
Рлайн сидел в одиночестве на Расколотых равнинах и слушал ритмы.
Порабощенные паршуны, лишенные истинных форм, не могли слышать ритмы. За годы, проведенные в качестве шпиона, он принял тупоформу, которая улавливала их лишь в слабой степени. Было так трудно существовать отдельно от них.
Это были не настоящие песни – скорее, ритмичные последовательности с намеками на тональность и гармонию. Он мог настроить один из нескольких десятков, чтобы тот соответствовал его настроению – или, наоборот, помог это настроение изменить.
Его народ всегда считал, что люди глухи к ритмам, но он не был в этом убежден. Возможно, ему лишь казалось, но время от времени люди как будто реагировали на определенные ритмы. Они вздрагивали в момент, когда те начинали звучать неистово, и лица их становились отрешенными. Они делались взволнованными и кричали в такт ритму раздражения или издавали радостные восклицания в унисон с ритмом веселья.
Мысль о том, что когда-нибудь они могут научиться слышать ритмы, утешала Рлайна. Возможно, тогда он не будет чувствовать себя таким одиноким.
Сейчас он настроился на ритм утраты – тихий, но жесткий, с резкими и четкими нотами. На него настраивались, чтобы вспомнить павших, а это казалось правильной эмоцией, поскольку Рлайн сидел неподалеку от Нарака и смотрел, как люди строят крепость из того, что было его домом. Они установили сторожевой пост на вершине центрального шпиля, где когда-то встречалась Пятерка, чтобы обсуждать будущее его народа. Дома же превратили в казармы.
Он не оскорбился – его соплеменники сами переделали руины Буревого Престола в Нарак. Несомненно, эти величественные развалины переживут вторжение алети, как пережили слушателей. Но это знание не мешало ему скорбеть. С его народом покончено. Да, паршуны пробудились, но они не были слушателями. С тем же успехом можно было утверждать, что алети и веденцы одной национальности, просто потому, что у большинства из них цвет кожи почти одинаковый.
Народа Рлайна больше нет. Они пали под мечами алети или были поглощены Бурей бурь, стали воплощением старых богов слушателей. Рлайн, насколько ему было известно, последний.
Он со вздохом поднялся. Забросил за спину копье – то самое, которое ему позволили носить. Рлайн любил мостовиков, но даже для Четвертого моста был диковинкой: паршун, которому разрешили вооружиться. Потенциальный Приносящий пустоту, которому решили довериться, – надо же, как ему повезло!
Он пересек плато, направляясь туда, где группа бывших мостовиков тренировалась под зорким взглядом Тефта. Ему никто не помахал. Они часто казались изумленными, когда замечали его, словно забывали, что он где-то рядом. Но когда Тефт все-таки обратил на него внимание, улыбка сержанта была искренней. Это его друзья. Просто…
Как же могло так случиться, что Рлайн одновременно испытывал привязанность к этим людям, но при этом ему хотелось кому-то врезать? Когда он и Скар остались единственными, кто не мог втягивать буресвет, Скара поощряли и утешали. С ним вели воодушевляющие разговоры, убеждали не прекращать попытки. Они верили в него. А вот Рлайн… кто знает, что случится, если он сможет пользоваться буресветом? Вдруг это будет его первый шаг на пути превращения в чудовище?
Не важно, сколько раз он им объяснял: нужно открыться форме, чтобы принять ее. Не важно, что он обладал силой делать выбор. Хотя мостовики никогда этого не говорили, он видел истину в их поведении. Как и с Даббидом, они думали, что будет к лучшему, если Рлайн останется без буресвета.
Паршун и безумец. Таким ветробегунам никто бы не доверился.
Взлетели пятеро мостовиков. Сияющие, излучающие свет. Часть команды тренировалась, пока другие патрулировали вместе с Каладином, оберегая караваны. Третья группа – десять новичков, которые научились втягивать буресвет, – тренировались с Питом в нескольких плато. Та группа включала Лин и еще четырех разведчиц, а также четырех мужчин из других мостовых отрядов и единственного светлоглазого офицера. Это был Колот, капитан лучников.
Лин без труда влилась в товарищество Четвертого моста, как и еще парочка мостовиков. Рлайн пытался не завидовать тому, что они теперь больше казались частью команды, чем он.
Тефт руководил пятеркой в воздухе, что отрабатывала построение, в то время как четверо других побрели к устроенному Камнем пункту раздачи напитков. Рлайн присоединился к ним, и Йейк хлопнул его по спине, указывая на соседнее плато, где продолжали тренироваться те, кто еще не потерял надежду.
– Эти ребята с трудом могут правильно держать копье, – проговорил Йейк. – Надо бы пойти и показать им, как настоящий мостовик делает ката, а, Рлайн?
– Помоги им Калак, если придется драться с панциреголовыми, – прибавил Эт, беря у Камня кружку. – Э-э, Рлайн, без обид.
Рлайн коснулся головы, где его череп покрывала панцирная броня – очень толстая и мощная, поскольку он был в боеформе. Она растянула его татуировку Четвертого моста, которая отчасти перешла на панцирь. У него также были выступы на руках и ногах, и людям вечно хотелось их пощупать. Они не могли поверить, что эти штуки на самом деле росли из его кожи, и каким-то образом считали допустимым пытаться заглянуть под нее.
– Рлайн, – вмешался Камень. – Бросать предметы в Эта – замечательно. У него голова быть почти такая твердая, как панцирь.
– Все в порядке, – ответил Рлайн, потому что все ожидали, что он это скажет. Впрочем, он случайно настроился на ритм раздражения, и тот пронизывал его слова.
Чтобы скрыть смущение, паршун настроился на любопытство и попробовал напиток дня, предложенный Камнем.
– Вкусно! Что это такое?
– Ха! Вода быть. Вчера варить в ней кремлецов, которых подать на ужин.
Эт фонтаном выплюнул всю жидкость, которую набрал в рот, а потом ошеломленно уставился на кружку.
– Что? – удивился Камень. – Ты же легко съесть кремлецов?
– Но это… как вода из ванной, – пожаловался Эт.
– Охлажденная, – уточнил Камень. – С пряностями. Вкусно быть.
– Вода из ванной быть, – передразнил Эт.
Тефт провел пятерку стремительной волной света у них над головами. Рлайн посмотрел вверх и невольно настроился на тоску, прежде чем подавил этот ритм. Взамен он настроился на спокойствие. Да, спокойствие. Он может быть спокойным.
– Ничего не получается, – пробормотал Дрехи. – Мы, шквал побери, не можем патрулировать Расколотые равнины целиком. Новые караваны попадут под удар, как тот, прошлой ночью.
– Капитан говорит – странно, что Приносящие пустоту продолжают совершать эти набеги, – заметил Эт.
– Скажи это вчерашним караванщикам.
Йейк пожал плечами:
– У них почти ничего не сгорело; мы добрались туда быстро, так что Приносящие пустоту успели только напугать всех. Я согласен с капитаном. Это странно.
– Может, они проверяют нас, – предположил Эт. – Хотят увидеть, на что Четвертый мост способен на самом деле.
Они посмотрели на Рлайна в ожидании подтверждения.
– Я… предполагаете, что я могу знать?! – спросил он.
– Ну… – протянул Эт. – Я хочу сказать… Рлайн, клянусь бурей! Это же твои родичи. Ты ведь должен о них что-то знать.
– Ты можешь догадаться, верно? – добавил Йейк.
Дочь Камня наполнила Рлайну кружку, и он посмотрел вниз, на прозрачную жидкость. «Не вини их, – убеждал он себя. – Они не знают. Они не понимают».
– Эт, Йейк, – осторожно проговорил Рлайн. – Мой народ делал все возможное, чтобы отделить себя от этих существ. Давным-давно мы притаились и поклялись, что никогда больше не примем формы власти. Не знаю, что изменилось. Наверное, мой народ каким-то образом обманули. В любом случае эти Сплавленные в той же степени мои враги, как и ваши, и даже более того. И нет, я не знаю, как они поступят. Я всю жизнь избегал даже думать о них.
Группа Тефта с шумом приземлилась на плато. Невзирая на все предыдущие сложности, Скар быстро научился летать. Его приземление было самым изящным из всей компании. Хоббер ударился так сильно, что взвизгнул.
Они трусцой побежали на пункт раздачи напитков, где старшие дети Камня, дочь и сын, начали их обслуживать. Рлайн жалел обоих: они едва говорили на алетийском, хотя сын – странное дело – был воринцем. Судя по всему, монахи из Йа-Кеведа приходили к рогоедам, чтобы проповедовать им учение о Всемогущем, и Камень позволил детям следовать тому богу, какому они захотят. Поэтому бледнокожий юный рогоед носил на руке охранный глиф и возжигал молитвы воринскому Всемогущему, вместо того чтобы совершать подношения рогоедским спренам.
Попивая свой напиток, Рлайн жалел, что здесь нет Ренарина: тихий светлоглазый юноша обычно не забывал поболтать с паршенди. Остальные оживленно трещали, но даже не думали о том, чтобы включить его в разговор. Паршуны были для них невидимы – так их воспитали.
И все-таки Рлайн их любил, потому что они действительно пытались. Когда Скар налетел на него – и оттого вспомнил о его присутствии, – он моргнул, потом заявил:
– Может, надо спросить Рлайна.
Другие тотчас же подскочили и заявили, что он не хочет об этом говорить, выдав что-то вроде алетийской версии того, что Рлайн сказал им ранее. Это место было ему роднее всех прочих. Четвертый мост теперь стал его семьей, раз уж обитателей Нарака больше нет. Эшонай, Варанис, Тьюд…
Он настроил ритм потерь и склонил голову. Надо верить, что его товарищи из Четвертого моста слышат хотя бы отголоски ритмов, иначе не поймут, как скорбеть с истинной болью в душе.
Тефт готовился поднять в воздух новую команду, когда в небе появился Каладин Благословенный Бурей. Он приземлился со своим взводом, включавшим Лопена, который жонглировал неограненным самосветом размером с человеческую голову. Наверное, они нашли куколку зверя из ущелий.
– Сегодня никаких следов Приносящих пустоту, – сообщил Лейтен, перевернув одно из ведер Камня и воспользовавшись им как стулом. – Но, клянусь бурей… Равнины и впрямь кажутся меньше, когда ты там, наверху.
– Ага, – поддакнул Лопен. – И больше.
– Меньше и больше? – изумился Скар.
– Меньше, – начал объяснять Лейтен, – потому что мы можем пересечь их так быстро. Я помню плато, по которым мы шли как будто бы годы. А теперь проносимся мимо них в мгновение ока.
– Но когда взмываешь высоко, – подхватил Лопен, – и понимаешь, как широко на самом деле простираются эти Равнины – мы ведь бо́льшую их часть даже не начинали исследовать, – в тот момент все кажется… большим.
Остальные с готовностью закивали. Их эмоции надо было читать по выражению лиц и тому, как они двигались, а не по голосам. Может быть, оттого спрены эмоций так часто приходили к человекам – чаще, чем к слушателям. Без ритмов человекам требовалась помощь, чтобы понять друг друга.
– Кто будет патрулировать следующим? – уточнил Скар.
– На сегодня хватит, – решил Каладин. – У меня встреча с Далинаром. Мы оставим в Нараке взвод, но…
Вскоре после того, как он ушел через Клятвенные врата, все постепенно начали терять силу. Она полностью исчезнет через час или два. Каладину следовало находиться относительно близко – Сигзил вычислил, что они не должны удаляться от него больше чем на пятьдесят миль, хотя их способности начинали уменьшаться где-то после тридцати миль.
– Ладно, – проворчал Скар. – Я все равно очень хотел выпить еще кремлецового сока, который приготовил Камень.
– Кремлецовый сок? – Сигзил застыл, не донеся кружку к губам. Не считая Рлайна, темно-коричневым цветом кожи Сигзил сильнее всех выделялся в отряде; впрочем, мостовики как будто вовсе не обращали внимания на цвет кожи. Для них значение имели только глаза. Рлайн всегда находил это странным: у слушателей узоры на коже имели некоторую важность.
– Итак… – сказал Скар. – Мы можем поговорить о Ренарине?
Двадцать восемь мужчин переглянулись, многие расселись вокруг бочонка с напитком Камня, как раньше устраивались вокруг костра, на котором он готовил. Ведер, годных для использования в качестве табуретов, было подозрительно много, как будто Камень предполагал подобные собрания. Сам рогоед, закинув на плечо тряпку, оперся о стол, который притащил, чтобы складывать на нем кружки.
– А что с ним такое? – спросил Каладин, нахмурившись и окидывая взглядом компанию.
– Он проводит много времени с учеными в башне, – сообщил Натам.
– На днях, – подхватил Скар, – он упоминал о том, чем там занимается. И это здорово смахивало на обучение чтению.
Мужчины тревожно зашевелились.
– И что? – удивился Каладин. – В чем проблема? Сигзил может читать на своем языке. Клянусь бурей, я и сам читаю глифы.
– Это не одно и то же, – возразил Скар.
– Это женственно, – прибавил Дрехи.
– Дрехи, ты же в буквальном смысле ухаживаешь за мужчиной, – напомнил Каладин.
– И что? – спросил Дрехи.
– Да, Кэл, на что ты намекаешь? – сурово спросил Скар.
– Ни на что! Я просто подумал, Дрехи может сопереживать…
– Это вряд ли справедливо, – возразил Дрехи.
– Ага, – прибавил Лопен. – Дрехи нравятся не такие парни. Это значит… он еще меньше хочет быть среди женщин, чем все мы. Это противоположность женственности. Он, скажем так, сверхмужественный.
– Ага, – согласился Дрехи.
Каладин потер лоб, и Рлайн ему посочувствовал. Считалось, что человеков очень угнетает то, что они все время находятся в брачной форме. Они постоянно отвлекались из-за эмоций и страстей, связанных со спариванием, и еще не достигли места, где можно было бы все это отложить в сторону.
Ему было стыдно за них – они попросту чересчур беспокоились из-за того, что можно делать, а что – нельзя. Они не могли менять формы – вот в чем причина. Если Ренарин хочет стать ученым, пусть будет ученым.
– Простите, – сказал Каладин, вскидывая руку, чтобы успокоить мостовиков. – Я не пытался оскорбить Дрехи. Но, парни, клянусь бурей. Мы знаем, что все меняется. Поглядите-ка на нас. Мы наполовину стали светлоглазыми! Мы уже взяли в Четвертый мост пять женщин, и они будут сражаться копьями. Теперь никто не знает, чего ожидать, – и все дело в нас. Так что давайте предоставим Ренарину небольшую свободу действий, хорошо?
Рлайн кивнул. Каладин и впрямь был хорошим человеком. Пусть и небезупречным, но он старался больше остальных.
– Я быть должен кое-что сказать, – прибавил Камень. – Последние недель сколько вас приходить ко мне и говорить, что они больше не чувствовать себя в Четвертый мост?
Над плато повисло молчание. Наконец Сигзил поднял руку. За ним Скар. И еще несколько, включая Хоббера.
– Хоббер, ты не приходить, – заметил Камень.
– Ох. Да, но я это чувствую. – Мостовик опустил глаза. – Все меняется. Я не знаю, смогу ли идти в ногу с этими переменами.
– У меня по-прежнему кошмары, – тихонько признался Лейтен. – О том, что мы видели в недрах Уритиру. Кому-то еще это снится?
– У меня нелады с алети, – заявил Уйо. – От этого я… смущенный. Одинокий.
– Я боюсь высоты, – прибавил Торфин. – Полеты приводят меня в ужас.
Несколько мостовиков посмотрели на Тефта.
– Что? – огрызнулся Тефт. – Шквальный рогоед мрачно на вас посмотрел – и вы решили устроить вечеринку признаний? Идите в бурю. Это чудо, что я не жгу мох с утра до вечера, оттого что мне приходится иметь дело с вашей бандой.
Натам похлопал его по плечу.
– А я не сражаться, – напомнил Камень. – Знать, кое-кому это не нравится. Этот человек заставлять меня чувствовать себя другим. Не только потому, что я здесь быть один, у кого борода как надо. – Он подался вперед. – Жизнь меняться. Мы чувствовать себя одинокими, да? Ха! Возможно, у нас быть совместное одиночество.
Все нашли это утешительным – кроме Лопена, который ускользнул от группы и зачем-то поднимал камни на другой стороне плато и заглядывал под них. Даже для человеков он был странным.
Мужчины расслабились и начали болтать. Хотя Хоббер похлопал Рлайна по спине, никто из них не спросил, как он себя чувствует. Неужели его досада была ребячеством? Они все думали, что одиноки, не так ли? Считали себя чужими в этой компании? А знали ли они, каково это – принадлежать к совершенно иному виду? Виду, с которым они теперь воевали, виду, всех представителей которого убили или извратили?
Люди в башне глядели на него с откровенной ненавистью. Его друзья так не делали, но им точно нравилось похлопывать самих себя по спине за это. «Рлайн, мы понимаем, что ты не такой, как другие. Ты ничего не можешь сделать с тем, как выглядишь».
Он настроил раздражение и сидел мрачно, пока Каладин не послал остальных обучать начинающих ветробегунов. Капитан о чем-то тихо пошептался с Камнем, потом повернулся и замер, увидев Рлайна, который сидел на своем ведре.
– Рлайн, – сказал Каладин, – отчего бы тебе не отдохнуть остаток дня?
«А если мне не нужны особые условия из-за того, что ты жалеешь меня?»
Каладин присел на корточки рядом с Рлайном:
– Эй. Ты же слышал рогоеда. Я знаю, что ты чувствуешь. Мы поможем тебе с этим справиться.
– В самом деле? Ты действительно знаешь, что я чувствую, Каладин Благословенный Бурей? Или так просто люди говорят?
– Думаю, так говорят, – признался Каладин, а потом подтянул к себе перевернутое ведро. – Можешь мне рассказать, каково это?
Действительно ли он хотел знать? Рлайн поразмыслил, потом настроил ритм решительности.
– Я попытаюсь.
Назад: 54 Имя древнего певца
Дальше: 56 Всегда с тобой
