47
Столь многое утрачено
На самом деле, мы восхищены его инициативой. Возможно, если бы ты правильно выбрал среди нас того, к кому следовало обратиться с призывом, то нашел бы благодарного слушателя.
Я Таленель’Элин, Вестник войны.
Время Возвращения, Опустошение, почти наступило. Мы должны подготовиться. Вы многое забыли за прошедшие тысячелетия.
Калак научит вас лить бронзу, если вы забыли, как это делается. Мы сотворим для вас металлические слитки напрямую, с помощью духозаклинания. Я бы хотел научить вас изготовлению стали, но духозаклинание намного легче ковки, а вам требуется то, что мы можем произвести быстро. Ваши каменные орудия не помогут против того, что грядет.
Ведель обучит ваших лекарей, а Йезриен преподаст вам урок лидерства. Столь многое утрачено между возвращениями. Я буду учить ваших солдат. Времени должно хватить. Ишар постоянно говорит о том, как уберечь знания от утраты из-за Опустошения. И вы должны были совершить неожиданное открытие. Мы этим воспользуемся. Заклинатели потоков будут защитниками… Рыцарями…
Грядущие дни тяжелы, но с нашим обучением человечество выживет. Вы должны привести меня к вашим правителям. Другие Вестники скоро к нам присоединятся.
Кажется, на этот раз я опоздал. Кажется… Буря, боюсь, я потерпел неудачу. Нет. Это неправильно, ведь так? Сколько времени прошло? Где я?
Я… Таленель’Элин, Вестник войны.
Время Возвращения, Опустошение, почти наступило…
Ясна читала слова безумца с трепетом. Она перевернула страницу и обнаружила, что следующую покрывают схожие идеи, повторяющиеся снова и снова.
Это не могло быть совпадением, и слова были уж очень конкретными. Брошенный Вестник прибыл в Холинар, где его сочли безумцем.
Она откинулась на спинку кресла, и Айвори – в полном размере, ростом с человека – подошел к столу. Он был одет в свой обычный строгий костюм, руки сцепил за спиной. Одежда спрена была совершенно черной, как и кожа, хотя на ней и мелькали радужные переливы. Как будто черный мрамор покрыли пленкой масла, которая поблескивала скрытым цветом. Он потер подбородок, читая слова.
Ясна отказалась от красивых комнат с балконами на внешнем краю Уритиру – слишком очевидным входом для убийц или шпионов. Ее маленькая комната в центре владений Далинара была куда более безопасной. Вентиляционные отверстия она забила тряпками. Притока воздуха из коридора для этой комнаты хватало, а она хотела быть уверена, что никто их не подслушивает через шахты.
В углу комнаты неустанно работали три даль-пера. Ясна арендовала их за большие деньги в ожидании возможности приобрести собственные. Перья были сопряжены с инструментами в Ташикке, которые доставили в один из лучших – и самых надежных – центров осведомления в княжестве. Там, на расстоянии многих миль от Уритиру, письмоводительница внимательно переписывала каждую страницу ее заметок, отосланных принцессой туда, чтобы сохранить.
– Этот говорящий… – Айвори постукивал кончиком пальца по листу, который она только что прочитала. У спрена был резкий, серьезный голос. – Тот, кто произнес эти слова. Он на самом деле Вестник. Наши подозрения оправдались. Вестники живы, включая и павшего.
– Мы должны его найти, – сказала Ясна.
– Надо обыскать Шейдсмар, – предложил Айвори. – В этом мире люди легко могут спрятаться, но по другую сторону нам видно сияние их душ.
– Если только кто-то не выяснил, как их спрятать.
Айвори посмотрел на растущую гору заметок в углу; одно из перьев закончило писать. Ясна встала, чтобы заменить бумагу; Шаллан спасла один из ее сундуков с заметками, но два других утонули с кораблем. К счастью, принцесса отослала запасные копии.
Был ли в этом какой-то смысл? Лист, зашифрованный ее личным кодом, содержал множество сведений, описывающих связи между паршунами и Приносящими пустоту. Когда-то она надрывалась над каждым абзацем, выдирая сведения из хроник. Теперь об этом знал каждый. В один миг вся ее компетентность растаяла.
– Мы потеряли так много времени, – пробормотала она.
– Да. Необходимо наверстать упущенное.
– А враг?
– Он взволнован. И сердит. – Айвори покачал головой и присел рядом на корточки, пока она меняла бумагу. – Ясна, мы ничто пред ним. Он обратит в пыль и мой род, и твой.
Даль-перо закончило писать, а другое начертало первые строки мемуаров, над которыми Ясна с перерывами работала всю жизнь. Она забраковала с дюжину разных попыток и, перечитывая эту, последнюю, обнаружила, что и эта тоже не нравится.
– Что ты думаешь о Шаллан? – обратилась она к Айвори, качая головой. – О человеке, которым она стала.
Айвори нахмурился, поджал губы. Его резкие черты, слишком угловатые для человеческих, выглядели так, словно он был грубой версией статуи, которую скульптор поленился закончить.
– Она… меня тревожит.
– Это не изменилось.
– Она нестабильна.
– Айвори, ты всех людей считаешь нестабильными.
– Не тебя, – возразил он, вздернув подбородок. – Ты как спрен. Мыслишь, опираясь на факты. Ты не меняешься из-за простых прихотей. Ты такая, какая есть.
Она посмотрела на него с каменным лицом.
– Большей частью, – признался спрен. – Большей частью. Это правда. По сравнению с другими людьми ты будто изваяние!
Она вздохнула, встала и прошла мимо него к своему письменному столу. Записанные речи Вестника пугали прозорливостью. Ясна села, чувствуя усталость.
– Ясна? – спросил Айвори. – Я… допустил ошибку?
– Айвори, я не такая непробиваемая, как тебе кажется. Иногда я только хочу быть такой.
– Эти слова тебя тревожат. – Он вновь приблизился и опустил совершенно черные пальцы на бумаги. – Почему? Ты читала много тревожных вещей.
Ясна откинулась на спинку стула, прислушиваясь к шороху трех даль-перьев по бумаге: они писали заметки, которые, как предполагала принцесса, были в основном бессмысленны. Что-то шелохнулось глубоко внутри нее. Воспоминания о темной комнате и крике до хрипоты. О перенесенном в детстве недуге, про который все забыли, несмотря на то что он с ней сделал.
Он ее научил тому, что те, кого она любит, все равно могут причинить ей боль.
– Айвори, ты когда-нибудь задавался вопросом о том, каково это – потерять рассудок?
Он кивнул.
– Да, я об этом думал. Разве могло быть иначе? Учитывая то, каковы наши древние отцы.
– Ты называешь меня логичной, – прошептала Ясна. – Но это неправда, поскольку я в той же степени позволяю страстям руководить мною, как и прочие люди. Однако в периоды спокойствия мой разум – единственное, на что я могу полагаться. – Не считая одного случая. Она покачала головой и опять взялась за свои бумаги. – Айвори, я боюсь его утратить. Это приводит меня в ужас. Каково это, сделаться таким же, как Вестники? Чувствовать, как твой разум постепенно становится ненадежным? Или они зашли уже слишком далеко и не понимают этого? А может, у них бывают моменты ясности, когда они напрягаются и перебирают воспоминания… неистово выясняя, какие из них верные, а какие – выдумки…
Она содрогнулась.
– Древние, – опять отозвался Айвори, кивая. Он нечасто говорил о спренах, павших во время Отступничества. Тогда Айвори и его товарищи были всего лишь детьми – ну, спренским эквивалентом. Они провели годы, века без старших спренов, которые бы их вырастили и направили. Чернильные спрены лишь сейчас начали восстанавливать культуру и общество, которые утратили, когда люди отказались от своих обетов.
– Твоя ученица, – вернулся к теме Айвори. – Ее спрен. Он криптик.
– Это плохо?
Айвори кивнул. Он предпочитал простые, недвусмысленные жесты. Принцесса ни разу не видела, чтобы Айвори пожал плечами.
– Криптики – настоящая проблема. Они обожают ложь. Питаются ею. Скажи на собрании одно лживое слово, и вокруг тебя сгрудятся семеро криптиков. Будут жужжать тебе в уши.
– Вы с ними воевали?
– С криптиками не воюют, как со спренами чести. У криптиков всего один город, и они не желают расширять свои владения. Им нравится просто слушать. – Он побарабанил по столу кончиками пальцев. – Может, этот лучше остальных, с учетом уз.
Айвори был единственным чернильным спреном нового поколения, который сковал себя узами с Сияющим. Многие его товарищи скорее убили бы Ясну, чем позволили ему рисковать, поступая таким образом.
Спрен выглядел благородно: с гордой осанкой, с командным голосом. Он мог по желанию изменять свой размер, но не форму, за исключением моментов, когда пребывал полностью в этой реальности и превращался в осколочный клинок. Он взял для себя имя Айвори как символ непокорности. Он был не таким, каким его считали соплеменники, и не собирался принимать предначертанное судьбой.
Различие между высшим спреном вроде него и обычным спреном эмоций заключалось в способности решать, как поступить. Живое противоречие. Совсем как человек.
– Шаллан больше меня не слушается, – пожаловалась Ясна. – Она восстает против каждого пустяка, который я ей говорю. Эта девочка изменилась за те несколько месяцев, что провела сама по себе.
– Ясна, она никогда не подчинялась как положено. В этом ее суть.
– В прошлом она хоть притворялась, что мои наставления ей не безразличны.
– Но ты же сама сказала, что все больше людей должны задаваться вопросом о своем месте в жизни. Разве ты не твердила, что они слишком часто принимают на веру то, что им подают как правду?
Она пробарабанила по столу кончиками пальцев:
– Ты прав, разумеется. Пусть лучше она проверяет свои границы на прочность, чем счастливо живет в их рамках, не так ли? Подчиняется она мне или нет, не так уж важно. Но я все-таки переживаю из-за ее способности управлять положением, а не позволять неосознанным побуждениям руководить собой.
– Если ты права, как это изменить?
Отличный вопрос. Ясна переложила бумаги на своем столике. Она собирала донесения осведомителей в военных лагерях – тех, кто выжил, – по поводу Шаллан. Девушка и впрямь отлично справлялась в отсутствие Ясны. Возможно, она нуждалась не в упорядоченности, но в новых вызовах.
– Все десять орденов снова существуют, – проговорил позади нее Айвори. На протяжении многих лет они с Ясной были только вдвоем. Айвори не давал прямого ответа на вопрос о том, каковы шансы, что другие разумные спрены восстановят свои ордена.
Однако он всегда с уверенностью твердил, что спрены чести – и, соответственно, ветробегуны – ни за что не вернутся. Их попытки захватить власть в Шейдсмаре, похоже, не вызвали у других рас теплых чувств.
– Десять орденов, – повторила Ясна. – И все кончилось смертью.
– За исключением одного ордена, – уточнил Айвори. – Они жили в смерти.
Ясна повернулась, и их взгляды встретились. В глазах спрена не было зрачков, только пленка масла, переливающаяся над чем-то непроницаемо-черным.
– Айвори, мы должны сообщить остальным, что выяснили у Шута. В конце концов, все должны узнать эту тайну.
– Ясна, нет! Это будет конец. Новое Отступничество.
– Меня истина не уничтожила.
– Ты особенная. Нет такого знания, которое может уничтожить тебя. Но другие…
Ненадолго удержав его взгляд, Ясна собрала в стопку разложенные на столе листы.
– Посмотрим, – буркнула она, а потом унесла бумаги на другой стол, чтобы сшить их и сделать книгу.
Назад: 46 Когда умирает мечта
Дальше: 48 Ритм труда
