Книга: Давший клятву
Назад: 43 Копейщик
Дальше: 45 Откровение

44
Светлая сторона

Мы действительно заинтригованы, поскольку думали, что хорошо его спрятали. Он незначителен по сравнению со множеством других миров.
Вуаль бездельничала в палатке-таверне вместе со своими людьми. Закинув ноги в ботинках на стол, она раскачивалась на стуле и слушала, как вокруг бурлит жизнь. Кто-то трепался за выпивкой, кто-то прогуливался снаружи, громко болтал и сыпал шутками. Она наслаждалась теплым, обволакивающим гомоном соплеменников, которые превратили этот каменный склеп в нечто живое.
Ее по-прежнему обескураживали размеры башни. Ну как же мог кто-то построить такое огромное место? Уритиру бы «проглотил» большинство городов, где побывала Вуаль, даже не ослабив пояс.
Что ж, лучше о таком не думать. Надо избегать всех вопросов, которые увлекали письмоводительниц и ученых. Это единственный способ сделать что-нибудь полезное.
Взамен она сосредоточилась на людях. Их голоса сливались, и все вместе они выглядели безликой толпой. Но если сосредоточиться на отдельных лицах, то можно разглядеть их по-настоящему и обнаружить сокровищницу историй. Такие разные жизни, и каждая – отдельная маленькая загадка. С бесконечным количеством деталей, как Узор. Приглядевшись как следует к его фрактальным линиям, можно было обнаружить, что у каждой маленькой гряды своя структура. А присмотревшись к человеку, можно увидеть его уникальность – то, как он не вписывается полностью в любую категорию, куда первым делом хочется его определить.
– Итак… – раздался голос Рэда. Он разговаривал с Ишной. Вуаль привела сегодня с собой троих, чтобы шпионка их обучала. А сама Вуаль собиралась слушать, учиться и попытаться понять, достойна ли эта женщина доверия, или же ее кто-то подослал. – Это все очень здорово, – продолжил Рэд, – но когда же мы начнем учиться всяким штукам с ножами? Не то чтобы мне не терпелось кого-то убить. Просто… ну, ты понимаешь…
– Что я понимаю? – спросила Ишна.
– Ножи – это клево.
– Клево? – повторила Вуаль, открывая глаза.
Рэд кивнул:
– Клево. Ну, ты понимаешь. Невероятно, искусно, но при этом так изя-а-а-а-щно.
– Все знают, что ножи – это клево, – прибавил Газ.
Ишна закатила глаза. Невысокая девушка носила хаву, закрывавшую защищенную руку и слегка украшенную вышивкой. Ее манера держаться и платье указывали, что она – темноглазая относительно высокого положения в обществе.
Вуаль привлекала больше внимания, и дело не просто в белом жакете и шляпе. Мужчины прикидывали, стоит ли к ней подойти, чего никто не делал с Ишной. То, как она себя вела, ее аккуратная хава – все это их отпугивало.
Вуаль сделала глоток, наслаждаясь вином.
– Уверена, вы слышали всякие жуткие истории, – сказала Ишна. – Но искусство шпионажа не связано с поножовщиной в переулках. Я сама не знаю, что следует делать, если понадобится пырнуть кого-то. – Трое мужчин пали духом. – Шпионаж заключается в аккуратном сборе сведений. Вы должны все замечать так, чтобы вас никто не заметил. Нужно иметь достаточно приятный вид, чтобы с вами заговорили, но недостаточно интересный, чтобы вас запомнили.
– Ну, значит, Газ не подходит, – буркнул Рэд.
– Ага… – согласился Газ. – Настоящее проклятие быть таким, буря меня побери, интересным.
– Вы двое, не заткнетесь? – вмешался Ватах. Долговязый солдат подался вперед, его кружка с дешевым вином стояла нетронутая.
– Как? – спросил он. – Я высокий. Газ одноглазый. Нас запомнят.
– Вы должны научиться направлять внимание на те черты внешности, которые можно изменить, отвлекая его от тех, которые изменить нельзя. Рэд, если ты наденешь повязку через глаз, эта деталь застрянет у кого-то в памяти. Ватах, я могу научить тебя сутулиться так, чтобы твой рост не был таким явным, а если ты прибавишь к этому необычный акцент, люди о нем и вспомнят, описывая тебя. Газ, тебя я бы поместила в таверне изображать мертвецки пьяного. Никто и не заметит повязку; на тебя не обратят внимания, потому что примут за пьянчугу. Но это к делу не относится. Начинать надо с наблюдений. Если вы хотите быть полезными, то научитесь быстро оценивать местность, запоминать детали и докладывать о них. Закройте глаза.
Они с неохотой подчинились. Вуаль сделала то же самое.
– Теперь, – продолжила Ишна, – может ли кто-то из вас описать посетителей таверны? Не подглядывайте, пожалуйста.
– Э-э… – Газ почесал повязку. – У стойки есть одна милашка. Наверное, тайленка.
– Какого цвета ее блуза?
– Хм. Ну, она с низким вырезом, и у нее красивые… эмм… камнепочки.
– Тут есть один очень уродливый малый с повязкой на глазу, – сказал Рэд. – Коротышка, надоедливый такой. Пьет чужое вино, когда никто не видит.
– Ватах? – спросила Ишна. – А ты что скажешь?
– По-моему, у стойки есть какие-то парни в униформе… кажется, Себариаля. А в общем занята примерно половина столов. Но я не могу вспомнить, кто за ними сидит.
– Неплохо. Не думала, что вы с этим справитесь. Людям свойственно не обращать внимания на такие вещи. Но я вас обучу, так что…
– Постой, – перебил Ватах. – А как насчет Вуали? Что она запомнила?
– Трое мужчин у барной стойки, – рассеянно проговорила Вуаль. – Один постарше, седой, и два солдата – видимо, родственники, судя по крючковатым носам. Младший пьет вино; старший клеится к женщине, которую заметил Газ. Она не тайленка, но на ней тайленская одежда – темно-фиолетовая блуза и темно-зеленая юбка. Сочетание не очень, но ей оно, видимо, по нраву. Она уверена в себе, привыкла флиртовать с мужчинами. Но мне кажется, она кого-то ищет, потому что игнорирует солдата и все время озирается.
Бармен – мужчина постарше, довольно низкорослый, так что забирается на ящики, когда наполняет кружки. Похоже, недавно занялся этим делом. Он медлит, когда кто-то заказывает, и окидывает взглядом бутылки, читая глифы на этикетках, прежде чем находит нужную. Тут еще три официантки – у одной перерыв – и четырнадцать посетителей, не считая нас. – Она открыла глаза. – Могу описать каждого.
– Нет нужды, – сказала Ишна, а Рэд тихонько похлопал в ладоши. – Очень впечатляет, Вуаль, хотя должна заметить, что здесь пятнадцать посетителей, а не четырнадцать.
Вуаль вздрогнула, снова окинула взглядом палатку, считая, как она уже делала в уме минуту назад. Трое за столом… четверо вон там… две женщины у двери…
И еще одна, которую она пропустила, – за столиком в дальнем конце палатки. Она была в простом наряде – юбка и блуза, – как алетийская крестьянка. Нарочно выбрала одежду, которая позволяла слиться с белой палаткой и коричневыми столами? И что это она там делает?
«Что-то пишет», – подумала Вуаль, ощутив укол тревоги. Женщина осторожно спрятала на коленях небольшую записную книжку.
– Кто она такая? – Вуаль пригнулась. – Почему она за нами следит?
– Не за нами конкретно, – сказала Ишна. – Таких, как она, на рынке не одна дюжина – они шныряют, словно крысы, и собирают сведения, какие получается. Может, она сама по себе, продает лакомые кусочки, какие случится найти, но, скорее всего, ее нанял кто-то из великих князей. Я занималась такой работой. Судя по тому, за кем она следит, рискну предположить, что ей поручили узнать о настроениях в войсках.
Вуаль кивнула и продолжила внимательно слушать то, как Ишна обучала ее людей трюкам на запоминание. Она предложила им выучить глифы и использовать некоторые уловки – например, делать отметины на руках, – чтобы легче было запоминать сведения. Вуаль кое-что об этом слышала, включая так называемый дворец, о котором рассказала Ишна.
Наиболее интересными стали советы Ишны относительно того, о чем следовало докладывать и как это находить. Она говорила о том, как улавливать имена великих князей, и о простых словах, используемых в качестве замены для более важных вопросов, а еще о том, как прислушиваться к человеку, который выпил нужное количество спиртного, чтобы выболтать вещи, о которых следует молчать. Тон голоса, сказала она, – это ключ. Можно сидеть в пяти футах от человека, который делится важными секретами, но упустить их, потому что сосредоточен на ссоре за соседним столом.
Состояние, которое она описывала, было почти медитативным: сидишь себе, позволяя ушам внимать всему подряд, а уму – цепляться только за определенные разговоры. Вуаль нашла это очаровательным. Но примерно через час тренировок Газ пожаловался, что голова у него стала такая, словно он выпил уже четыре бутылки. Рэд кивал, и, судя по тому, как у него начали косить глаза, он был полностью разбит.
А вот Ватах… он закрыл глаза и выдавал Ишне описания всех, кто находился в комнате. Вуаль ухмыльнулась. За все время их знакомства с этим мужчиной он за каждое дело брался так, словно к его спине был привязан валун. Двигался медленно, зато быстро находил местечко, где можно было бы присесть и передохнуть. Нынешнее его воодушевление определенно внушало надежды.
Вообще-то, Вуаль так увлеклась, что полностью забыла о том, сколько времени прошло. Услышав рыночные колокола, тихонько выругалась:
– Вот я дура, забери меня буря.
– Вуаль? – встревожился Ватах.
– Мне пора, – пояснила она. – Шаллан назначила встречу.
Кто бы мог подумать, что ношение древней божественной мантии силы и почета влекло за собой столько совещаний?
– И она не справится без тебя? – удивился Ватах.
– Клянусь бурей, видел бы ты ее… Забыла бы собственные ноги, не будь они к ней прикреплены. Продолжайте тренироваться! Я встречусь с вами позже.
Она натянула шляпу и помчалась прочь с Отломка.

 

Спустя некоторое время Шаллан Давар – теперь уже в синей хаве – брела по коридору под Уритиру. Она была довольна работой, которую Вуаль проделала с Ватахом и остальными, но, буря свидетельница, зачем так много пить? Того, что Шаллан сожгла, стремясь очистить голову, хватило бы на целый бочонок выпивки.
Она тяжело вздохнула и вошла в бывшую библиотеку. Там обнаружились не только Навани, Ясна и Тешав, но целая армия ревнителей и письмоводительниц. Мэй Аладар, Адротагия из Харбранта… даже трое бурестражей, странных мужчин с длинными бородами, которым нравилось предсказывать погоду. Шаллан слышала, что время от времени они читают будущее по ветрам, но такие услуги никогда не предлагаются открыто.
Находясь рядом с ними, Шаллан пожалела, что при ней нет охранного глифа. К несчастью, Вуаль таковых с собой не носила. Она, вообще-то, была почти еретичкой и думала о религии не чаще, чем о ценах на морской шелк в Ралл-Элориме. У Ясны хотя бы хватало твердости характера, чтобы выбрать сторону и объявить об этом; Вуаль отделывалась пожатием плечами и шпильками. Это…
– Мм… – прошептал Узор с ее юбки. – Шаллан?
Ну да. Она просто застыла в дверях столбом. Девушка вошла, и, к несчастью, ей на пути попалась Йанала, которая выполняла роль помощницы Тешав. Носик красотки был вечно задран, и она была из тех, чья манера говорить сама по себе вызывала у Шаллан мурашки.
Ей не нравилась заносчивость девушки, – разумеется, тот факт, что Адолин ухаживал за Йаналой незадолго до того, как встретился с Шаллан, был совершенно ни при чем. Когда-то она пыталась избегать бывших девушек Адолина, но… это было все равно что пытаться избегать солдат на поле боя. Они были попросту всюду.
В комнате одновременно обсуждали проблему мер и весов, правильную расстановку знаков препинания, вариации атмосферного давления в башне и многое другое. Когда-то она бы все отдала за то, чтобы оказаться в гуще подобных обсуждений. Теперь же постоянно опаздывала на совещания. Что изменилось?
«Я самозванка», – подумала она, прижимаясь к стене, чтобы пройти мимо симпатичной молодой ревнительницы, которая рассуждала об азирской политике с одним из бурестражей. Шаллан едва пролистала те книги, которые ей принес Адолин. По другую сторону комнаты Навани разговаривала о фабриалях с дамой-инженером в ярко-красной хаве. Дама нетерпеливо кивала:
– Да, светлость, но как это стабилизировать? Если паруса будут снизу, он же перевернется, разве нет?
Близость Шаллан к Навани позволяла как следует изучить фабриалевую науку. Почему же она этим не занялась? Когда все это ее поглотило – идеи, вопросы, логика, – Шаллан вдруг поняла, что тонет. Что она подавлена. Все в этой комнате знали так много, а девушка чувствовала себя такой незначительной по сравнению с ними.
«Мне нужен тот, кто с этим справится, – подумала она. – Ученый. Часть меня может стать ученой. Не Вуаль, не светлость Сияющая. Но кто-то…»
Узор опять загудел на ее платье. Шаллан прижалась спиной к стене. Нет, это… это ведь она, не так ли? Шаллан всегда хотела стать ученой, верно? Ей не требовалась другая личность, чтобы этим заниматься. Ведь правда же?
Правда?..
Момент беспокойства прошел, она выдохнула и заставила себя выпрямиться. В конце концов достала из сумки стопку бумаги и угольный карандаш, после чего отыскала Ясну.
Принцесса изогнула бровь:
– Снова опаздываешь?
– Простите.
– Я собиралась попросить тебя о помощи с кое-какими переводами напева Зари, которые мы получили, но времени до начала собрания, которое ведет моя мать, не осталось.
– Может, я помогу вам…
– Мне надо кое-что закончить. Поговорим позже.
Это был довольно резкий приказ убираться прочь, но Шаллан уже привыкла к такому обращению. Она подошла к стулу у стены, села и буркнула чуть слышно:
– Конечно, если бы Ясна знала, что я столкнулась с глубокой неуверенностью в себе, она проявила бы кое-какое сопереживание. Правда?
– Ясна? – переспросил Узор. – Мне кажется, ты невнимательна. Ясна не отличается избытком сопереживания.
Шаллан вздохнула:
– А вот ты – да!
– Переживаний у меня точно в избытке. – Шаллан собралась с духом. – Узор, мне здесь самое место, не так ли?
– Мм. Ну да, разумеется. Ты хочешь их нарисовать?
– Классические ученые не просто рисовали. Масловер разбирался в математике – это ведь он создал учение о пропорциях в искусстве. Галид была изобретательницей, ее идеи до сих пор используют астрономы. Моряки не могли вычислять широту на море, пока не появились ее часы. Ясна историк, и не только. Я тоже так хочу.
– Уверена?
– Кажется, да. – Проблема заключалась в том, что Вуаль хотела проводить дни за выпивкой, веселой болтовней с мужчинами, учебой шпионажу. Сияющая желала упражняться с клинком и быть рядом с Адолином. А как на счет Шаллан? И имеет ли это значение?
В конце концов Навани объявила о начале собрания, все заняли места. Письмоводительницы по одну сторону от Навани, ревнители из множества обителей – по другую, подальше от Ясны. Бурестражи устроились за пределами стульев, расставленных кругом. В дверном проеме Шаллан заметила Ренарина. Он переминался с ноги на ногу, заглядывал внутрь, но не входил. Когда к нему повернулись несколько ученых, он шагнул назад, как будто их взгляды его физически выталкивали.
– Я… – забормотал Ренарин. – Отец сказал, я могу прийти… просто послушать.
– Тебе здесь более чем рады, кузен, – вмешалась Ясна. Она кивнула Шаллан, чтобы та принесла ему табуретку, что та и сделала, даже не запротестовав, что ей отдают указания. Она сможет сделаться ученой. Будет лучшей маленькой ученицей из всех.
Не глядя по сторонам, Ренарин обошел круг ученых, сжимая свисающую из кармана цепочку так, что побелели костяшки. Едва заняв свое место, начал протягивать цепочку между пальцами то одной руки, то другой.
Шаллан изо всех сил старалась делать заметки, а не отвлекаться, рисуя людей. К счастью, заседание оказалось интереснее обычного. Навани поручила большинству собравшихся ученых попытаться вникнуть в суть Уритиру. Инадара – убеленная сединами письмоводительница, похожая на ревнительниц, которые принадлежали отцу Шаллан, – докладывала о том, как ее команда пыталась установить значение странной формы комнат и туннелей башни.
Она обстоятельно рассказывала про оборонительные сооружения, фильтрацию воздуха и колодцы. Выделила группы комнат, которые имели странную форму, а также необычные фрески, изображавшие причудливых существ.
Потом Калами поведала о своей команде, которая была уверена, что ряд золотых и медных металлических инкрустаций, обнаруженных в стенах, были фабриалями, но они как будто ничего не делали, даже если к ним прикрепляли самосветы. Она раздала присутствующим рисунки, а потом заговорила об усилиях – пока что бесплодных, – которые были предприняты для того, чтобы зарядить самосветную колонну. Единственными работающими фабриалями оставались подъемники.
– Полагаю, – встрял Элтебар, глава бурестражей, – что соотношение шестерен, использованных в механизме подъемников, может указывать на природу тех, кто их построил. Понимаете, это такая наука – дигитология. Можно многое узнать о человеке по ширине его пальцев.
– И каким же образом это связано с шестеренками? – спросила Тешав.
– Всевозможными образами! – воскликнул Элтебар. – Тот факт, что вам об этом неизвестно, яснее ясного говорит о том, что вы письмоводительница. Почерк у вас, светлость, красивый, но надо больше внимания уделять науке!
Узор тихонько зажужжал.
– Он мне никогда не нравился, – прошептала Шаллан. – При Далинаре он ведет себя мило, но на самом деле довольно подлый человек.
– Ну и… какой из его атрибутов мы суммируем и сколько людей попадет в выборку? – спросил Узор.
– А не может ли быть так, – спросила Йанала, – что мы задаем неправильные вопросы?
Шаллан прищурилась, но одернула себя, подавила ревность. Нельзя ненавидеть кого-то только из-за того, что они с Адолином были близки.
Просто в Йанале было что-то… неправильное. Как у многих придворных дам, ее смех казался отрепетированным, сдержанным. Словно его использовали в качестве отмеренной по рецепту приправы.
– Дитя, что ты имеешь в виду? – спросила Адротагия Йаналу.
– Светлость, мы дискутируем о подъемниках, о странной колонне-фабриале, об извилистых коридорах. Мы пытаемся вникнуть в суть этих вещей по их облику. Может, вместо этого нам надо выяснить потребности башни, а потом, работая в обратном направлении, определить, как все эти вещи могли их удовлетворять.
– Хм, – протянула Навани. – Ну допустим, нам известно, что зерно выращивали снаружи. Какие-то из этих фабриалей дают тепло?
Ренарин что-то пробормотал.
Все в комнате повернулись к принцу. Многие были удивлены, что юноша заговорил, и он съежился.
– Ренарин, что ты сказал? – спросила Навани.
– Все устроено не так, – громче повторил он. – Это не фабриали. Это один фабриаль.
Письмоводительницы и ученые переглянулись. Принц… ну да, он часто провоцировал подобную реакцию. Такие смущенные взгляды.
– Светлорд? – с преувеличенным почтением поинтересовалась Йанала. – Возможно, вы на самом деле артефабр? По ночам втайне учитесь, читаете женское письмо?
Кто-то хихикнул. Ренарин густо покраснел и еще ниже опустил взгляд.
«Вы бы никогда так не смеялись над другим мужчиной его ранга», – подумала Шаллан, чувствуя, как щеки становятся горячими. Алетийские придворные могли вести себя с безупречной вежливостью, но от этого они не становились милыми людьми. Ренарин всегда был более приемлемой мишенью, чем Далинар или Адолин.
Собственный гнев показался Шаллан странным. Ее неоднократно сбивало с толку поведение Ренарина. Его присутствие на этом собрании было всего лишь еще одним примером. Неужели он наконец-то решил присоединиться к ревнителям? И сделал это, попросту явившись на собрание для письмоводительниц, словно был женщиной?
В то же самое время, как посмела Йанала выставить его дураком?
Навани начала что-то говорить, но тут влезла Шаллан:
– Йанала, вы ведь не попытались оскорбить сына великого князя, не так ли?
– Что? Нет, конечно же, о чем речь.
– Хорошо, – заявила Шаллан. – Потому что, если бы вы попытались, я бы сказала, что результат вышел ужасный. А ведь о вас говорят, что вы очень здравомыслящая. А также остроумная, очаровательная и… и так далее.
Йанала хмуро уставилась на нее:
– Вы что же, мне льстите?
– Дорогая, мы не про ваш бюст говорим. Мы говорим про разум! Ваш чудесный, блистательный разум, такой острый, что его и точить не нужно! Такой быстрый, что все еще работает, когда все прочие уже остановились! Такой ослепительный, что всем остается лишь потрясенно внимать каждому вашему слову. Так что… э-э…
Йанала вперила в нее сердитый взгляд.
– Хм… – Шаллан помахала блокнотом. – Я все записала.
– Матушка, можно сделать короткий перерыв? – вмешалась Ясна.
– Отличное предложение, – согласилась Навани. – В течение пятнадцати минут каждый пусть обдумает список потребностей, которые могли бы существовать у этой башни, если бы она каким-то образом стала самодостаточной.
Она поднялась, и собрание опять распалось на отдельные разговоры.
– Я вижу, – сказала Ясна, обращаясь к Шаллан, – что ты по-прежнему используешь язык как дубину, а не как нож.
– Ага. – Шаллан вздохнула. – Что-нибудь посоветуете?
Ясна внимательно смотрела на нее.
– Светлость, вы же слышали, что она заявила Ренарину!
– И мать собиралась с ней об этом поговорить, – напомнила Ясна. – Осторожно, разумно подбирая слова. Вместо этого ты швырнула ей в голову словарь.
– Простите. Она действует мне на нервы.
– Йанала – дура, достаточно смышленая, чтобы гордиться своим умом, но достаточно тупая, чтобы не соображать, насколько другие ее превосходят. – Ясна потерла виски. – Вот буря. По этой причине я никогда не беру учениц.
– Из-за того, что от них слишком много проблем?
– Из-за того, что я плохая наставница. У меня есть научное доказательство этого факта, а ты – всего лишь последний эксперимент. – Ясна жестом велела ей убираться и продолжила тереть виски.
Шаллан пристыженно побрела в ту часть комнаты, где можно было чем-нибудь перекусить.
– Мм, – сказал Узор, когда Шаллан прислонилась к стене, прижимая к груди альбом. – Ясна не кажется очень сердитой. Почему ты расстроилась?
– Потому что я идиотка. И дура. И… потому, что я не понимаю, чего хочу.
Разве всего-то неделю или две назад она не предполагала наивно, что во всем разобралась? Чем бы ни было это «все»?
– Я его вижу! – воскликнул кто-то рядом.
Шаллан вздрогнула, повернулась и увидела, что Ренарин смотрит на ее юбку, где Узор сливался с вышивкой. Он был отчетливо виден, если знать, куда смотреть, но в ином случае упустить его из вида очень просто.
– Он не становится невидимым? – уточнил принц.
– Говорит, что не может.
Ренарин кивнул, потом перевел взгляд на нее:
– Спасибо.
– За что?
– Ты защитила мою честь. Когда это делает Адолин, обычно кто-то получает ножевые ранения. Твой способ приятнее.
– Что ж, никто не должен разговаривать с тобой в таком тоне. Они бы не посмели так поступить с Адолином. И кроме того, ты прав. Все это место – один большой фабриаль.
– Ты тоже это чувствуешь? Они говорят про то устройство и про это, но все неправильно! Все равно что разбирать телегу на части, не понимая, что она прежде всего телега.
Шаллан наклонилась к нему:
– То существо, с которым мы сразились. Оно протянуло свои щупальца до самого верха Уритиру. Я чувствовала его неправильность, куда бы ни пошла. Тот самосвет в центре связан со всем.
– Да, это не просто коллекция фабриалей. Это множество фабриалей, которые соединены в один большой.
– Но что он делает? – пробормотала, размышляя, Шаллан.
– Он делает город. – Принц нахмурился. – То есть, я имею в виду, он является городом… Делает то, что составляет суть города…
Шаллан поежилась:
– И Несотворенная им руководила.
– Что и позволило нам разыскать комнату и колонну-фабриаль, – заметил Ренарин. – В ином случае мы могли бы ее не обнаружить. Надо всегда видеть светлую сторону.
– С точки зрения логики, – озвучила Шаллан, – светлая сторона – единственная, которую можно увидеть, поскольку другая сторона прячется во тьме.
Ренарин рассмеялся. Это напомнило ей, как братья смеялись над ее словами. Может, не потому, что это были самые веселые на свете вещи, но потому, что им было приятно смеяться. И еще это напомнило о словах Ясны, и Шаллан взглянула на принцессу.
– Знаю, что моя сестра пугает, – прошептал ей Ренарин. – Но ты тоже Сияющая. Не забывай об этом. Мы можем ей возражать, если захотим.
– А нам это нужно?
Ренарин скривился:
– Видимо, нет. Она чаще всего права, и можно в итоге попросту ощутить себя одним из десяти дурней.
– Верно, и все же… не знаю, смогу ли снова вынести то, что мною командуют, как ребенком. Я начинаю сходить с ума. Что мне делать?
Ренарин пожал плечами:
– Я обнаружил, что лучший способ избежать поручений Ясны, – это не находиться рядом, когда она ищет, кому бы их дать.
Шаллан встрепенулась. В этом был большой смысл. Далинару ведь потребуется, чтобы его Сияющие делали разные вещи, не так ли? Она должна уйти, хотя бы пока будет во всем разбираться. Нужно отправиться куда-то… к примеру, в миссию в Холинар? Им ведь понадобится кто-то, кто мог бы проникнуть во дворец и включить устройство?
– Ренарин, – воскликнула она. – Ты гений!
Он покраснел, но улыбнулся.
Навани объявила о продолжении собрания, и они, рассевшись, вновь начали обсуждать фабриали. Ясна постучала по записной книжке Шаллан, и та как следует постаралась, ведя протокол и тренируясь в стенографии. Теперь это не вызывало такого сильного раздражения, ведь у нее была стратегия выхода. Путь побега.
Девушка оценивала этот путь, когда увидела, как по коридору движется высокая фигура. Далинар Холин отбрасывал тень, даже когда не стоял напротив света. Все тотчас же притихли.
– Прошу прощения за опоздание. – Он посмотрел на часы, которые подарила Навани. – Пожалуйста, не прерывайтесь из-за меня.
– Далинар? – удивилась Навани. – Ты никогда раньше не посещал собрание письмоводительниц.
– Я просто подумал, мне надо на это посмотреть, – объяснил Далинар. – Узнать, чем занимается эта часть моей организации. – Он уселся на табурет за пределами кольца. Князь выглядел как боевой конь, пытающийся взгромоздиться на постамент для циркового пони.
Разговор возобновился, хотя все явно следили за словами. Она-то думала, что Далинар не станет вмешиваться в такие собрания, где письмоводительницы…
Шаллан, склонив голову набок, увидела, как Ренарин посмотрел на отца. Далинар ответил ему поднятым кулаком.
«Он пришел, чтобы Ренарин не чувствовал себя неловко, – поняла Шаллан. – Поведение принца не назовут неприличным или женским, если сам Черный Шип, забери его буря, решил посетить это собрание».
Она заметила, как Ренарин наконец-то поднял взгляд, чтобы следить за тем, как проходит вторая часть собрания.
Назад: 43 Копейщик
Дальше: 45 Откровение