Книга: Давший клятву
Назад: 12 Переговоры
Дальше: 14 Оруженосцы не берут в плен

13
Дуэнья

Я лишь прошу, чтобы вы прочитали или выслушали эти слова.
Из «Давшего клятву», предисловие
Шаллан выдохнула буресвет и прошла сквозь него, почувствовав, как он ее окутал и преобразил.
Ее переселили, внемля просьбе, в ту часть Уритиру, которую занимал Себариаль, в какой-то степени потому, что он обещал ей комнату с балконом. Свежий воздух и вид на горные вершины. Если уж она не могла полностью освободиться от затененных глубин этого здания, то, по крайней мере, могла обзавестись жилищем на границе.
Девушка потянула себя за волосы, обрадованная тем, что они стали черными. Она превратилась в Вуаль – маску, над которой трудилась довольно долго.
Шаллан подняла руки: они были мозолистыми, натруженными – даже защищенная рука. Не то чтобы Вуаль была неженственной. Она подпиливала ногти, любила красиво одеваться, причесывалась. Просто у нее не было времени на легкомысленное поведение. Хороший крепкий плащ и брюки подходили Вуали куда лучше, чем струящаяся хава. И у нее уж точно не было времени на удлиненный рукав, прикрывающий защищенную руку. Ее устроит перчатка, и не надо никаких выкрутасов.
Сейчас на ней была ночная сорочка; Шаллан собиралась переодеться позже, когда будет готова выскользнуть в коридоры Уритиру. Сперва надо попрактиковаться. Ее слегка тревожила трата буресвета, когда все остальные экономили, но Далинар сказал, что она должна тренировать свои способности, не так ли?
Она прошлась по комнате походкой Вуали – уверенной и твердой, не чопорной. Она не смогла бы удержать в равновесии книгу на голове во время ходьбы, но зато девушка легко уравновесила бы ее на чьей-нибудь физиономии, сперва вышибив дух из обидчика.
Шаллан несколько раз обошла комнату, пересекая пятно вечернего света, падавшего из окна. Ее жилище украшали яркие круговые орнаменты на стенах. Камень оказался гладким на ощупь, и ножом его было не поцарапать.
Мебели было не много, хотя Шаллан надеялась, что последние экспедиции по добыче имущества из старых военных лагерей вернутся с чем-то, что она сможет забрать у Себариаля. А пока она справлялась, как могла, с несколькими одеялами, единственным табуретом и – счастье-то какое – ручным зеркалом. Шаллан повесила его на стене, привязав к каменной выпуклости, предназначавшейся, предположительно, для развешивания картин.
Она проверила свое лицо в зеркале. Девушка хотела добиться мгновенного превращения в Вуаль, без необходимости сверяться с набросками. Она коснулась своего лица, но, конечно, поскольку более острый нос и выраженный лоб были результатом светоплетения, она не могла их чувствовать.
Когда Шаллан нахмурилась, лицо Вуали безупречно отразило гримасу.
– Пожалуйста, налейте мне чего-нибудь выпить. – Нет, надо грубее. – Выпивку. Сейчас же. – Чересчур?
– Мм, – заговорил Узор. – Голос становится хорошим обманом.
– Спасибо. Я трудилась над звуками.
Голос Вуали ниже и грубее голоса Шаллан. Она задавалась вопросом, до каких пределов может дойти, меняя звуки?
Сейчас ее охватили сомнения, что иллюзия правильно шевелит губами. Шаллан неспешно подошла к своим писчим принадлежностям и начала листать альбом в поисках изображений Вуали, рисованием которых занималась вместо ужина с Себариалем и Палоной.
На первой странице альбома был набросок коридора с извилистым орнаментом, по которому она проходила накануне: безумные линии, завиваясь, убегали навстречу тьме. Она перевернула страницу. Вот изображение одного из зарождающихся рынков города-башни. Тысячи торговцев, прачек, проституток, трактирщиков и ремесленников всех мастей обустраивались в Уритиру. Шаллан хорошо знала, как их много, – именно она провела их всех через Клятвенные врата.
На ее наброске черная верхняя часть большого рынка грозно нависала над маленькими фигурками, которые суетились между палатками, держа хрупкие фонари. На следующем был еще один туннель во тьму. И еще один. Потом комната, где орнаменты завораживающим образом завивались и переплетались. Шаллан и не осознавала, что сделала так много набросков. Она перелистала двадцать страниц, прежде чем нашла изображение Вуали.
Да, губы правильные. А вот телосложение – нет. Вуаль была поджарой и сильной, и сквозь ночную сорочку это не просматривалось. Все, что было ниже лица, слишком сильно напоминало тело Шаллан.
Кто-то постучался в деревянную тарелку, висевшую возле ее комнаты. Пока что дверью ей служила обычная занавеска. Многие двери в Уритиру с течением времени искривились, а дверь Шаллан была сорвана с петель, и она все еще ждала замены.
Стучалась, должно быть, Палона, которая заметила, что Шаллан снова пропустила ужин. Девушка резко вдохнула, уничтожая изображение Вуали и возвращая некоторое количество буресвета, потраченного на светоплетение.
– Входите, – сказала она.
По правде говоря, Палоне как будто было безразлично, что Шаллан теперь, шквал побери, Сияющий рыцарь, – она продолжала по-матерински ее опекать во всех…
Вошел Адолин. В одной руке – большая тарелка с едой, а под мышкой другой – несколько книг. Он увидел ее и споткнулся, едва все не выронив.
Шаллан застыла, а потом взвизгнула и спрятала обнаженную защищенную руку за спину. Адолину даже не хватило приличия покраснеть, оттого что он застал ее почти голой. Он удержал тарелку в руке, восстанавливая равновесие, а потом широко улыбнулся.
– Вон! – вскричала Шаллан, взмахивая на него свободной рукой. – Вон, вон, вон!
Он неуклюже попятился через занавешенный вход. Буреотец! Румянец Шаллан, должно быть, сделался настолько ярким, что ее можно было бы использовать в качестве сигнала для отправки армии на войну. Она натянула перчатку, влезла в синее платье, которое висело на спинке стула, и застегнула рукав, потом завернула руку в защищающий кошель. Ей не хватило присутствия духа, чтобы сперва надеть корсаж, – впрочем, на самом деле он ей и не требовался. Она пинком отправила его под одеяло.
– В свою защиту хочу заметить, – раздался из коридора голос Адолина, – что ты меня все-таки пригласила.
– Я думала, это Палона! – огрызнулась Шаллан, застегивая пуговицы на боку платья, что было непросто, ведь ее пальцы покрывали три слоя ткани.
– Могла бы, знаешь ли, проверить, кто стоит у твоего порога.
– Не сваливай все на меня. Это ты врываешься в спальни молодых женщин почти без предупреждения.
– Я стучал!
– Стук был женский.
– Он был… Шаллан!
– Ты стучал одной рукой или двумя?
– Я несу шквальное блюдо с едой – для тебя, хочу заметить. Конечно, я стучал одной рукой. И честное слово, разве кто-то стучит двумя?
– Тогда это было весьма по-женски. Адолин Холин, я-то думала, прикидываться женщиной, чтобы мельком увидеть девушку в нижнем белье, ниже твоего достоинства!
– О, ради Преисподней, Шаллан! Ну теперь-то я могу войти? И просто чтобы не было между нами недопонимания, я мужчина и твой жених, меня зовут Адолин Холин, я родился под знаком девяти, у меня родимое пятно на задней стороне левого бедра, и на завтрак я ел крабовый карри. Что-нибудь еще хочешь знать?
Она выставила голову в коридор, туго затянув ткань вокруг шеи.
– На задней стороне бедра, хм? Что должна сделать девушка, чтобы мельком увидеть такое?
– Ясное дело, постучать в дверь по-мужски.
Она улыбнулась ему:
– Подожди секундочку. Это платье – просто кошмар какой-то.
И снова нырнула в комнату.
– Ну да, ну да. Можешь не торопиться. Я не стою тут, держа тяжелое блюдо с едой и нюхая его после того, как пропустил ужин, потому что хотел перекусить с тобой.
– Для тебя это хорошо, – отозвалась Шаллан. – Помогает набрать силу или что-то в этом духе. Разве ты не этим занимаешься? Душишь камни, стоишь на голове, швыряешься валунами.
– Да, у меня немало задушенных камней спрятано под кроватью.
Шаллан схватила платье зубами за воротник и туго натянула, чтобы быстрее разобраться с пуговицами. Или нет.
– Да что же это такое с женщинами и их нижним бельем, а? – спросил Адолин, и блюдо звякнуло, когда какие-то тарелочки на нем заскользили и столкнулись друг с другом. – Я хочу сказать, эта сорочка прикрывает в основном те же части, что и строгое платье.
– Дело в приличиях, – пробубнила Шаллан, сжимая зубами ткань платья. – Кроме того, кое-какие штуки имеют обыкновение выделяться под сорочкой.
– И все равно это какие-то капризы, по-моему.
– О, так мужчины не капризны в том, что касается нарядов? Униформа – это же практически то же самое, что и любая куртка, верно? Кроме того, разве не ты целыми днями изучаешь модные фолио?
Он усмехнулся и начал отвечать, но Шаллан наконец-то оделась и отдернула занавеску. Адолин, прислонившийся к стене коридора, впился в нее взглядом – в ее растрепанные волосы и платье, на котором она пропустила две пуговицы, ее зардевшиеся щеки. Потом одарил ее туповатой улыбкой.
Очи Эш… он действительно считает ее красивой. Этому чудесному, благородному мужчине действительно нравится быть рядом с ней. Она совершила путешествие до древнего города Сияющих рыцарей, но по сравнению с расположением Адолина все достопримечательности Уритиру были тусклыми сферами.
Она ему нравилась. И он принес ей еду!
«Не вздумай все испортить», – приказала Шаллан самой себе, забирая книги, которые Адолин держал под мышкой. Она шагнула в сторону, позволяя ему войти и опустить поднос на пол.
– Палона упомянула, что ты не поела, а потом узнала, что и я пропустил ужин. Ну и вот…
– Она послала тебя со всем этим изобилием, – договорила Шаллан, окидывая взглядом поднос, заставленный блюдами, плоским хлебом и раковинами с закусками.
– Ага, – подтвердил Адолин, почесывая голову. – Кажется, это что-то гердазийское.
Шаллан осознала, насколько она голодна. Девушка собиралась перекусить в одной из таверн сегодня вечером, когда пойдет на разведку, надев личину Вуали. Эти таверны открылись на главном рынке, невзирая на попытки Навани выдворить их в другое место, и трактирщики Себариаля предлагали множество самой разнообразной еды.
Теперь, увидев перед собой все это… ну что ж, она выкинула мысли о приличиях, села на пол и принялась ложку за ложкой поедать водянистый карри с овощами.
Адолин остался стоять. В этой синей униформе старший сын Далинара и впрямь выглядел элегантно, пусть она и не видела его в другой одежде. «Родимое пятно на бедре, ну да…»
– Тебе придется сесть на пол, – известила его Шаллан. – У меня пока нет стульев.
– Я вдруг понял, – пробормотал он, – что это твоя спальня.
– И салон, и гостиная, и столовая, и комната, про которую «Адолин говорит очевидные вещи». Она весьма многогранна, эта моя единственная комната. А что?
– Мне просто интересно, насколько это в рамках приличий, – признался он и по-настоящему покраснел, что было очаровательно. – Мы ведь здесь одни.
– И вот теперь ты решил побеспокоиться о приличиях?
– Ну, мне недавно прочитали лекцию по этому поводу.
– Это была не лекция, – возразила Шаллан и попробовала одно из блюд. Вкус суккулентов наполнил ее рот, принеся ту восхитительную острую боль и смесь ароматов, какие получаешь только от первого укуса чего-то сладкого. Она закрыла глаза и улыбнулась, смакуя.
– Значит… не лекция? В той отповеди крылось нечто большее?
– Прости, – поправилась она, открывая глаза. – Это не была лекция, это было творческое применение моего языка, чтобы отвлечь тебя. – Глядя на его губы, она подумала, что языку найдется и другое творческое применение… – Ну да, ну да. – Она перевела дух. – Было бы и впрямь неуместно, окажись мы одни. К счастью, это не так.
– Шаллан, твое эго нельзя считать отдельной персоной.
– Ха! Постой. Считаешь, у меня есть эго?
– Это просто звучало хорошо… Я не хотел… Не в том смысле… Почему ты улыбаешься?
– Извини. – Шаллан сжимала кулаки и дрожала от восторга. Она так долго была робкой, что сейчас испытывала удовлетворение даже от упоминания о своей уверенности. Сработало! Уроки Ясны о том, что надо практиковаться и вести себя так, словно у нее все под контролем, по-настоящему работали!
Ну, не считая всей той части, которая требовала признаться самой себе в том, что она убила свою мать. Едва подумав об этом, Шаллан инстинктивно попыталась запихнуть воспоминание куда подальше, но ничего не вышло. Она произнесла его перед Узором в качестве истины, – таковы были странные Идеалы светоплетов.
Теперь воспоминание застряло в ее голове, и каждый раз, когда она думала про него, зияющая рана вновь вызывала острую боль. Шаллан убила свою мать. Ее отец все скрыл, изобразив, будто сам убил жену, и это событие уничтожило его жизнь, наполнив ее гневом и разрушениями.
В конце концов Шаллан убила и его.
– Шаллан? – спросил Адолин. – Ты в порядке?
«Нет».
– Конечно. В полном. Так или иначе, мы вовсе не одни. Узор, иди сюда, пожалуйста.
Она протянула руку ладонью кверху.
Спрен с неохотой спустился со стены, откуда наблюдал за происходящим. Как обычно, он создавал рябь на предметах, по которым перемещался, будь то ткань или камень, – будто что-то было под поверхностью. Его сложное, колеблющееся плетение линий все время менялось, словно плавилось.
Он пересек ее платье, забрался на руку, потом проступил сквозь кожу и поднялся, сделавшись по-настоящему трехмерным. Спрен завис в воздухе – черный головоломный узор из подвижных линий; какие-то его части уменьшались в размерах, в то время как другие увеличивались, растекаясь по его поверхности, словно поле беспокойной травы.
Шаллан не станет его ненавидеть. Она может ненавидеть меч, которым убила свою мать, но не его. Девушка на время оттолкнула боль – не забыла ее, но понадеялась, что боль не испортит время, отпущенное им с Адолином.
– Принц Адолин, полагаю, ты уже слышал голос моего спрена. Давайте я официально вас представлю друг другу. Это Узор.
Адолин почтительно опустился на колени и уставился на завораживающие геометрические узоры. Шаллан его не винила; она и сама не раз терялась в этой сети линий и фигур, которые как будто повторялись, но на самом деле не совсем.
– Твой спрен, – пробормотал Адолин. – Шаллан-спрен.
Узор в ответ на это раздраженно фыркнул.
– Он называется криптик, – пояснила она. – Каждый орден Сияющих связан с особым видом спренов, и эта связь позволяет мне делать то, что я делаю.
– Творить иллюзии, – негромко ответил Адолин. – Как ту, с картой, на днях.
Шаллан улыбнулась и – понимая, что от недавней иллюзии у нее осталась лишь малая толика буресвета, – не смогла сдержать желание порисоваться. Она подняла защищенную руку, покрытую рукавом, и выдохнула мерцающее облачко буресвета, которое полетело над синей тканью. Оно превратилось в маленькое изображение Адолина в осколочном доспехе с ее набросков. Оно не двигалось – стояло с клинком на плече, с поднятым забралом, словно маленькая кукла.
– Это невероятный талант. – Адолин потыкал пальцем в свое изображение, которое расплылось, не оказывая сопротивления. Он помедлил, потом ткнул пальцем в спрена, тот отпрянул. – Почему ты настаиваешь на том, что его надо прятать и притворяться, будто ты из другого ордена?
– Ну, – протянула она, пытаясь сформулировать мысль и сжимая ладонь, позволяя образу Адолина раствориться. – Я просто думаю, что это может дать нам преимущество. Иногда тайны важны.
Адолин медленно кивнул:
– Ага. Да, они важны.
– Так или иначе, Узор, сегодня вечером ты будешь нашей дуэньей.
Узор загудел:
– А что такое дуэнья?
– Тот, кто наблюдает за двумя молодыми людьми, когда они оказываются вместе, чтобы убедиться, что они не сделают чего-нибудь неуместного.
– Неуместного? – переспросил Узор. – Вроде… деления на ноль?
– Чего? – изумилась Шаллан и посмотрела на Адолина, который пожал плечами. – Послушай, просто приглядывай за нами. Этого хватит.
Узор загудел, растаял, превращаясь в свою двумерную форму, и обосновался на боку миски. Ему, похоже, там нравилось, словно кремлецу, который уютно устроился в какой-нибудь щели.
Не в силах больше ждать, Шаллан взялась за еду. Адолин уселся напротив и принялся за свою порцию. Некоторое время Шаллан игнорировала свою боль и наслаждалась моментом: хорошая еда, хорошая компания, заходящее солнце отбрасывает рубиновые и топазовые отблески на горы и комнату. Ей захотелось нарисовать эту сцену, но она знала, что такие моменты невозможно запечатлеть на бумаге. Дело было не в содержании или композиции, но в радости жизни.
Фокус со счастьем заключался не в том, чтобы замораживать каждое быстротечное удовольствие и цепляться за него, но в том, чтобы наполнить жизнь предчувствием множества будущих таких моментов.
Адолин – прикончив целую тарелку скрепунов, тушенных в раковинах, – выбрал несколько кусочков свинины из кремообразного красного карри, положил их на тарелку и протянул ей:
– Хочешь попробовать?
Шаллан издала сдавленное восклицание.
– Да ладно тебе, – настаивал он, покачивая тарелку. – Это вкусно.
– От этого у меня губы сгорят и отвалятся, Адолин Холин. Не думай, будто я не заметила, что ты выбрал самое пряное зелье из всех, что прислала Палона. Мужская еда ужасна. Как вы вообще различаете вкусы при таком количестве пряностей?
– Зато она не пресная, – не унимался Адолин. Он наколол один из кусочков и сунул в рот. – Тут нет никого, кроме нас. Можешь попробовать.
Она рассматривала предложенное, вспоминая, как ребенком украдкой пробовала мужскую еду – впрочем, не это конкретное блюдо.
Узор зажужжал:
– Это и есть та неуместная вещь, которую я должен не дать вам совершить?
– Нет, – ответила Шаллан, и Узор успокоился. «Наверное, – подумала она, – дуэнья, которая верит почти каждому моему слову, окажется не самой полезной».
И все-таки, вздохнув, взяла кусочек свинины и завернула в лепешку.
Она ведь, в конце концов, покинула Йа-Кевед в поисках новых впечатлений.
Откусив кусочек, мгновенно получила повод сожалеть о своем жизненном выборе.
С глазами, полными слез, Шаллан поспешно схватила чашку воды, которую невыносимый Адолин с готовностью ей протянул. Осушила одним глотком, но это как будто совсем не помогло. Вслед за этим вытерла язык салфеткой – самым женственным образом, разумеется.
– Ненавижу тебя, – сообщила она и вслед за этим выпила и его воду. Адолин тихонько рассмеялся.
– О! – внезапно сказал Узор и, оторвавшись от миски, завис в воздухе. – Так вы говорили о спаривании! Я должен убедиться, что вы случайно не спаритесь, поскольку спаривание запрещено человеческим обществом до выполнения соответствующих ритуалов! Да-да. Мм. Обычай диктует определенные закономерности, предваряющие совокупление. Я это изучал!
– О, Буреотец, – выдохнула Шаллан, прикрыв глаза свободной рукой. Несколько спренов стыда выглянули ненадолго и исчезли. Второй раз за неделю…
– Итак, вы двое, – провозгласил Узор. – Не спариваться. Ни в коем случае не спариваться!
Он прогудел что-то невнятное, как будто довольный собой, а потом примостился на одной из тарелок.
– Да, это было унизительно, – пробормотала Шаллан. – Может, поговорим о книгах, которые ты принес? Или о древней воринской теологии, или о стратегии подсчета песчинок? О чем угодно, кроме того что сейчас произошло? Пожалуйста?
Адолин тихонько рассмеялся, затем потянулся к тонкой тетради, которая лежала наверху стопки:
– Мэй Аладар послала людей, чтобы опросить родных и друзей Ведекара Переля. Они узнали, где он побывал до того, как умер, кто видел его последним, и записали все подозрительное. Я подумал, мы можем прочитать отчет.
– А остальные книги?
– Ты выглядела потерянной, когда отец спросил тебя о политике макабаки, – сообщил Адолин, наливая немного вина – всего лишь мягкого желтого. – Ну, я поспрашивал, и похоже, что кое-кто из ревнителей притащил сюда свои библиотеки целиком. Через одного слугу удалось разыскать для тебя несколько книг по макабаки, которые мне весьма понравились.
– Книги? – переспросила Шаллан. – Тебе?
– Я не все свое время провожу, тыкая в людей мечом. Ясна и тетушка Навани позаботились о том, чтобы моя юность была заполнена бесконечной учебой с ревнителями, которые читали мне лекции о политике и торговле. Кое-что застряло в моей голове, вопреки моим природным склонностям. Эти три книги – лучшее из того, что мне читали, хотя последняя в переиздании. Я подумал, они пригодятся.
– Это предусмотрительно, – призналась Шаллан. – В самом деле, Адолин. Спасибо.
– Я тут подумал, знаешь ли, если мы планируем продолжать это дело с обручением…
– А почему бы нет? – Шаллан внезапно запаниковала.
– Не знаю. Ты же Сияющая. В каком-то смысле полубожественное создание из мифологии. А я-то все это время думал, что мы даем тебе возможность выгодно вступить в брак. – Он встал и начал ходить из угла в угол. – Преисподняя. Я не хотел так говорить. Прости. Я просто… Я не перестаю переживать о том, что могу все это каким-то образом испортить.
– Ты переживаешь, что сам все испортишь? – Шаллан ощутила внутри теплоту, которая родилась не только благодаря вину.
– У меня не очень-то хорошо получается с отношениями.
– А такие люди вообще бывают? Я хочу сказать, существует ли на самом деле тот, кто может взглянуть на зарождающиеся отношения и подумать: «Чтоб все знали, у меня тут все схвачено»? Я вот лично думаю, что мы все – идиоты, когда дело касается таких вещей.
– Со мной все хуже.
– Адолин, дорогой, последний мужчина, к которому у меня появился романтический интерес, не просто был ревнителем – и ему перво-наперво запрещено было за мной ухаживать, – но еще и оказался наемным убийцей, который всего лишь пытался завоевать мое расположение, чтобы подобраться ближе к Ясне. Думаю, ты переоцениваешь способности других людей в этом плане.
Он перестал ходить туда-сюда:
– Наемный убийца?
– Именно так, – подтвердила Шаллан. – Он почти убил меня ломтем отравленного хлеба.
– Ух ты. Я должен услышать эту историю.
– К счастью, я только что рассказала ее тебе. Его звали Кабзал, и он был со мной так невероятно мил, что я почти прощаю его за попытку меня убить.
Адолин ухмыльнулся:
– Что ж, рад слышать, что мне не придется одолевать высокую планку, – я всего лишь должен тебя не отравить. Хотя не стоит рассказывать мне о прошлых возлюбленных. Я начну ревновать.
– О, умоляю! – воскликнула Шаллан, макая хлеб в остатки сладкого карри. Ее язык все еще не пришел в норму. – Ты ухаживал примерно за половиной военных лагерей.
– Не так уж все и плохо.
– Да неужели? Судя по тому, что я слышала, мне придется отправиться в Гердаз, чтобы найти годную женщину, за которой ты не ухлестывал. – Она протянула руку, и Адолин помог ей подняться.
– Насмехаешься над моими неудачами?
– Нет, я их восхваляю, – сказала Шаллан, вставая рядом с ним. – Видишь ли, дорогой Адолин, если бы ты не испортил все те предыдущие отношения, тебя бы не было здесь. Со мной. – Она прижалась к нему. – И потому на самом-то деле ты разбираешься в отношениях лучше кого бы то ни было. Ты испортил только неправильные, понимаешь?
Он наклонился. Его дыхание пахло пряностями, его униформа – хрустким, чистым крахмалом, как того требовал Далинар. Его губы соприкоснулись с ее губами, и сердце Шаллан затрепетало. Так тепло.
– Не спариваться!
Она вздрогнула, прервала поцелуй и отпрянула, чтобы обнаружить зависшего рядом с ними Узора, быстро чередующего формы.
Адолин расхохотался, и Шаллан не смогла не присоединиться к нему, до того нелепо все вышло. Она отступила от него на шаг, но руку не отпустила.
– Никто из нас этого не испортит, – заявила она молодому человеку, сжимая его пальцы. – Пусть время от времени и кажется, что мы изо всех сил пытаемся это сделать.
– Обещаешь?
– Обещаю. Давай посмотрим эту твою тетрадь и узнаем, что в ней говорится о нашем убийце.
Назад: 12 Переговоры
Дальше: 14 Оруженосцы не берут в плен