Сделка

Даша еще раз вывернула карманы пальто. В сумме – двадцать семь рублей. Даже двадцать семь пятьдесят, если это имеет значение. Пару монеток она сегодня подобрала у метро: потопталась рядом, подождала, пока народ разойдется, и присела, типа ей надо перевязать шнурок. На гладком сапоге до колена, ага. Уши тогда чуть от стыда не задымились. Хотя стесняться-то теперь чего? Поздно стесняться.

Тридцать рублей нужно было наскрести на жиденький кофеек в пышечной. Не просто нужно – жизненно необходимо. Стакан кофе давал небольшую отсрочку, чтобы собраться с силами: посидеть на пластиковом стуле у окна, попялиться на замерзших промоутеров и еще немного не появляться дома. Даша представила, как заходится в пустой квартире городской телефон, и криво улыбнулась. Подождут. По понедельникам коллекторы особенно мерзкие, включают свой неприятный голос для ненадежных клиентов, давят, с шансами, в этот раз уже начнут угрожать. Мол, Дарья Игоревна, а не боитесь ли вы, что завтра вас в подворотне остановят нехорошие люди и ногами по лицу погладят? Нет, спасибо, ради таких новостей не стоит спешить домой.

Только двух рублей не хватает. Рискнуть попросить в долг? Ну не откажут же ей, это ведь несчастных два рубля, одно название от денег. А она тут каждую неделю появляется и иногда даже набирает целый мешок жирнющих пудровых пышек, ну не звери же они…

Да боже мой. Пошла и спросила.

Даша забралась по обледенелым ступенькам и замерла. «Пышечная закрыта!!!» – вывел кто-то ручкой на листе в клетку. Свет из-под двери все равно лез, жизнь там явно была. Девушка задрала голову, оценила свежую табличку: «ЛОМБАРД» – и ниже, серебристым курсивом, что-то вроде слогана – «Все продается».

Конечно, продается, кто бы сомневался.

Так, часы работы, оценка антиквариата, под охраной каких-то там… Плакал ее спасительный кофе, конечно. Но можно хотя бы зайти погреться. Посидеть в приемной, как будто ждешь кого-то еще для важной сделки по продаже… да не важно, хоть рояля с гнутыми ножками. Или в самом деле выяснить, что они тут принимают? В кладовке вроде валялся старый сервиз в пастушках. Вдруг он такой один на миллион?

Она понадеялась, что ее слегка лоснящееся пальто пока еще не кричит «подайте Христа ради». Максимум степенно делится, мол, «мы чуточку поиздержались, но все под контролем».

– Здрасьте.

– Добрый день. Вы на оценку? Залоговый товар у вас с собой?

Даша огляделась. Бывшую пышечную выкрасили в холодный белый, заставили стеллажами темного дерева и хромом светильников. Даже администратор – худая блондинка в шелке – хорошо попадала в цветовую гамму. Слишком эффектно, а значит и слишком дорого. Вряд ли такие люди польстятся на польский фарфор.

– Нет, в общем-то… Из-звините, я, похоже, дверью ошиблась.

– Вы у нас впервые? Хотите чаю? Может, полистаете пока наши каталоги?

– Каталоги? – переспросила Даша. – Нет, мне сейчас серьезные покупки не по карману.

– Можете взглянуть на товары, которые мы принимаем. Наши клиенты иногда сами не представляют, что стоит нести в ломбард, а что годится только на долгую память, – блондинка коротко вздохнула. – Вот мы и собрали полный список, теперь начинаем переговоры с него. Так какой чай вам принести? Ройбуш, улун, дарджилинг?

Колебания заняли секунды три.

– Любой, но с сахаром.

Каталог оказался толстенным глянцевым кирпичом: сплошные шикарные фотографии и минимум букв. Ювелирка. Шубы. Картины. Часы. Мультиварки. Велотренажеры.

«Как букварь, – подумала девушка. – Но для взрослых и про красивую жизнь. Вот под буквой З, например, – золото и столбик проб, только стишка не хватает. Тоже на З. Зайку бросила хозяйка, отсудила все у зайки…»

От незнакомого чая во рту было терпко, голова приятно плыла. Даша твердо пообещала себе уйти ровно через пять минут, в крайнем случае – через десять, и точка, но отыскала среди фарфора почти точную копию бабкиного наследства. Тоже дюжина страшненьких чашек, блюдца, вычурный молочник, даже пастушок с той же пошленькой флейтой.

Блондинка отвела Дашу в дальний кабинет и невозмутимо села напротив. Нацепила на аккуратный нос очки с ажурными дужками. Даша не удержалась от смешка:

– То есть беседуете тоже вы? И оценщиком выступаете?

– Приходится совмещать. Так вот, Дарья Игоревна…

Даша подумала, что вроде не представлялась. Или все-таки было?

– Мы очень рады, что вы готовы к сотрудничеству, – промурлыкала специалистка. – Давайте обсудим предмет торга.

– У меня сервиз…

– Забудьте про свой сервиз. Выкиньте его в окно, прочих усилий он не стоит.

Даша поморщилась, но промолчала.

– Кое-что из ваших семейных ценностей нас действительно интересует. Кое-что, чем владеет ваша сестра. Вы же понимаете, о чем речь?

«Аферисты! – сообразила Даша. – Гады и мошенники. Специально, значит, за мной следили, даже к Аньке в квартиру влезли. И пышечную выгнали!.. Вот только зачем?»

Ценности, значит. Фамильные, небось. Ну, если в этой семье какие-то реликвии и задерживались дольше пяти минут, то речь точно о жемчуге. При недавней дележке платьев, моли и нафталина старшей сестре отошло прабабкино ожерелье: аж четыре ряда крупных желтоватых бусин по цене подержанной иномарки. Даша, конечно, уговаривала продать жемчуг – все равно тот теперь тупо лежит в комоде, а она бы тогда сразу выплатила кредит и зажила как белый человек – но сестра сделала вид, что не услышала просьбы. Три раза не услышала.

– Вот сами с ней и разбирайтесь.

– Мы бы хотели заключить сделку именно с вами. Не переживайте, вам не придется даже прикасаться к предмету…

– Предлагаете открыть вам дверь, или что? – Даша даже голос повысила. – То есть вы хотите не просто обнести квартиру моей сестры, а еще и меня сделать соучастницей?!

Блондинка засмеялась:

– Что вы! Никаких дверей и соучастников… Порядок такой: вы подписываете договор, получаете деньги, мы самостоятельно изымаем предмет и помещаем на его место точную копию. Мы довольны. Вы довольны. Анна Игоревна ни о чем не подозревает.

– Бред какой-то, – вырвалось у Даши.

Вместо ответа специалистка подвинула к ней бумаги. Кратенький договор, всего на два листа. Даша вцепилась в новую информацию, пытаясь потянуть время. Кое-где в тексте попадались дурные формулировки, словно договор составляли не юристы, а восторженные школьники («сторона клянется и обязуется…», «данное волеизъявление…»). Какой концентрат пафоса. В остальном вырисовывалась все та же картина: с нее требовалась только подпись «кровного родственника», дающая «моральное право на изъятие», с другой стороны – полмиллиона рублей. Жирным черным горел пункт о полной конфиденциальности сделки.

Даша ощутила, как сердце гулко забилось где-то в животе.

Она могла бы влет расплатиться с жадными упырями из микрозаймов. И еще бы осталось. Много.

Но хрень же полная! Так не бывает.

Или бывает… А ей нужно только чиркнуть ручкой.

– Решайтесь, – подбодрила блондинка.

«Да даже если… Да что они смогут доказать с одной-единственной мутной бумажкой?» – решила Даша.

Но вместо своей официальной подписи все-таки нарисовала кривые завитушки.

Выкатившись обратно в март, Даша судорожно перетряхнула сумку – не подбросили ли какой дряни? Проверила паспорт и телефон, затолкала поглубже копию странного договора. Вокруг уже почти стемнело, хищно светились окна обшарпанных ларьков. Девушка выдохнула и побрела вниз по улице – домой, к диким коллекторам и замороженным котлетам из опилок.

На краю сознания висела смутная виноватая мысль: а если все взаправду? Родную сестру разрешила ограбить!

Ей отвечала другая, не менее сомнительная: ну а что она! В этом нелепом «ну» умещалась примерно тонна обиды: и за мать, которая любит сестру до слюнявого идиотизма, и за ее мужа – настолько богатого, что плакать хочется (в то время как Даша сама себе муж, брат и иногда сантехник). И просто за то, что у некоторых ноги длиннее. К тому же, на днях Анька позвала в гости на отбивные (настоящая говядина? правда? так еще бывает?), а в последний момент слилась – ой, ты знаешь, я тут придумала на маникюр сбегать, давай в другой раз?

Ну да, уважительная причина. Не может же взрослая женщина целый день прожить без краски на ногтях. Даша вот тоже вчера ноготь на мизинце отгрызла – чем не маникюр?

Уже перед самым сном девушка все-таки дотянулась до телефона и, почти не глядя, набрала сообщение: «Двери нночь проверь! Слышала, у вас там рядом квартир ограбили!»

Ответ пришел мгновенно: «Почему не спишь так поздно??? Будешь завтра вся опухшая!!»

Нет, ну что за стерва.

Перед обедом выпускающий редактор наехал сразу на всех рисующих девиц – «Что это за выкидыш? Я вижу, что котик, Семенова! Я только не понял, это обзор элитного санатория или сраного приюта?» Совершенно несправедливо, надо сказать, наехал. Одна тут же расплакалась, вторая попыхтела от злости и пошла жаловаться наверх. Даша молчала. Так оно обычно и происходит: сначала ты ищешь справедливости, а потом ищешь новую работу.

На обеденном перерыве она раз в двадцатый проверила счет – нет, пусто и безжизненно. Какие там сроки в договоре?

Она оглянулась и вытянула из сумки бумаги. Вода, вода и ни единого слова про дату перевода. Ждите, когда рак на горе свистнет.

«…Право на изъятие Воронцова Михаила Сергеевича».

Что?

Даша впилась взглядом в строчку.

Зачем сомнительному ломбарду ее племянник? На усыновление? На органы? На сувениры?

«Кое-что, чем владеет ваша сестра», – мысленно пробубнила она, передразнивая вчерашнюю женщину. Кое-что восьми месяцев от роду.

Даша не стала даже задумываться, как эта гнилая контора подменила бумаги прямо в сумке, – и так понятно, что они совсем берега потеряли. Важнее было то, что обещанные деньги, замечательные распрекрасные полмиллиона рублей, все-таки пришли, упали на счет одновременно с холодной каплей со лба. Банк сообщил о пополнении сухой шаблонной эсэмэской, хотя мог бы и удивиться – пятьсот тысяч, блин! И это на счете, где больше пяти отродясь не лежало!

Даша когда-то слышала, как легко отменить совершенный перевод за считаные минуты – где-то за один звонок, где-то за один скандал – и решила не рисковать. Перевела выплату на запасную карточку, поздравила себя с новой безоблачной жизнью. А треклятый договор сложила в два, четыре… шестнадцать раз и запихала упругим квадратиком за надорванную подкладку сумки.

– Дааашечка, – протянула сестра в телефон, – как ты, милая?

Милая скривилась.

– У меня к тебе личный разговор… Не телефонный, очень важный, – продолжила трубка, не дожидаясь ответа. – Давай-ка приезжай, навестишь нас с Мишкой. Мы тут оба по тебе соскучились.

– Вас с ним вдвоем навестить? Или я приеду, а ты опять убежишь на йогу, бросив на меня няню-таджичку и орущего младенца?

– Дашкин, хватит придумывать, а то обижусь! Не было такого никогда…

К пятнице Даша расплатилась с кредитными стервятниками («Вот видите, Дарья Игоревна, как быстро можно найти деньги при достойной мотивации? Это хорошо, что вы взялись за ум и нам не пришлось… прибегать к крайним мерам»), забила холодильник едой и сменила замученное пальто на новую меховую курточку. Жизнь выравнивалась. Жизнь пахла яичницей с беконом по утрам и подмигивала улыбчивым курьером из офиса напротив.

Она даже купила помаду с плаката – стоит как неделя обедов, но ведь вы этого достойны, – обмирая от собственной наглости.

Кто ворует детей? Цыгане? Нет, они, наверное, больше по коням спецы. Извращенцы? Сатанисты? Где это было – обещай нам ребенка, а мы тебе выпишем чек на «долго и счастливо»?

В сказках.

В старых сказках короли, бесстрашные и тупоголовые, вечно обещают морским царям «то, что первым увидят дома», думают откупиться псом или служанкой, а в итоге жертвуют первенцами.

А кое-кто – вроде фей – крадет детей просто так, забавы ради. И взамен оставляет нечеловеческих подменышей. Это она вычитала в Сети, таких сказок в детстве нигде не было.

Наглотавшись жутковатых легенд, Даша была вполне готова увидеть старого сморщенного уродца, игрушечного пупса, да хоть даже говорящее полено! Но Мишка выглядел как обычно – слюнявый ворчливый организм в памперсе. Даша отказывалась понимать, почему родные и друзья до остервенения спорят, на кого же похож наследник – на маму или на папу. По Дашиному скромному мнению, Михаил Сергеевич до сих пор больше всего смахивал на картошку.

Гораздо хуже выглядела сестра – вроде бы и красавица, но из последних сил. Футболка неглаженая, волосы в косе грязные, из-под тональника просвечивают серые круги. Совсем не тянет на собственный профиль в «Инстаграме»: там-то Анька «любимая жена, счастливая мать», о чем должны кричать пережженные фильтрами картинки и тонны всякой ведической муры, типа «сила женщины в ее слабости».

Даша почувствовала теплое колкое злорадство.

– Как дела? – спросила она, невзначай отряхивая меховой воротник.

– Дела, да… Ты проходи, – невпопад отозвалась сестра, придерживая ребенка. – Сейчас чайник поставлю.

Даша отметила тарелки с подсохшей кашей и темные капли на бежевой скатерти. Быт против «лучшей в мире мамочки»: один – ноль.

Сестра вернулась через четверть часа и шепотом похвасталась, что ее сын не по возрасту серьезен и уже засыпает сам, в отличие от всех остальных восьмимесячных младенцев.

– Так что случилось?

Анька поставила на стол радионяню, плотно прикрыла дверь.

– Как сказать… Мишка в последние дни очень странный.

– Дети все странные, – буркнула Даша, хрустя печеньем.

– Сам на себя не похож… Кусаться начал. Никогда такого не было. На днях грудь прокусил аж до крови, едва его оторвала, так вцепился.

– А они разве не как щенки развиваются? Зубы режутся и чешутся, пора ему косточку резиновую купить…

Сестра поглядела с неодобрением, но продолжила:

– Улыбаться совсем перестал. На имя больше не отзывается. И смотрит на меня постоянно, внимательно так. Как будто следит. И еще, когда спит… холодный как камень и почти не дышит. Чуть с ума в первый раз не сошла, думала – задохнулся, разбудила – нет, все в порядке, нормальный теплый ребенок.

У Даши уже вертелась на языке шутка про фамильные черты холоднокровных гадюк, но она промолчала и запила чаем проглоченные слова. Вот как это все понимать? Очередной мамский психоз на почве скуки? Или это и правда не тот пацан, что когда-то вылез из сестры?

– Очень боялась синдрома младенческой смерти. И до сих пор еще боюсь. Но ведь он же потом просыпается, здоровый абсолютно. Температуру меряю – идеальная!

– Давно оно так?

– С понедельника, – уверенно заявила сестра. – В понедельник покусал, и потом началось.

Дорогое песочное печенье показалось Даше настоящим песком на зубах.

– Пошли посмотришь, как он спит.

– Да я верю… – попыталась отмазаться Даша.

– Пойдем. Я сама себе не верю. Проверишь, не рехнулась ли я вконец.

– А почему муж не…

– Я его уже три недели не видела. Иногда помощницу за рубашками присылает, вот и весь муж.

Детская наследника занимала больше места, чем вся Дашина квартира. И зачем неразумному существу полная комната мебели? Он ее если и оценит, то только когда перегрызет половину. Говорят, с появлением буйных щенков и ползающих детей в дом обычно приходит стиль «нижний минимализм» – когда все, что не приколочено, поднимают на полметра вверх.

Михаил Сергеевич спал, раскидав по мультяшным пеленкам свои лапки в перетяжках и оплыв щеками. Нос уточкой едва заметно подрагивал, изо рта тянулась дорожка слюны. Все-таки дети довольно неприятные существа, лишний раз убедилась девушка.

И иногда очень, очень холодные.

Даше показалось, что она погладила по щеке кусок льда. Даже липкое ощущение осталось. «Да что же ты за хрень, – мрачно подумала она, оттирая пальцы. – Из чего тебя слепили?»

Ребенок, конечно, не ответил, но зато открыл глаза и уставился прямо на Дашу.

Та пискнула и отшатнулась, налетела спиной на сестру.

– Видишь, – подытожила Анька вполголоса. – Ледяной, но по всем показателям здоров. Врач приезжал, я ему рассказала, он посмеялся только. Выписал таблетки, но мне. Успокоительные.

Даша дышала и кивала. Ей на секунду почудилось, что у младенца нет ни белков, ни голубой радужки – одна только чернота, словно под веко засунули темный стеклянный шарик.

«Я хочу отменить сделку. Я перечислю обратно всю сумму, а вы… вы вернете то, что взяли, – потребовала девушка после писка автоответчика. – Это Дарья Левко. Перезвоните мне».

Ей прислали сообщение: адрес, время, надеемся на вашу пунктуальность.

Даша поднималась в глухой коробке стального лифта. В зеркале отражались несимпатичные подробности ее бытия: припудренный прыщ на лбу, одинокий петух на голове, в глазах – сдержанная паника. План слабоват… но выбирать не приходится.

Бизнес-центр, где ее приняли, на порядок обскакал ломбард. Даша только и успевала вертеть головой: дымчатое стекло и зеркала, двухметровая плазма с показом мод, строгие кожаные диваны. Сплошной шик и жир.

Ее записали к очередной сухощавой блондинке. Каким-то запасным чувством Даша поняла, что эта, новая, значит побольше и вообще ест ломбардщиц на завтрак.

– Он жив? – выпалила девушка с порога.

– Кто, ваш племянник? Конечно.

Даша подобралась поближе, угнездилась на неуютном металлическом стуле.

– Разорвите договор. Я могу сразу вернуть две трети суммы, остальное отдам постепенно, можно даже с процентами…

– Что же вы такое говорите, Дарья Игоревна? – блондинка покачала головой, словно бы даже расстроилась. – Так дела не делаются. Сделки не переписываются и не расторгаются.

– Но я же верну деньги!

– Вы правда считаете, что мы в них нуждаемся?

Даша и сама понимала, что нет. Ни пушистая шкура вместо ковра, ни окна во весь кабинет не давали повода усомниться: тут никто не бедствует. А у носатой тетки в ушах вообще торчат камни размером с вишню – и это явно не фианиты.

«Очевидно, денег у вас куры не клюют… Вот вы и развлекаетесь, как отбитые мажоры», – промелькнуло у Даши в голове.

– Хорошо, но что-то же вам нужно! Зачем вам он? На перепродажу?

Высокие брови блондинки совсем уползли куда-то на лоб:

– Торговля людьми уголовно наказуема… Дарья Игоревна, пожалуйста, примите как должное: вы уже ничего не сможете сделать.

От жесткого стула ныла задница. Рано еще уходить, надо пытаться.

– А если вы все можете так легко… Раз-два – и подменили человека… То зачем тогда цирк с договорами?

– Новые неудобные законы. Никак не можем избавиться от формальностей, – женщина нажала кнопку на телефоне. – Готово? Заносите.

Даша не успела понять, что происходит, а на стол перед носатой уже водрузили большой поднос с зеленым салатом и толстым серым кроликом. Кроль громко перемалывал лист и косил бешеным глазом непонятно куда.

– Очень милый, – вежливо отреагировала девушка. – Эээ… Это ваш питомец?

– Это мой обед.

– Что? – успела переспросить Даша, прежде чем блондинка ухватила кроля за голову и провернула до влажного хруста.

– Не люблю, когда дергается, – пояснила женщина, приглаживая шерстку на мертвых ушах.

«Мать. Твою. Твою мать. Вали отсюда, быстро», – скомандовала себе Даша и не смогла даже пошевелиться.

– Зачем вы так? Он же живое существо… – прошептала она.

– Если хотите, можете считать, что это такое шоу. Чтобы вас впечатлить. На самом деле я обычно не ем сырых кроликов.

– И на том спасибо, – выдохнула Даша.

– Чаще предпочитаю мышей.

Блондинка сглотнула и вгрызлась в кроличье брюшко. Кровь брызнула на стол, на листья салата, даже слегка задела белоснежный ноутбук, но не осмелилась испортить нежно-кремовую блузку.

Даша не видела, что именно там жует женщина, – ее уже выворачивало прямо в мусорную корзину от «Тиффани».

– Держите салфетку. Сейчас вам воды принесут… Все хорошо. Дышите.

Вокруг Даши прыгала совсем молоденькая девочка, лет семнадцати. Даже через цветные пятна в глазах Даша различала – тоже их породы. Нос острый, волосы выбелены в ноль, передние зубы… нет, это никак не человеческие резцы.

Ее вывели в приемную под руки, можно сказать выволокли. Даша повалилась в кресло и через силу влила в себя бутылку минералки. Спина взмокла, зубы стучали так, что горлышко скакало, и вода лилась прямо на юбку. Все, навоевалась…

Если бы и ее сейчас решили сожрать, как кролика, она бы смогла только расплакаться.

– Вы не переживайте так, – казалось, девочка и правда сочувствует. – Сделки никому не отменяют. Но жизнь-то продолжается.

– А что… этот закон, что нужен договор на человека… он какого года? – Даша и сама бы не поняла своего вопроса, но девчонка сообразила.

– Девятьсот третий год от Рождества Христова. И он еще десять… нет, девять тысяч лет будет действовать. Сами видите: смысла в нем мало, зато сколько лишней возни…

Даша кивнула.

К ночи она успела прочитать кучу новостей о пропавших детях, облазить десятки мамских форумов – «как быть, пониженная температура 36,2», «слишком крепко спит, девочки, это нормально?», «все время кусает за руки, это не мой масик, это монстр какой-то!». Да что вы знаете о монстрах… Сотня с лишним страниц про фей, фэйри, пикси и другие сказочные народцы, под настроение промышлявшие мерзкими розыгрышами. Шекспир Шекспиром, но особые любители до сих пор копались в переводах сказок, строчили по ним плохие стихи, даже придумывали роли и сами играли в фей.

Для себя Даше нужно было найти какое-то определение, и она решила в самом деле считать врага феями. Ну а что, собственно, отпираться? Это еще не самый нелепый вариант.

Версии про подменышей расходились, текст от текста у них вырастали огромные головы, пробивалась чешуя, они то жрали за четверых и орали всю ночь напролет, то без конца болели и теряли дар речи. Девушка не смогла выявить вообще никакой системы. Дети менялись – и все.

В качестве железной проверки свой – не свой предлагалась, например, старая добрая пытка огнем. Даша поморщилась от незваной мысли: сколько же обычных крикливых младенцев сожгла на радостях заботливая родня?..

Она выключила конфорку, перелила в чашку кофе – густой, со специями, из льняного мешочка, из красивого бутика, из далекой Кении, про цену лучше вообще не вспоминать. И за это, кстати, тоже сейчас расплачивается малолетний Михаил Сергеич… Черт вас всех дери.

Коридор в темноте казался длинным, как проспект. Даша переступала медленно, проверяя паркет на громкость.

Попасть в гости ночью оказалось даже легче, чем днем. Охрана комплекса ее знала, консьержка спала и не могла помешать. Запасные ключи – «пусть будут у тебя на крайний случай! мало ли что» – дали войти без проблем и вовремя отключить коробку сигнализации.

Вот он и крайний случай. Кто ж знал, Анька, что он будет такой.

В детской горел слабый ночник, существо ворочалось в своих пеленках, ему не спалось. Даша сначала осторожно вынула батарейки из радионяни и только потом решилась выдохнуть. Подошла к кроватке.

Тот смотрел. Тот молчал. Взгляд у того был неприятно взрослый.

– Даю тебе минуту. Вызови сюда своих или пострадаешь, – отчетливо проговорила Даша. В руке нагревался нож столового серебра. В кармане, тоже по совету сказочников, лежал кусок хлеба – самый странный оберег из всех возможных.

Она понятия не имела, насколько важен ее заложник, козырь это или бесполезная шестерка, может, даже вообще не карта, а этикетка, случайно затесавшаяся в колоду. Спросить было не у кого. Не полицию же звать полюбоваться.

Ничего не произошло.

Она посмотрела на нож… Красивый, кстати, нож, такие тонкие узоры на рукоятке, жаль, что у нее нет полного набора… Мягко уронила прибор на ковер.

Взяла из кроватки подушку и прижала к круглому младенческому лицу.

Она ждала, и все тело сводило от страха, она умирала раз за разом каждую секунду, она уже почти видела, как внезапно отросшие острые зубы вопьются ей в голую руку и на простыню потечет темное и горячее. Как существо зашипит, вывернется и с нечеловеческой прытью кинется ей в лицо. Как завоет и забесится мелкая тварь, выгибаясь в постели колесом, а на крик вбежит разбуженная сестра – и что она здесь увидит, господи боже…

Под подушкой ничего не шевелилось. Зато сзади прозвучало:

– Очень плохая идея.

Она обернулась рывком, бросила:

– Меняй детей обратно, или двойник умрет.

– Он уже умер, – спокойно ответила высокая женщина со светлым каре. Самая первая нечисть, заключившая с ней невозможную сделку.

Ей хватило беглого осмотра тельца, чтобы заключить:

– Врешь. Ты его просто выключила. Я не могла его так просто задушить!

– Какая разница? Ты ведь пыталась. Записи с камер вышли очень удачные.

Даше захотелось кричать. Камеры. Долбаные скрытые камеры в каждой комнате. Сестра ими так хвасталась год назад…

– Значит, и тебя сняли. Я им все выложу, у меня есть договор с вашими реквизитами, доказательства!

– А, договор, – закивала женщина. – Этот?

В ее пальцах на миг промелькнул сложенный белый квадрат, промелькнул, чтобы стать горкой мелких клочков, а потом снова потеряться в ладонях.

Даша не смогла найти в себе силы удивиться.

– И, скорее всего, на записи останется только одна сумасшедшая, которая душит детей и кричит сама на себя.

Даша опустилась прямо на ковер. Стянула жаркую куртку.

Небо за окном потихоньку светлело.

– За убийство ребенка могут дать до двадцати лет… или даже пожизненный срок. Заведомо беспомощное создание, как-никак… А может, заменят на принудительное лечение. Говорят, от уколов галоперидола мышцы так скручивает, что потом без санитаров не разогнуться, – нечисть размышляла вслух, словно бы ни к кому и не обращаясь.

Дашу опять замутило.

– Кошмар, одним словом. Но… Можно кое-что исправить. Изменить, так сказать, ход событий.

Медленно-медленно приоткрыть один глаз.

– Например, можно заключить новый договор. О изъятии некой Дарьи Левко… И своевременной замены на ее точную копию.

– А что – там? – прохрипела Даша. – Куда после изъятия?

– Там, по крайней мере, не тюрьма и не больница. Подпиши – увидишь.

Даша оглянулась на кроватку с застывшим тельцем. Посмотрела на свежеотпечатанные листы в бледных длинных руках. Внутри уже не было ни злости, ни паники. Одна только глухая усталость.

– Мне… мне понадобится ручка.