Написали мне, что старец Анатолий Оптинский собирается в Петербург и остановится у купца Усова.

Все мы втроем — брат, сестра и я — в положенный день отправились к Усовым. Купец Усов был известным благотворителем, мирским послушником оптинских старцев. Когда мы вошли в дом Усовых, мы увидели огромную очередь людей, пришедших получить старческое благословение. Очередь шла по лестнице до квартиры Усовых и по залам и комнатам их дома. Все ждали выхода старца. Ожидало приема и семейство Волжиных — Обер-прокурора св. Синода. В числе ожидающих стоял один еще молодой архимандрит, который имел очень представительный и в себе уверенный вид. Скоро его позвали к старцу. Там он оставался довольно долго. Кое-кто из публики возроптал по сему поводу, но кто-то из здесь же стоящих возразил, что старец не без причины его так долго держит. Когда архимандрит вышел, — он был неузнаваем: вошел к старцу один человек, а вышел совсем другой! Он был низко согнутый и весь в слезах, куда девалась гордая осанка! Их тайный разговор одному Богу известен! Вскоре показался сам старец и стал благословлять присутствующих, говоря каждому несколько слов. Отец Анатолий внешностью очень походил на иконы преп. Серафима: такой же любвеобильный, смиренный облик. Это было само смирение и такая непередаваемая словами любовь. Нужно видеть, а выразить в словах — нельзя! Когда мы шли к Усовым, брат и сестра заявили, что им нужно от старца только его благословение. Я же сказала им, что очень бы хотела с ним поговорить. Когда до нас дошла очередь, старец благословил брата и сестру, а мне говорит: «А ведь ты поговорить со мной хотела? Я сейчас не могу — приди вечером». Старец уразумел мое горячее желание, хотя я не выразила его словами! Вечером я снова вернулась к Усовым. Много лиц сидело и дожидалось очереди быть принятыми старцем. Члены семьи Усовых стали упрекать сидевшую публику в том, что люди чрезмерно обременяют слабого и болезненного старца. Принимает он людей все ночи напролет. Ноги его в ранах, страдает он грыжей, он чуть живой. Мне стало стыдно отнимать время у старца, и я ушла домой, не повидавши его. Но теперь думаю, что если прозорливый старец сказал придти, надо было не уходить, а дождаться приема. Как мне потом рассказывала моя тетя Елена Александровна, близко знавшая весь оптинский быт, старец о. Анатолий вообще почти не спал, весь себя отдавая молитве и служению людям. Единственно, когда он себе позволял отдых — это было на утрени во время чтения кафизм, когда все в церкви садились. Тогда старец позволял себе вздремнуть. Некоторые, не знавшие его повседневной жизни, удивлялись, что старец спит в церкви, но ведь это были единственные минуты его отдыха за все сутки.

Недаром ноги его были в ранах от стояния и было страдание грыжей от земных поклонов. У меня до сих пор хранится присланный мне в 1907 г. через тетю образ святителя Николая — моего небесного покровителя.