Великий князь Иван III свет Васильевич стоял на стене кремля и грустью смотрел на вакханалию, развернувшуюся в посадах. Все его войско, собранное с таким трудом, под командованием брата Юрия, стояло у Коломны. Ждало войско Большой Орды. А как оно отошло, так и литовцы подошли под руководством Михаила Олельковича. Тысячи полторы. Отражать их было нечем – с Великим князем на Москве осталось лишь три сотни всадников. Вот и заперлись в крепости, отдав посад на разграбление супротивнику.

- То за грехи тебе испытания, - стоял над душой митрополит, не отходивший от Великого князя ни на шаг. И непрерывно заливая в уши нужные слова, дабы подтачивать его волю.

Бояре же в то не вмешивались. Их на Москве мало оставалось. Почти все дееспособные с Юрием под Коломну поехали. А те, кто здесь был, оказался либо стар, либо мал, либо слаб, оттого и жаждали утешения да спасения телесного. Оттого вполне охотно благодушно принимали слова митрополита о том, что все эти испытания выпали и на их долю из-за грехов Великого князя. Не их, а его. Очень удобно. Мало кто с таким не согласится.

- Что это звуки? – Воскликнул кто-то на стене.

- И верно… - вторил ему другой ратник. – Словно кто-то в барабаны бьет да на волынке играет.

- Что-что? – Оживился Иван III, подавшись вперед, и оттого не заметив, как побледнел митрополит.

Не прошло и минуты как все на стене уже смотрели в сторону «тверской дороги», откуда звуки и доносились. Чуть погодя на них обратили внимание и литвины. Зазвучал рог их командира, призывая собраться под его знамена. Но подчинялись они неохотно. Тут ведь вон – под боком – целый посад, брошенный жителями, не успевшими его сжечь. Запершихся, кстати, как в самом кремле, так и в укрепленных мастерских нашего героя. По такому делу туда пускали всех подряд, следуя инструкциям Вани.

И вот из-за перелеска начало выдвигаться войско княжича, развернутое в боевой порядок. Передовой разъезд заметил то, что творилось у Москвы и наш герой решил не рисковать.

Литвины не ливонцы. Посему фронт пехоты был развернут как можно более широко. А за ним вытянулись стрелки, держа свои заряженные пищали наготове. Кавалерия встала привычным образом – по сотне на флангах и сотня в тылу. А артиллеристы тащили на лямках свои орудия, заняв позицию между всадниками и пехотой. Музыканты же, как и знамя размещалось между пехотными порядками и тыловой кавалерийской сотней.

К этому времени надсадные потуги командирского рожка собрали в кучу около шести сотен литовской конницы. И Михаил Олелькович повел ее в бой. По его представлению преимущество было на его стороне. Ведь пехоту за воинов он и не почитал. И не он один так думал. У Ивана III от увиденного губы затряслись, а на глазах слезы выступили. Ведь это что же получалось? Его единственного сына убьют вот тут? Прямо перед ним? Словно в насмешку…

Митрополит говорил ему что-то ободряющее, но сам воспрянул духом. Он не понимал, как так получилось, что этот маленький мерзавец не только выжил, но и войско свое сохранил. Однако сейчас ему все одно придет конец. Шесть литовских сотен легко стопчут этих ряженых дурачков. Разве что конницу княжича жаль. Добрая. Но чем не пожертвуешь ради богоугодного дела? Тем более, что она сможет во множестве спастись бегством.

- Как идут! – Воскликнул кто-то на стене с восхищением.

- И ведь не боятся!

- Блаженные! Не иначе!

- Стопчут! Стопчут же!

- Нет! – Громко и отчетливо произнес кто-то и вся стена, вздрогнув, уставилась на «этого болтуна и мечтателя». Ведь именно так о говорящем и подумали. Им оказался итальянец на московской службе – Джан Батисты делла Вольпе, известный также, как Иван Фрязин.

- Почему? – Срывающимся от волнения голосом спросил митрополит.

- Потому что у литовцев нет никакой надежды на успех, - спокойно развернул он свой тезис. – Даже не понимаю, на что они надеются.

- Но как? – Ошарашенно спросил Великий князь.

- Вот так, - улыбнувшись ответил итальянец и кивнул в сторону поля, где разворачивалась баталия.

Войско княжича уже остановилось. Стрелки протиснулись между пикинерами, взяв свои пищали наизготовку. Мгновение. Еще. Еще. И вот, когда между литовской конницей и ратью княжича оставалось шагов семьдесят, боевые порядки москвичей окутались дымами. То ударили две сотни стрелков и четыре орудия разом.

Удар оказался настолько внушительный, что многие на стене стали креститься и шептать молитвы. С одного маха до двухсот всадников сняло, если не больше. А лошади, где их зацепило, закувыркались, создавая давку. В которую сходу влетали литвины второй линии, превращая все в кучу-малу.

Часть всадников первой линии таки долетело до рати Вани. Но их было совсем чуть. Грохот выстрелов напугал лошадей. Отчего многие из них стали беситься, сбрасывая всадников. И отворачивать от столь пугающей толпы «дымных и громких» людей. Начались столкновения и еще одна зона давки. В пикинеров же врезалось едва за десяток литвин. Да и те без всякого прока, ибо их заботливо приняли на пики. Конные фланги же так и вообще никого не встретили.

Тем временем стрелки перезарядились и дали новый залп. Орудия - так и вообще два. Кавалеристы же, по сигналу, сорвались с места и контратаковали литовскую рать, совершенно деморализованную сложившимся положением. Пехота же, подойдя к завалу людей и лошадей, с самым будничным видом переколола их, прерывая мучение.

На стене повисло гробовое молчание. Люди лишь истово крестились, да беззвучно шептали слова молитв. Особенно подурнело митрополиту. Он понял ПОЧЕМУ Ваня все еще жив…

Спустя какие-то мгновения люди, наблюдавшие за этим событием со стен кремля и укрепленных дворов, истово заорали что-то радостное и приветственное. А Иван Фрязин с улыбкой повернулся к Великому князю и поклонился с самым многозначительным видом.

- Откуда ты знал, что сын победит? – Спросил у него Иван III.

- Мне говорили, что его послали на смерть. А он вернулся. И войско свое привел. Значит задумка сына вашего сильна. Поразмыслив о том, я припомнил - на моей Родине сходно воюют. Только строятся немного иначе и много большими ратями. Оттого сразу и не распознал.

- На смерть? – Выхватил ключевое слово Великий князь. – Кто говорил?

- По Москве слухи ходят, - уклончиво ответил делла Вольпе с очень многозначительным выражением лица.

Иван III очень нехорошо прищурился, сжав кулаки до хруста. После чего решительным шагом направился к своим воинам. Требовалось выдвигаться в город и разгонять остатки литвинов. Они, поняв по радостному реву жителей, что крупно влипли, начали стремительно разбегаться во все стороны. Отпускать их «без должной ласки» было невежливо… Что же до сказанного этим итальянцем… нужно остыть и подумать, чтобы не наломать дров, выпуская пар.

Митрополит же, проводив взглядом Великого князя, подошел к Ивану Фрязину и тихо произнес:

- Следуй за мной.

Однако делла Вольпе рассудил иначе. Когда митрополит обернулся, итальянца уже и след простыл…

Уже спустя три часа Москва и ее предместья была полностью очищена от литовского войска. А Иван III свет Васильевич торжественно принимал своего сына, вернувшегося из похода, прямо подле стен в посаде при большом скопление ликующих горожан.

Митрополит то ли не успел сбежать, то ли не получилось, то ли решил понадеяться на удачу. Однако он стоял подле Великого князя, стараясь всем своим видом, выражать благость и невероятную духовность.

- Отец, - торжественным голосом произнес Ваня. – Следуя твоей воле я прибыл с войском к Руссе. Но добычи взять там не смог. Михаил Олелькович, уходя из Новгорода уже разграбил и пожег тот городок. А отбирать у людей последнее – не по-христиански. Потому, повинуясь слову твоему, я пошел дальше. И встретил на реке Шелони войско новгородское и разбил его сильно. Тем же днем подошли литвины, что стремились соединиться с новгородцами. Я их тоже побил.

- О! – Впечатлено воскликнул Великий князь. – И сколько там было войска новгородского и литовского?

- С новгородцев было взято четыреста семнадцать броней, да с литовцев триста семьдесят две. Было же их явно больше, но посчитать я их не успел. В том виноват.

- То пустяшная вина, - отмахнулся Иван III приятно удивленный услышанным.

- Дав воинам отдохнуть, - продолжил Ваня, - я дальше пошел – к Новгороду. Ибо негоже без доброй добычи возвращаться. И там, под стенами города, сызнова дрался. На помощь новгородцам подошел ландмейстер Тевтонского ордена в Ливонии – Бернхард фон дер Борх. Но это им не помогло. Ливонцы особо драться не рвались, а новгородцы вновь были побиты. Так что, в трех полевых битвах, мои воины побили свыше тысячи ратников.

- Ох! – Ропот по толпе прошел.

- Увидав столь дерзкое поведение новгородцев, я приступом взял одну из проездных башен внешнего кольца стен. Отбил их натиск. И встал лагерем в черте города. Отбили ночную вылазку. И в полдень следующего дня захватили детинец, где и подписали сию грамоту. - Произнес Ваня, передавая отцу пергамент. – Отныне и во веки веков Новгород вотчина твоя, отец.

- Ну сынок! Ну… уважил… ну… – Только и смог выдавить из себя Великий князь, переполняемый эмоциями.

- Сверх того, горожане выплатили тебе виру за свои беззакония. Двадцать пять тысяч рублей монетой. Новгородских рублей, то есть, пятьдесят тысяч – московских. – Произнес Ваня.

А пока он говорил, бойцы вынесли вперед три небольших сундучка и открыли их. И по толпе прошла волна радостных, благожелательных криков.

- Выступить воевать татар они не могли в силу скудости воинской. Ведь побил я их сильно. Оттого откупились они, положив еще десять тысяч рублей. – Добавил княжич и вместе с тем вынесли еще один сундучок с монетами. И, открыв, поставили перед Иваном III.

- Сынок! – Воскликнул Великий князь и бросился было обниматься, но Ваня его мягко отстранил и произнес.

- Это еще не все.

- Как не все? – Удивился Иван III. Ведь получить Великий Новгород в вотчину и тридцать пять тысяч рублей новгородского счета в качестве трофеев – это невероятно щедрый подарок.

- Вот письмо, - произнес Ваня, холодно взглянув на Филиппа, - которое писал митрополит твой архиепископу Новгородскому перед моим выходом. Здесь сказано куда я пойду, какими силами и зачем. Так же он призывал убить меня, ибо я, будто бы, подбивал тебя на Крестовый поход супротив Новгорода. И что пока я жив – не бывать им покою. А со смертью моей удастся тебя образумить да отвратить от небрежения словами пастыря твоего духовного.

На площади установилось гробовое молчание. Только мухи жужжали да лошади фыркали и сбруей позвякивали. Народ как-то не ожидал таких слов. Меж тем Ваня продолжал.

- У реки Шелони меня ждали. И только Божьим проведением да выучкой воинов моих удалось разбить супротивника по частям. На день задержись – стоптали бы меня. В вещах же князя Чарторыйского, взятого в плен на том поле, я нашел письмо от Марфы Борецкой. Она призывала его со мной не церемониться и резать как пса шелудивого, не обольщаясь выкупом. Дескать, она за мою отрезанную голову заплатит больше, чем ты за живую и невредимую.

- Ох! – Прокатился по толпе возглас.

- В жилище Марфы после взятия Новгорода также было найдено письмо митрополита. Он ей, как и архиепископу, выдавал мой поход и говорил, будто бы придумал, как сделать, чтобы ты с ратью своей не смог пойти на север. Будто бы договорился с литвинами и татарами о том. Архиепископ увещеваниям митрополита не внял и свой владычный полк на бой не двинул. Так же он сказывал о том, будто Марфа и с ливонцами сговорилась о помощи. Пообещала она им Псков не мешать воевать, если они помогут рати твои побить да столицу захватить и разорить до последней крайности. А вот еще одно письмо… - продолжал перечислять Ваня, выкладывая одну «бумажку» за другой. Много улик удалось найти.

Но Великий князь уже не слушал. Он медленно-медленно повернулся к митрополиту, которого уже подпирали, чтобы не упал, да за ручки держали, дабы не сбежал. И спросил:

- За что, отче? Что я тебе сделал? Но я – ладно. Сына – за что?

- И мать! – Добавил Ваня.

- Что?! – Резко обернулся Иван III.

- А ты думаешь, что это все дядя Андрей смог бы придумать с тем хитроумным отравлением? Он же властолюбивый дурак. Я и раньше думал, что за ним стоит кто-то еще. А теперь стало ясно – Филипп и стоит. Ему ведь то выгодно.

- Выгодно!? – Прорычал отец. – Почему?

- Ему бродяжку безродную нужно на престол пристроить, расчищая место для ее потомства. Да власть свою крепить. Он ведь сказывал, наверно, что все эти испытания за грехи тебе дадены. Сломать тебя желал. Чтобы ты под пятой его ползал и во всем слушал.

От этих слов Великий князь резко обернулся к митрополиту с перекошенным яростью лицом. Но вдруг замер и, вновь оборотившись к сыну, спросил несколько удивленно:

- Бродяжка? Ты это о ком?

- О Софье Палеолог.

- Так какая же она бродяжка!? Это же дочь самого царя эллинского!

- Отец эллины царями называют только правителей варварских держав. Тех, кого считают грязными дикарями, едва тронутыми их благодатью. Своих властителей они зовут Басилевсами. – Громко произнес Ваня. Он уже объяснял это отцу, но тот, видимо, не понял или забыл. Теперь же эти слова услышали и горожане, что всегда напомнят, ежели отец запамятует. - И Софья не дочь Басилевса, а племянница. Ибо Фома был деспотом Мореи, а не Басилевсом Восточной Римской Империи. Фома унаследовал лишь грезы о престоле. За ним нет ни войск, ни людей, ни земель, ни денег. Да чего и говорить? Он живет с семьей жалкой приживалкой на дворе Папы Римского, кормясь с его подаяния, отчаянно пытаясь продать свои мнимые титулы всем встречным государям. Хоть кому-нибудь, лишь деньгами разжиться.

- Но он Палеолог!

- А ты Рюрикович! И не Палеологам с тобой ровняться! В тебе течет кровь многих древних королевских родов! Богемские Пшемысловичи, нурманские Хорфагены, свейские Мунсё и многие иные. А Рюрик-князь, что Русь своим мечом сотворил, был последним наследником древнейшего данского дома Скьёльдунгов, что восходит к началу времен. И ты – его прямой потомок. Сам же Рюрик, создавая Русь, правил также Фризией да боролся за власть в Ютландии. Кровь Рюриковичей столь славна, что Басилевсы былых времен, даже в расцвет своей державы, не брезговали с твоими предками родниться. Оттого и отдавали девиц своих что Мономахи, что Комнины. А король франков за счастье великое принял согласие на брак с дочерью Ярослава свет Владимировича, прозванного Мудрым. Так почто тебе сватают этот род проклятого старьевщика? За ней ведь нет ни приданного, ни славы.

- Старьевщика? – Удивился Иван III.

- Жил некогда старьевщик, прозванный за ремесло свое Палеолог . То есть, болтающий о старом. Покупал он хлам задешево. Продавал сильно дороже. Потом, как скопил денег, стал и должности в державе ромеев покупать. И садясь на них люд честной грабить. Тем и рос. Сын его продолжил дело родителя. Так, тихо-тихо, бочком-бочком семейка та и поднималась, орудуя лишь подкупом, потравой да обманом. Или тебе что, никто о том не сказывал, когда сватал эту девицу?

- А почему они прокляты? – Спросил Великий князь, выглядевший совершенно растерянным.

- А ты думаешь, через чьи происки христиане утратили с таким трудом завоеванный Гроб Господень? Палеологи приложили все усилия к тому, чтобы стравливать и ссорить защитников Святой Земли. Оттого их магометане и побили. Поодиночке. Но змеиная сущность Палеологов в том не нашла успокоения. Оттого и державу ромеев, захваченную ими лукавством, не удалось удержать. Год за годом их яд отравлял все вокруг. Год за годом люди и города отпадали от них, словно плоть от гниющего тела. И так шло до тех пор, пока, наконец, не пал и сам Константинополь. Али тебе то тоже не сказывали? Неужто дурное что задумали? Неужто Русь через то змеиное семя желали извести и кровь твою вытравить?

Ваня замолчал. А спустя какие-то несколько мгновений толпа горожан оглушительно загудела, колыхаясь словно волна морская. Великий князь же медленно повернулся к митрополиту и посмотрел на него без всякой злобы. А потом на лице его расплылась улыбка. Вроде бы и безобидная, но Филипп понял, что смерть не такая и плохая штука. Во всяком случае – очень скоро он о ней вожделеть станет. Истово…

- Отец! – Крикнул Ваня. – Я в палаты митрополита. Вишь – люди его туда побежали. Нужно упредить, чтобы письма не пожгли!

Великий князь же даже ухом не повел ни на слова сына, ни на то, что княжич, взяв часть своей рати, в темпе куда-то удалился. Он уже предвкушал свою месть, поглощенный всецело мыслями о ней. А за его спиной ревела толпа, требуя справедливой расправы. Ведь Ваня в своем обвинении не забыл упомянуть, пусть и вскользь, что литвинов на Москву привел митрополит. Это тех самых, что грабили посад. Чем лишил Филиппа всякого сострадания в глазах обывателей…

Торжественное событие встречи отца с сыном произошло у стен кремля. Дабы и войско смогло нормально подойти, и люд городской видел все. Поэтому люди митрополита побежали в кремль, в палаты митрополита. Однако, миновав ворота, они наткнулись на Джан Батисты делла Вольпе… и нескольких его соратников, которые встречали их с обнаженными клинками. Итальянец наблюдал за происходящим со стены и прекрасно видел, как повинуясь жесту митрополита, куда-то побежали его люди. Явно же не просто так. Так почему бы ему не поймать момент?

Люди Филиппа, конечно, пытались пробиться и кричали, призывая окружающих помочь им с «проклятыми латинянами». Но Фрязин не отступил и даже вынужденно легко ранил клинком парочку, демонстрируя серьезность намерений.

Увидев княжича, делла Вольпе отсалютовал ему клинком и уважительно поклонился. Привлекая таким образом к себе внимание. Хоть и малая услуга, но очень своевременная. Такое обычно не забывают…