Глава 11. Заключение.

Я не могу пошевелиться. Нет, это не паралич. Я привязан. Лежу и наблюдаю потолок над головой. Судя по тому, что попадает в мое поле зрения, я снова в «операционной». Они собираются вернуть меня в нейронет? Похоже, в комнате никого не было. Я уловил за дверью чей-то приглушенный голос. Прислушался. К сожалению, голос был слишком быстрый, и разобрать мне удалось лишь отдельные фразы:

— … У больного… Резонерство, ускорение мышления, бред преследования, бред величия… Паралогическое мышление, патологическая обстоятельность мышления… Вышеперечисленное укладывается в картину параноидного синдрома, развивающегося в сторону парафренизации… Шизофрения… Фабула бреда: «Корпорация… Миллиардер-ученый… Опыты на людях… Он единственный, кому удалось сбежать из… Должны знать правду…»

— То есть, он опасен для общества? — второй голос был громче, и я хорошо его различал.

— Вчера он ударил ножом санитара… побег… К счастью, вовремя… Нет никаких сомнений.

— А откуда у вашего пациента оказался нож?

— К сожалению, … Расследование ведется… Внутренних нарушений, или, возможно,…

— Я могу поговорить с ним лично?

— Простите, на данный момент… исключено.

Голоса удалились, и я перестал различать слова. Но одно было мне очевидно — разговор был обо мне. «Бред преследования»? «Шизофрения»? Они что, считают меня психом? Я попытался освободиться, но ничего не вышло — ремни, которыми я был скован по рукам и ногам, были слишком прочными. Нет, грубой силой тут ничего не решить! Как я выпутался из веревок, которыми меня пытался связать Аллен у себя в субреальности? Просто пожелал их разрушить и всё. Почему это не работает сейчас?

Дверь открылось, и в комнату вошел Эдвард Дарио. Он был в белом халате, с какой-то папкой в руках, а выглядел таким уставшим и замученным, словно не спал всю ночь.

— Доброе утро, Николас. Как вы себя чувствуете?

Он издевается? Как я могу себя чувствовать, когда меня связали?! Я даже пошевелиться не могу!

— Отвратительно! — ответил я.

— Простите, что мы вынуждены пойти на столь крайние меры ради вашего же блага. Вижу, вам уже лучше, и я распоряжусь, чтобы вас освободили. Но сначала ответьте мне на важный вопрос: откуда у вас вчера появился нож? Вам передал его кто-то из сотрудников? Расскажите мне правду, Николас. Вас за это не накажут. Я обещаю. Вы же знаете, я всегда держу свои обещания.

Он что, за идиота меня держит? Что значит «не накажут»?

— Вам лучше знать, откуда у меня был нож. Ведь его принес ваш убийца. К счастью, мне удалось его обезоружить.

— Николас, вы напали с ножом на работника больницы, в которой вы уже находитесь два месяца. Вы снова не помните этого?

— Вам меня не обмануть, господин Дарио…

— Доктор Дарио, с вашего позволения, — перебил меня Эдвард.

— Доктор?

— Да, я ваш лечащий врач Эдвард Дарио. Недавно вы заявили, что я стою во главе мирового заговора с похищениями людей и опытами над ними. И что я — известный во всем мире миллиардер-изобретатель. Мне это очень льстит, Николас, правда. Но если сегодня ваше сознание прояснилось, может быть, я попытаюсь показать вам правду?

Что тут вообще происходит? Да, это действительно Эдвард Дарио, но выглядит он как-то странно. К чему весь этот театр ради меня одного? Он настолько сильно хочет, чтобы я в это поверил? Хочет убедить меня, что я — просто псих? Не проще ли было просто меня убить?

— Конечно, мне, будучи всевластным миллиардером, который выкупил полмира, проще было бы избавиться от вас, как от самого опасного свидетеля. Но я все же рискну показать вам всю правду!

Он видит мои мысли? Опять эти проделки нейронета!

— Где вы сейчас находитесь, Николас?

— В небоскребе «Biotronics», если вы, конечно, меня не перевезли куда-нибудь. Комната номер сто семьдесят девять. Не ошибся?

— В небоскребе… — усталая улыбка на лице Эдварда заставила меня напрячься. — Давайте, я устрою вам экскурсию по небоскребу? Обещаете, что не будете на меня бросаться?

— Как я это сделаю? Вы же связали меня!

— Но я намереваюсь вас развязать, если вы дадите слово, что не будете нападать на меня и другой персонал. Вы же держите свое слово, Николас. Пообещайте мне.

По крайней мере, если я просто попытаюсь сбежать, а не нападать на «персонал», то я не нарушу своего слова. Но куда мне бежать? Пока мне понятно только, что здесь какие-то другие свойства пространства, и что я не могу здесь творить. Нужно больше информации, чтобы изучить это место. Разобравшись, я найду выход, и вытащу друзей, как и обещал.

— Да, я обещаю, доктор Дарио.

— Вот и славно!

В комнату вошло два человека в халатах. Они начали снимать ремни, поглядывая на меня с некоторой опаской и осторожностью. Да, на вид — типичные санитары из психушки. Отличное шоу, господин Дарио! Интересно, это живые актеры или придумки? Я все больше убеждался, что нахожусь в субреальности самого Эдварда Дарио. Да, создатель нейронета должен отлично знать его внутренние законы, и переиграть его на его же поле по его правилам будет непросто. Придется постараться.

Когда я был освобожден, мы вышли в коридор. Да, это был тот самый коридор, те самые многочисленные двери. И все тот же номер «179» на двери, из которой мы вышли. Дарио отпустил своих санитаров, и мы вдвоем молча прошли по коридору к лестнице. Там, где раньше располагался лифт, была обычная бетонная лестница со сбитыми ступенями и обшарпанными периллами. Мы спустились вниз на два этажа, прошли мимо столика, за которым сидел внушительных размеров здоровяк, угрюмо проводивший меня взглядом, и вышли… во двор.

В здании было всего три этажа, выходит, меня держали на самом верхнем. Двор был похож на небольшой парк со скамейками, деревьями и небольшим нерабочим фонтаном, вот только то, что он был огорожен высоким забором с колючей проволокой, напоминало о нашем местонахождении. Покосившаяся табличка «Городская психиатрическая лечебница» завершала картину.

— Вот такой у нас небоскреб, Николас, — уставшим голосом сказал Эдвард. — Вам нравится? Как я понимаю, вы иначе его представляли.

Как долго я провалялся в беспамятстве, что Дарио успел построить такую качественную, детализированную фантазию? Я попытался посмотреть на часы, но не обнаружил их.

— Простите, Николас, из-за вашей параноидальной привычки просчитывать каждую секунду вашей жизни, я распорядился изъять у вас часы. К тому же, вы все равно повредили их во время драки с санитаром. Сейчас одиннадцать утра, если это для вас так важно.

— Благодарю.

Чего же он хочет? У меня только одно предположение. Все, что он хочет, это посеять сомнения. Чтобы я хотя бы раз предположил, что я на самом деле сумасшедший, и эта идея закрепилась в моей голове. Чтобы отступил со своих позиций, поверил, что все мое путешествие в нейронете было всего лишь бредом шизофреника. Он может держать меня здесь сколь угодно долго, пока я не сломаюсь и не признаю его субреальность реальным миром. А что потом? Выпустит меня доживать свой век в этом подобии реального мира? Нет, я не сдамся.

— Как видите, я совсем не похож на коварного безумного ученого-миллиардера. У нас все довольно скромно. Вы можете погулять и обдумать это.

— Без охраны?

Конечно, зачем нужна охрана? Тут повсюду камеры, и она примчится сразу же, если я сделаю что-то недозволенное. Да и зачем ему камеры в его собственной субреальности? Он наверняка и без них видит каждый мой шаг. Выбраться отсюда будет непросто. Может, предыдущий способ поможет?

— Я рискну вам довериться, Николас. К тому же, если вы будете себя хорошо вести, я позволю вам увидеться с семьей. Они очень переживают за вас.

— Семьей? Они?

— Да, с вашей семьей, Николас. Вы забыли, что у вас есть семья? Ваша жена Энн и дочь Лиза приезжают сюда почти каждый день в надежде вас увидеть.

Дарио ушел, оставив меня наедине с собственными мыслями. Не самыми обнадеживающими мыслями.

Я — Николас Вильфрид. Я работаю журналистом, меня отправили взять интервью у Эдварда Дарио. А что было раньше? Что было до того момента, когда я обнаружил поломку диктофона и покинул свою квартиру? Как давно я работаю журналистом? Чем я занимался до этого? Где я учился? Кем были мои родители? Есть ли у меня семья? Есть ли у меня что-то большее, чем смутные воспоминания о моем детстве? И настоящие ли они, эти воспоминания?

Я вдруг осознал, что ничего не помню о себе. Я словно родился в этом костюме и с наручными часами, по которым считал секунды своей жизни, но где она, эта жизнь? Я не мог вспомнить ничего из того, что было со мной в прошлом. Ни одного имени, ни одного лица, я даже не помню название редакции, в которой работаю! Что вообще со мной было до этого интервью? Я ничего не помню. Моя жизнь словно началась с поломки диктофона в тот вечер.

Если они научились извлекать мысли из головы и показывать их другим, то могли ли они совершать с ними другие операции? Например, стирать их? Куда подевались все мои воспоминания? Они отобрали у меня мое прошлое!

В глубинах моей памяти не было ничего, кроме пустоты, которую постепенно заполнял страх. Пока весь мой разум занимали мысли о настоящем, я не задумывался о прошлом. Мне надо было искать выход, переиграть нейронет и заставить его меня выпустить. Мне было не до размышлений о прошлом. А сейчас я понял, что прошлого у меня нет. Помнил ли я что-то о себе до того, как попал в первую субреальность? Сейчас я уже не мог ответить на этот вопрос. Ценой за путешествие в нейронет оказалось всё мое прошлое, и мне необходимо его вернуть! Но как это сделать?

Дарио сказал, что моя семья давно хочет меня увидеть. Что это может значить? Субреальность, в которой я нахожусь сейчас, очень похожа на реальный мир. Скорее всего, меня пытаются убедить в том, что я никогда не был в нейронете, и все, что я пережил, всего лишь плод моего разгулявшегося воображения, которое довело меня до психушки. Тогда они попытаются воссоздать все подробности моей прошлой жизни, чтобы я поверил в них. Может, у меня и правда есть жена и дочь? Но откуда такие странные совпадения? Энн и Лиза. Робот, которого я спас от хулиганов, и девочка-придумок, которую я тоже спас. От маньяка. Я сам назвал робота Энн. Почему? ANN — Artificial Neural Network, просто аббревиатура. Совпадение? А Лиза? Она сама назвала это имя. Это произошло, когда мы плыли в Утопию через океан. Сейчас я начал задумываться: а назвала ли? Может быть, она просто сказала то, что я сам хотел услышать? Она все время следовала за мной по нейронету, где бы я ни был. Что если она создана моим воображением? Может, я просто создал иллюзию своей настоящей дочери из реального мира, которой нужна была моя защита и забота? В нейронете так просто и естественно было создавать что угодно своим сознанием, но ведь мозг содержит в себе не только сознание! Могло ли такое творение быть неосознанным?

Когда Аллен связал меня, я разрушил его веревки вовсе не усилием разума. Это было мое первое творение, и оно было неосознанным. Я просто хотел вырваться, и это получилось. Мог ли я таким же способом создать что-то более сложное? Например, Лизу? Наверное, мог. Но откуда тогда взялся ее прообраз, если не из моей потерянной памяти?

Страх, которому я чуть было не поддался, отступал. Мне нечего бояться. Просто мой список задач пополнился еще одной. Мне не только нужно выбраться из нейронета, но и восстановить свои похищенные воспоминания. И что-то мне подсказывало, что Лиза — ключ к ним. Дарио сказал, что если я буду вести себя хорошо, я смогу увидеться с семьей. Ну что же, я подыграю ему! Я сыграю роль психа, который идет на поправку, начинает осознавать несостоятельность его галлюцинаций и желает вернуться к нормальной жизни и воссоединиться с семьей! Каждую крупицу информации о моем прошлом я буду тщательно отсеивать. И когда найдется каждый маленький фрагмент, мозаика соберется. Я верну себе мое прошлое и выберусь отсюда!

— Спасибо, парень, ты молодец! — прошептал мне на ухо незнакомый, слегка картавый голос.

Я вздрогнул и повернул голову. Рядом со мной сидел человек. Если бы я представил себе, как выглядит настоящий типичный пациент психушки, то, наверное, получился бы он: растрепанные волосы, которые никогда не знали расчески, кривая улыбка, обнажавшая желтые неровные зубы, морщинистая кожа, покрытая веснушками, но самое главное — взгляд. Его глаза словно смотрели сквозь меня совершенно безумным взглядом. Что он сделает сейчас — пожмет мне руку или укусит?

— Да не за что, — я старался говорить спокойно и вежливо. — А почему вдруг я молодец?

— Ты избавил нас от этого уродца Аллена! — мой собеседник захихикал, потирая ладони. — Вот кто здесь настоящий псих, так это он!

Вспомнилась фраза, которую я услышал через дверь: «вчера он ударил ножом санитара». Даниэль Аллен в этой субреальности был санитаром психиатрической больницы? Да, я помню, как отобрал у него нож и ударил его в бедро.

— Надо было перерезать ему горло! — добавил псих. — Все равно нам с тобой терять нечего!

— Простите, я лучше пойду!

— Ой, какие мы гордые! — внезапно зашипел он злобным голосом. — Что, не твоего поля мы ягоды, да? Ты такой же, как мы все! Такой же! Да!

Он вдруг бросился на меня, целясь ногтями мне в глаза. Я еле успел среагировать, несколько царапин на щеке теперь будут расплатой за мою неосторожность. Сцепившись, мы упали на траву. Мой противник был сильнее, чем казался, и одолеть его до прибытия санитаров мне не удалось.

Знакомая резкая боль, и я снова парализован. Да, это удар электрошоком, я его узнал. Моего противника тоже ждал разряд. В глазах потемнело, но я видел, как его оттаскивали от меня два санитара. Быстро реагируют. Надеюсь, они видели, что это не я начал драку? Мне же надо вести себя хорошо. До поры, до времени.

Два дня меня не выпускали из палаты, хотя правильнее было бы назвать ее камерой. Три раза в день я получал пищу через небольшое окошко в двери и какие-то белые таблетки, которые я растирал в порошок и разбрасывал по углам. Мой «лечащий врач» ни разу не появлялся. По-видимому, он не мог надолго отрываться от своих дел в объективной реальности. У меня было время поразмыслить. Я пытался вспомнить хотя бы что-то о своем прошлом, но никаких фактов в памяти не всплывало. Не знаю, как Дарио это удалось, но, похоже, он полностью стер все мои воспоминания. Сам он появился лишь на третий день.

— Как вы себя чувствуете, Николас? Говорят, вы устроили драку с другим пациентом? — заговорил он с порога.

— У вас есть записи с камер, посмотрите, кто ее на самом деле устроил.

— Я это выясню. Думаю, вам снова можно разрешить свободные перемещения по больнице.

— Как великодушно.

Дарио понял, что разговор не клеится, и вышел, не попрощавшись. Я хотел было окликнуть его и спросить, что он сделал с моей памятью, но не стал. Скорее всего, он просто допишет еще один симптом в мою историю болезни.

Свободное перемещение означало, что завтракать я буду теперь в общей столовой, куда я и отправился. Зрелище было удручающим. За каждым шагом пациентов следили угрюмые санитары, одного из которых я узнал — тот самый громила, что сидел за столом в первый день моего «лечения» здесь. Я взял свою порцию холодной манной каши и сел за свободный столик. Долго ли мне придется изображать поправляющегося шизофреника? Так можно и по-настоящему с ума сойти!

Рядом со мной за столик присел еще один пациент. Я поднял глаза и увидел того психа, что напал на меня во дворе.

— Тс-с-с! — прошептал он. — Не подавай виду! Они за нами следят!

Я посмотрел по сторонам: никого, кроме завтракающих больных и санитаров вокруг не было. Чего он ко мне привязался?

— Но ты не переживай! Настоящие здесь только мы с тобой! — псих хитро подмигнул мне и начал уплетать кашу за обе щеки.

Неужели он — реал? А может он работает на Дарио, и это такой способ втереться ко мне в доверие?

— Как тебя зовут? — спросил я.

— Фил, — он посмотрел по сторонам. — Да, я — Хитрый Фил!

— А я — Николас.

— Да знаю я, знаю! Тронутый журналист! Слушай, парень, я знаю, как отсюда выбраться!

— Если знаешь, почему не выбрался?

— Потому что мне нужен помощник. Сообщник. Заговорщик! Хе-хе! — он снова мне подмигнул. Как предсказуемо. Да, он наверняка работает на Дарио. Подсел ко мне и сразу рассказывает о побеге. Нет, со мной это не пройдет.

— Ну так найди его. Я пас.

Лицо Хитрого Фила изменилось. Я сжал руку в кулак. В этот раз ему меня не застать врасплох. Но вместо того, чтобы наброситься на меня, он прошептал внятным и вежливым голосом:

— Вы еще передумаете, господин Вильфрид. Другого способа выбраться отсюда и узнать свое прошлое у вас все равно нет.

Не дав мне возможности ответить, Фил встал из-за стола и с идиотским смехом поскакал к выходу на одной ноге.

Вечером я увиделся с женой и дочерью. По крайней мере, Дарио сказал, что это моя семья, и их допустили ко мне за хорошее поведение. Для меня было непросто понять собственные ощущения, а точнее, их отсутствие. Эту женщину звали Энн, она действительно была очень привлекательна, и она была искренне рада меня видеть. Но я ничего не чувствовал. Если она действительно моя жена, то у меня должны быть какие-то чувства к ней, но я их не нашел. Я даже не знал, как вести себя в ее обществе.

А вот Лиза была той же самой милой сероглазой девочкой, к которой я уже успел привязаться в нейронете. Когда она с криком «Папа!» бросилась ко мне на шею, я не мог сдержать улыбку. Мне так хотелось поверить в ее реальность! Энн со слезами на глазах говорила какие-то шаблонные фразы про то, как ей тяжело без меня, и с каким нетерпением она ждет моего возвращения домой, но все ее слова просто проходили мимо меня. И только Лиза меня по-настоящему обрадовала, но, несмотря на эту радость, я вздохнул с облегчением, когда они ушли.

Зачем они это делают со мной? Почему они так хотят, чтобы я застрял в этой субреальности и признал ее реальной? Сколько будут продолжаться мои путешествия по субреальностям, прежде чем я найду выход? И вдруг я осознал свою настоящую проблему.

Допустим, я найду выход. Верну свою память. Напишу изобличительную статью о тайных экспериментах миллиардера Эдварда Дарио над людьми. Мое воображение уже рисует приятную картину: небоскреб «Biotronics» оцеплен полицией, охрана Эдварда Дарио выходит из здания с поднятыми руками, короткий штурм и раскрытие шокирующей правды. Сотни, а может быть, тысячи людей выходят наружу, освобожденные из плена собственных иллюзий. Репортаж об этом читает весь мир, это крутят во всех новостях. Я рассказываю о том, как выбрался из этой тюрьмы. Проект «нейронет» закрывают и запрещают каким-нибудь правительственным приказом. Корпорация «Biotronics» разоряется, а Эдвард Дарио проведет остаток жизни в тюрьме. Мы с Энн, Джонатаном и Эдиком сидим в кафе и вспоминаем наши удивительные приключения. Зло повержено. Добро восторжествовало. И что дальше? Счастливый конец? Или ежеминутное сомнение в том, что все произошедшее было настоящим? Ощущение, которое будет преследовать меня до конца жизни.

Если Эдвард Дарио может запереть меня в психушке, то что мешает ему создать для меня такую субреальность, где я одержу над ним победу? Ведь это значительно проще, чем держать меня здесь, зная, что я постоянно буду искать способ сбежать! Ему всего-то нужно дать мне ощутить себя победителем, и всё. Я буду почивать на лаврах и радоваться, что он сидит в тюрьме, когда как на самом деле в тюрьме буду находиться я. И все будут довольны!

Вот она, настоящая проблема. Теперь я понял, что не знаю, как проверить окружающий меня мир на его реальность. Я могу лишь пользоваться своими органами чувств, устройствами ввода-вывода, как назвал их Дарио. Но я никак не смогу проверить, воспринимают ли эти устройства достоверную картинку или просто подключены к нейронету. Я никогда не смогу выбраться. Даже если я действительно выберусь, я никогда не смогу быть в этом уверен.

«А если реальность субъективна, то разве имеет значение, настоящий ли мир вокруг тебя? Лучше быть бессмертными богами в субреальности, чем влачить жалкое существование в реальном мире». Я вспомнил слова Луизы Вернер, которые теперь мог переосмыслить. Вот что она имела в виду, когда сказала, что из нейронета нет выхода, и мне придется смириться с тем, что я останусь здесь навсегда. Выхода действительно нет.

— Эй, Ник! Просыпайся!

— Кто это? — вокруг было уже темно, а неожиданный голос был совсем близко. Кто-то пробрался ко мне в палату?

— Это Фил. Хе-хе, а ты кого ожидал увидеть?

Сумасшедший на четвереньках прокрался в мою палату, и я, увлеченный своими размышлениями, не заметил его. Каким образом он оказался здесь? Разве моя палата не запирается на ночь снаружи? Фил потряс перед моим лицом массивной связкой ключей, отвечая на мой немой вопрос.

— Где ты их взял? — спросил я.

— Хитрый Фил не просто так зовется Хитрым! — произнес он с гордостью. — Собирайся, нас ждут приключения! Хи-хи-хи!

Вот еще ночных приключений в компании психа мне не хватало! А если нас поймают санитары? Хотя, что они мне сделают? Ударят электрошоком? Запретят видеться с «семьей»? Мне нечего терять. Кивнув Филу, я быстро оделся и вышел из палаты.

— Какой план?

— План А: вскроем кабинет главного врача и поищем что-нибудь интересненькое! План Б: перебьем всю охрану, откроем все двери, выпустим всех психов, подожжём здание…

— Мне больше нравится план А.

— Ну ладно, начнем с плана А. — обиженно пробормотал Фил и отправился по коридору в сторону лестницы.

Охраны не было. Я был уверен, что мы встретим хотя бы одного санитара, дежурящего по больнице, но до кабинета главврача мы добрались без приключений. Фил подобрал ключ с третьей попытки, мы вошли внутрь и я аккуратно закрыл за собой дверь. Сигнализация не сработала. Никто не заметил нас, хотя мы прошли мимо нескольких камер. Слишком просто.

— Во всем здании нет света! — прошептал Хитрый Фил. — Держи фонарь, соучастник! Хи-хи!

Я включил фонарик. Это был тот самый кабинет, в котором я брал интервью. Кресло. Стол с резными ножками. Старинные часы с маятником. Фотография парня с гитарой на столе. Наверное, это сын Дарио? Не важно. Что мы здесь ищем? Что-нибудь интересное может быть в столе!

Я открыл верхний ящик стола. Здесь было несколько папок с бумагами, личные дела сотрудников. Фотографию на обложке верхней папки я узнал — тот самый санитар-здоровяк. «Имя: Роберт Литтл». Чувство юмора у творца этого придумка определенно присутствовало: Литтл был больше двух метров ростом. А вот и более интересная папка. «Имя: Даниэль Аллен». Я открыл, и начал читать.

Вот кто здесь настоящий псих, так это он! «Был арестован за убийство ребенка с особой жестокостью. Признан невменяемым… Прошел курс лечения…» Замечательно, из психов — в санитары! Как такое вообще возможно? Хотя, это ведь не реальный мир. Интересно, в объективной реальности маньяк-убийца может «дослужиться» от пациента до санитара?

— Еще раз спасибо тебе, Ник, что ты порезал этого негодяя! — прошептал Фил, заглянув через мое плечо в папку. — Но скоро он вернется и будет тебе мстить! Лучше бы ты его убил!

— Я уже один раз его убивал, — прошептал я.

— Вот же живучий гад! — громко возмутился Фил, которого моя фраза, похоже, совсем не удивила.

— Тихо!

Мы замерли. В коридоре послышались какие-то приближающиеся шаги. Кто-то остановился с другой стороны двери. Подергал ручку. Хорошо, что мы заперли кабинет изнутри! Кто это мог быть? Один из санитаров, который решил-таки совершить обход, несмотря на отсутствие электричества в здании? А может, другой пациент нашел способ выбраться из своей палаты? Потоптавшись снаружи, наш неизвестный удалился — я хорошо слышал его затихающие шаги.

Второй ящик стола. Всего два предмета — ключ и пистолет. Мой соучастник протянул руку к оружию, но я помешал ему.

— Нет, Фил! Не в этот раз! Заберем его, когда соберемся сбежать.

Сбежать? Куда нам бежать? Эта субреальность, похоже, устроена так, что куда бы я ни шел, я окажусь снова в своей палате-камере. Если и есть способ покинуть ее, то точно не прорываясь к выходу и стреляя в охрану. Мы еще найдем этот способ!

Снова на меня накатило ощущение бессмысленности собственных действий. Чего мы добиваемся? Побега из психушки? Выхода из этой субреальности в следующую? А есть ли в этом какой-то смысл, если нет никакого способа определить, реален ли очередной окружающий мир?

— Хи-хи, я знаю, от чего этот ключ! — прошептал Фил.

— От чего же?

— От хранилища! Там все наши личные вещи! Все, что было у нас до того, как нас здесь заперли.

Не помню, чтобы у меня там было что-то ценное. Моя одежда. Утратившие смысл часы с трещиной на циферблате. Вот, пожалуй, и всё.

— Хочешь забрать этот ключ?

Хитрый Фил закивал головой со своей безумной улыбочкой на лице. Как скоро Дарио заметит пропажу ключа, если мы заберем его? Стоит ли в этом случае сразу забрать и пистолет?

— Я сделаю копию и верну ключ на место! Никто не заметит! Завтра доктора здесь не будет! Хи-хи-хи!

— Откуда ты знаешь?

— Фил Хитрый! Хе-хе-хе!

Сколько он уже здесь? Похоже, парень совсем свихнулся в этой субреальности. Или он очень умело притворяется. Я все еще помнил, как он говорил со мной в столовой, и все еще сомневался, можно ли ему доверять. Но был ли у меня выбор? Даже если выхода из нейронета нет, я не могу опустить руки и бездействовать.

Вернулся в палату я глубокой ночью. Фил запер меня снаружи, и я немедленно уснул. И мне снова снились какие-то неразборчивые кошмары.