Книга: Элеанор Олифант в полном порядке
Назад: 40
Дальше: Благодарности

Лучшие времена

41

Хотя я чувствовала себя в полном порядке и была готова с головой погрузиться в работу, отдел кадров настоял на «поэтапном» возвращении в строй, заставив меня следующие несколько недель работать только в первую половину дня. Им же хуже – если они решили платить мне полный оклад за частичную занятость, то это их дело. В мою первую пятницу после возвращения, под конец моего укороченного рабочего дня, я впервые с понедельника встретилась с Рэймондом.
Все это время мы общались исключительно электронным образом. Предыдущий вечер я провела в интернет-поисках. Находить информацию оказалось просто. Может быть, даже слишком просто. Я распечатала две газетных статьи, прочитав одни лишь заголовки, и положила их в конверт. Я знала, что Рэймонд уже обнаружил их раньше, но для меня было важно выяснить все самой. Это была моя история, а не какого-то другого человека – по крайней мере, из ныне живущих.
По моей просьбе мы встретились в кафе, чтобы когда я буду читать эти статьи впервые, он был рядом. Я слишком долго пыталась справляться в одиночку, и ничего хорошего из этого не вышло. Иногда просто нужно, чтобы кто-то находился возле тебя, пока ты преодолеваешь трудности.
– Я чувствую себя каким-то шпионом, – сказал Рэймонд, глядя на лежавший между нами запечатанный конверт.
– Твои шансы сделать карьеру в этой сфере равны нулю, – заметила я.
Он вопросительно поднял бровь.
– У тебя слишком честное лицо, – объяснила я, и он улыбнулся.
– Ну что, готова? – спросил он, вмиг посерьезнев.
Я кивнула.
Коричневый конверт формата А4 я позаимствовала из офисного шкафчика. Как и бумагу. Мне за это было немного стыдно, особенно из-за того, что Боб, как я теперь знала, был обязан включать такие вещи в список текущих расходов. Я было открыла рот, чтобы рассказать Рэймонду, сколько денег тратится на канцтовары, но он поощрительно кивнул в сторону конверта, и я поняла, что это дело больше откладывать нельзя. Я распечатала конверт и показала Рэймонду, что внутри лежат две страницы формата А4. Рэймонд подвинулся ближе, наши тела соприкоснулись, мы сидели плечом к плечу, словно одно целое. Я ощутила тепло и силу и с благодарностью вбирала их в себя.
Я начала читать.
«Сан», 5 августа 1997 года, вторая полоса

«Красивая, но кровожадная» детоубийца «всех нас одурачила», говорят соседи

«Мама-убийца» Шэрон Смит, 29 лет (на фото), по сообщениям соседей, последние два года жила на тихой и спокойной улочке Мейда-Вейл, прежде чем намеренно совершила поджог, обернувшийся трагедией.
«Такая красивая молодая женщина и всех нас одурачила, – сообщила нашему корреспонденту одна из соседей, пожелавшая остаться неизвестной. – Ее малышки всегда были наряжены, очень культурно выражались. Все говорили, что они чудесно воспитаны. Но со временем стало заметно, что в этой семье что-то неладно. Казалось, эти детишки всегда были напуганы. Иногда у них появлялись синяки, из их дома то и дело доносился плач. Она постоянно куда-то уходила из дома, и мы все думали, что у детей есть няня, но сейчас, после всего, что произошло… Как-то раз я заговорила со старшей девочкой, ей было лет десять. Но ее мама бросила на нее такой взгляд, что девочка вся затряслась, задрожала, как маленькая собачка. Мне даже думать страшно, что с ними происходило за закрытыми дверями».
Вчера полиция подтвердила, что причиной рокового пожара стал поджог.
Десятилетняя девочка, имя которой мы не можем назвать из юридических соображений, в настоящее время находится в больнице в критическом состоянии.
Я посмотрела на Рэймонда. Он посмотрел на меня. Какое-то время мы сидели молча.
– Ты ведь знаешь, чем все закончилось, да? – тихо и ласково произнес он, глядя мне в глаза.
Я вытащила вторую статью.
«Лондон Ивнинг Стандард»,
28 сентября 1997 года, девятая полоса

Последние новости об убийстве на улице Мейда-Вейл: двое погибших, сироте удалось выжить

Сегодня полиция подтвердила, что тела, найденные на месте пожара, случившегося в прошлом месяце в доме на улице Мейда-Вейл, принадлежат Шерон Смит (29 лет) и ее младшей дочери Марианне (4 лет). Старшую дочь, Элеанор (10 лет), сегодня выписали из больницы. По словам врачей, выздоровление ребенка после ожогов третьей степени и ингаляции дыма было «настоящим чудом».
Официальный представитель полиции подтвердил, что 29-летняя Смит действительно совершила поджог и сама погибла на месте преступления от отравления угарным газом в тот момент, когда пыталась покинуть дом. Анализы, взятые у обеих ее дочерей, установили, что дети находились под действием седативных веществ и были насильственно ограничены в движении.
Наш корреспондент выяснил, что Элеанор Смит быстро удалось освободиться и вырваться из пламени. По словам соседей, затем сильно обгоревшая девочка ринулась обратно в дом еще до прибытия спасателей. Предположительно, пожарные нашли ее перед шкафом в спальне на втором этаже, который она пыталась открыть. Внутри было обнаружено тело ее четырехлетней сестры.
Поскольку родственников девочки полиции отыскать не удалось, в настоящее время ее судьбу решают органы опеки.
– Да, я тоже нашел только это, – сказал Рэймонд, когда я подтолкнула к нему распечатки.
Я посмотрела в окно. Люди что-то покупали, говорили по телефону, толкали перед собой детские коляски. Независимо от случившегося, мир просто жил дальше своей привычной жизнью. И так будет всегда.
Какое-то время мы хранили молчание.
– Все окей? – спросил он.
Я кивнула.
– Я буду и дальше ходить на психотерапию. Мне это помогает.
Он осторожно посмотрел на меня.
– Как ты сейчас себя чувствуешь?
– И ты туда же! – вздохнула я и улыбнулась, давая ему понять, что это шутка. – Я в порядке. То есть, да, мне предстоит большая, очень серьезная работа. Мы с доктором Темпл и дальше будем все это обсуждать – смерть Марианны, смерть мамочки, почему я все эти годы считала, что она все еще здесь, все еще разговаривает со мной… Для этого потребуется время, и это будет совсем не просто. – Я чувствовала себя очень спокойно. – Хотя в основном, во всех значимых отношениях… со мной теперь все в порядке. В полном порядке, – повторила я, подчеркнув последнее слово, потому что это, наконец, была правда.
Мимо прошмыгнула чихуахуа, следом за ней пробежала женщина, все более взволнованно выкрикивая ее имя.
– Марианна очень любила собак, – сказала я, – каждый раз, когда видела собаку, показывала на нее, смеялась, пыталась ее обнять.
Рэймонд откашлялся. Официант принес еще кофе, и мы принялись неторопливо его пить.
– У тебя все будет нормально? – сказал Рэймонд и, казалось, тут же разозлился на себя. – Ох, прости, идиотский вопрос. Как же жаль, что я не выяснил все раньше. Хотел бы я оказать тебе больше помощи, – он уставился в стену. Вид у него был такой, как будто он вот-вот заплачет. – Ни с кем не должно случаться такое, что пришлось пережить тебе, – наконец в гневе сказал он, – ты потеряла свою младшую сестру, хотя отчаянно пыталась ее спасти, а ты и сама была еще ребенком. И ты прошла через все это, а потом все эти годы в одиночку пыталась нести этот груз на своих плечах, и это просто…
Я перебила его:
– Когда мы читаем о «чудовищах», всякого рода сомнительных знаменитостях, обычно мы забываем, что у них есть семьи. Они ведь не из вакуума берутся. Но мы не думаем о тех, кому потом приходится справляться с последствиями.
Рэймонд медленно кивнул.
– Я запросила свое дело из архива Департамента социального обеспечения. Я пересмотрела свое мнение об Акте о свободе информации и уверяю тебя, что это просто замечательный законодательный документ. Когда я его получу, то сяду и прочту все от корки до корки – всю «Большую книгу Элеанор». Мне нужно знать все, в мельчайших подробностях. Это поможет мне. Или повергнет в депрессию. А может, и то и другое вместе.
Я улыбнулась, чтобы показать, что ничуть не беспокоюсь, а заодно убедиться, что Рэймонд тоже не беспокоится.
– Но ведь дело не только в этом, правда? – сказал он. – Я имею в виду все эти потерянные, растраченные понапрасну годы. С тобой случилась страшная беда, ты нуждалась в помощи, но так ее и не получила. У тебя есть на нее право, Элеанор, – он покачал головой, не в состоянии найти нужные слова.
– В конечном итоге, важно только одно: я выжила! – мои губы едва тронула улыбка. – Я выжила, Рэймонд! – воскликнула я, понимая, что была счастлива и одновременно несчастна, и испытывая за это благодарность.
* * *
Когда пришло время прощаться, Рэймонд, как я с одобрением заметила, попытался сменить тему и поговорить о чем-нибудь другом, более нормальном:
– Чем планируешь заняться в выходные? – спросил он.
Я стала перечислять, загибая пальцы:
– Мне надо отвезти Глен к ветеринару на прививки. Еще мне надо организовать рождественское празднование в сафари-парке. На их сайте написано, что они зимой не работают, но я уверена, что смогу их убедить.
Мы вышли на улицу и на несколько мгновений застыли, наслаждаясь солнечным светом. Рэймонд потер лицо и посмотрел через мое плечо на деревья. Потом откашлялся. Один из многочисленных неприятных эффектов курения.
– Элеанор, ты получила письмо про концерт? Я просто хотел…
– Да, – с улыбкой сказала я.
Он кивнул, внимательно взглянул на меня и медленно улыбнулся в ответ. Мгновение на несколько секунд застыло, будто капля меда на кончике ложки – тяжелая и золотистая. Мы посторонились, пропуская женщину в инвалидной коляске и ее друзей. Обеденный перерыв Рэймонда подходил к концу. У меня была возможность провести остаток дня, как мне захочется.
– Ну что ж, пока, Рэймонд, – сказала я.
Он обнял меня, прижал к себе и заложил мне за ухо выбившуюся прядь волос. Я ощутила тепло его тела – мягкого, но сильного. Потом отстранилась и поцеловала его в щеку, в мягкую и щекочущую щетину.
– До скорого, Элеанор Олифант, – сказал он.
Я подхватила хозяйственную сумку, застегнула телогрейку, повернулась и пошла домой.
Назад: 40
Дальше: Благодарности