Чтобы добраться до доктора Темпл, необходимо было проехать на автобусе, а потом еще немного пройти пешком. Срок действия моего проездного закончился, и то обстоятельство, что я не потрудилась продлить его на минувшей неделе, было еще одним симптомом моего ангста, моей апатии.

Марианна. Все остальное не имело никакого значения. Я бросила в щель рядом с водителем монету в два фунта, наплевав на уродливого вида надпись «сдача не выдается» и на то, что мне в итоге пришлось выбросить на ветер двадцать пенсов. Кто станет заморачиваться какими-то двадцатью пенсами, когда ему вот-вот предстоит докопаться до сути?

Как минимум одно место в каждом ряду сидений уже было занято, и это означало, что мне придется устроиться рядом с посторонним человеком. Будь я в другом настроении, я бы получила удовольствие от этой игры: у тебя было всего десять секунд, чтобы окинуть пассажиров взглядом и выбрать из них самого стройного, самого нормального и самого чистого. Ошибешься в выборе – и пятнадцатиминутная поездка в центр окажется не особенно приятным приключением: придется сжиматься, сидя рядом с расплывшимся толстяком, либо дышать только ртом, чтобы минимизировать зловоние, исходящее от немытого тела. Таковы прелести поездок в общественном транспорте.

Однако сегодня эта игра показалась мне скучной, и я просто села как можно ближе к водителю, не обратив никакого внимания на достоинства и недостатки своей спутницы. К счастью, ею оказалась пожилая дама, немного тучная, но все же в рамках приличий, благоухавшая лаком для волос и нелюбопытная. Отлично.

На следующей остановке она вышла, и оба сиденья остались в моем распоряжении. Вошли другие пассажиры, и я стала смотреть, как красивый молодой человек – высокий, стройный, с непропорционально большими карими глазами – играет в «выбор попутчика» и ищет себе место. Я с нетерпением ждала, когда он сядет рядом, уверенная, что он не сумасшедший и не зловонный.

Но он прошел мимо и сел в противоположном конце автобуса возле неприятного вида коротышки в спортивной куртке. Я не могла поверить своим глазам. На следующей остановке вошли еще двое, один поднялся на второй этаж, а другая снова проигнорировала свободное место рядом со мной и направилась в хвост салона. Повернувшись, я увидела, что она села рядом с мужчиной без носков. Его прискорбно белые голые лодыжки торчали из темно-красных кожаных ботинок, которые были дополнены зелеными тренировочными штанами. Чокнутый.

Я уставилась в пол, мысли понеслись вперед бешеным галопом. Неужели я… неужели я похожа на человека, которого следует избегать в игре «выбор попутчика»? Перед лицом фактов мне не оставалось ничего другого, кроме как признать, что так оно и есть. Но почему?

Я попыталась найти ответ логически. Я не толстая. Я не воняю, ведь я ежедневно принимаю душ и регулярно стираю одежду. Значит, остается сумасшествие. Я сумасшедшая? Нет, нет, ни в коем случае. Да, у меня клиническая депрессия, но это болезнь, а не сумасшествие. Может, я выглядела сумасшедшей? Вела себя как сумасшедшая? Не думаю. С другой стороны, откуда мне знать? Может, дело в моем шраме? В экземе? В телогрейке? Может, сама мысль о том, что ты безумна, уже является признаком сумасшествия? Я уперла локти в колени и обхватила руками голову. О боже! Боже, боже, боже!

– Золотце, с вами все в порядке? – произнес чей-то голос, и я почувствовала, что на мое плечо легла чья-то рука, отчего я дернулась и выпрямилась.

Это был тот самый мужчина без носков, направлявшийся к передней двери.

– Да, спасибо, – ответила я, избегая смотреть ему в глаза.

Пока автобус приближался к остановке, мужчина присел рядом со мной.

– Вы уверены? – участливо спросил он.

– Да-да, спасибо, – повторила я и рискнула посмотреть на него.

У него оказались на редкость добрые глаза, того же нежного оттенка зеленого, что и у новых почек на деревьях.

– Просто решили побыть немного наедине со своими мыслями? – он похлопал меня по руке. – Нам всем это иногда нужно, да, золотце?

Мужчина тепло мне улыбнулся и встал, чтобы выйти. Автобус медленно тормозил.

– Спасибо! – крикнула я ему вслед.

Он не обернулся, но поднял руку в прощальном жесте. В последний раз мелькнули его голые, торчащие из-под штанов лодыжки.

Никакой он не чокнутый. Просто не надел носки.

Элеанор, сказала я себе, порой ты слишком поспешно выносишь суждения о людях. Они могут выглядеть не как желательные для тебя попутчики по множеству причин, но это не значит, что о человеке можно все понять, посмотрев на него в течение десяти секунд. Этого времени определенно недостаточно. Вот, например, ты не хочешь садиться рядом с людьми, страдающими лишним весом. Но ведь в нем нет ровным счетом ничего зазорного, разве нет? Не исключено, что человек переедает потому, что ему тоскливо, так же, как ты раньше пила водку. Возможно, родители не научили его готовить или правильно питаться. Может, он инвалид и не может заниматься спортом, или у него болезнь, которая, несмотря на все усилия, приводит к ожирению. Откуда тебе знать, Элеанор?

Я стала понимать, что голос у меня в голове – мой собственный голос – звучал здраво и разумно. Это мамочкин голос выносил все эти суждения и побуждал меня поступать так же. Постепенно я начинала любить свой собственный голос, свои собственные мысли. Мне хотелось, чтобы их было больше. Благодаря им я чувствовала себя лучше, спокойнее. Благодаря им я чувствовала себя собой.