Глава пятьдесят первая. Зели

Он пытался меня защитить.

Среди всех мыслей и вопросов, роящихся в моей голове, эта удивительнее всех. Она появляется, когда я снова вижу Инана: он приносит солнечный камень и отдает его мне. Думаю об этом, когда он берет меня на руки и крепко прижимает к груди.

Следуя за девочкой с короной белых волос, Инан проносит меня за ворота. Бойцы вокруг снимают маски, открывая нашему взору белые локоны. Почти каждый в лагере – предсказатель.

Что это значит? Поджигатель, бесчисленные предсказатели, девочка, что ими управляет… Пытаюсь во всем разобраться, превозмогая боль, но все мои мысли исчезают, когда мы наконец видим их лагерь.

В центре круга гигантских деревьев сходятся несколько ложбин. Дно этой впадины – огромная равнина, полная ярких шатров, фургонов и повозок. Издалека доносится сладкий запах жареных бананов и риса, перекрывающий медный привкус крови у меня во рту. Я ловлю слова йоруба в толпе – самом большом скоплении предсказателей со времен моего детства.

Несколько человек ставят цветы в высокую сиреневую вазу. Святилище для подношений Небесной Матери.

– Кто все эти люди? – спрашивает Инан девочку, которую они называют Зу. – Что вы делаете?

– Пожалуйста, подожди секунду. Обещаю, я верну ваших друзей и отвечу на вопросы, но мне нужно время.

Зу шепчется с появившейся рядом предсказательницей, девушкой в зеленой узорчатой юбке и такого же цвета ленте на белых волосах.

– Они были в шатре, – еле слышно говорит предсказательница.

– Тогда найдите их. – В голосе девочки появляется напряжение. – Они не вышли за ворота, значит, не могли уйти далеко. Скажите, что с нами их друзья. Теперь мы знаем, что они не лгали.

Я вытягиваю шею, чтобы услышать больше, но меня пронзает боль. Я сгибаюсь, и Инан крепче прижимает меня к себе. Стук его сердца отдается в ушах. Ровный и сильный, словно рокот моря, он убаюкивает меня. И от этого снова растет мое смятение.

– Тот поджигатель убил бы тебя, – шепчу я. Хотя я лежала на земле, его жар все же опалил меня. Теперь кожа на руке покраснела и пошла волдырями.

Она горит, и я думаю о судорожном глотке горячего воздуха, который мог стать последним в моей жизни. Впервые сила не помогла мне. Даже наоборот, чуть не убила.

– О чем ты думал? – спрашиваю я.

– Тебе угрожала опасность, – отвечает он. – Думать было некогда.

Он наклоняется и берет меня за подбородок, отчего внутри вновь появляется странный трепет. Слова застревают в горле. К тому же я не знаю, что сказать.

Инана все еще окружает сияние солнечного камня. Он больше не сдерживает свою магию. Медное лицо дышит здоровьем. Свет фонарей играет на его мышцах.

– Сюда. – Зу ведет нас в шатер с несколькими самодельными кроватями.

– Положи ее здесь. – Она указывает на одну из лежанок, и Инан осторожно опускает меня. Голова касается грубой ткани, и я борюсь с подступающей тошнотой.

– Нужны алкоголь и бинты, – говорит Инан.

Зу качает головой:

– Я обо всем позабочусь.

Она прижимает ладони к ране в боку, и я вздрагиваю. Мои внутренности пылают, пока она читает заклинание.

– Бабалойе, дуро ти ми байи байи. Фун ми ни агбара, ки нле фун авон току ни агбара…

Я приподнимаю голову. Ладони Зу светятся ярким оранжевым светом. Боль, вызванная ее прикосновением к ране, сменяется усыпляющим теплом. Огонь внутри – слабой болью.

Мягкий свет проникает мне в кожу, растекается по истерзанным мышцам и связкам.

Я издаю протяжный вздох, чувствуя, как магия Зу залечивает мои раны.

– Ты в порядке?

Я поднимаю глаза и наконец осознаю, что все это время держала Инана за руку. Чувствую, как лицо заливает румянцем, тут же выпускаю ее и прижимаю пальцы к ране. Хотя кровь на коже не успела засохнуть, рубец полностью затянулся.

В голове возникает столько вопросов. Теперь, когда им не нужно пробиваться сквозь пелену боли, я могу их задать. За этот час я наблюдала больше видов магии, чем за последние десять лет.

– Начинай говорить, – произношу я, изучая Зу. Красновато-коричневый оттенок ее кожи кажется мне странно знакомым, как у тех рыбаков, что приплывали в Илорин каждые два месяца, чтобы обменять морскую форель на приготовленную нами тигровую рыбу.

– Что происходит? Что это за место? Где костяной кинжал и свиток? Где наши родные? Ты сказала, мой брат у вас…

Полотнище у входа в шатер распахивается, прерывая мою речь. Внутрь входит Амари. Тзайн, почти без сознания, опирается на нее. Я вскакиваю, чтобы помочь им, и с ужасом понимаю: брат избили, настолько сильно, что он едва может стоять.

– Что вы наделали? – кричу я.

Амари вытаскивает костяной кинжал и прижимает его к шее Зу:

– Исцели его!

Девочка отступает, поднимая руки.

– Положите его. – Она глубоко вздыхает. – Сейчас я отвечу на ваши вопросы.

Мы сидим в неуютном молчании, переваривая сказанное, пока Зулайка лечит Тзайна. За ее спиной стоят Кваме и Фолаке. Они напряжены.

Когда Кваме делает шаг, моя рука тянется к кожаной сумке. Я хочу ощутить тепло солнечного камня. Мне все еще трудно смотреть на поджигателя, не вспоминая об охватившем его пламени.

Я прислоняюсь к Найле, которую нам возвратили после приказа Зу. Прячу сумку между ее лапами, чтобы уберечь солнечный камень от любопытных глаз. Но когда девочка, совершая ритуал, начинает дрожать, мне хочется вытащить его и отдать ей.

Смотреть на то, что делает Зу, – все равно что вернуться в детство. Мне снова пять, и я иду за мамой с бинтами и горшком горячей воды. Когда целительнице Ибадана не хватало сил, чтобы справиться самой, они с мамой работали вместе. Садились рядом, и, пока целительница лечила, мама следила, чтобы больному не стало хуже. Лучшие жнецы не только управляют мертвыми, крошка Зел. Они помогают другим выжить.

Смотрю на ладошки Зу, вспоминая руки матери. Хотя девочка еще мала, она на удивление хорошо владеет своей силой. Все становится на свои места, когда мы узнаем, что именно она первой из предсказателей коснулась свитка.

– Я не понимала, что это, – говорит она хриплым от напряжения голосом. Фолаке протягивает ей деревянную чашку с водой. Зу благодарно кивает и делает глоток. – Мы не были готовы, когда стражники Сарана спустились в Варри и напали на нас. Мы едва сумели спастись, когда они пришли за свитком.

Инан и Амари обмениваются красноречивыми взглядами. Чувство вины, весь день омрачавшее лицо Инана, я теперь замечаю и в чертах Амари.

– После Варри стало ясно: нужно безопасное место, где стражники нас не найдут. Все началось с пары шатров, но когда мы разослали зашифрованные сообщения предсказателям Ориши, лагерь начал расти.

Инан подается вперед:

– Вы построили это поселение за месяц?

– Не совсем так. – Зу пожимает плечами. – Похоже, что боги сами направляли к нам предсказателей. Прежде чем я поняла, что случилось, лагерь воздвигся сам собой.

Тень улыбки появляется на губах девочки, но исчезает, когда она поворачивается к Амари и Тзайну. Она вздыхает и опускает глаза, в смятении обхватывая себя руками.

– То, что мы с вами сделали… – Ее голос обрывается. – То, что я позволила им сделать… Мне очень жаль. Клянусь, это далось нелегко. Но когда наши разведчики доложили об аристократке со свитком, мы не могли рисковать.

Она зажмуривается, ресницы блестят от слез.

– Мы не хотели, чтобы то, что случилось в Варри, повторилось здесь.

При виде слез Зу у меня тоже щиплет в глазах. Лицо Кваме кривится от боли. Мне хочется ненавидеть его за то, что он сделал с Тзайном, но не получается. Я не лучше его. Даже хуже. Если бы Инан не остановил меня тогда, я бы заколола того предсказателя в маске, только бы получить ответы. Он валялся бы в грязи, а не лежал на койке, ожидая, когда Зу исцелит его.

– Простите меня, – выдавливает Кваме. Его голос тихий и хриплый. – Но я обещал своим, что любой ценой сохраню им жизнь.

Я снова вспоминаю пламя, бушующее вокруг его лица, но теперь оно не кажется мне таким пугающим. Да, от этого кровь стыла в жилах, но он боролся за близких, за наш народ. Даже боги не стали бы винить его. Как могу я?

Зу стирает слезы со щек. В эту секунду она кажется гораздо младше, чем мир позволил ей быть. Следуя минутному порыву, я наклоняюсь и обнимаю ее.

– Мне так жаль, – рыдает она, уткнувшись мне в плечо.

– Все в порядке. – Я глажу ее по спине. – Вы пытались защитить своих людей. Делали то, что должны были.

Ищу поддержки у Амари и Тзайна, и они кивают. Нельзя винить ее, ведь мы сделали бы то же самое.

– Вот. – Зулайка вынимает свиток из кармана черной дашики и вручает его мне, – берите все, что нужно. Каждый из нас готов пойти за вами. Люди слушают меня только потому, что я первая прикоснулась к свитку, но если Амари права, вы – избранные богами, и мы исполним любой ваш приказ.

От этих слов холодок бежит по спине. Я не могу управлять этими людьми: и с собой-то едва справляюсь.

– Спасибо, но здесь вы на своем месте. Просто защищайте людей. А нам нужно добраться до Зарии и нанять корабль. До солнцестояния всего пять дней.

– У меня в Зарии есть родственники, – говорит Фолаке. – Торговцы. Им можно доверять. Если я отправлюсь с вами, мы без труда наймем корабль.

– Я тоже еду. – Зулайка берет меня за руку, и в этом слабом рукопожатии чувствуется надежда. – У нас достаточно людей для защиты, и, уверена, вам пригодится целитель.

– А если поеду я… – Голос Кваме обрывается. Он тяжело вздыхает и смотрит на Амари и Тзайна. – Я бы мог сражаться за вас. Огонь – лучшая защита.

Тзайн холодно глядит на Кваме, потирая раненое бедро. Зу остановила кровотечение, но ей не хватило сил, чтобы убрать боль.

– Защити мою сестру, или я сделаю так, что, не успеешь моргнуть, как окажешься с кинжалом в ноге.

– Согласен. – Кваме протягивает руку. Тзайн встает и пожимает ее. Извинения принимаются, и гармония наконец наполняет шатер.

– Нужно это отметить! – Широкая улыбка появляется на лице Зу, такая детская и лучистая, что на миг она действительно становится обычным ребенком, которым когда-то была. Ее радость заразительна. Усмехается даже Тзайн.

– Хочу повеселиться, собрать людей. Знаю, сейчас не время, но давайте проведем завтра Аджоджо.

– Аджоджо? – Я наклоняюсь вперед, не веря своим ушам. В детстве праздник Небесной Матери и всех богов был лучшим днем в году. Папа всегда покупал мне и маме одинаковые кафтаны – шелковые, расшитые бусинами, со шлейфами, спускающимися по спине. В последний Аджоджо перед Рейдом мама копила деньги весь год, чтобы купить позолоченные кольца и вплести их мне в волосы.

– Будет здорово! – щебечет Зу с растущим воодушевлением. – Мы уберем в шатрах и проведем праздничное шествие. Будет время и для священных историй. Можно построить сцену, чтобы каждый маг коснулся свитка. Все увидят, как возвращаются их силы!

Я медлю, все еще погруженная в воспоминания об огне, охватившем Кваме. День назад о том, чтобы превратить всех этих предсказателей в магов, можно было только мечтать. Но нужно это обдумать. Больше магии значит больше возможных рук, в которые попадет солнечный камень. Хотя, если закрыть на это глаза… Если все эти предсказатели готовы слушать Зу…

– Что ты думаешь об этом? – спрашивает она.

Перевожу взгляд с нее на Кваме. Он расплывается в улыбке.

– Звучит замечательно, – решаю я. – Наш Аджоджо люди не забудут.

– А как же ритуал? – спрашивает Амари.

– Если мы отправимся сразу после праздника, нам хватит времени. У нас еще есть пять дней, чтобы добраться до Зарии, а корабль Фолаке наполовину сократит время.

Лицо Зу светлеет, как восходящее солнце. Она сжимает мою руку, и, на удивление, это наполняет меня теплом. Они не просто союзники, а наш народ.

– Давайте начнем! – Зу берет Амари за руку, чуть не подпрыгивая от радости. – Это меньшее, что мы можем для вас сделать. Не могу придумать ничего лучше, чтобы почтить вас четверых.

– Троих, – поправляет Тзайн. Короткое замечание омрачает мою радость. Брат кивает на Инана. – Он не с нами.

Сердце сжимается, когда я вижу, какими взглядами обмениваются Тзайн и Инан. Понимаю: момент для объяснений настал, как бы ни хотелось его оттянуть.

Зу задумчиво кивает, чувствуя разлившееся в воздухе напряжение.

– Поговорите. А нам нужно еще многое сделать, если отправляемся завтра. – С этими словами она встает и выходит. За ней следуют Кваме и Фолаке. Мы остаемся в тишине. Я опускаю глаза на свиток, который держу в руках. Что теперь?

Как мы… А было ли это «мы»?

– Знаю, в это трудно поверить, – начинает Инан, – но все изменилось, когда вас с Амари похитили. Понимаю, что прошу многого, но твоя сестра может мне доверять…

Тзайн резко поворачивается ко мне, его взгляд, словно посох, бьет меня в грудь, лишая возможности дышать. Глаза брата говорят: скажи, что это не так.

– Тзайн, если бы не он, меня бы тоже схватили…

Я вздыхаю и начинаю снова, поглаживая посох. Нельзя все испортить. Надо, чтобы Тзайн выслушал меня.

– Сперва я ему не доверяла. Но он сражался вместе со мной, и когда я оказалась в опасности, Инан рисковал ради меня жизнью.

Голос срывается. Не могу поднять глаз и смотрю на посох:

– Он видел и чувствовал то, что другим недоступно.

– Как, по-твоему, я должен в это поверить? – Тзайн скрещивает руки.

– Просто… – оборачиваюсь к Инану, – он – маг.

– Что? – Амари, разинув рот, оборачивается к брату. Я заметила, что она с любопытством поглядывала на его белую прядь, но осознание приходит лишь теперь.

– Как такое возможно?

– Не знаю, – отвечает Инан. – Это случилось в Лагосе.

– Перед тем, как ты сжег нашу деревню дотла? – кричит Тзайн.

Стиснув зубы, Инан отвечает:

– Тогда я еще не знал…

– Знал, когда убил Лекана.

– Он на нас напал. Адмирал спасала наши жизни…

– А когда прошлой ночью ты пытался убить мою сестру? Ты был магом? – Тзайн пытается встать, но морщится и хватается за бедро.

– Давай помогу, – начинаю я, но он отбрасывает мою руку.

– Скажи мне, что ты не настолько глупа! – другая боль вспыхивает в его глазах. – Ему нельзя доверять, Зел. Маг или нет, он – не на нашей стороне.

– Тзайн…

– Он пытался тебя убить!

– Пожалуйста, – просит Инан. – У тебя нет причин мне доверять, но я не желаю больше сражаться. Мы все хотим одного.

– Чего же? – хмыкает Тзайн.

– Лучшей Ориши. Королевства, где маги вроде твоей сестры не будут жить в постоянном страхе. Я хочу сделать мир лучше, – янтарные глаза Инана встречаются с моими. – И исправить все вместе с вами.

Я отворачиваюсь в страхе, что лицо выдаст мои мысли. Затем смотрю на Тзайна, надеясь, что слова Инана тронули его. Но брат сжимает кулаки, так крепко, что дрожат руки.

– Тзайн…

– Забудь, – поморщившись, он встает и идет к выходу из шатра, превозмогая боль в ноге. – Ты всегда все портишь. Зачем останавливаться?