Часть четвертая,
в которой мы раскрываем ряд тайн – как древних, так и современных

Соображай я хоть чуточку быстрее, я отпустила бы усики змея в ту же секунду, как впереди показалась пещера.

Всякий раз, когда змей уходил под воду, я точно знала: если не хватит воздуха, стоит лишь разжать пальцы и поскорее плыть на поверхность. С двумя людьми, вцепившимися в чувствительные усики, змей не желал погружаться слишком глубоко, так что шансы вновь утонуть практически равнялись нулю (опасность последовала бы позже – после того, как освободившийся змей обернется и начнет высматривать меня). Однако ж в пещере было далеко не столь безопасно: всплыть на поверхность я не могла, а змей плыл под самым сводом, пытаясь соскрести со спины нежеланный груз (в чем только чудом не преуспел).

Если предшествовавшие минуты были одним из самых великолепных переживаний в моей жизни, то следующие несколько секунд по праву можно отнести к самым ужасным. Я оказалась перед жутким выбором. Что делать? Отпустить усики и положиться на то, что я успею выбраться из пещеры вовремя? Или остаться верхом на змее в надежде, что он вырвется на открытую воду прежде, чем расшибет меня о каменный свод?

В подобные критические моменты мысли обретают удивительную ясность. Помню, сколь хладнокровно я рассудила, что если даже успею выбраться из пещеры, то, вероятнее всего, воздуха до поверхности мне не хватит. Конечно, на открытой воде можно было надеяться, что меня заметят хоть с одного из трех каноэ (в конце концов, однажды меня уже вернули к жизни), но захлебнувшись в пещере, я, безусловно, была бы обречена.

Все это промелькнуло в голове в считаные мгновения – не более. Нерешительность удержала меня на месте, а затем мы углубились в пещеру так далеко, что надежды выбраться наружу собственными силами исчезли без следа. Теперь единственный шанс остаться в живых представлял собой змей – только он еще мог вынести меня на поверхность, если прежде не сотрет в порошок.

Говоря о надежде, мы часто уподобляем ее лучу света. В данном случае сие оказалось отнюдь не метафорой. В пещере было не так уж темно: солнечный свет проникал внутрь сквозь оставшийся позади вход, причудливо преломляясь во мраке, однако то тут, то там воду пронзали лучи света с других сторон. Кроме того, свет брезжил и впереди. Пещера явно была сквозной.

Рассекая воду огромным телом, змей вырвался наружу, в теплые, неглубокие воды лагуны. Испытывать судьбу и проверять, куда ему придет в голову направиться далее, я не стала. Едва увидев свет над головой, я изо всех сил оттолкнулась ногами от звериного туловища и устремилась к поверхности. Воздух, наполнивший легкие секунду спустя, был неописуемо сладок.

За всем этим я совершенно потеряла из виду Сухайла, но вовсе не потому, что он куда-то исчез – просто мысли были заняты создавшимся положением настолько, что для него в них не осталось ни уголка (признание крайне неприятное, однако абсолютно правдивое). Однако, оглядевшись, я тут же увидела его рядом, в какой-то паре метров от меня. Он жадно хватал ртом воздух, а глаза его были полны страха – ведь еще минуту назад мы оба были на волосок от гибели…

…Угроза коей, кстати, отнюдь не миновала. Разъяренный морской змей был совсем рядом, и действовать следовало без промедлений.

– Скорее! – крикнула я. – Прочь из воды!

К счастью, до суши было рукой подать: слева от выхода из пещеры виднелся довольно пологий склон. В кровь раздирая ладони о коралл – гостеприимного пляжа поблизости как-то не оказалось, – мы выбрались из воды. Местами вокруг росли невысокие кустики, однако привычной вулканической почвы под ногами не наблюдалось, и это подсказывало, что мы не на Кеонге. Сами того не желая, мы нарушили указ, запрещавший нам покидать остров. Но тогда где же мы?

Все еще тяжело дыша, я огляделась. По обе стороны от нас над волнами простерлись коралловые рифы – узкое, почти лишенное растительности кольцо вокруг лагуны, глубины которой едва хватало для змея, все еще рыскавшего неподалеку в поисках столь сильно обозливших его созданий. Внутри кольца возвышался знакомый силуэт вулкана, немилосердно выщербленного множеством оползней. Остров был невелик и, окруженный кораллом, очень напоминал зеленый глазной зрачок…

Сказанное мною далее привести здесь никак невозможно.

Сухайл встревоженно обернулся.

– Что? Что случилось?

Он огляделся так, словно ожидал увидеть морского змея, карабкающегося за нами на сушу.

– Мы на Рауаане, – со смехом, граничившим с истерикой даже по моему собственному мнению, ответила я.

С виду остров отнюдь не производил впечатления чего-то зловещего. Воды лагуны (там, где их не взбаламутил змей) были прозрачны, словно хрусталь. Над деревьями порхали птицы. Единственной зловещей ноткой могло показаться полное отсутствие следов человеческой жизни, приправленное мыслями о том, что могут сделать с нами наши хозяева-кеонгане по возвращении.

Если оное вообще состоится…

Оглянувшись, я увидела позади силуэт Кеонги. Казалось, до нее не так уж далеко: отсюда мы могли разглядеть даже каноэ, искавшие нас среди торчавших из вод меж островами скал. Рука словно сама собой метнулась к плечу Сухайла и потянула его вниз. Миг – и оба мы улеглись на колкий, шершавый коралл.

– В чем дело? – прошептал Сухайл, встретившись со мной взглядом.

– Кеонгане, – ответила я. – Нам ведь было запрещено покидать Кеонгу, и одно это уже достаточно скверно. А этот остров – тапу для всех. Если они увидят нас здесь…

Продолжения не потребовалось. Прикрыв глаза, Сухайл пробормотал что-то себе под нос – по-видимому, выругался по-ахиатски – и осторожно пополз вперед, пока не достиг той точки, с которой смог оценить наше положение.

– Сможем ли мы добраться до Кеонги вплавь? – спросила я, не в силах заставить себя говорить в полный голос, хотя на таком расстоянии кеонгане никак не могли нас услышать (да, над водой звуки разносятся очень и очень далеко, однако ветер дул в нашу сторону).

– Ни единого шанса, – не задумываясь, ответил Сухайл. – Плыть придется против течения, потому-то змей и повернул сюда. Думаю, тут не справиться даже мне одному – по крайней мере, без отдыха. Вдобавок, мы оба ранены.

Изрезанные чешуей змея колени и локти изрядно кровоточили, как и ссадина на плече, полученная по пути сквозь кольцо коралловых рифов, когда змей едва не сшиб меня со спины о свод пещеры. Между тем в здешних водах было полно акул – мы оба видели их собственными глазами. Конечно, приближаться к морским змеям они не рисковали, но два человека, плывущих сами по себе, стали бы для них легкой добычей.

При этой мысли у меня похолодело в груди.

– Тогда выбора нет. Придется подать знак гребцам в каноэ и надеяться на лучшее.

– А может, и не придется, – возразил Сухайл, глядя в сторону соседствующей с Кеонгой Лааны.

На мой взгляд, до Лааны было заметно дальше, чем до Кеонги… но, с учетом упомянутого Сухайлом течения, доплыть до нее и вправду могло оказаться проще. Однако расстояние все равно выглядело устрашающе.

– Да, – подтвердил Сухайл, когда я сказала об этом вслух. – Придется подождать, пока не остановится кровотечение. А еще неплохо бы прихватить с собой нечто плавучее – хотя бы толстую ветку…

Извернувшись на камне, Сухайл вновь устремил взгляд на меня.

– Вот только неизвестно, – продолжал он, – как долго нас будут искать. Если решимся ждать, можем утратить всякую надежду на помощь.

Прижавшись лбом к согретому солнцем кораллу, я собралась с мыслями.

– Сюда они в любом случае не пойдут. Не посмеют: эти рифы тоже считаются частью острова. Если мы хотим, чтобы нас спасли, придется выплыть в море между двумя островами и надеяться, что нас заметят. Ну, а затем – молиться, чтоб нас не убили за то, что мы побывали на Рауаане… или уже за одно то, что покинули Кеонгу.

Не говоря уж о том, чтоб не попасться в зубы акул или морских змеев…

Сия мысль натолкнула меня на новую идею, но в следующий же миг она была перечеркнута и бесповоротно отвергнута. В лагуне за спиной царил мир и покой: привезший нас сюда змей исчез. Таким образом, будь я даже готова рискнуть еще раз оседлать морского змея и направить его назад, в подводную пещеру, отвезти нас в безопасное место было бы некому.

Как следствие, и выбирать нам было не из чего.

– Попробуем добраться до Лааны, – резюмировал Сухайл.

Я сползла вниз – туда, где смогла сесть, надежно укрывшись за коралловой стеной – и устремила взгляд к райской зелени проклятого острова в лучах тропического солнца.

По словам Хили-и, именно здесь откладывали яйца морские змеи.

А, как я уже говорила, близкая гибель – еще не повод для отказа от естественно-научных интересов…

Я оглянулась на Сухайла.

– Пока мы еще здесь… Как вы полагаете, можем же мы хоть немного… оглядеться?

В отсутствие змея, оставившего воды лагуны в покое, доплыть до острова было легче легкого. И тем не менее, когда я вышла на берег, натруженные руки так и ходили ходуном. После бешеной скачки по морю в горле совсем пересохло. Сухайл сбил с пальмы несколько недозрелых кокосов, расколол их о камень, и мы жадно, даже не пытаясь соблюсти хоть некое подобие приличий, выхлебали обнаруженную внутри воду.

Утолив жажду, он с любопытством взглянул на меня.

– Так какова же в точности история этого острова?

Прежде он слышал лишь фрагменты, но не всю легенду целиком. Я пересказала ему то, что слышала от Хили-и – сказание о древних чудовищах-накаи и о герое, превратившем их в камень.

– Вот интересно… – начала я, но тут же умолкла.

О консервации драконьей кости Сухайл ничего не знал. Видел фрагменты, собранные мною на Ома-апиа, но я постаралась не привлекать к ним внимания, и он, вероятнее всего, решил, что так и должен выглядеть процесс распада. Посему сообщать о том, что мне интересно, не обнаружатся ли на этом острове новые ископаемые скелеты драконов, не стоило.

К счастью, Сухайл нашел в незавершенной фразе иной смысл:

– Не может ли здесь оказаться руин? Ну что ж, это сказание не так уж отличается от Книги Тиранов. Больших городов здесь, конечно, не было, но, может быть, найдутся следы мелких поселений.

Наш общий исследовательский энтузиазм вернул мне толику сил.

– Пойдемте, посмотрим? – с улыбкой сказала я.

Вскоре у меня появился повод порадоваться тому, что в лагере я постоянно ходила босиком. Без этого здесь было бы далеко не уйти. Поначалу мы с Сухайлом шли по берегу, но местный песок изобиловал мелкими острыми осколками детрита. Несмотря на затвердевшую кожу на подошвах, мне вечно приходилось останавливаться, чтоб вытащить очередной осколок, вонзившийся в пятку либо между пальцев.

– Они ведь не амфибии, не так ли? – спросил Сухайл.

– Насколько нам известно, нет. Дышат воздухом, но адаптации к жизни на суше не демонстрируют. Вдобавок, просто слишком тяжелы. Я ожидаю обнаружить их яйца в воде.

Прикрыв глаза ладонью, я пригляделась, пытаясь различить в прозрачных прибрежных водах нечто, похожее на кладку. Шляпа и платок остались в каноэ, и стриженые волосы слиплись от засохшей соли.

Сухайл остановился и задрал голову.

– Думаю, с дерева будет виднее.

По деревьям он лазал не так ловко, как местные жители – те-то с детства привыкли взбираться на пальмы при помощи одних лишь рук да ног. Руки Сухайла были сильны, но куда меньше загрубели от мозолей, да и в пятки во время сего предприятия впилось немало заноз. Однако он не жаловался и через несколько минут достиг удобной для наблюдений высоты. Я дожидалась его доклада внизу, изо всех сил стараясь не прыгать от нетерпения.

– Кажется, вижу что-то вон там, – наконец сообщил он, освободив руку и указав в направлении берега (того самого места, до коего мы совсем немного не дошли).

Спустившись вниз и более-менее избавившись от заноз, он отряхнулся и вслед за мной направился к лагуне. Помня о времени, я старалась идти поскорее: кто же поверит, будто мы не были на Рауаане, если мы задержимся на целый день? Добравшись до небольшой бухточки первой, я вошла в воду.

И вправду, на дне – в месте столь мелком, что даже удивительно, как огромным животным удалось вновь выбраться с него на глубину – мирно покоилась кладка яиц. Наполовину зарытые в песок, студенистые на ощупь, они оказались полупрозрачными – настолько, что сквозь скорлупу мне удалось разглядеть смутные силуэты эмбрионов внутри. Не сочти я, что вне водной среды зародыш, скорее всего, погибнет – непременно попробовала бы увезти хоть одно домой, даже не задавшись вопросом, как сумею доплыть с ним до Лааны.

Я раз за разом ныряла в воду с головой, изучая кладку, а Сухайл наблюдал за лагуной с берега. Наконец я вернулась на сушу, намереваясь предложить ему поменяться местами – конечно, драконоведом он не был, но, может быть, тоже был бы рад взглянуть на яйца морских змеев поближе…

Слова застряли в горле. Тонкий ручеек, струившийся к морю, я заметила еще по дороге к воде, но откуда он течет, внимания не обратила. Теперь же я ясно увидела, что ручей вытекает из темного проема, очень похожего на вход в лавовую трубку. Тот коридор, на Кеонге, был украшен изнутри чудесной резьбой. Что, если обитатели этого острова, кем бы они ни были, сделали то же самое?

– Нам нужно поискать что-либо плавучее, – напомнил Сухайл, едва я вышла из воды.

– Вы правы, – согласилась я. – Но тут есть нечто, заслуживающее внимания.

Убедить его оказалось несложно. Более того, едва я коротко описала, что увидела, никаких прочих убеждений и не потребовалось – вот с каким человеком меня занесло на необитаемый остров! Мы поднялись к устью пещеры, и та действительно оказалась лавовой трубкой, только куда более заросшей и занесенной землей, чем ее кеонгская визави.

Сухайл внимательно осмотрел стены и даже огладил их ладонями, в надежде нащупать то, что могло ускользнуть от взгляда, но не нашел ничего. Тем временем я вглядывалась в темноту коридора. При нас не было ни факелов, ни каких-либо средств для добычи огня, но мне показалось, что впереди брезжит свет.

– Пройдемте немного вглубь, – предложила я. – Просто посмотрим, что там.

Сухайл согласился и на это.

Однажды я ответила на один особо несуразный вопрос о том, как я провожу научные исследования, сказав: «По порядку. Шаг за шагом». И, сколь бы ни груб был сей ответ, в нем есть немалая доля истины. Именно так – шаг за шагом, звено за звеном – и были сделаны почти все мои открытия. Каждый новый шаг влечет за собою следующий, так что порой самое главное – не поддаваться призывам здравого смысла и не поворачивать назад.

Коридор оказался узок. Местами – особенно там, где свод просел и обвалился – пройти было нелегко. Как раз сквозь такой провал внутрь и проникал замеченный мною свет, однако, добравшись до него, мы с Сухайлом разглядели впереди новые проблески света. Так мы и продолжали идти вперед и, дойдя до конца, увидели перед собой настоящее чудо.

С первого же взгляда было ясно: это никак не природное вулканическое образование. Возможно, полость в склоне вулкана и образовалась сама по себе, но руки, вооруженные инструментами, придали ей более правильную форму и превратили ее в зал, отгороженный от всего вокруг – только пролом в потолке, подобно отверстию в вершине купола, позволял взглянуть на небо. Озаренный косым лучом солнца, зал выглядел, будто зачарованный сказочный чертог.

Никаких сомнений насчет того, кто некогда населял Рауаане, более быть не могло. Статуи вдоль стен свидетельствовали об этом яснее всяких слов. Да, они сильно пострадали под действием времени и стихий, некоторые распростерлись по полу, разбитые на куски, однако все это, бесспорно, было творением дракониан.

Сухайл осел на колени, словно не желая уделить ни крохи внимания даже столь простой задаче, как удерживаться на ногах. В благоговейном восторге оглядывая нашу находку, он беззвучно шевелил губами – по-видимому, то была молитва, а может, и мысли о том, что он наблюдает.

Как это ни странно, мой собственный восторг был смешан с изрядной долей разочарования. Сама того не сознавая, я возложила все свои надежды на предположение, что «люди, обращенные в камень» окажутся ископаемыми скелетами драконов. Но так уж вышло, что сие открытие – до сих пор неизвестные науке драконианские руины, без сомнения, крайне интересные для археологов, однако никак не связанные с естественной историей – принадлежало скорее Сухайлу, чем мне.

Однако разочарование не могло длиться долго. Только не в таком месте! Все это – особенно гирлянды лиан, свисавших из отверстия в потолке, и следы дождевой воды на полу – тут же напомнило мне Великий Мулинский Порог и остров среди водопада. Казалось, в окутанных мраком, обросших мхом и ползучими стеблями статуях таится ужасная сила… Неудивительно, что эти места повергают кеонган в такой ужас!

Я мысленно прокляла обстоятельства, помешавшие взять с собою блокнот: все записи и зарисовки придется делать позже, по памяти.

Подумав об этом, я начала наблюдать и откладывать в памяти каждую деталь. Всецело поглощенная сей задачей, я вздрогнула от неожиданности, услышав голос Сухайла.

– В жизни ни о чем подобном не слыхивал, – прошептал он.

– Но эти статуи выглядят практически так же, как и те, что я видела раньше, – возразила я, указывая на каменные фигуры у стены.

– В какой-то мере – да, но пещера? Ведь дракониане не строились под землей. А что до статуй… – Сухайл вспрыгнул на каменный блок, так глубоко ушедший в землю, что трудно было сказать, природный он или же рукотворный. – Я видел фрагменты подобных, но чтобы в такой сохранности…

Он обернулся ко мне. Судя по выражению лица, восторгу его не было предела.

– Это же уникальная находка!

Видя его упоение, я невольно рассмеялась.

– Я полагала, сэр, вас интересуют материи более мелкие. Жизнь простонародья, штрихи картин их повседневности…

Ответный смех зазвенел, отразившись от каменных сводов.

– Да, да! Но такое… такое оставит равнодушным разве что каменное сердце!

Спрыгнув с камня и склонившись над одной из рухнувших статуй, Сухайл принялся раздвигать стебли плюща и лиан, закрывавшие ее лицо. Я осторожно двинулась к противоположной стене, жмурясь и ойкая всякий раз, когда босая пятка ступала на что-либо острое. Там, по другую сторону зала, виднелось нечто наподобие широкой и неглубокой ямы, и мне захотелось взглянуть, что может оказаться на ее дне.

Когда я, наконец, увидела это, то позабыла обо всем и даже не обратила внимания на нечто острое, на удивление больно впившееся в пятку. Так и замерла на месте с занозой в ноге, не в силах поверить собственным глазам.

Землетрясения сдвинули их с мест, а в промежутках скопилось множество песка и прочего мусора, принесенного дождевой водой, но, несмотря на все это, сомнений в округлости форм лежавших на дне предметов быть не могло. Яйца!

Нетвердым от изумления (не говоря уж о занозе в ноге) шагом я двинулась вперед. Теперь настал мой черед упасть на колени и начать копать в попытках высвободить одно яйцо из земли.

Яйцо оказалось неожиданно тяжелым и твердым на ощупь. Потому-то яйца и уцелели: фоссилизация превратила органические вещества в нечто наподобие камня. Да, но что же поспособствовало этому? Уж не процесс ли, подобный процессу консервации драконьей кости? И какой разновидности драконов они принадлежали? Не морским змеям – в этом я была абсолютно уверена. Скорее, каким-либо иным – земноводным, а то и сухопутным, причем значительно крупнее ящериц-огневок. Разновидность драконов, не встречающаяся на Пуйанских островах в наши дни… от одной мысли об этом сердце замерло в груди.

Сухайл окликнул меня, но я не нашла в себе сил ответить. От разочарования не осталось и следа. Одной этой пещеры было довольно, чтобы составить академическую репутацию нам обоим.

Он подошел взглянуть, что меня так заворожило – и тоже застыл на месте, лишенный дара речи.

– Вот оно, доказательство, – в благоговейном восторге прошептала я. – Эти яйца отложены здесь отнюдь не случайно, не какой-либо предприимчивой особью, наткнувшейся на укромное место для кладки. Они помещены сюда драконианами. Дракониане действительно укрощали драконов – укрощали и разводили.

А может, даже приручили и одомашнили? От множества догадок просто голова шла кругом!

Голос Сухайла звучал вряд ли громче моего:

– Была такая гипотеза… О том, что найденные нами статуи – то есть фрагменты статуй, о которых я вам рассказывал – изображают богов плодородия. Или покровителей молодняка – в этом мы не были уверены… до сих пор.

Мой взгляд скользнул вдоль рядов окаменевших яиц, брошенных здесь древними скотоводами. Что за напасть заставила дракониан бежать? Если моря в самом деле поднялись, как утверждал Сухайл, не за три же дня это произошло! Что могло помешать жителям острова забрать с собой и драконов, готовых вот-вот родиться на свет?

– По-видимому, яйца утратили жизнеспособность, – ответила я вслух сама себе. – Иначе потомство вывелось бы задолго до того, как они окаменели. Но отчего так много разом? Что же произошло?

Вынув из пятки занозу, я поднялась и начала осматривать яму. Большинство яиц, на три четверти погребенных в слежавшейся почве, было бы затруднительно сдвинуть с места, но не прошло и минуты, как я нашла именно то, что искала – яйцо, разбитое упавшим сверху камнем. Итак, что же внутри? Ценою сорванного ногтя осколок удалось высвободить, и… Перевернув его, я обмерла.

Камень внутри мерцал даже сквозь корку засохшей грязи. Я вытерла его рукавом, и по запястью заплясали отблески целой дюжины разных оттенков. За всю мою жизнь я не видела – и даже не могла бы себе вообразить – камня хотя бы вдвое меньшей величины! Да, из-за огромной величины и темного фона окаменевшей скорлупы блеск его несколько мерк, однако двух мнений насчет того, что я держу в руках, не было и быть не могло.

– Сухайл, – прошептала я.

Он тут же шагнул ко мне – и остановился, как вкопанный, едва увидев разбитое яйцо в моих руках.

– Да это же… быть не может…

– Яичный белок, – подтвердила я. – Окаменевший яичный белок. Вот, значит, что такое огневики…

О том, что огневики обычно встречаются близ драконианских руин, мы знали уже не одну сотню лет… однако ученые неизменно полагали, будто причина – в особом пристрастии властителей сей древней цивилизации к этим камням. Их редкость и полное отсутствие природных месторождений объясняли простой гипотезой: единственная на весь мир копь – или же две-три копи – были исчерпаны либо заброшены и забыты еще в доисторические времена. Пока что самым богатым из обнаруженных «источников» являлся отнюдь не природного происхождения клад, найденный нами в Выштране.

Отчего же никому на всем белом свете не удалось отыскать нетронутого яйца по сей день? Воздействием времени и природных стихий этого было не объяснить. Для создания мирового запаса огневиков требовалось великое множество окаменевших яиц. Окаменевших, а после расколотых… словно бы намеренно!

Не помню, сколь много подобных мыслей слетело с моего языка, пока я стояла посреди ямы, полной драконьих яиц, сколько принадлежали Сухайлу, а сколько было рождено совместными усилиями позже. Естественно, прийти ко всем сделанным нами выводам в тот же самый момент мы не могли. Для этого потребовалось время и новые изыскания. Однако в тот день на проклятом острове Рауаане мне удалось ухватиться за кончик нити, а далее оставалось только тянуть и тянуть – годами, без остановки, – пока в руках наконец-то не оказался весь клубок.

Мы откопали оставшуюся часть расколотого яйца, и я провела пальцем вдоль трещин в огневике.

– Скелет эмбриона, – пояснила я. – Если очень осторожно разъять на части одно из целых яиц, мы сможем выяснить, какую породу драконов здесь разводили.

– Вот только унести его с собой будет нелегко, – предостерег Сухайл.

– Но неужели придется так все это здесь и бросить? Как знать, удастся ли попасть сюда снова!

И, для начала, выбраться отсюда живой…

Разрываемый надвое прагматическими соображениями и исследовательским любопытством, Сухайл помолчал и решительно кивнул.

– Выбирайте, по возможности, яйцо помельче. Попробуем.

Я выбрала самое мелкое из яиц, обещавшее хоть какую-то надежду на скелет внутри. Но даже ему вскоре предстояло оказаться значительным бременем: пятнадцати сантиметров в длину, оно было сравнительно тяжелым (хотя огневики, по счастью, относятся к легким камням). Разорвав рубашку, Сухайл смастерил нечто вроде пояса, коим и привязал яйцо к телу. Я попросила простить меня за этакие неудобства, но он лишь отмахнулся от извинений. Мы оба понимали, что плавает он много лучше, чем я; если кому-то из нас и удалось бы доплыть до Лааны с подобием мельничного жернова на шее, то только ему.

Погруженные в глубокие раздумья обо всем увиденном и о том, что в самом скором времени предстоит предпринять, мы двинулись по лавовому коридору назад, к берегу. Это-то обстоятельство и спасло наши жизни: болтай мы на ходу, нас непременно заметили бы и, весьма вероятно, убили.

Сухайл, шедший впереди, остановился так внезапно, что я едва не натолкнулась на него.

– В чем… – начала было я.

Более мне не удалось издать ни звука. Зажав мне рот ладонью, Сухайл прижал меня к стене коридора за толстой веткой, занесенной сюда каким-то давним наводнением, да так и застрявшей внутри.

Из-за этого сомнительного укрытия я могла разглядеть вход. У входа мелькнула тень, слишком большая, чтобы принадлежать птице. Спустя секунду я услышала и голос.

Речь была не ширландской и не кеонгской – больше мне, совершенно сбитой с толку, не удалось понять ничего. Затем вход в лавовую трубку заслонило нечто темное, как будто кто-то встал перед нею и наклонился, заглядывая внутрь.

Только темнота коридора да быстрота реакции Сухайла и позволили нам остаться незамеченными. Не смея даже дышать, я крепко зажмурилась, чтобы меня не выдали белки глаз. Вжимаясь спиною в камень, я лихорадочно (и безо всякого проку, так как поделать с этим все равно ничего не могла) размышляла: что еще может оказаться различимым в темноте? Одежда? Практичного серого цвета, да еще потемнела после недавнего купания в море. Кожа? Загорела на солнце, хоть и осталась заметно бледнее кожи Сухайла, и вдобавок за время блужданий под землей успела (на что я надеялась всею душой) сильно испачкаться. Драгоценностей я не носила, глаза мои были зажмурены… всего этого должно было хватить.

Однако с закрытыми глазами я не могла видеть, что делает человек у входа, и неведение не на шутку усиливало страх. Услышав треск ветки под его ногой, я пожалела, что не могу раствориться в застывшей лаве. Вздумай он только войти в коридор…

Нет, этого ему на ум не пришло. Раздраженно окликнув кого-то еще, незнакомец отошел прочь. И тут я узнала его язык, хоть и не смогла разобрать ни слова.

Он говорил по-йелански.

После его ухода мы ждали еще минут десять. Пустив по ветру все понятия о пристойности, я наслаждалась теплом крепкого плеча Сухайла, прижатого к моему. Однако не могли же мы оставаться здесь вечно! В конце концов он отстранился, и мы уставились друг на друга сквозь мрак.

– Вам удалось понять их? – шепотом спросила я.

Сухайл кивнул.

– Это солдаты. Возвращаются в лагерь.

Эти слова встряхнули меня, словно искра ящерицы-огневки. Йеланские солдаты, здесь, на Рауаане?! Да еще, по всей видимости, больше двух? Но как им, скажите на милость, удалось пробраться сюда никем не замеченными? Конечно, подветренные берега Кеонги и Лааны населены в значительно меньшей степени, но это отнюдь не означает «необитаемы»! Я и вообразить не могла, чтобы хоть одному йеланскому судну удалось пробраться сюда втайне. Вот разве что ночью… но в таком случае им невероятно повезло: в темноте они непременно должны были разбиться о рифы.

Как ни странно, сии пугающие практические размышления придали мне сил. В глубине души я пребывала в ужасе перед смертельно опасным заплывом к берегам Лааны. Возможность сосредоточиться на чем-то ином, пусть даже столь зловещем, вернула моей воле толику былой твердости.

– Мы должны выяснить, сколько их и что они замышляют.

Сухайл взглянул на меня так, словно я повредилась в уме.

– Вы намерены отправиться следить за солдатами?

– Если они готовят вторжение… – оборвав фразу на полуслове, я отрицательно покачала головой. – Нет, их не может оказаться так много, иначе им не удалось бы укрыться от кеонган. По-видимому, это разведка. И у них должна быть лодка, которую мы сможем похитить или хотя бы повредить. А если и не сможем, то, сообщив обо всем островитянам, можем предстать перед ними в совсем ином свете.

Взгляд Сухайла не изменился ни на йоту.

– Даже и не знаю, что это – мужество или… безрассудство.

– Разница меж ними не так уж велика, – сухо ответила я. – Пожалуй, и то и другое, плюс прежний опыт. Очутиться между армией вторжения и ее целью мне уже однажды довелось. И на сей раз я даже не в плену.

По крайней мере, на данный момент – и я от души надеялась, что так оно и останется.

Судя по выражению на лице Сухайла, об эриганских событиях он что-то слышал – и уж точно не от меня. Он запрокинул голову, словно устремив взгляд сквозь каменный свод к небу в мольбе о помощи.

– Тогда я сам пойду и взгляну. А вы должны плыть на Лаану. Если меня и схватят, то островитяне по крайней мере смогут узнать, что йеланцы здесь.

– В одиночку мне туда ни за что не доплыть, и мы оба это прекрасно понимаем. Если уж разделяться, то это мне следует проследить за солдатами, а на Лаану плывите вы.

Пожалуй, план был вполне разумен, однако я знала: на такое Сухайл не пойдет никогда в жизни. Любой угодивший в лапы йеланцев, по всей вероятности, будет взят в плен, и подвергать даму такому риску он просто не мог. В ответ он потребовал обещания немедля бежать, если нас заметят, и постараться так или иначе добраться до Лааны как можно скорей. С этим я согласилась, и мы вместе двинулись следом за солдатами.

Найти их не составило никакого труда. Очевидно, они обыскали остров и обнаружили, что он необитаем, а может быть, даже заранее были осведомлены о его дурной славе. Убежденные, что вокруг нет ни души, они даже не пытались замести следы, а их соотечественники расположились лагерем на самом виду.

Услышав впереди голоса, мы с Сухайлом принялись искать на склоне удобное место для наблюдений (пришлось немало поползать на животе, плюс – постараться не ругаться вслух, когда изрезанные чешуей змея колени упирались в землю). Как же я была рада, что на мне брюки! Наконец, Сухайл, ползший впереди, остановился. Из этого я поняла, что он видит лагерь, но поначалу целиком отнесла его неподвижность на счет стремления остаться незамеченным.

Однако, подобравшись к нему и улегшись рядом, я увидела куда больше, чем ожидала.

Нависшая над лагерем громада йеланского судна тянулась вдоль всего берега, от поворота до поворота. В воздухе легонько покачивался огромный, похожий на толстую сигару баллон, оплетенный веревочной сетью с подвешенным к ней снизу пропеллером и длинной, узкой гондолой. Пожалуй, последняя – а вовсе не все судно в целом – и поразила меня так, что дыхание застряло в горле.

Канаты и парусина несколько затрудняли обзор, однако ошибки быть не могло: сооружение, подвешенное к баллону, было собрано из костей.

Йеланцы построили целигер.

Причем – из драконьей кости.

– Так вот как они втайне проникли сюда, не напоровшись на рифы, – прошептал Сухайл, не сводя глаз с лагеря. – Прилетели по воздуху…

По-видимому, он был весьма впечатлен. Что до меня, мне чуть не сделалось дурно. Попытки строить целигеры предпринимались и ранее – это я знала от Натали Оскотт, однако подробностей, не питая особого интереса к данным материям, почти не помнила. Как правило, все упиралось в проблему тяжести: доступные в те времена средства преодоления земного притяжения были относительно маломощны, отчего вес каркаса, механизмов и гондолы сильно ограничивал высоту и дальность полета.

Драконья же кость обладала двойным достоинством: высокой прочностью при минимальном весе. Построенные из нее, целигеры могли бы преодолевать значительные расстояния. В том, что человечество, едва проведав о возможности консервации драконьей кости, немедля найдет ей применение, я не сомневалась ни минуты – и даже сама однажды воспользовалась костями степного змея для сооружения импровизированного планера, – но подобного никак не ожидала.

Так вот для чего в Йелане истребляют драконов!

Между тем глаза сами собою принялись опознавать кости. Естественно, больше всего оказалось длинных полых, связанных проволокой и канатами в каркас, но кому-то из йеланских инженеров хватило смекалки найти применение и мелким костям, не обладавшим столь же правильной формой: по углам виднелись позвонки, а борта были собраны из лопаток… Учитывая обстоятельства, сей целигер в любом случае показался бы мне зловещим, а уж благодаря материалам, из коих был построен, выглядел откровенно жутко. Однако имелась в нем и некая мрачная красота: подобно создателям огромного реликвария в Коштраци, украшенного скелетами истребленных крестьян, строители сего судна превратили смерть в своего рода искусство.

Меж тем все внимание Сухайла было обращено на лагерь и йеланских солдат (их оказалось четверо). Взглянув на целигер, он озадаченно наморщил лоб.

– Из чего же он сделан?

– Из кости, – ответила я. – Позже объясню.

Чем дальше, тем больше во мне росла твердая, как кости погубленных драконов, решимость обратить сию новинку против ее же создателей. Теперь я знала, или, по крайней мере, догадывалась, что за силуэт виднелся на горизонте в тот день, когда к Кеонге прибыл флот с Раенгауи. И если целигер мог летать на такие расстояния, оставлять его в руках йеланцев нельзя было ни за что.

Повернувшись к Сухайлу, я полоснула его отчаянным взглядом.

– Мы сможем похитить их судно?

Он округлил глаза.

– Сможем ли мы пробраться на борт? Вполне. Сможем ли после привести его в движение? Возможно. А вот сможем ли довести его туда, куда хотим попасть… – он с шипением втянул воздух сквозь сжатые зубы. – Я пару раз летал на воздушном шаре, но это не простой воздушный шар.

Тем не менее его опыт намного превосходил мой. Я поднималась в воздух всего раз, на планере, и то потерпела крушение.

– Мы должны попробовать, – прошептала я. – Не может же это оказаться опаснее попытки добраться до Лааны вплавь. Вдобавок лишив их судна, мы вполне можем предотвратить все, что бы они ни замышляли.

Если целигер не удастся похитить, я твердо решила как-нибудь вывести его из строя.

Мы крадучись спустились вниз, обогнули лагерь и, оставаясь незамеченными, подобрались как можно ближе к целигеру. Все это время я не уставала мысленно благословлять технические соображения, ограничивавшие численность экипажа до четырех человек, и дурную славу Рауаане, благодаря которой они не выставили часовых. Если бы не это, у нас с Сухайлом не было бы ни единого шанса.

Тем временем солдаты уселись за ужин, приготовленный на превосходно укрытом от взглядов костре. Глядя на них… нет, услышав их беседу, Сухайл сдвинул брови.

– Что они говорят? – еле слышно, одними губами, спросила я.

– Похоже, они кого-то ищут, – прошелестел он в ответ.

Первым делом я подумала о Ваиканго, короле Раенгауи, коего йеланцы, опасаясь роста его могущества, объявили пиратом. Неужели он бежал из плена? Его кузина была замужем за местным королем, и, рассудив, что йеланцам не придет в голову искать его на Кеонгских островах, он вполне мог укрыться у нее. Возможно, тот самый флот чужих каноэ и вез столь важного пассажира?

Но Сухайл недоуменно продолжал:

– Размышляют, как лучше втайне проникнуть на другие острова, чтобы найти…

Оборвав фразу, он отвел взгляд и замолчал. Наконец я подтолкнула его под локоть. Взглянув на меня, Сухайл слегка покачал головой.

– Чтобы найти ее, – закончил он. – Они ищут какую-то женщину.

Сдержать возглас изумления стоило немалых усилий.

– Вы уверены? – прошептала я.

Сухайл кивнул.

Я призадумалась, что за женщина могла удостоиться йеланского целигера, тайно посланного на ее поиски – и тут же ухватилась за ствол пальмового дерева, служившего мне укрытием. Ответ напрашивался сам собой.

Да, но это же просто безумие! Меня депортировали из Йеланя, и я подчинилась. Теперь я знала достаточно, чтобы прийти к заключению, что именно этот целигер и послужил причиной для депортации. Йеланским властям отнюдь не хотелось, чтобы я взялась выяснять, куда и для чего идет драконья кость, и раскрыла секрет их изобретения. Но зачем им преследовать меня здесь, на Кеонге? Нет, эта мысль была еще безумнее изначальной: никто во всем мире просто не мог знать, где я нахожусь! Шторм занес нас сюда, на Кеонгские острова, по чистой случайности. Отыскать меня здесь? Невозможно, если только не прочесать все Немирное море частым гребнем. Зачем, скажите на милость, йеланцам так утруждаться – и, более того, посылать в погоню тот самый целигер, который они столь усердно старались сохранить от меня в тайне?

Вопрос, однако ж, был не из тех, на которые можно ответить, прячась на берегу тропического острова в ожидании возможности похитить целигер. Рассказать о своих догадках Сухайлу я все равно не могла и потому, не слишком-то успешно вытряхнув все эти мысли из головы, вплотную занялась проблемой похищения.

– Не стоит ли дождаться темноты? – спросила я.

Сухайл покачал головой.

– В темноте я не разберусь в управлении. Чем скорее приступим, тем лучше.

Отвлекать внимание солдат было ни к чему. Подобные действия лишь насторожили бы йеланцев, и, вероятнее всего, осознав, что мы пытаемся угнать судно, они отреагируют на это куда как оперативнее. План был предельно прост: уйдя из пределов их видимости, мы спустились к воде, отплыли от берега, а там развернулись и поплыли обратно, держась так, чтобы громада целигера заслоняла нас от ужинавших солдат. Любой производимый нами шум надежно заглушал рокот прибоя. Стремительный рывок по песку, и…

Борта гондолы были достаточно высоки, чтобы, присев, укрыться за ними. Так я и сделала, а Сухайл принялся осматриваться: в отличие от меня, он хотя бы мог прочесть йеланские надписи. Я занялась осмотром гондолы, дно коей было собрано из лопаточных костей, плотно, словно мозаика, пригнанных друг к другу. По крайней мере, у этих йеланцев ничто не пропадает даром…

Вскоре Сухайл тронул меня за плечо и жестами дал инструкции: по его сигналу дернуть вот этот рычаг, повернуть против часовой стрелки вот это колесо, а затем крутить вон ту рукоять что есть сил. Я кивнула. Казалось, сердце в груди бьется так громко, что солдаты на берегу непременно услышат. Все это было сущим безумием – еще большим, чем прыжок с водопада: земное притяжение хотя бы не питало ко мне личной вражды и не разыскивало меня по всему Немирному морю.

Сухайл размотал ряд тонких тросов вдоль бортов гондолы, оставив их свободно продетыми в скобы, перевел дух и разом выпустил концы.

Веревки скользнули за борт. Освобожденный от балласта целигер пошел вверх.

Йеланцы, хохотавшие, сидя у костра, заметили это не сразу. Я дернула рычаг, повернула колесо и встала, чтоб дотянуться до рукояти. Едва оказавшись на ногах, я почувствовала себя жутко уязвимой. Солдаты были не столь беспечны, чтобы забыть о винтовках: каждый держал оружие под рукой, на песке. Твердо уверенная, что в следующую же секунду стволы их будут нацелены на меня, я не могла оторвать от этих винтовок глаз.

Тут один из солдат поднял взгляд, увидел взлетающий целигер и замер с разинутым ртом. В иных обстоятельствах его вид не мог бы не вызвать улыбки. Оправившись от изумления, он вскочил, вскинул руки кверху и заорал.

Гонка началась. Понятия не имею, что делал Сухайл за моей спиной, однако в результате машина целигера ожила и зарокотала. Я старательно крутила рукоять, налегая на нее всем весом. Пропеллер начал вращаться. Солдаты повскакали на ноги и схватились за винтовки. Один из них прицелился в меня. Я съежилась, стремясь как можно надежнее укрыться за бортом из драконьей кости, но рукояти не бросила.

Пригнуться слишком низко я не могла, и потому увидела, как другой солдат ударил по стволу нацеленной на меня винтовки. Треснул выстрел, но пуля прошла много ниже нас, а мой невольный избавитель яростно заорал на стрелка. Третий бросился за нами по берегу и прыгнул с высокого камня вверх, пытаясь ухватиться за свисавший с борта гондолы канат, но промахнулся и с плеском рухнул в воду. Остальные разразились воплями, засуетились, забегали, но больше не стреляли. Отчего бы это?

Вскоре мы достигли такой высоты, что попасть по нам в любом случае сделалось затруднительно.

– Можно больше не крутить, – со вздохом облегчения сказал Сухайл. Я отпустила рукоять и перевела дух. – Теперь подержите вот это.

Ветер понес нас прочь от Рауаане – к несчастью, совсем не в нужном нам направлении. Целигер был оборудован чем-то наподобие рулевого пера, расположенного под баллоном – его-то румпель мне и выпало держать. Сухайл заметался из стороны в сторону, пытаясь развернуть целигер к ветру, в сторону обитаемых островов. Гондола угрожающе закачалась.

Наконец целигер развернулся, описал полукруг и прошел мимо темной громады Рауаане. Словно впервые за несколько дней сделав полноценный вдох, я, наконец, осознала: летим! Ощущение полета оказалось не таким острым, как в первый раз – там-то все было намного проще: только я да крыло планера, – но, нужно заметить, лететь на целигере было куда удобнее. Устремив взгляд в ослепительное зарево заката, я улыбнулась.

Целигер лег на курс. Удовлетворенный работой двигателя, Сухайл отвязал от тела яйцо, положил его на дно гондолы, поднялся на ноги и, глядя в сторону, спросил:

– Знаете, что они кричали, когда мы взлетели?

– Конечно, нет, – ответила я. – Из йеланского мне известны от силы слов двадцать.

Сухайл повернулся ко мне.

– Они кричали: «это она».

Оба мы замолчали. Тишину нарушал лишь рокот двигателя да свист ветра. Я просто не знала, что сказать. Сухайл смотрел на меня так, словно видел впервые в жизни. Казалось, я и сама больше не понимаю, кто я!

– Зачем они могут разыскивать вас? – спросил он.

– Не знаю, – призналась я. – Могу только кое о чем догадываться. Это судно… Когда мы были в Ва-Хине, кто-то не поленился добиться моей депортации. Думаю, из опасений, что я узнаю об их целигере. Вернее, об их целигерах – вряд ли они ограничились постройкой лишь одного. Но вот зачем им брать на себя труд… – не успев завершить мысль, я умолкла и осторожно, чтобы не потревожить руля, взглянула за борт. – Похоже, мы падаем. Или так и должно быть?

Сухайл выругался. Целигер быстро терял высоту; по моим оценкам, до воды оставалось не более сотни футов. Сухайл вновь заметался по гондоле, но даже мне было очевидно, что все его старания тщетны: слишком уж резкими, раздраженными выглядели движения его рук, а целигер между тем продолжал снижаться. До волн было уже рукой подать, но и берег острова был совсем близок. Нет, то была не Кеонга – ее знакомый силуэт темнел на фоне неба далеко справа. Одолевая встречный ветер, целигер принес нас к ее соседке, Лаане. По-видимому, второй мой воздушный полет, как и первый, вот-вот должен был завершиться крушением; вопрос только, куда мы упадем – в море или на сушу.

В последний миг мы крепко ухватились за борта гондолы, надеясь, что драконья кость, канаты и парусина защитят нас от удара. И вправду: последние местами пострадали, но вовсе не катастрофически. Накрывший гондолу баллон сбил нас с ног. Удар о дно гондолы вышиб весь воздух из легких, но в остальном я отделалась лишь незначительным пополнением богатой коллекции синяков и ссадин.

Лежа на костяном дне гондолы, я помимо собственной воли расхохоталась. То был приступ истерики, порожденный внезапным чувством облегчения. Что бы ни ожидало нас впереди (а я уже в тот миг прекрасно понимала, что нашим неприятностям еще далеко не конец), мы целыми и невредимыми вернулись на земную твердь, где нам более ничто не угрожало.

По крайней мере, так я полагала в течение двух-трех благословенных минут.

Крики заставили нас вскочить на ноги. Очевидно, жители Лааны не проморгали целигера, летящего к ним со стороны проклятого острова. Сего предостережения оказалось довольно, чтобы созвать отряд воинов, каковые теперь и мчались по берегу к нам – судя по оружию в руках, вовсе не с тем, чтоб убедиться в нашем здравии.

Сухайл попытался заслонить меня собой, но открытая конструкция гондолы обрекла его на поражение. Огромные руки схватили меня и выволокли наружу, а секунду спустя та же судьба постигла и Сухайла.

– Дайте же объяснить! – в один голос крикнули мы по-кеонгски.

Нет, пока что никто не причинил нам никакого вреда, но и желанием выслушивать нас островитяне, очевидно, не горели.

И тут я услышала громкий, властный окрик:

– Не троньте их!

Кричали по-ширландски. Единственной женщиной, от коей я слышала родной язык в течение многих месяцев, была Эбби Кэрью, но этот голос принадлежал не ей. Извернувшись в руках державших меня воинов, я – к немалому своему потрясению – увидела, толпу, расступившуюся перед идущей к нам антиопейкой.

Ростом она была высока – хотя, конечно же, не выше островитян – и держалась, как высокородная. В отличие от меня, она была одета в платье, некогда вполне изящное, однако на данный момент порядком поношенное. Подойдя ко мне, она легко (насколько я могла судить, не более чем силой воли) высвободила меня из рук островитян.

Покончив с этим, незнакомка продолжила спор с лаанскими воинами на их родном языке – хоть и с акцентом, заставившим меня заподозрить, что первым она освоила какой-то иной диалект. Основной ее аргумент заключался в том, что нас с Сухайлом необходимо допросить, а кроме нее объясниться с нами, по всей вероятности, не сможет никто. Из этого я сделала вывод, что она не успела услышать, как мы говорили по-кеонгски, а о нашем двухмесячном пребывании на соседнем острове не имела ни малейшего представления.

Ее неведение меня ничуть не удивило – я и сама все это время даже не думала обнаружить на Лаане соотечественницу. Теперь, однако ж, кусочки мозаики – запрет покидать Кеонгу и посещать другие острова, йеланские солдаты в поисках некоей женщины – начали складываться воедино. Возможно, они ищут вовсе не меня, а ее. А вот зачем… Стоило приглядеться к ее профилю, резко очерченному подбородку и полным губам – и в мыслях забрезжила ужасающая догадка.

Опустив взгляд, я обнаружила, что кеонгане тщательно следят за тем, чтобы не наступить на ее тень, и не позволяют собственной тени упасть на нее.

– Мы слышали об этих людях, – сказал один из воинов, прервав спор и кивнув на меня. – Это ке-анакаи с Кеонги, муж Лилуакаме. А это – один из других живущих там чужаков.

Естественно, они о нас слышали. Зачем бы здесь, на подветренном, почти необитаемом берегу Лааны, могло собраться столько воинов, если не с тем, чтобы стеречь что-либо… или кого-либо? А подобные стражи наверняка должны быть в курсе всех важных событий Кеонгского архипелага – например, крушения судна с группой иностранцев. «Вы не йеланцы, – сказали нам при первой же встрече. – Может быть, вы ширландцы?» Да, причины ожидать появления ширландцев у них действительно имелись!

– Прошу прощения, – сказала я по-кеонгски. Незнакомка бросила на меня резкий взгляд. – Мы должны предупредить: йеланцы втайне от вас проникли на ваши острова. Мы видели их собственными глазами. Они кого-то разыскивают.

Говоря все это, я позаботилась о том, чтоб отвести взгляд от незнакомки, однако Сухайл проявил куда меньше сдержанности.

– Откуда ты это знаешь? – властно спросил один из воинов.

Тут требовалось выбирать слова с сугубым тщанием: неосторожное высказывание могло стоить нам с Сухайлом жизни.

– Мы покинули Кеонгу не по собственной воле. Местные воины вывезли нас в море, чтоб мы смогли прокатиться на морском змее. Это нам удалось, но, упав с его спины, мы оказались в воде далеко от Кеонги – так далеко, что вернуться вплавь не могли. Однако, увидев на Рауаане йеланцев, мы похитили у них вот это судно, чтобы вернуться и предупредить вас.

Услышав это, воины жарко заспорили – слишком быстро, чтоб я смогла их понять. К счастью, ни одному из них не пришло в голову спросить, ступала ли на проклятый берег наша нога. Конечно, обольщаться не стоило: в свое время этот вопрос непременно возникнет… но до тех пор у нас был шанс придумать, как избежать кары.

В данный момент островитян куда более заботили иные материи – появление йеланцев и как с ними быть. Нет, даже это не смогло побудить их к отправке на Рауаане боевых каноэ, однако воины решили принять целый ряд иных мер: прочесать окрестности и проверить, нет ли поблизости других йеланцев; сообщить о двух заблудших овцах на Кеонгу; предупредить… Последнее, косо взглянув на нас, оставили недосказанным – по-видимому, это не предназначалось для наших ушей. Еще, конечно же, следовало сообщить обо всем вождю – не Па-оаракики, с которым мы имели дело на Кеонге, но вождю Лааны, коему подчинялись схватившие нас воины.

Нас же решили посадить под замок. Нет, не в буквальном смысле: весь металл на островах был привозным, а от замков в местном обществе практической пользы никакой. Однако на берегу, в некотором отдалении, стояли несколько хижин, охраняемых другими воинами. Сухайла впихнули в самую большую из них, а меня с несколько большим почтением препроводили в меньшую.

– Вам придется разделить ее со мной и Анной, – сказала ширландка, вошедшая за мной. – Но ничего: у нас гораздо уютнее, чем у мужчин.

В отличие от хижины, в которой я поселилась после свадьбы, стены этой были глухими, а воздух внутри – довольно спертым. Но, невзирая на это, интерьер по кеонгским меркам оказался неплох: пол был застелен мягкими тюфяками. В хижине нас ожидала еще одна женщина – судя по виду, также высокородная, но в последнее время претерпевшая немало невзгод. Пожалуй, Анна была двумя-тремя годами старше своей компаньонки (хоть и моложе меня), но, когда незнакомка вскинула руку, предупреждая всяческие расспросы, без колебаний повиновалась.

Впрочем, избавления от расспросов для меня сие отнюдь не означало.

– Кто вы и как здесь оказались? – спросила незнакомка, повернувшись ко мне.

– Меня зовут Изабелла Кэмхерст, – ответила я.

На это она изящно приподняла бровь.

– Кэмхерст… Где я могла слышать вашу фамилию?

– Я – натуралист-драконовед…

– О! – воскликнула она, просветлев лицом. – Да. Вы были замешаны в ту самую историю в Байембе!

В свое время об упомянутой ею истории немало посплетничали бульварные газетенки, но я сильно сомневалась, что она узнала обо мне именно из них. Что же делать? Сознаться, или же попридержать язык?

Особой воздержанностью на язык я не отличалась никогда в жизни.

– Да, – подтвердила я. – Да, Ваше Высочество.

Анна быстро шагнула вперед, но вскинутая ладонь компаньонки заставила ее остановиться. Обе женщины воззрились на меня, словно на неизвестное науке насекомое – вполне возможно, ядовитое.

– Как вы об этом узнали? – спросила принцесса.

– Вы очень похожи на своего дядюшку, – ответила я. – И кеонгане старались не наступить на вашу тень.

Да, то была она – принцесса Мириам, племянница короля, посланница короны, совершавшая кругосветный дипломатический вояж, помимо прочего предусматривавший и посещение Йеланя. Хотя это отнюдь не объясняло, как она оказалась на Кеонгских островах в положении титулованной пленницы, за коей втайне охотятся йеланские солдаты… одно было ясно: ищут они вовсе не меня, а ее. Конечно, внешне мы были ничуть не похожи, но не могли же йеланцы ожидать, что обнаружат двух ширландок там, где и одной-то быть не должно! Вдобавок и возможности как следует разглядеть меня им не представилось…

Вздохнув, принцесса жестом пригласила меня сесть.

– Прошу простить меня, но я надеялась, что вы посланы адмиралом Лонгстидом. Он, несомненно, разыскивает меня.

В ответ я беспомощно развела руками.

– Боюсь, я даже не знакома с ним, Ваше Высочество. Я – действительно ученый-натуралист, путешествующий по Немирному морю для изучения драконов. И… даже не подозревала о вашем исчезновении. И, боюсь, – чуть помедлив, добавила я, – я спутала все планы вашего спасения. Йеланцы прибыли сюда на целигере, который вы видели на берегу. И без него вряд ли сумеют сообщить кому-либо, что вы найдены.

Я ожидала от нее упреков или же, в лучшем случае, снисходительного прощения моей оплошности. Но вместо этого она гордо вскинула голову.

– Оно и к лучшему. «Спасения» руками йеланцев я предпочла бы избежать, если только это возможно.

Иронии, вложенной в это слово, невозможно было спутать ни с чем иным.

– Вы не желаете принять их помощь? – изумленно спросила я. – Понимаю, они не относятся к нашим друзьям, но, если кеонгане держат вас в плену…

Принцесса оглянулась на Анну. В ответ та только пожала плечами, будто бы говоря: «Решение за вами». Кто такая эта Анна? Никогда не интересовавшаяся жизнью высшего общества, я не смогла бы вспомнить этого даже под страхом смерти: представители знати известны мне разве что по титулам, а не по именам. Очевидно, одна из придворных дам, взявшаяся сопровождать принцессу. (Как выяснилось позже, это была графиня Эстонбийская.)

– Здесь все не так просто, – в конце концов ответила принцесса. – Как вы заметили, йеланцы нам не друзья, и одной из целей моего вояжа был сбор сведений, которые помогут дядюшке и его министрам понять, стоит ли тратить силы на улучшение отношений.

– Так вы – шпионка?! – воскликнула я, в который раз продемонстрировав, насколько была права, отказавшись от всех дипломатических постов, что предлагала мне ширландская корона.

Принцесса подняла брови.

– Нет, миссис Кэмхерст, я не шпионка. Однако распорядилась навестить некоторые порты, не значащиеся в официальном маршруте следования. Одним из них была Луака, что на острове Раенгауи.

– Для встречи с Ваиканго, – пробормотала я, понемногу начиная понимать, в чем дело. – Так мы намерены заключить с ним союз? Нет, глупый вопрос, ведь он в плену.

– Однако мы узнали о сем факте уже в Немирном море, – пояснила принцесса. – После некоторых споров с капитаном Эмери я решила не отказываться от визита на Раенгауи. Конечно, Ваиканго – самый сильный кандидат на то, чтобы возглавить противостояние экспансии Йеланя в данный регион, однако далеко не единственный. И нам, по меньшей мере, стоило бы выяснить, сможет ли кто-либо повести островитян за собой вместо него, или же с его пленением созданная им коалиция рухнет. А что касается союза…

Принцесса умолкла и смерила меня пристальным взглядом. Не зная, что она хочет увидеть, оставалось только сидеть смирно да попытаться принять вид дамы разумной, достойной всяческого доверия.

– На это я не могу ответить ничего определенного, – закончила принцесса. – По сему поводу ширландской короной никаких решений не принималось.

Однако это было вполне возможно. «Интересно, что же мы им предложим? – подумала я. – Дипломатическое признание или военную помощь?» К последнему мы пробовали прибегнуть в Байембе. Правда, мои действия невзначай поставили на этих планах жирный крест, но это отнюдь не препятствовало попробовать в другом месте. Аванпост наподобие Пойнт-Мириам, названного в честь той самой принцессы, что в эту минуту сидела рядом со мной, послужил бы прекрасным плацдармом для развития ширландской торговли в Немирном море, преградив путь йеланцам, а далее, возможно, позволив бы бросить вызов и хойваарцам…

Что ж, по крайней мере, мне хватило ума не высказывать этих мыслей вслух.

– Так вот отчего вы не хотите быть спасенной йеланцами! Это даст им слишком большое преимущество в переговорах с Ширландией. Но зачем островитяне держат вас в плену?

Хмыканье Анны означало, что столь возмутительного вопроса она не простит мне до гробовой доски. Принцесса же только вздохнула.

– Им подвернулась возможность, и они ее не упустили. Когда я заявила, что Ширландия может подумать над оказанием им помощи, они попросили нас организовать рейд на Хутьон и освободить Ваиканго. Естественно, я отказала – хоть и объявила, что со временем мы сумеем найти возможность уладить дело путем дипломатического давления. Но боюсь, подобные туманные посулы оказались не слишком-то убедительны… и посему они взяли нас в плен, надеясь в обмен на меня выторговать у йеланцев своего пленного предводителя.

Действительно, принцесса в руках дороже двух обещаний дипломатической помощи в небе. Никаких гарантий тому, что ей удастся убедить дядюшку и его министров (не говоря уж о Синедрионе) вмешаться в конфликт на стороне Ваиканго, не существовало и существовать не могло. А если бы и удалось, дело вполне могло затянуться – на год, на два, а то и лет на пять. Если в чужеземной тюрьме томится не собственная высокопоставленная персона, а чужая, подобные вопросы редко решаются быстро.

– Полагаю, вас прячут здесь, зная, что йеланцы будут искать вас на островах Раенгауи?

– Не только йеланцы, но и ширландцы, – ответила принцесса. – Уверена, не дождавшись возвращения капитана Эмери в срок, адмирал Лонгстид не стал сидеть сложа руки.

Из этого следовало, что поиски – рано ли, поздно ли – неизбежно приведут флот даже сюда, в труднодоступные воды Кеонги. Пожалуй, единственной причиной тому, что они еще не добрались сюда, послужило нежелание оповещать о пропаже принцессы Мириам весь белый свет. Так началось состязание, кому – йеланцам или ширландцам – удастся отыскать ее первым… и в данный момент Йелань был на грани успеха.

Очевидно, ход мыслей принцессы полностью совпадал с моим.

– Что скажете? Не могли бы вы как-либо сообщить обо всем нашему флоту?

– Боюсь, что нет, Ваше Высочество, – ответила я и вкратце описала ей плачевное состояние «Василиска».

Конечно, с безумного Экинитоса сталось бы угнать кеонгское каноэ и попытаться добраться на нем до более знакомых вод, однако, не относясь к ширландским подданным, он вряд ли согласился бы пойти на такой риск – по крайней мере, без соответствующей награды. Но прежде, чем я успела поведать обо всем этом принцессе, мне в голову пришла новая мысль – куда безумнее предыдущей.

В тот же миг та же самая мысль пришла в голову и принцессе.

– Целигер, – сказали мы в один голос.

– Только с ним нам с Сухайлом не слишком-то повезло, – предупредила я. – Имей он побольше времени, чтобы освоиться с управлением… но такой роскошью мы, по всей видимости, не располагаем.

– Кто такой этот Сухайл? – спросила она. – Явно ахиат… как же он оказался здесь?

Я экстрактивно описала ей наши взаимоотношения – от намикитланского партнерства до случайной встречи в Сундале и всего, происшедшего далее.

– Вы ему доверяете? – спросила принцесса, выслушав мой рассказ до конца.

– Да, – ответила я. Слово вырвалось наружу, не дожидаясь одобрения мозга. – Не знаю его родословной, но во всех прочих отношениях он – истинный джентльмен, и при том исключительно смел. Не сомневаюсь, он сделает все, что в его силах, чтобы помочь нам.

По-видимому, Анну это ни в чем не убедило.

– Мириам, раскрывать инкогнито перед иностранцем…

– Альтернатива – остаться в плену, а то и рисковать послужить йеланцам рычагом политического давления. Но если побег все равно невозможен, это – вопрос второстепенный.

Внимание Мириам вновь обратилось ко мне.

– Расскажите все, что вам известно об этом целигере.

В иных обстоятельствах – как следует отдохнув, или хотя бы не на исходе одного из самых утомительных в жизни дней – я могла бы принять более взвешенное решение на предмет того, что следует рассказать принцессе, а что сохранить в секрете. Однако возможности отдохнуть мне не представилось, а день и вправду выдался крайне утомительным, и потому я здесь же, в крохотной душной хижине, поведала ей почти обо всем.

Единственной причиной этому «почти» послужило то, что принцесса взяла на себя труд возвращать меня к основной нити разговора всякий раз, как я слишком далеко отклонялась в сторону. Таким образом, она не узнала ни повести о том, как мы с Джейкобом открыли метод естественной консервации драконьей кости, ни прочих подробностей наших выштранских похождений. Однако я рассказала ей и о Фредерике Кембле – химике, нанятом мною для продолжения изысканий Гаэтано Росси; и о краже со взломом, по моим убеждениям, организованной маркизом Кэнланским; и о «Ва-Ренской ассоциации грузоперевозок», ныне извлекавшей из краденых результатов исследований выгоду. Не умолчала я и о недавнем интересе к охоте на драконов, по всей видимости, негласно поддерживаемой йеланской армией.

– Значит, целигер у них далеко не один, – подытожила принцесса. Судя по ее тону, я только что утяжелила бремя ее забот еще на пару килограммов. – Сдается мне, миссис Кэмхерст, что вам также срочно необходимо переговорить с адмиралом. Он должен узнать обо всем этом как можно скорее.

Против этого возразить было нечего, но и ее энтузиазма я не разделяла. Действительно, Ширландия должна была узнать о йеланской новинке, однако раскрывать секрет консервации драконьей кости тем, кто немедля примется думать об извлечении из этого выгоды, мне совершенно не хотелось.

Но, как бы там ни было, нам воистину требовалось бежать – если не ради меня, то ради принцессы. И лучшего способа бегства, чем целигер, сколь бы ни ограничена была дальность его полета, под рукой не имелось.

Если уж бежать, то бежать следовало как можно скорее. Поскольку кеонгане не питали никакой вражды ни к принцессе, ни к ее народу, ширландская делегация содержалась, так сказать, в дружественном заточении (насколько подобное вообще возможно). Удерживали принцессу только потому, что она являла собою наилучший способ выручить Ваиканго. Под домашний арест ее посадили только после того, как воины заметили приближающийся целигер, так как не знали, что это может предвещать, а отменять арест не торопились из-за вестей о йеланцах.

– Им очень не хотелось прибегать к откровенному рукоприкладству, – объяснила Мириам в ответ на мой вопрос, как ей удалось вырваться на волю после нашего появления.

Все остальное время ширландцам разрешалось гулять по окрестностям небольшими группами – хоть и под охраной, дабы никто не пытался ускользнуть в глубину острова.

– Держать нас под строгим надзором просто не было надобности, – сказала Анна. – Допустим, мужчинам удалось бы одолеть охрану – и что в этом проку? Нас поместили на этой стороне острова потому, что здесь почти нет поселений, а из немногих имеющихся убрали все каноэ. Да, мы могли бы покинуть это место, но все равно были бы лишены возможности уйти с острова. Нас отыскали бы и изловили задолго до того, как мы успеем угнать пригодное для открытого моря судно откуда-либо еще.

Конечно, с появлением целигера положение изменилось. Благодаря нашему неудачному приземлению, кеонгане не думали, что он способен улететь далеко, однако, если и не усматривали угрозы в нем, то очень даже видели оную в йеланцах. Гонцы уже отправились в путь; вскоре сюда явятся новые воины, и принцессу увезут в более надежное место.

Между тем, бежать на целигере всем было невозможно. Отправиться в полет могли всего несколько человек – вопрос лишь, кто?

В первый же день неволи принцесса настояла на том, чтобы садиться за стол вместе со всею своей командой. Это шло вразрез с местным тапу, гласившим, что мужчины и женщины должны питаться отдельно, но Мириам сочла разумным сохранить возможность общения с капитаном Эмери – как раз на подобный случай. В тот вечер кеонгане запретили разводить огонь, однако ж позволили нам выйти из хижин и разделить холодный ужин из мякоти кокосов, бананов и толченых клубней таро, что обеспечило нам возможность поговорить.

Все это время мужчины расспрашивали Сухайла так же, как Мириам – меня, и, естественно, загорелись той же самой идеей. Под видом обращенных друг к другу просьб передать тарелку Анна с капитаном быстро составили план. Лететь на целигере предстояло четверым: Сухайлу, как обладателю практического опыта и некоторых знаний о воздушных шарах; некоему лейтенанту Хэндсону, разбиравшемуся и в воздушных шарах, и в двигателях; а также нам с принцессой.

Будь у меня возможность, насчет собственной кандидатуры я бы поспорила. Дальность полета целигера была неизвестна, но наверняка увеличилась бы с уменьшением веса гондолы. Таким образом, мое присутствие вполне могло лишить принцессу Мириам шанса добраться до Капа-оа (ближайшего острова за пределами Кеонгского архипелага) и обречь Ее Высочество на гибель в морской пучине. Однако она сочла чрезвычайно важным как можно скорее передать все мои знания о йеланских целигерах по назначению, и это значило, что я должна лететь с нею. Слишком настойчиво возражать было нельзя: кеонгане непременно заметили бы, что здесь что-то нечисто. Конечно, по-ширландски они не понимали, но опознать интонации спора вполне могли.

– Люди они хорошие, – негромко сказала мне принцесса в ожидании подходящего момента для атаки. Удар должен был последовать вскоре: над островом сгущались сумерки; еще немного – и управления целигером будет не разглядеть. – Конечно, аплодировать их поступку я не могу: брать меня в плен – это слишком… однако их положение вполне понимаю. По всем имеющимся сведениям, Ваиканго – не только талантливый правитель и полководец, но еще и весьма достойный человек. Я бы скорее предпочла видеть среди наших союзников его, чем императора Йеланя.

Я искоса взглянула на нее.

– Вы в самом деле намерены высказаться в их пользу по возвращении? Невзирая на то, что они сделали?

Принцесса должным образом обдумала ответ. В отличие от меня, она обдумывала загодя все, что собиралась совершить.

– Да, – в конце концов сказала она. – Похитившие меня должны понести наказание: оставлять без ответа такое нельзя. Но, думаю, виновные с самого начала знали, что в конечном счете их ждет кара. Конечно, в их глазах мое достоинство не столь велико, как достоинство их собственных принцесс, однако правила хорошего тона нарушены. Подобные деяния не остаются без последствий, и они согласились взять эти последствия на себя – ради блага своего народа.

Все это было высказано тоном, исполненным спокойного уважения. Окажись на ее месте я – вряд ли смогла бы вот так же все понять и все простить. Лабане, захватившие меня в плен в мулинских болотах, тоже были верными солдатами своего инкоси и знали, что, отправившись в Зеленый Ад, рискуют жизнью, однако это не пробудило во мне ни капли милосердия к ним. Впрочем, лабане не проявили ко мне и половины той любезности, с какой кеонгане обошлись с Мириам.

Принцесса строго взглянула в мои глаза.

– Запомните это, – сказала она.

Прежде, чем я успела уточнить, что именно должна запомнить, наши мужчины бросились на кеонган.

Схватка вышла нелегкой. Охранники-кеонгане были на редкость огромны, сильны, да к тому же вооружены, ширландцы же с Сухайлом – безоружны, и, по приказу Мириам, старались избежать смертоубийства. Однако они заметно превосходили островитян числом: большей части воинов пришлось отбыть по различным делам. Вдобавок полной победы нам и не требовалось – они должны были всего лишь отвлечь охрану, обеспечив нам четверым возможность добежать до целигера.

Мы помчались по песку к воздушному судну, лежавшему на борту посреди берега, высоко над линией прибоя. Осмотрев механизмы, лейтенант Хэндсон швырнул мне две большие фляги.

– Быстрее! Наполняйте. Соленая вода – не лучший вариант, но…

Конца фразы я не расслышала. Мириам подхватила одну из фляг, я – другую, и обе мы побежали к морю.

Пока мы бегали по воду, лейтенант с Сухайлом чем-то гремели в гондоле и без остановки ругались. Очевидно, в машине что-то сломалось, и для починки требовался клин.

– Ветку! – крикнул Сухайл, как только мы вернулись с водой. – Примерно такой длины и не толще большого пальца!

Берег был не самым подходящим местом для поиска веток: вокруг росли только пальмы. Однако мы с Мириам взбежали повыше и принялись рыться в опавших листьях в поисках стебля нужной величины. Тем временем схватка в отдалении, среди хижин, продолжалась. Кто-то – судя по росту и ширине плеч, кеонганин – побежал к нам, но машина целигера уже заработала, и мы вполне могли бы успеть взлететь, оставив его позади. Оставалось одно: найти клин. Наконец мне под руку подвернулось что-то подходящее, и я рванулась к целигеру, крикнув принцессе:

– Нашла! Бежим!

Ответом мне был сдавленный крик за спиной.

Гонцы отправились за подмогой, и вот подмога пришла. Должно быть, двоим, появившимся из-за деревьев, удалось преодолеть нежелание прибегать к рукоприкладству в отношении царственных особ, и теперь они крепко держали Мириам. Я замерла, как вкопанная, с пальмовым листом в руке. О том, чтобы освободить ее самой, нечего было и думать, а если Сухайл с лейтенантом придут на помощь, бегущий к нам кеонганин помешает целигеру взлететь…

– Бегите! – невообразимо твердо – твердо и повелительно крикнула принцесса Мириам. – Бегите! Найдите адмирала и сообщите ему, где я!

Я и по сей день не знаю, что придало мне прыти – повиновение или обычная трусость. Сорвавшись с места, я понеслась к целигеру. Сухайл втащил меня на борт, я рухнула на дно гондолы, гондола качнулась – и берег остался внизу.

– Она ожидала этого, – тоскливо сказала я, глядя вверх, на веревочную сеть, оплетавшую баллон целигера. – И даже не пыталась бежать.

– По-моему, точнее будет сказать, что планы принцессы предусматривали и такую возможность.

С этими словами Сухайл взял у меня пальмовый лист, очистил черенок и воткнул его куда-то в чрево непокорного механизма.

Лейтенант Хэндсон помог мне встать.

– Приказ на сей счет был отдан целую вечность тому назад, вскоре после того, как нас захватили в плен. У кого появится возможность бежать, тот обязан бежать. Кеонгане не причинят ей вреда, а мы сможем привести помощь.

При этом, отправься принцесса с нами, кеонгане перевернули бы небо и землю в стремлении вернуть ее… Внезапно мне пришла в голову новая мысль: а ведь принцесса и не собиралась подниматься на борт! С тремя пассажирами вместо четырех целигер полетит и быстрее, и дальше, а если мы пропадем в море, она останется жива… Хотя нет, последнее – вряд ли: страха перед смертью она не выказывала. Между тем, без нее наши шансы действительно заметно улучшались, как бы Анне с капитаном Эмери ни хотелось избавить ее от кеонгского плена сию же минуту.

Теперь ее спасение целиком зависело от нашей скорости. Конечно, йеланцы еще не знали, что пропавшая принцесса находится на Лаане, но, несомненно, вскоре должны были задаться вопросом, куда пропал не вернувшийся с задания целигер. Более того, кеонгане наверняка догадаются, что мы, покинув пределы их архипелага, непременно постараемся сообщить обо всем своим, а значит, перевезут Мириам в другое место, и очень скоро.

Поднявшись на ноги, я осторожно прошлась по гондоле. Возможно, драконья кость столь прочна, что выдержит любой удар, однако из-за легкого веса конструкция казалась угрожающе хрупкой.

– Чем я могу помочь?

Конечно же, ответом оказалось «ничем». Сухайл с лейтенантом поделили обязанности между собой, а трех человек для управления целигером не требовалось.

– В обычных обстоятельствах я бы сказал, что ночные полеты крайне опасны, – сухо сказал лейтенант. – Но здесь столкнуться не с чем – разве что с зазевавшейся чайкой или с поверхностью моря. Пока мы держимся на разумной высоте, все будет хорошо. Вам лучше пока немного отдохнуть, миссис… э-э…

Тут он осекся, по всей видимости, только сейчас осознав, что даже не представляет себе, кто я и отчего включена в группу беглецов.

– Кэмхерст, – подсказала я.

Мы коротко обсудили дальнейшие планы, целиком сводившиеся к тому, чтобы «лететь на Капа-оа, надеясь не упасть до прибытия», после чего мне оставалось только прилечь да постараться уснуть: я ведь и вправду устала до полного изнеможения.

В углу гондолы имелся соломенный тюфяк – по-видимому, для того, чтоб члены экипажа могли вздремнуть. Однако, устроившись на нем, я обнаружила в углу кое-что еще – окаменевшее яйцо с Рауаане. В полете к Лаане Сухайл отвязал его от тела, а после падения о нем попросту забыли.

Я изогнулась, пряча яйцо от глаз Хэндсона: оно тоже являло собою тайну, причем ее еще не поздно было уберечь. Если ширландскому флоту станет известно о невероятных запасах огневика на Рауаане, они, конечно же, захотят увезти домой отнюдь не только принцессу, а я вовсе не желала, чтоб остров подвергся разграблению – особенно до того, как будет должным образом исследован и изучен.

По счастью, Хэндсону с Сухайлом было не до меня. Они без устали восторгались машиной, которая, как мне удалось понять, далеко превосходила компактностью те, к коим был привычен Хэндсон. Мне даже подумалось, нет ли и в ней деталей из драконьей кости (позднее выяснилось, что так оно и было). Сунув яйцо в бухту каната, я улеглась перед ней в надежде, что как-нибудь сумею незаметно вынести находку с целигера. С первого взгляда оно ничем не напоминало огневик – ведь скорлупа-то казалась лишь тусклым булыжником, – и тем не менее привлекать к нему излишнее внимание не стоило.

Мысли никак не давали уснуть. Слишком уж многое свалилось на меня за один день, и встреча с принцессой начисто вышибла из головы открытия, сделанные на Рауаане, не говоря уж о захватывающей дух скачке верхом на морском змее. Отчаянно хотелось спокойно обдумать увиденное да раздобыть бумаги и зарисовать все это, пока подробности не ускользнули из памяти, однако ж в гондоле первого в мире действительно удачного целигера для этого было не место, а в полете с целью спасения племянницы самого короля – и не время. Лежа в темноте, я всматривалась в профиль Сухайла на фоне звездного неба и слушала, как он шепчет запоздалые молитвы по-ахиатски. Я не могла даже вспомнить, когда же сама молилась в последний раз, и от души надеялась, что Том, Джейк и Эбби не слишком волнуются за меня. Интересно, кто-нибудь удосужился сообщить им, что нас обнаружили на Лаане?

Так час тянулся за часом, пока над морем не забрезжил рассвет… и тут на горизонте показались паруса.

Я поднялась с первыми проблесками зари. Поспать удалось лишь урывками. Что до Сухайла, он не сомкнул глаз ни на минуту. Таким усталым и изнуренным я не видела его еще никогда. Они с лейтенантом все сильнее и сильнее тревожились о топливе: ветер не слишком благоприятствовал нашим стараниям добраться до Капа-оа, а йеланские навигационные приборы – уж насколько в них удалось разобраться – утверждали, будто в самом скором времени мы рискуем упасть. Помнится, я еще пожалела, что никто не додумался сделать гондолу водонепроницаемой – ведь драконья кость превосходно плавает. Освободившись от баллона, мы получили бы в свое распоряжение замечательное каноэ – правда, без паруса и весел.

Поскольку остальные были заняты машинерией целигера, первой паруса заметила я.

– Взгляните, – сказала я, вмешавшись в их негромкую дискуссию. – Не корабли ли вон там, вдали?

Оба вмиг оказались рядом.

– Да, – просияв от облегчения, подтвердил Хэндсон. – К ним придется идти против ветра, но это лучше, чем надеяться дотянуть до Капа-оа. Поворачиваем.

Надежда на спасение вдохнула в нас новую жизнь. Мы развернули целигер пропеллером к ветру и устремились в сторону парусов. Теперь, когда ветер подул в лицо, я наконец-то смогла почувствовать нашу скорость, коей не ощущала прежде, в полете над безликим ночным морем. Машина целигера действительно представляла собою великое достижение технической мысли, и хотя в сей неприятной ситуации мы оказались, не в последнюю очередь, из-за йеланцев, я не могу не отдать им должное: без их инженерного искусства мы бы не выкарабкались из нее живыми.

Но даже при такой скорости паруса приближались невероятно медленно. Встав на носу гондолы, я, не отрываясь, смотрела на них, словно мой напряженный прищур мог уменьшить оставшееся расстояние. Похоже, кораблей было довольно много. Три? Нет, пять – по меркам этого региона, целый флот! И форма парусов, на мой антиопейский взгляд, казалась какой-то странной…

– Сухайл! Лейтенант! – громко, чтобы меня сумели расслышать, сказала я. – Я не моряк и не слишком хорошо знаю эту часть света, но, по-моему, парусами такой формы обычно вооружены йеланские суда? Или я ошибаюсь?

Оба вновь поспешили ко мне и в тревожном молчании устремили взгляды к горизонту. Затем Хэндсон выругался (еще одно подтверждение тому, что человек может быть моряком и джентльменом одновременно, но, когда шпора попадает в цель, моряк неизменно одерживает верх).

– Точно говорите, это паруса джонок! Хотя используют их не только йеланцы. Суда могут быть сундальскими или…

У борта одного из приближавшихся судов – и, кажется, не касаясь воды – покачивался огромный силуэт в форме вытянутого эллипса. С такого расстояния мы не могли разглядеть гондолы внизу, однако ошибиться было невозможно. Еще один целигер!

– Йеланцы, – тем самым отменно спокойным тоном, в котором я давно сумела распознать свидетельство чрезвычайного внутреннего напряжения, сказал Сухайл. – И они идут нам навстречу.

Мы переглянулись. В глазах у всех троих явственно читался один и тот же вопрос: позволим ли мы себе очутиться в йеланском плену или рискнем погибнуть в открытом море?

– Даже если забыть о положении принцессы, – заговорила я, – они будут отнюдь не рады узнать, что мы раскрыли тайну их целигеров.

– И к тому же угнали один из них, – добавил Сухайл.

Вновь выругавшись, Хэндсон бросился к панели управления.

Мне и по сей день остается только гадать, что подумали йеланцы, увидев, как один из их собственных целигеров вначале приближается, а затем разворачивается и пускается в бегство. Однако, какие бы дискуссии ни развернулись в этот момент на палубах их кораблей, верной интерпретации нашего поведения не пришлось долго ждать. Всего через минуту после того, как мы развернулись кормой к ветру и со всею возможной поспешностью устремились прочь, второй целигер величаво поднялся в воздух и помчался в погоню.

Мы существенно опережали преследователей, но беглецам это может помочь лишь в том случае, если им есть где спрятаться. Перед нами же простиралось открытое море, и даже на небе не было ни облачка, за коим мы могли бы укрыться. Вдобавок, йеланцы располагали полным запасом топлива, а их познания в управлении воздушными судами безмерно превосходили наши. Да, чтобы настичь нас, им потребуется время… однако они настигнут. В неизбежности сего исхода никто из нас не сомневался.

Наш целигер несся над волнами, второй мчался следом. Йеланский флот вскоре исчез из виду, и это, по крайней мере, уравняло шансы. В мыслях моих уже возникли дикие образы абордажной схватки в небесной выси: опасаясь продырявить баллон и потерять целигер в море, йеланцы, конечно же, не стали бы стрелять в нас из винтовок. Так прошел час, а может, и больше, и преследователи мало-помалу приближались. Но прежде, чем они подошли достаточно близко, чтобы что-либо предпринять, Сухайл воскликнул:

– Смотрите! Там, впереди!

Впереди, на горизонте, вновь показались мачты.

– Снова йеланцы? – еле слышно спросила я.

Прочесывая Немирное море в поисках принцессы, они вполне могли разделиться. Если это новые суда Йеланской империи, выбора между пленом и неизбежной гибелью у нас больше нет… если, конечно, первое не приведет прямиком ко второму.

– Нет! – восторженно заорал Хэндсон. – Прямые паруса! Это антиопейцы! И…

Тут он осекся и во вполне буквальном смысле слова затаил дух.

Паруса впереди росли. Три корабля, рассредоточившись, двигались к нам. Люди на палубах суетились, явно встревоженные приближением двух целигеров. Их было прекрасно видно, так как наше судно быстро теряло высоту, и даже я могла бы сказать, что звуки, издаваемые двигателем, не сулят ничего хорошего. Матросы поспешно наводили на нас пушки, но стрелять им было ни к чему: мы, со всей очевидностью, падали в море сами, без всякого вмешательства артиллерии.

Однако выстрелы затрещали сзади: это йеланцы открыли по нам огонь из винтовок. Мы поспешили укрыться за бортами гондолы, и наш целигер пошел книзу круче прежнего: пули пробили баллон (на что стрелки, возможно, и рассчитывали). В тот же миг их целигер описал в воздухе широкую дугу, развернулся к ветру и понесся назад, к своему флоту вдали.

По-видимому, они надеялись, что мы утонем в море, и образец новейшего целигера не попадет в руки иностранцев. Однако, как я уже говорила, драконья кость обладает превосходной плавучестью. В достаточной мере облегченная, гондола вполне могла бы продержаться на воде, пока изумительная машина целигера не будет спасена.

– Скорее! – закричала я. – Бросайте за борт все, что только можно!

Впрочем, мы плюхнулись в волны прежде, чем успели избавиться от сколь-нибудь значительного количества балласта. Падение баллона перевернуло гондолу набок, и Сухайл с Хэндсоном тут же прыгнули за борт, дабы не обременять ее собственным весом. Я же отчаянно вцепилась в костяной фальшборт, так как крепко прижимала к груди окаменевшее яйцо, надежно обмотанное тряпкой.

– Эй, на… то есть за бортом! – с благословенно отчетливым эстерширским выговором крикнули сверху. – Кто вы такие, дьявол вас раздери?!

Так мы и отыскали ширландский флот.

Вначале из воды выудили нас, а следом – и целигер, и даже его баллон. Последний не затонул: как выяснилось, его внутренний каркас также был сделан из драконьей кости, и посему он остался на плаву. Мрачно глядя на все эти кости, я едва ли не жалела, что они не отправились на дно моря. Однако я уже рассказала о драконьей кости принцессе, которая и отправила меня сюда, сообщить обо всем адмиралу, и запихнуть сего кота обратно в мешок помогла бы лишь гибель Мириам (думаю, нет нужды говорить, что смерти я ей отнюдь не желала).

Первым опомнился Хэндсон. Невзирая на то, что с виду он более всего напоминал мокрую небритую крысу, лейтенант четко, по всем флотским правилам, отсалютовал капитану. Корабль капитана Эмери принадлежал именно к этому самому флоту, однако из-за столь жуткого вида, не говоря уж о полуголом ахиате и женщине в мужском платье в качестве спутников, признали Хэндсона не сразу. Но, едва уяснив себе, кого выловили из воды, ширландские моряки немедля начали сигналить ближайшему судну, коим оказался «Конборо», флагман адмирала.

Встреча наша отнюдь не являлась простым совпадением. Как выяснилось, зная, что йеланцы разыскивают Мириам, ширландское командование старалось опередить их. И те и другие углубились в Немирное море настолько, что мысли их устремились в сторону Капа-оа, а если принцесса не обнаружится и там, они намеревались проследовать к Кеонге. Подожди мы еще немного – и помощь явилась бы к нам сама, без всякого побега.

Однако в этом случае спасательная экспедиция оказалась бы далеко не столь хорошо информирована о положении дел. Посему в самом скором времени меня – все так же в мужском платье, но хотя бы сухом и целом – доставили к адмиралу.

Большая часть внимания адмирала Лонгстида была обращена на лейтенанта Хэндсона – единственного члена нашего скромного экипажа, внушавшего адмиралу хоть некоторое доверие. Я, мало того, что была женщиной, снискала на родине слишком дурную славу (да, моя фамилия оказалась адмиралу знакома), а Сухайл и вовсе был ахиатом. Однако принцесса отправила в побег меня, как более остальных осведомленную о йеланских целигерах, и, памятуя о втором целигере, на всех парах умчавшемся прочь, адмирал, естественно, нуждался в объяснениях. И более того: теперь я заподозрила, что слова Мириам, сказанные перед самым началом побега, были вовсе не пустым звуком. Ей явно хотелось убедиться, что я вполне понимаю ее точку зрения.

По завершении нашего повествования я добавила:

– Думаю, вы пожелаете поторопиться, сэр. Не то чтобы вы мешкали, нет, но я подозреваю, что в эту самую минуту к Кеонге спешат йеланцы.

– По нашим последним сведениям, они направлялись к Капа-оа, – нахмурился адмирал.

– Действительно. Но если… э-э… реквизированный, – думаю, Хэндсон употребил это слово, так как оно звучало намного пристойнее, чем «похищенный», – нами целигер принадлежал к этой эскадре, то им известно, куда он был послан. По направлению нашего бегства они также могут понять, что йеланской команды на борту не было, а тот факт, что мы прибыли к вам, сколь бы случайным ни был на деле, сообщит противнику о том, что этот целигер попал в руки ширландцев. Возможно, они подумают, что и принцесса с нами, но, тем не менее, наверняка решат обследовать Кеонгские острова и, по возможности, спасти своих.

Поразмыслив над этим, Лонгстид покачал головой.

– Возможно, вы и правы, миссис Кэмхерст. Однако это почти ничего не меняет. Нам нужно достичь Кеонги прежде, чем эти туземные дьяволы успеют перепрятать Ее Высочество. Мне вовсе не улыбается начинать охоту с начала. Немирное море – слишком уж большой стог сена.

Сей выбор выражений относительно кеонган внушал немалые опасения.

– Прошу извинить меня, сэр, но прежде, чем я уйду… Ее Высочество немало говорила о своих чувствах к островитянам. Она признает, что те, кто принимал прямое участие в ее пленении и содержании в неволе, должны понести наказание, однако ей не хотелось бы мстить всему их народу. Она в полной мере сочувствует их цели, хоть и осуждает некоторые методы ее достижения.

– Для меня, миссис Кэмхерст, их цели гроша ломаного не стоят! – прорычал адмирал. – Я сделаю все, что потребуется для спасения Ее Высочества.

– Простите сэр, но все это я говорю не от собственного имени. Хотя, со своей стороны, добавлю: по моим впечатлениям, кеонгане, в общем и целом, гостеприимны и дружелюбны, и уж конечно, я скорее сочту друзьями их, чем йеланцев. Однако в данный момент я довожу до вашего сведения пожелания принцессы. Начав враждебные действия против кеонган, вы навлечете на себя ее недовольство.

Загривок адмирала Лонгстида побагровел.

– Это мое судно, мэм, и…

– Не спорю. Но ведь главой посольства назначена Ее Высочество, не так ли? Включен ли в полученные ею инструкции негласный визит на Раенгауи?

– Включен, мэм, – негромко сказал Хэндсон, видя, что адмирал медлит с ответом.

– Тогда все ясно, – подытожила я. – Если вас атакуют, защищайтесь любыми средствами, хоть я и надеюсь, что вы из обычной порядочности постараетесь свести смертоубийство к минимуму и при первой же возможности сделать шаг к примирению. Но удар по кеонганам без всяких попыток прибегнуть к дипломатии будет прямо противоречить пожеланиям главы посольства.

В сем пересказе моя речь звучит весьма уравновешенно, но, откровенно говоря, несмотря на всю скромность в выборе выражений, терпение мое держалось на волоске. Да, я вполне понимала досаду адмирала, истратившего впустую так много драгоценного времени и сил, и вместе со всеми, кто был в курсе дела, стремилась исправить этот промах. Однако на Кеонгских островах находились мои родные и друзья, к которым я причисляла и некоторых местных жителей. К тому же мне не хотелось бы оплошать в выполнении задачи, по всей видимости, возложенной на меня принцессой Мириам.

– Идем на Кеонгу! – прорычал адмирал. – А что предпринять по прибытии… там посмотрим.

По пути на Кеонгу ветры нам отнюдь не благоприятствовали. Казалось, они противостоят нам, защищая архипелаг. По крайней мере, так мне сообщили: сраженная усталостью, сама я почти все это время проспала. Адмирал оказался джентльменом – настолько, что на время уступил мне свою каюту, где я и рухнула с ног, набираясь сил, пока сие возможно.

Проснулась я только затем, чтобы поужинать и узнать, что на Кеонгу мы прибудем не ранее завтрашнего утра. Нет, до нее было не так уж далеко, но, как я упоминала выше, архипелаг сей окружен множеством рифов, украшающих вершины еще не рожденных или давно погибших островов, и, невзирая на все свое нетерпение, Лонгстид ни за что не повел бы суда во тьму, скрывающую опасности.

В это же время ко мне подошел и Сухайл.

– Что сталось с нашей рауаанской находкой? – спросил он.

Тон его был небрежен, словно речь шла о чем-то вовсе неважном, однако он выбрал момент, когда поблизости не оказалось никого из моряков, и не упомянул о предмете разговора прямо.

– Она здесь, – ответила я. – Лейтенант, помогший поднять ее на борт, все недоумевал, отчего я придаю такое значение какой-то языческой безделице – резному каменному яйцу, но он же, в конце концов, не натуралист…

– И в самом деле, – согласился Сухайл.

В этот миг он не улыбался, однако в глазах его мелькнули веселые искорки. Пока яйцо не разбито, все мои выдумки о нем также останутся в неприкосновенности.

После этого я снова уснула и пробудилась лишь перед самым рассветом. Поднявшись на палубу, я обнаружила, что наш маленький флот из трех кораблей осторожно движется вперед, а матросы, стоя у борта с промерным лотом, постоянно следят за глубиной. Мы вошли в коварные воды, окружавшие Кеонгский архипелаг. Повсюду тревожно белела пена прибоя; казалось, вода над рифами бурлит, словно кипяток в котле. Глядя на все это, я невольно затаила дыхание.

Один из способов, коими мореплаватели (особенно не имея под рукой современных навигационных приборов) отыскивают острова, – это наблюдение за небом. Над сушей нередко скапливаются облака, которые покажутся на горизонте задолго до того, как человеческому взгляду удастся различить впереди землю. Они-то и оповестили нас о близости Кеонги… но, когда мы подошли ближе, облака над островом показались мне несколько необычными. Вдобавок, к рокоту волн прибавился странный звук, весьма напоминавший бой барабанов.

– Дым, – негромко пробормотал Сухайл за моей спиной.

Пальцы стиснули бортовое ограждение до боли в суставах. Сухайл не ошибся: остров был затянут густой пеленой дыма. Конечно, это вполне могло означать извержение вулкана, и в глубине души я едва ли не надеялась, что так оно и есть. Однако мои надежды тут же пошли прахом.

– Артиллерийский огонь! – крикнул кто-то из лейтенантов.

Йеланцы действительно отправились на Кеонгу – и опередили нас.

По-видимому, в пути они встретились с союзниками. Вдоль берега выстроились целых семь йеланских судов, восьмое же налетело на рифы и загорелось. Над Рауаане тоже поднимался столб дыма: увидев соотечественников, оставшийся на острове экипаж целигера развел сигнальный костер. Однако кеонгане держались начеку и к появлению йеланских кораблей были готовы.

Да, как выяснилось, от нас прятали отнюдь не только принцессу Мириам! Однажды Экинитос, по большей части в шутку, сказал, что за дальним берегом Лааны может скрываться целый военный флот. Ошибся он только в одном – в местоположении. В ожидании того, что обменять Ее Высочество на Ваиканго прежде, чем йеланцы отыщут ее, не удастся, военный флот островитян – великое скопище пуйанских каноэ едва ли не со всех уголков Немирного моря – был рассредоточен по всему архипелагу. Стоило йеланцам приблизиться, все они вышли в море, сформировали линию обороны невдалеке от берега и принялись ждать.

Приняв сие за доказательство присутствия Мириам, йеланцы не замедлили открыть огонь, что и послужило началом баталии.

Битвы вообще не отличаются красотой, но эта оказалась исключительно страшной. Пуйанский флот был вооружен лишь несколькими винтовками при полном отсутствии артиллерии. Экинитос приказал своим людям перетащить пушки с «Василиска» на мыс, что позволяло помочь островитянам оборонительным огнем, но этого было очень мало. Большая часть туземных воинов шла в бой, имея при себе лишь копья да дубины, утыканные акульими зубами. В неглубоких прибрежных водах маневренность и скорость каноэ обеспечивала островитянам некоторое превосходство над йеланскими судами, а их количество и малые размеры означали, что, если пушечное ядро и угодит в одну из лодок, пять остальных успеют подойти вплотную… но здесь островитян встречал ружейный огонь. Пули так и косили воинов, повергая их в море. Там, где флоту каноэ удавалось подойти к кораблю, островитяне карабкались на палубу со всех сторон – так, что разом не отогнать, – однако потери среди туземцев были невероятно велики.

Таковы оказались плоды обычной боевой тактики. Между тем, у обеих сторон имелось в запасе совершенно неожиданное оружие, и обе не замедлили прибегнуть к нему.

Выше, описывая собственный опыт езды на морском змее, я упоминала о том, что более опытные кеонгане могут в определенных пределах управлять сими животными. Так вот, в тот день в водах Кеонгского архипелага я получила возможность убедиться в этом воочию. Как выяснилось, они катались на змеях не только для потехи или затем, чтобы похвастать силой и мужеством, – так они практиковались, готовясь к войне.

В волнах вокруг йеланской эскадры бушевали, ярились полдюжины змеев. Два корабля шли ко дну: по всей видимости, борта их не выдержали жуткого напора выпускаемых змеями водяных струй. От той же причины пострадали и несколько каноэ – ведь змеи рыщут по собственной воле, куда и когда взбредет в голову, а всадник в силах лишь попытаться развернуть зверя мордой к неприятелю или хотя бы в открытое море. Таким образом, в качестве орудий войны и ездовых животных змеи опасны для своих почти в той же мере, что и для противника. Однако не стоит недооценивать психологический эффект от их появления. Идя на Кеонгу, йеланцы рассчитывали легко смести с дороги заслон из пары дюжин местных каноэ, но на поверку столкнулись с многими сотнями – плюс огромные морские звери, бьющиеся на стороне островитян!

Но и их собственное тайное оружие сеяло смерть с небес. Второй целигер кружил и кружил над смешанной с кровью водой – так высоко, что и самый сильный из островитян не смог бы попасть в него копьем, однако достаточно низко, чтобы его экипаж мог точно стрелять в гущу битвы внизу. Вначале они истребляли гребцов в каноэ, но, когда в драку вступили морские змеи, переключили внимание на них и тех, кто ими правил. Поначалу змеев было больше: теперь два из них безжизненно качались на волнах кверху брюхом, а третий носился вокруг сам по себе, круша без разбору все, что попадется на глаза.

Я отнюдь не забыла решимости адмирала Лонгстида спасти принцессу. Если ее не успели перевезти куда-либо еще, она до сих пор находилась на Лаане, и путь к ней нам преграждала Баталия при Кеонге. В надежде убедить адмирала не прибавлять к нацеленным на островитян орудиям свои пушки, я помчалась на квартердек.

К моему удивлению, адмирал спокойно стоял у борта, внимательно наблюдая за боем, но приказа вмешаться не отдавал.

– Разве вы не вступите в бой? – спросила я.

– Пусть сами повырежут друг дружку, – отвечал он. – Подозреваю, с этой штуковиной в воздухе йеланцы победят, но окажутся сильно обескровлены. Вот тут-то мы подойдем поближе и скажем «здрасте». Они уберутся с дороги. А если не уберутся, мы примем соответствующие меры.

Сколь бы ни мало хотелось мне, чтоб адмирал открыл огонь по кеонганам, сие решение остаться в стороне ужаснуло меня в той же мере.

– Вы намерены просто сидеть сложа руки и смотреть, как там гибнут люди?

– А что же мне, миссис Кэмхерст – рисковать ради них жизнями своих? Я послан сюда не затем, чтобы ввязываться в локальные войны. Если удастся мирно пройти мимо них к принцессе, я так и поступлю. Если они откроют огонь по нам, отвечу тем же, но в противном случае буду выжидать.

Сильнее всего – и тогда, и сейчас – меня бесило, что адмирал Лонгстид был абсолютно прав. Вмешавшись в схватку, он легко обратил бы йеланцев в бегство: они уже были порядком потрепаны, а ширландские суда намного превосходили йеланские в величине и огневой мощи. Но зачем ему было делать это? Возможно, мы и враждовали с йеланцами, но не настолько же, чтоб рисковать развязать войну этаким образом.

Однако вот так стоять в стороне от битвы, глядя, как целигер безнаказанно истребляет беспомощных людей и зверей с воздуха… от этого просто разрывалось сердце.

Больше всего на свете не выношу бездействия.

Позднее люди утверждали, будто в этом я лгу, но я и вправду не помню, как приняла решение. Помнится, только подумала, что обязана что-либо сделать, и тут же оказалась у борта и бросилась вниз, слыша, как Сухайл что-то кричит мне вслед.

Громкий всплеск – и я ушла глубоко под воду, но вскоре всплыла на поверхность, где меня сразу же окатило волной нового всплеска. Проморгавшись, я увидела рядом Сухайла.

– Что вы делаете? – спросил он, резко мотнув головой, дабы стряхнуть воду с лица.

– Адмирал ближе к бою не подойдет, – едва переводя дух, ответила я. – Придется прибегнуть к другому средству.

Средство сие было совсем рядом. Я видела его приближение, прежде чем прыгнула за борт. То был морской змей – либо один из тех, что потеряли всадников в бою, либо просто любопытствующий. Не успел Сухайл описать степень моего безумия хотя бы двумя словами, как я рванулась к нему. Нет, Сухайл был совершенно прав, но и собственного безумия отрицать не мог (как и немалой доли рыцарской чести: увидев, что я затеваю, он даже не подумал предоставить все дело мне).

Первая поездка не прошла для нас даром. С минимальными усилиями ухватившись за усики, я почувствовала себя едва ли не опытной наездницей. Вскоре мы, как и в прошлый раз, оседлали змея и вдвоем развернули его в сторону поля битвы. Это оказалось несложно: кровь в воде просто не могла не привлечь его внимания. Но, оказавшись на месте, мы столкнулись разом с двумя проблемами, каждая из коих намного превосходила сложностью проблему простой езды. Для начала нам надлежало понять, чем мы можем помочь, а затем – отыскать способ сделать это.

Первым делом мне пришло в голову, по примеру других всадников, направить змея на йеланские корабли. Но это было бы весьма затруднительно: путь к цели преграждал жуткий хаос в воде. Добираясь до кораблей, нам предстояло обогнуть множество каноэ, что явно намного превосходило наши способности в управлении змеем – особенно под йеланским огнем с кораблей и с целигера, и в результате весь нанесенный нами урон достался бы той стороне, которую я стремилась поддержать. В море было так тесно, что я никак не сумела бы направить удар змея в нужную сторону – ведь в этом-то мне практиковаться не довелось.

Сухайл что-то крикнул, однако я его не слушала. Взгляд мой скользнул наверх, к целигеру.

Будь наш в рабочем состоянии, мы могли бы воспользоваться им в бою, но весь газ, закачанный йеланцами в баллон для создания подъемной силы, вышел сквозь пулевые пробоины, а машина побывала в воде. Таким образом, добраться до вражеского целигера было невозможно, а стрелок из меня, даже если бы я догадалась прихватить с корабля винтовку, все равно совершенно никудышный.

Но кое-кто – кое-кто другой – вполне мог оказаться в силах попасть в цель даже на такой высоте.

Пройдя над полем битвы из конца в конец, целигер приблизился к нам и приготовился к развороту. Тут я увидела, что один из солдат в гондоле заметил нас. Пока он находился слишком далеко, чтоб выстрелить наверняка, однако вскинул винтовку и замер в ожидании. И это явно означало смерть – мою либо Сухайла.

– Тяните! – крикнула я и, претворяя собственные слова в дело, дернула змея за усики изо всех сил.

Нет, поднять огромную голову змея нам было бы не по силам даже вдвоем, но я на это и не рассчитывала: надежда была на то, что разозленный зверь вскинет голову сам. Так оно и вышло. Бока змея задрожали – верный признак того, что он втягивает внутрь воду и вот-вот ударит струей, однако его голова едва приподнялась над волнами, а этого было бы до обидного мало.

В голове промелькнуло, по меньшей мере, полдюжины мыслей. Строение черепа змея. Усики в руках. Кольцо в бычьем носу. Прочность драконьей кости. Вероятность свалиться со змея, так и не успев проверить собственной гипотезы; фонтанчики от пуль, с приближением целигера пронзавших воду все ближе и ближе к нам… и над всем этим – внутренний голос, криком кричащий: «Что же ты делаешь?!»

А сделала я вот что. Отпустив усики змея, я бросилась вперед, вдоль его длинной морды. Змеиные ноздри также были окаймлены бахромой усиков, причем куда более тонких, чем над глазами. Вот за них-то я и ухватилась. И дернула.

Я надеялась заставить змея поднять голову под таким углом, что выпущенная им струя ударит по целигеру и, по возможности, повредит его, как струи других змеев повредили йеланские суда. Детали из драконьей кости могли и выдержать, но если бы мне удалось повредить механизмы, или выбить солдат из гондолы, или продырявить оболочку баллона, я могла бы успеть спасти многих из уцелевших островитян.

Как ни стыдно мне, ученому-натуралисту, в сем признаваться, я совершенно упустила из виду тот факт, что еду верхом на младшем кузене животного, убитого нами в полярных широтах.

Змей не просто поднял голову. Вся верхняя половина его тела взвилась в воздух, подобно готовящейся к атаке змее – именно так вел себя его старший брат, атакуя «Василиск». Как следствие, я повисла в воздухе, отчаянно вцепившись в кромку его ноздри. Он в самом деле выпустил водяную струю – куда она нацелена, мне было не разглядеть – и в следующий же миг врезался во что-то твердое. Голова змея столкнулась в воздухе с пролетавшим над нами целигером!

В воду мы рухнули вместе – и змей, и его всадники, и летучая машина. Приблизившись и полагая, что нанести ответный удар нам нечем, йеланцы опустились слишком низко. Вдобавок на подобную глупость до меня не отваживался никто: кеонгские всадники прекрасно знают, что ноздри змея весьма нежны и хвататься за них – верный способ взбесить животное до полной неуправляемости. Мало этого: из моего безрассудства не вышло бы никакого проку, не окажись мы на самом краю битвы, в водах настолько спокойных, что экипаж целигера счел безопасным снизиться, дабы стрелять наверняка.

Однако они снизились, а я оказалась слишком невежественной, чтоб понимать, сколь неразумно хватать морского змея за нос. Так, благодаря неведению, мне и удалось вывести целигер из строя.

В последующие месяцы и годы я видела множество гравюр с изображениями данной сцены – некоторые из них в ходу и по сей день. Все они изображают меня гордо выпрямившейся на голове змея – ноги непоколебимо упираются в чешую, волосы величаво развеваются по ветру (благополучно игнорируя тот факт, что на данный момент не успели отрасти и до десяти сантиметров) – и нередко в платье (по-видимому, оттого, что юбки развеваются по ветру куда внушительнее, чем брюки). Ни одного изображения, где я болталась бы в воздухе, что есть сил вцепившись в змеиную ноздрю, в природе не существует. Но, как бы ни прозаична была реальность моего деяния, позднее оно обросло таким множеством вымыслов, что широтой его известности я ничуть не удивлена. Все это видели экипажи ширландских кораблей; все это видели йеланцы; все это видели островитяне… хвала небесам, этого не видел мой сын: довольно с меня и того, что было, когда он услышал рассказы о подвиге матери. Однако сей поступок действительно принес мне немало доброй славы – и, по мнению многих, положил конец Баталии при Кеонге.

Реальность, повторюсь, была далеко не так эффектна. После падения целигера бой продолжался. Йеланцы не желали уступать еще довольно долго и сдались лишь после того, как для адмирала Лонгстида сделалось очевидно, что он может завоевать некую толику расположения обеих сторон, вмешавшись и прекратив кровопролитие, в противном случае обещавшее не на шутку затянуться. В конце концов Ширландия предстала перед обеими сторонами в роли миротворца, вначале прибегнув к военной силе, а затем, с появлением принцессы, и к дипломатии.

Вся сия процедура оказалась сущим чудом умолчания: я даже ныне не смогла бы сказать, как это удалось устроить. Заявлять вслух, где на самом деле пребывала Ее Высочество, никому не хотелось: слишком уж много вокруг собралось нежеланных свидетелей – от некоторых йеланских моряков и экипажа «Василиска» до невероятного множества островитян (как местных, так и явившихся с военным флотом с иных островов), не знавших, что принцесса находилась на Лаане. Признание правды поставило бы в крайне неловкое положение всех без исключения. Посему все до единого предпочли сделать вид, будто принцесса прибыла с ширландской эскадрой, будто мы с Сухайлом никуда не улетали на похищенном целигере, а к месту баталии верхом на морском змее я явилась прямиком с берегов Лааны, где отдыхала и набиралась сил после первого, вчерашнего опыта. Без слухов, конечно же, не обошлось – как, впрочем, и всегда, – но до сего момента широкая публика даже не подозревала, что некогда Ее Величеству довелось побывать в положении политической заложницы в самом дальнем уголке Немирного моря (не имея на то личного королевского позволения, я не раскрыла бы сей тайны и теперь).

Однако все это произошло позже. Ну, а сразу после моего подвига мы с Сухайлом забарахтались в воде, спеша убраться от сбитого целигера как можно дальше. Морской змей, решивший, что во всех его страданиях виновато воздушное судно, принялся крушить его со всем возможным старанием. Йеланский экипаж устремился следом за нами; один из солдат, очевидно, вознамерился броситься на нас, как морской змей на целигер, но, к счастью, ему помешало прибытие спасательной шлюпки. Как выяснилось, мой прыжок за борт заметили с «Бойна», одного из двух остальных кораблей маленького флота адмирала Лонгстида, и, не зная, что происходит, отправили к нам помощь.

Матросы втащили нас в шлюпку, а затем занялись йеланцами, рассудившими, что ширландский плен предпочтительнее дальнейшего пребывания в воде невдалеке от разъяренного морского змея, каковой в любую минуту может отправиться на поиски новой добычи. Несмотря на всю прочность драконьей кости, над целигером он поработал от души. Правда, драконья кость устояла под натиском его клыков, но канаты и проволочные стяжки – нет, и в результате окрестные волны являли собою весьма обширную и пеструю остеологическую экспозицию.

По завершении баталии мы в сопровождении дюжины боевых каноэ прибыли на берег Кеонги. Здесь адмирала Лонгстида приветствовал вождь, но я почти не видела их встречи: протолкавшаяся ко мне сквозь толпу Лилуакаме (первое дружеское лицо с момента возвращения!) поманила меня за собой.

– Куда мы? – спросила я, охваченная внезапным страхом.

Отчего моя жена здесь, но с нею нет ни моих спутников, ни сына, если только с ними не случилось чего-то ужасного?

– В храм, – ответила Лилуакаме. – Поспеши.

Храм находился на той самой площадке, что бросилась мне в глаза сразу же по прибытии на Кеонгу – на высоком мысу, отделявшем бухту, где стоял «Василиск», от места проживания вождя. Здесь оказалось несколько матросов, присматривавших за пушками, вытащенными на мыс перед боем по приказу Экинитоса, но я не обменялась с ними ни словом. Заверив меня, что с остальными все благополучно, от дальнейших разговоров Лилуакаме отказалась. За время нашего недолгого сожительства я еще ни разу не видела ее такой: сосредоточенная, целеустремленная, она вела меня за руку, словно ребенка, коему сейчас некогда что-либо объяснять. Усталая, совершенно сбитая с толку, я была только рада следовать за ней.

Сам храм, по ширландским меркам довольно скромный, являл собой впечатляющий образец строительного искусства для островитян. Состоял он из ряда мощенных камнем площадок и невысоких стен, сложенных без единой капли известкового раствора. Стены ограждали целую систему помещений, причем вход во внутренние был ограничен тапу куда более, чем во внешние, и всякой церемонии, в соответствии с ее характером, было отведено особое место. В самую крайнюю из внешних загородок и втащила меня Лилуакаме: по-видимому, впускать меня хоть на шаг далее внутрь возможным не сочли. Здесь нас ждала Хили-и.

Повинуясь ее наставлениям, я прошла процедуру очищения и покаяния, каковая, согласно ее словам, должна была помочь мне снискать некоторую толику милосердия со стороны Па-оаракики после того, как вождь завершит дела с адмиралом Лонгстидом. (Как выяснилось позже, Сухайла отвели с той же целью в храм, предназначенный для воинов.) Все выглядело так, будто проступок, в коем мне следовало покаяться, заключался в нарушении запрета покидать Кеонгу. В самом деле, отчасти оно так и было, и я не стала спрашивать, известно ли ей, что преступление мое куда серьезнее. Считалось, что ке-анакаи, ступившего на берег Рауаане, ждет смерть, однако я вернулась живой. Подозреваю, Хили-и знала обо всем, но не могу сказать, каким оказалось ее заключение – усомнилась ли она в моей одержимости духом дракона, или в реальности проклятия, лежавшего на Рауаане, или же попросту отнесла меня к весьма счастливым исключениям.

На выходе из храма меня встретили товарищи и соотечественники. Джейк обнял меня с такой силой, что ни вздохнуть, ни охнуть. Его примеру последовала и Эбби. Усталый и изнуренный более обычного, Том протянул мне руку, однако я крепко обняла его – и к дьяволу всех сплетников на свете. В последние дни мне довелось претерпеть столько тревог и опасностей, что обычным рукопожатием тут было никак не обойтись.

По счастью, разбирательство с двумя заблудшими овцами в списке первоочередных дел у кеонган не значилось: прежде им нужно было разобраться с последствиями баталии. Четырем йеланским кораблям удалось уйти, однако островитянам и без того предстояло рассортировать множество пленных, заключить необходимые соглашения и решить немало иных вопросов. Всем нам, прибывшим на «Василиске», было велено оставаться на берегу бухты, где матросы – в зависимости от того, насколько пристально наблюдал за ними Экинитос – то занимались ремонтом, то болтались без дела, обмениваясь слухами о недавних событиях. Боюсь, немалой доле капитанской ругани они были обязаны мне: Экинитос, естественно, желал знать, куда я пропала и что натворила, и неведение привело его в столь же дурное расположение духа, как некогда – сломанная нога.

Здесь я провела три дня, а после этого к нам снова явилась Хили-и.

– Твое счастье, – сказала она. – Поскольку ты принесла жертву в храме…

(Дабы никто не подумал, будто я резала горло свинье, в скобках замечу, что жертва состояла из цветов.)

– Поскольку ты принесла жертву в храме, тебя всего лишь прогонят прочь.

– Прогонят? – переспросила я, словно не поняв ее слов.

Ведь я все эти три дня планировала новую вылазку к вершине Ома-апиа, а там и морские змеи успели бы успокоиться… Исследования только-только начались – как же мне было уехать?

Но взгляд Хили-и означал, что мне следует благодарить судьбу за столь счастливый исход.

– Да. Своими подвигами ты заслужила великую мана, но и нарушила тапу. Всему есть предел – даже для ке-анакаи, а его, – тут она кивнула на Сухайла, – не защищает живущий в нем дух дракона. Вы должны уйти и больше не возвращаться.

Некогда я была выслана из Байембе – но собственным правительством. Затем меня выдворили из пределов Йеланя – но в результате политических махинаций, каковые я решительно осуждаю при любых обстоятельствах. И вот меня впервые в жизни изгоняли из страны те самые люди, чье расположение и дружбу я надеялась заслужить… От этого было больно и обидно. И даже мысли о том, что я воистину заслужила их расположение и дружбу – отчего меня и не казнили сразу, – ничуть не облегчали этой боли.

Увы, протестовать не имело смысла: адмирал Лонгстид в любом случае не собирался оставлять меня на Кеонге. Дипломатические достижения принцессы были материями деликатными, будто едва проклюнувшиеся ростки, и он не мог позволить мне затоптать их неуклюжими ножищами. А я бы затоптала – даже сама того не желая, в силу самого характера своего участия в последних событиях. Я похитила целигер, принадлежавший Йеланскому Военно-Морскому Флоту; я нарушила кеонгские тапу; я знала о том, что на самом деле произошло с Ее Высочеством, значительно больше положенного – естественно, адмиралу хотелось удалить меня из сих мест, пока я не натворила чего-либо худшего.

К несчастью, «Василиск» еще не годился для плавания, хотя припасы и материалы, предоставленные небольшим ширландским флотом, значительно ускорили ремонт. Посему нас – то есть, меня и изгнанного вместе со мною Сухайла, а также ни за что не согласившихся бы разделиться с нами Тома, Джейка и Эбби – поспешили спровадить на «Бойн», наименьший из трех кораблей эскадры, и переправить в Пхетайонг.

Расставание оказалось горьким. Перед отъездом я, нарушив брачный обет, дабы сдержать обещание свободы, развелась с Лилуакаме. Несомненно, уже мечтая о возлюбленном, она с ослепительной улыбкой поблагодарила меня за все. Конечно, с собою в Ширландию я бы ее в любом случае не взяла, да и самой ей туда вовсе не хотелось, однако как странно было прощаться с той, кто – хоть и совсем недолго, и всего лишь ради нелепого маскарада в угоду местным обычаям – а все же была мне женой! Впрочем, даже и это прощание вполне могло бы не состояться: с остальными знакомыми островитянами – например, с теми, кто повез нас в море для катания на морском змее – я не смогла перемолвиться даже словом. Мало этого: из головы никак не шли мысли о незавершенной работе. Я надеялась украдкой нанести визит на Рауаане, когда «Василиск» будет готов к отплытию, но теперь и это сделалось невозможным. Я больше не могла вернуться на вершину Ома-апиа для продолжения наблюдений за ящерицами-огневками. Я больше не могла расспросить Хили-и, что говорят сказания ее народа о существах, обитавших на проклятом острове, и поискать в них зерна истины, пережившие многие сотни лет пересказов и приукрашиваний. Все, что осталось – рабочие дневники, собственная память да окаменевшее яйцо, которое я забрала с адмиральского флагмана.

Последними словами Хили-и, сказанными перед расставанием, было:

– Не грусти. В тебе живет дух дракона. Ты умрешь, и твоя душа вернется сюда.

По-видимому, это должно было меня утешить.

В Пхетайонге мы занимались текущими делами и ждали «Василиск». Адмирал оказался столь любезен, что снабдил нас кредитным письмом, так что мы, по крайней мере, смогли позволить себе приличный отель; если же сия идея принадлежала принцессе (что тоже вполне возможно), я очень благодарна ей за это.

Труднее всего было решить, что отписать в «Уинфилд Курьер». После крушения «Василиска» редакция не имела от меня никаких вестей – и как же теперь продолжать нить повествования? Мне предстояло объяснить два с лишком месяца молчания и описать все, что произошло за это время, но ведь в одно письмо этакой истории не уместить. Более того, кое о чем следовало умолчать – о Рауаане, о целигере, о Ее Королевском Высочестве, – но и сделать вид, будто ничего примечательного не произошло, было нельзя: какие-нибудь россказни вскоре достигнут родины иными путями, и то, что напишу я, не должно было выглядеть ложью.

Результат вы можете лицезреть в «Вокруг света в поисках драконов». Потехи ради, сравните этот текст с прежним и отыщите точки расхождения. То был всего лишь краткий отчет в угоду текущему моменту – правда, не слишком удачный: к моему возвращению в Ширландию известия о Баталии при Кеонге достигли ушей широкой публики, и я была вынуждена рассказать обо всем поподробнее. Но к этому я успела подготовиться за время пути.

Спустя неделю с небольшим за нами прибыл «Василиск» с водолазным колоколом, брошенным на рифе близ Кеонги, в трюме. Сей дружеский жест Экинитоса в адрес Сухайла немало способствовал ощущению, что экспедиция вновь идет своим чередом. С великим энтузиазмом взялись мы строить планы путешествия на Ала-асе-ама, где я впоследствии (как многим из вас известно) смогла продолжить изучение ящериц-огневок.

Но прежде чем нам удалось отправиться в путь, наши планы подверглись внезапным и совершенно неожиданным изменениям.

В Пхетайонге нас догнал пакет с почтой, из тех, что порой следовали за нами из порта в порт не по одному месяцу. Казалось, все эти письма получены из совершенно иной жизни – вот как успел померкнуть в памяти мир моих корреспондентов! Узнав, что «Вестник морских исследований» принял к публикации мою статью с ошибочной гипотезой на предмет эволюции морских змеев, я поспешила настрочить ответ, в коем умоляла попридержать публикацию, пока я не смогу написать новую версию… но, увы, он прибыл по адресу слишком поздно. Далее я прочла и ответила на множество прочих писем, и в ходе сего занятия наконец-то узнала, какие слухи породили на родине мои, казалось бы, совершенно безобидные путевые очерки.

Первым порывом было сжечь все эти письма и сделать вид, будто я никогда не получала их – в конце концов, иного обхождения сплетни и не заслуживают. Однако таиться от человека, которого все это также касалось, было бы непорядочно, и после долгого расхаживания из угла в угол (не говоря уж об изрядном количестве ругани) я отправилась на поиски Сухайла.

Нашла я его на берегу, невдалеке от гавани, сидящим на покрытом засохшими водорослями обрубке бревна с трепещущим на ветру письмом в руках. Страница была испещрена убористыми строками ахиатской вязи. Разглядеть большего я не смогла: увидев меня, он спрятал письмо, хоть и знал, что я все равно не в силах прочесть ни слова.

Но не могли же ширландские слухи так быстро достичь его родины!

– Что-то случилось? – спросила я.

Глупый вопрос: одно выражение его лица чего стоило! Пока я подходила, я заметила, что Сухайл был мрачнее тучи, хотя теперь эта мрачность сменилась покорностью судьбе.

– Вести из дому, – ответил он. – Мой отец умер.

– О… – протянула я.

Казалось, все слова разом исчезли из головы. А я-то терзалась из-за грязных лживых сплетен, как будто моя потрепанная репутация важнее всего на свете! Мне стало крайне стыдно.

– Мои соболезнования.

Сухайл покачал головой, словно отвергая невысказанные обвинения в скорби. О его семье я до сих пор не знала ничего – он отдалился от родных настолько, что даже не упоминал их имен. По-видимому, и разрыв с отцом, что бы ни послужило ему причиной, поводом для скорби не являлся.

– Благодарю вас, – сказал он, словно не сразу догадавшись, что простое мотание головой – не слишком-то пристойный ответ на соболезнования. – Однако боюсь, все это значит, что я должен вернуться в Ахию.

– Что? – заморгала я. – Прямо сейчас?

– Да.

Лицо его вновь помрачнело: казалось, под маской смирения оно превратилось в камень.

– Конечно; как глупо было спрашивать… В такое время вашим родным нужно, чтоб вы были рядом.

– Нет, дело не в этом… не совсем в этом. Скорее… – оборвав фразу, Сухайл вновь покачал головой. – Впрочем, неважно. Вот только отправиться с вами на Ала-асе-ама я не смогу.

Сердце сжалось в груди. Сама того не сознавая, я привыкла считать его участником нашей экспедиции, таким же полноправным товарищем и коллегой, как Том. Однако нас свел слепой случай, и ныне тот же случай уводил его прочь.

Прежде я уже писала о сожалениях при расставании с теми людьми, с коими познакомилась в путешествиях. Признаюсь, эта разлука оказалась горше всех остальных. Плечом к плечу со мной он перенес куда больше испытаний, чем кто бы то ни было другой, за исключением Тома; с ним я поделилась секретами, которых не могла открыть даже Тому. Наши отношения были далеки от респектабельных – и с последствиями сего обстоятельства мне еще предстояло столкнуться – однако я очень дорожила ими. Одна лишь решимость не омрачать завершение партнерства конфузом и смогла удержать меня от проявлений печали во всей ее глубине.

Дабы не выдать ее, я полезла в карман, вытащила небольшой блокнот, написала в нем несколько строк, вырвала страницу и отдала ее Сухайлу.

– Вот. Здесь мой фальчестерский адрес. Надеюсь, вы хотя бы будете писать по возможности.

Улыбка, с коей он принял листок, была лишь бледной тенью его былой улыбки. Я не смогла не отметить, что при этом он постарался не касаться моих пальцев: мы вновь вернулись в рамки приличий.

– Благодарю вас, – сказал он. – Желаю всего наилучшего и всевозможных удач в дальнейшем путешествии. Мир вам, садикати, что в переводе с ахиатского означает «мой друг».

Следующим же вечером он сел на корабль, отправлявшийся в Элерку, и отбыл. И, сколь бы быстрым ни было расставание, навеянная им печаль не покидала меня еще долгое время спустя.

Об остальной части экспедиции я не могу поведать вам ничего такого, что было бы хоть на десятую долю таким же интересным, как описанные события. Посему перейду прямо к тому, что случилось по возвращении в Ширландию – и, таким образом, не попало ни в серию очерков для «Уинфилд Курьер», ни в травелог, составленный из оных позже.

Правда, часть этих событий и без того широко известна. Как я и предсказывала, работа, проделанная во время экспедиции, принесла Тому звание действительного члена Коллоквиума Натурфилософов. Это его одновременно и обрадовало, и огорчило. Да, быть признанными этим научным сообществом стремились мы оба, однако членство Тома отнюдь не превратило окружающий мир в место, где его происхождение не означало бы ничего. Конечно, такого он и не ожидал, однако без разочарования дело все же не обошлось.

Коллоквиум не поступился принципами до такой степени, чтобы принять в свои ряды и меня, однако в ближайший же акинис, во время великолепной церемонии в Синедрионе король пожаловал меня Орденом Белого Рога и титулом Кавалерственной дамы Изабеллы Кэмхерст. Официально сии почести были наградой за мужество и решительность в действиях при спасении форта Пойнт-Мириам от нападения армии Иквунде. Пересмотрев данные события, ширландская корона пришла к заключению, что, вопреки всем обвинениям в государственной измене, я действовала в лучших интересах Ширландии, и посему Его Величеству угодно наградить меня. (Что, однако ж, не помешало упомянутому выше безымянному члену Синедриона отвести меня в сторонку, дабы напомнить, что мне все так же ни при каких обстоятельствах не позволяется возвращаться в Байембе.)

Конечно же, вся эта история была лишь ширмой, скрывавшей истину: на деле рыцарского звания меня удостоили за спасение Ее Высочества, ныне – правящей королевы. Все это было еще одной ее благодарностью, хотя, естественно, никто не говорил об этом прямо. Перед отплытием с Кеонги адмирал Лонгстид предупредил, что, хоть полусловом проговорившись о сих материях, я буду отдана под суд и, вероятнее всего, окажусь в тюрьме, и посему я держала язык за зубами.

Как гласит известная пословица, безумен бедняк, а богач просто экстравагантен. Точно так же вышло и с рыцарством: если в качестве миссис Кэмхерст я считалась женщиной с безнадежно дурной репутацией, то как Кавалерственная дама Изабелла Кэмхерст сделалась всего лишь несколько скандальной и потому вполне достойной различных приглашений. Самые легкомысленные приглашения на светские рауты я отвергала, но вскоре братья Ниланд обратились ко мне с предложением опубликовать мой травелог в виде книги «Вокруг света в поисках драконов», первое издание коей разошлось менее чем за два месяца. Затем я отправилась в лекционное турне по королевству, и, если публика порой больше интересовалась моей личной жизнью, чем научной работой, или в зале отыскивался шумный критикан, вознамерившийся высмеять мой отказ от первоначальной гипотезы о происхождении морских змеев, я жаловалась на это лишь в тесном кругу ближайших друзей.

Как бы ни радовали все эти достижения (не говоря уж о весьма своевременном улучшении финансового положения), со временем я начала скучать по миру и покою своего дома на Харт-сквер, где ждали своего часа материалы, собранные во время экспедиции.

Большая часть предстоящей работы касалась вопросов таксономии. Урок преждевременной публикации статьи в «Вестнике морских исследований» не прошел даром: публиковать новой гипотезы я не собиралась, пока не удостоверюсь в ее основательности и, более того, не смогу подкрепить ее обширной коллекцией образцов и данными наблюдений. Необходимые образцы и данные оказались в моих руках лишь спустя годы, однако за это время мне удалось заложить незыблемый фундамент для сделанных позже открытий.

А еще я обзавелась хобби, немало озадачившим многих из окружающих. Во всеуслышание объявив, что интересуюсь окаменелостями, обнаруженными в различных частях света, я начала брать уроки у скульптора и камнереза – то есть учиться резать и шлифовать камень.

Истинной целью всего этого, конечно же, было разъятие окаменевшего яйца, уже более полугода покоившегося на книжной полке и с виду казавшегося всего лишь выточенным из камня яйцом (именно за таковое я его и выдавала). Учитывая стоимость таившегося внутри огневика, эту работу нельзя было доверить постороннему; всему необходимому следовало научиться самой. Наконец, сочтя себя подготовленной, я сделала с яйца гипсовый слепок, утяжелила его свинцом (дабы горничная не заметила разницы в весе), и процесс извлечения эмбриона начался.

Первым делом я очистила яйцо от внешней каменной оболочки, некогда – скорлупы. Огромный камень неярко замерцал: обычный характерный блеск огневика был приглушен его толщиной. Держа в руках невообразимое богатство, я собиралась разрезать его на куски (наверное, в эту минуту где-то, сам не зная отчего, неудержимо зарыдал дававший мне уроки камнерез).

Но меня куда более заботил не сам огневик, а его содержимое. Поднеся камень к лампе, я смогла разглядеть контуры эмбриона внутри, и от облегчения едва не лишилась чувств. Почти год – почти целый год меня снедали тревоги, что яйцо, унесенное нами с Рауаане, окажется стерильным, или его содержимое безвозвратно уничтожено в процессе окаменения.

С величайшей осторожностью я начала резать камень, подбираясь к ближайшей к поверхности косточке эмбриона, но, достигнув цели, обнаружила внутри не кость, а всего лишь пустоту, наполненную пылью. Вообразите мое разочарование: я-то надеялась, что процесс окаменения был схож с процессом консервации драконьей кости, и мне удастся извлечь из камня целый скелет! Не обнаружив ничего, кроме пыли, я была так обескуражена, что бросила все и спрятала яйцо подальше от глаз горничной.

И среди ночи проснулась с новой идеей. Разбуженная моим топотом и шумом, Натали обнаружила меня осторожно заливающей в очищенную от пыли полость гипсовый раствор.

– Что ты, скажи на милость, делаешь? – спросила она.

– Снимаю слепок с полости, оставшейся на месте скелета, – ответила я (Натали с Томом знали и о моем ненамеренном визите на Рауаане, и о нашей с Сухайлом находке). – Если проделать все очень аккуратно, возможно, я еще смогу кое-что узнать.

– А до утра это подождать не могло? – зевнув, спросила Натали.

Но к тому времени у меня было достаточно денег, чтобы ничуть не беспокоиться о расходах на свечи и керосин, и я продолжила работу.

Весь процесс занял не одну неделю. Я резала камень, пока не приближалась к очередной полости, затем сверлила в нем отверстие и заполняла полость гипсом. Проделав это на всех легкодоступных участках, я удалила их и принялась за те полости, что находились в глубине. Полость внутри была не сплошной, и посему слепки приходилось снимать поэтапно, всякий раз прерываясь для зарисовок общего вида, дабы исключить ошибки при сборке гипсового скелета в единое целое.

Наконец работа подошла к завершению, и я смогла посмотреть, каких же драконов разводили древние дракониане.

– Никогда подобного не видел, – сказал Том, когда я показала результат ему.

– В самом деле, – согласилась я. – Я уже заказала несколько трудов по эмбриологии, вскорости они будут доставлены.

В те времена мы не знали об эмбриологии драконов практически ничего, да и ныне знаем о ней до обидного мало, хотя с тех пор наши знания все-таки несколько продвинулись вперед и более не являют собою того же почти полного отсутствия информации, что и раньше.

Склонившись над столом, Том пригляделся к неровным ноздреватым слепкам, скрепленным проволокой в соответствии с изначальным положением костей – насколько мне удалось в нем разобраться.

– Крылья и хвост явно еще недоразвиты – особенно хвост, – заметил он.

– Возможно, полностью хвост развивался после того, как детеныш вылупится. В конце концов, и человеческие дети разительно отличаются пропорциями от взрослых, – сказала я, развернув слепки так, чтобы Том сумел взглянуть на них под иным углом. – Недоразвитые крылья – тоже вполне ожидаемо: подобное свойственно всем птицам. А вот суставы ног… да, трудно судить, учитывая качество слепков, но выглядят они как-то странно. Не могу сказать, что это – обычная стадия развития драконьего эмбриона или же указание на принадлежность к вымершему виду.

– Или к еще не открытому – хотя это менее вероятно, особенно в наши дни… – Том выпрямился и широко улыбнулся. – Сознайтесь: вы ведь уже строите планы сбора образцов драконьих яиц, дабы анатомировать их и зарисовать последовательность развития.

Я невольно улыбнулась в ответ.

– Вы угадали только потому, что мыслите в том же направлении. Но – да, тут требуются образцы для сравнения. Все это может послужить связующим звеном между сказками о драконианах и ныне существующими драконами… если, конечно, их ручные драконы с тех пор действительно вымерли.

– Будете публиковать? – спросил Том, кивнув на слепки.

Вопрос заставил призадуматься. Делиться новыми знаниями с научным сообществом – прямая обязанность любого ученого: без этого никто не сможет оценить его работы и обнаружить, чего в ней недостает. Вдобавок, один человек просто не в силах открыть всего на свете, и потому ученым, работающим в одной и той же области, крайне важно строить свои исследования, основываясь на достижениях коллег. Но, ошибшись в гипотезе на предмет морских змеев, я начала опасаться публиковать то, в чем еще не уверена. Кроме этого, не стоило забывать и о вопросе, где и как мне удалось найти образец: я вовсе не желала, чтобы на Рауаане слетелись стаи искателей сокровищ.

– Пока что нет, – медленно проговорила я. – Конечно, со временем это должно стать известным, и я напишу обо всем, дабы, случись что со мной, информация не оказалась безвозвратно утрачена, но посылать статью кому бы то ни было воздержусь. Я просто еще не готова делиться этим открытием с другими. Для этого нужно узнать больше.

Теперь, оглядываясь назад, я радуюсь этому решению, как никогда раньше. Обычно я полагаю секретность злейшим врагом науки, но в данном случае, если бы не она, о должном контроле над последовавшими событиями мне оставалось бы только мечтать.

Однако я, как водится, забегаю вперед. До получения необходимых мне ответов оставался не один год: тут требовалось дождаться кое-каких новостей из Байембе и результатов новых исследований в иных частях света. И все же главным сокровищем, вывезенным мною с Рауаане, оказалась отнюдь не куча кое-как обработанных осколков огневика, упрятанная в шляпную коробку на верхней полке моего гардероба, – им был вот этот самый гипсовый слепок, а также все порожденные оным вопросы.