Строфа вторая
Монстр во мне
I
Она не
она не
она не
была собой
у нее не было тела
и она падала
и не могла упасть
тьма
неслась мимо нее
сквозь нее
потому что она
была не она
и первая ее мысль была
как это приятно
не быть ей
не быть кем-то
не быть вообще.
Мир распался на части.
Стук крови в ушах у Кейт, кашель у нее за спиной, голоса где-то наверху.
– Надо было кого-то позвать.
– Я и позвал тебя.
– Райли, я не врач. Я даже еще не студент меда.
Кейт с трудом разлепила глаза и увидела потолок, залитый дневным светом. У нее болела голова, во рту пересохло, в горле стоял соленый привкус крови. Ей хотелось лишь одного – чтобы они заткнулись и не мешали ей спать дальше.
– Ее нужно в больницу.
– И что я там скажу? Моя подруга пострадала во время охоты на монстров. Я уверен, что ей вообще не полагается находиться в Процветании.
В поле зрения Кейт вплыл Райли. За его плечом маячил его бойфренд, Малкольм.
– Сколько она в отключке?
– Шесть часов. Почти семь. Мне бы стоило позвонить раньше, но…
– Тише вы! – простонала Кейт, заставив себя сесть. И тут же пожалела об этом.
Комната плыла, а в голове грохотали удары пульса.
– Сукин сын.
Райли присел рядом с ней, схватил ее за плечо.
– Кейт! Господи, ну ты меня и напугала! Как ты себя чувствуешь?
Малкольм наклонился и посветил фонариком ей в глаза. От этого голова лишь заболела сильнее.
– Что случилось? – спросила Кейт.
Райли был бледен.
– Ты пришла сюда. Вид у тебя был паршивый. Ты заперлась в ванной и вырубилась. Мне пришлось выломать дверь.
Кейт вспомнила прикосновение холодного кафеля к коже.
– Извини.
Малкольм проверил ее пульс.
– Что ты помнишь последнее?
Кейт заколебалась. В памяти всплыли обрывки: крик, мужчина в дверном проеме, тело на фоне стекла, сирены, тень, ощущение падения. Падения куда?
Вместо того чтобы попытаться раскручивать все с конца, девушка начала с начала.
– Ресторан.
Райли кивнул.
– Это во всех новостях, – сказал он, протянув Кейт ее планшет.
На экране красовалась надпись:
«Роковая страсть: отвергнутый любовник убил двенадцать человек».
Заглавное фото было снято со стороны входа в ресторан. В воздухе вымпелом реяла желтая лента. Тела были накрыты простыней.
– Хорошо, что ты не заходила внутрь, – сказал Райли. И спохватился: – Ты ведь не заходила внутрь, правда?
Нет, она осталась на улице, захваченная внезапным, неожиданным ужасом происходящего события.
– Мы позвонили сразу, как ты нам сообщила, но к тому времени полиция уже знала. И все уже закончилось. Ты что-нибудь видела?
Что-нибудь видела. Отдельные фрагменты у нее в голове сошлись воедино.
– Кажется, тот тип как раз появился, зашел на кухню и взял ножи.
Тот человек, настолько спокойный, будто он вообще не здесь.
– Они пока не называют имен, – сказал Райли, – но в прессу как-то просочилось, что там была его бывшая жена.
– Значит, у него был мотив, – предположил Малкольм.
Мотив, – подумала Кейт. Это могло бы быть обычное преступление – ужасное, да, но вполне человеческое. Только вот оно им не было.
– Ты был прав насчет взрыва и цепочки убийств-самоубийств. Ничего нормального в них нет.
– Ты уверена?
Кейт вспомнила неправильность в глазах убийцы. Пару сверкающих в темноте серебряных дисков. Она увидела тень на улице, последовала за ней…
Но воспоминание поблекло, растворилось в темноте и давлении холода.
– Выжившие есть? – спросила Кейт.
– Одна, – ответил Малкольм. – Ее отвезли в больницу в критическом состоянии.
Кейт напряглась.
– Почему мне чудится некое «но»?
– Ее удалось стабилизировать, но когда она пришла в себя… ну, она прямо взбесилась. Убила врача. Набросилась на двух медсестер. Не будь она в таком скверном состоянии, все могло бы быть намного хуже. В конечном итоге они объявили крыло карантинной зоной. Медсестер взяли под наблюдение на тот случай, если это заразно.
Кейт прижала ладони к глазам, пытаясь смягчить головную боль и подавить ощущение, возникшее у нее в горле при слове «заразно». Она была там. Она видела…
– Кейт, – чересчур спокойно произнес Райли, – как ты себя чувствуешь?
«Паршиво, – подумала Кейт. – Вот как».
– Ее надо к врачу, – сказал Малкольм.
– Она в порядке! – огрызнулась Кейт. У нее зазвенел телефон. – И ей пора на работу!
Она встала, замерла на миг – голова закружилась – и двинулась в коридор.
– Ты уверена, что это хорошая идея? – спросил Райли.
Кейт вспылила.
– Я же сказала, что в порядке!
– Предполагается, что я должен просто поверить тебе?
Кейт развернулась.
– Меня не волнует, веришь ты мне или нет. Ты мне не отец, а я – не твой домашний зверек.
– Ну, знаешь! Это уже чересчур!
– Эй, а ну успокойтесь! – смешался Малкольм.
Кейт скрестила руки на груди.
– Послушай, – медленно проговорила она, – ты прав, я неважно себя чувствую. Но мне надо на работу. Если будет нужно, я оттуда свалю. Честное слово.
Райли открыл рот, но так ничего и не сказал.
Если Кейт и ненавидела какой-то звук, так это звон колокольчика от входной двери.
Зачем он нужен, если стойка все равно обращена к двери и она, Кейт, видит, кто вошел? И вообще очередь тянется до самого входа, дверь постоянно открывается и закрывается, и звон стоит почти непрерывно.
– Следующий! – нетерпеливо крикнула Кейт.
Чтобы отвлечься от колокольчика, она попыталась сосредоточиться на посетителях и сыграть в игру под названием «Угадай секрет».
Женщина в фиолетовом платье на два размера меньше нужного? Спит со своим подсобным рабочим. Мужчина с мобильником? Растратчик. А тот, который сейчас прямо перед ней? Подсел на снотворное. Иначе ничем не объяснишь, почему он тормозит с заказом.
Жилка у Кейт на виске дернулась.
– Следующий!
Мужчина подошел шаркающей походкой, не отрывая взгляда от своего телефона.
– Сэр!
Он говорил тихо, и Кейт поняла, что адресовано это собеседнику в телефоне.
– Сэр!
Он поднял палец и продолжил говорить.
– Сэр!!!
Ее охватило раздражение. Оно рывком преобразилось в гнев, и, прежде чем Кейт успела осознать, что она творит, ее рука метнулась за стойку.
Она выхватила телефон у мужчины и швырнула его в голую кирпичную стену – ее устроили здесь, чтобы добавить «Кофейному зерну» домашнего уюта. Телефон разлетелся вдребезги, и, когда мужчина наконец поднял голову, у него на шее вздулись вены. Он устремил пристальный взгляд – не на нее, на обломки телефона, – и первой мыслью Кейт было метнуться за стойку и схватить мужчину за горло. А это будет действительно приятно.
Порыв овладел ею, такой простой и быстрый, что она почти не осознала его.
Она увидела всю картину отчетливо, как в зеркале. Она почувствовала его плоть под своими руками, услышала резкий хруст костей. И сама идея была подобна холодному компрессу на воспаленный лоб, бальзаму на ожог, такая внезапная и утешительная, что ее пальцы уже начали сгибаться. Голосок в ее голове, тот самый, что твердил: «Не делай так, Кейт», вдруг сменился другим, говорящим: «Делай!» И лишь потом она подумала: «Нет, стоп!» – и опомнилась.
Это напоминало резкий переход из приятного сна в кошмар. Чудесное, уверенное чувство сменилось приливом тошноты и пронзительной болью за глазными яблоками.
Что она только что сделала?
Чего она едва не сделала?
Кейт заставила себя попятиться – отступить от стойки, от потрясенной очереди, от мужчины, начавшего орать, – сорвала с себя фартук и бросилась бежать.
II
Она кинула сумку у двери.
Райли с Малкольмом ушли – спасибо Господу за Его маленькие милости.
В ушах лихорадочно стучала кровь, но неведомое нечто, овладевшее ею в кофейне, ушло, оставив лишь головную боль и давление на глаза.
Мигрень? Но у Кейт никогда не бывало мигреней. Кроме того, она была абсолютно уверена в одном – в список побочных эффектов данного недуга явно не входит неожиданная жажда насилия.
Насилие. Рассудок зацепился за слово, и снова вернулась та ночь: мужчина в ресторане и тень на улице – оба такие уверенные, такие спокойные. Пустота в лице мужчины и оживающая личина монстра. И та улочка. Кейт столкнулась с монстром, с этим ничто, холодным и пустым голодом, и серебристые диски, будто зеркала, буравили ее…
У нее стало двоиться перед глазами, и девушка на секунду зажмурилась, чтобы не потерять равновесие. Она прошла в ванную, открыла кран и стала плескать пригоршню за пригоршней холодной воды себе в лицо и на шею. Она взглянула в зеркало, оглядела свою мертвенно-бледную кожу, шрам, тянущийся до подбородка, ровную голубизну ее…
Кейт застыла.
В ее левом глазу что-то было. Когда она приподняла голову, оно поймало свет и сверкнуло как линза – как бывает только на фотографиях, а не на живой плоти.
Это игра света, конечно, именно игра света, иначе и быть не может! – но, как бы Кейт ни поворачивала голову, это оставалось. Девушка подалась вперед, так близко к зеркалу, что оно затуманилось от ее дыхания. И обнаружила какую-то прореху в своей темно-голубой радужке.
Прореха имела вид серебристой трещины. Светящейся полоски.
Осколка зеркала.
Оно было крохотным, но чем дольше Кейт смотрела, тем больше ей казалось, что оно растет, заслоняет комнату, лишает ее зрения. Кейт крепко зажмурилась, пытаясь освободить разум, удержаться в настоящем, здесь и сейчас, но она уже падала в…
Память –
окно открыто
за окном поля
колышутся под ветром
она сидит на полу
с грудой ожерелий
пытается разобрать
перепутавшиеся цепочки
пока ее мать
напевает у окна
ее пальчики порхают
над металлическими звеньями
но чем сильней
она старается
тем больше
все
запутывается
раздражение растет
поднимается как прилив
превращается в гнев
с
каждой
неудачной
попыткой
каждым
затянувшимся
узлом
гнев переходит
со спутанных цепочек
на ее мать
у окна –
ее мать
которой, кажется, безразлично
какой беспорядок
она устроила
ее мать
которой тут нет
чтобы все исправить
ее мать
которая бросила ее одну
с монстрами…
– Прочь из моей головы! – зарычала Кейт, врезав мыльницей по зеркалу.
Та грохнула о гладкую поверхность, и Кейт пришла в себя.
Она выронила блюдечко и отступила на несколько шагов. Присела на край ванны. У нее дрожали руки. По зеркалу расползлась паутина трещин. Она разбила хватку монстра.
Но он по-прежнему был у нее в голове.
И теперь она вспомнила, как столкнулась с монстром в той улочке, как увидела себя в его глазах и провалилась в неистовую тьму, вспомнила, как Райли звал ее по имени и вытащил на волю. Но она оставила что-то позади – или монстр это заполучил.
Серебро… щель у нее в радужке.
И как ей теперь от этого избавиться?
Как охотиться на то, что не имеет облика, на тень, превращающую людей в марионеток?
Как уничтожить пустоту?
У Кейт кружилась голова, но сердце стало биться ровнее. Паника и замешательство улеглись. Она вернулась к привычной сосредоточенности, что приходила в начале охоты.
Это был монстр. Не важно, какой облик он принимает. На любого монстра можно охотиться. Можно убить. Надо только обнаружить его первой.
Тут Кейт осенило. Она как-то связана с этой тварью. А связь обычно работает в обе стороны. Девушка бросила взгляд на зеркало. С этого места она не видела своего отражения, да и вообще ничего не видела, кроме разбежавшихся по зеркалу трещин.
Но если монстр забирается к ней в голову, не может ли и она это проделать?
Кейт встала и подошла к зеркалу.
Она ухватилась за край раковины и попыталась дышать ровнее. Она никогда не имела склонности к медитации – ей всегда проще было врезать как следует, чем пытаться обрести безмятежность, – но теперь она подняла взгляд и попыталась найти ее.
Стоило ей увидеть черточку в глазу, и она ощутила рывок. Но Кейт сопротивлялась. Она перевела взгляд на раковину. Две силы были подобны магнитам, равным по силе, но разнополюсным. Девушка медленно продвигалась от подбородка, вдоль линии шрама, к губам, потом к носу…
«Покажись!» – подумала она, и ее взгляд устремился на черточку в глазу.
Серебро расцвело, и Кейт стала падать, но не так быстро, как прежде. Теперь это скорее походило на медленное скольжение. Пол ускользал у нее из-под ног. Кейт крепко вцепилась в столешницу, а серебро растекалось по ее чувствам, запутывалось в голове, и голос, который не был голосом, нашептывал гудящее облако «хочу», «делай больно», «изменись», «дерись», «делай», «убивай». А пол стал уходить из-под ног все быстрее и быстрее, и наконец…
Она
очутилась
в ловушке
другого воспоминания
ночь черна
она в маминой машине
потрескивание помех
рев автомобильного сигнала
у нее в голове
мамина щека
на руле
«Где ты?»
думает она
а за разбитым стеклом
все больше
красных глаз
и снова
гнев
боль
жгучая
потребность…
«Стоп!» – подумала Кейт, вытаскивая свой разум не обратно, не вовне, но к спокойствию.
Давление у нее в голове, на ее ладони, как…
…снова в машине
мамины глаза
распахнуты
и перечеркнуты
одной
серебряной
трещиной
«Где ты?»
спрашивает она
и машина
ночь
видение
содрогаются
и сменяются
холодным
ничто
и…
оно движется
между обликами
между тенями
сквозь пространство
пение
обещание
город
разделенный надвое
так много
темных мыслей
так много
жестоких разумов
так много
возбуждения
просто жди
чтобы схватить…
Кейт отклонилась назад, уходя из поля зрения в зеркале.
Из носа текла кровь, в голове стучало, руки болели, так крепко она держалась за раковину, но все это не имело значения.
Потому что Кейт знала, куда направлялся монстр.
Знала, где он уже каким-то образом побывал.
Истина.
Шесть месяцев, набитые в одну сумку.
Ту самую, с которой она приехала в Процветание. И все то же самое внутри: наличные, одежда, поддельные документы, пара железных штырей, серебряная зажигалка с вмонтированным в нее потайным выкидным ножом, пистолет.
Казалось, ей должно было бы легко уходить, но почему-то не было. Кейт объяснила себе, что это просто миссия, и она вернется, несмотря на то что отзвуки города, который она некогда звала домом, горели на сетчатке ее глаз и холодная тень извивалась у нее в голове. Кейт не знала, как бороться с тварью, не знала, как убить ее, но знала, что должна попытаться.
Она подхватила с кофейного столика свой планшет и опустилась на диван. Планшет включился, и на экране появилась бойня в ресторане – он все еще оставался на том месте, где смотрел Райли.
Двенадцать погибших. Жестокие мысли превратились в жестокое деяние.
Теперь монстр находился в Истине, в месте, которое кишело жестокостью, питалось ею и взращивало ее. Кейт не могла отделаться от мысли, что она провела туда тень. Что она позволила увидеть город в своем разуме, показала твари место, изобилующее возможностями.
Мотылек, встречай пламя.
Но откуда эта тварь взялась? Ведь не было никаких массовых нападений, никаких событий того масштаба, который, по представлениям Кейт, требовался, чтобы породить подобное существо. Или оно было плодом медленного яда Процветания? Плодом разложения города?
И что такая тварь способна натворить в ее городе? Кейт уже видела, на что способен монстр. Да она почувствовала это на себе! Тьма даже сейчас ворочалась в ней, нашептывала желания биением сердца, подзуживала достать пистолет из сумки.
Вместо этого Кейт сделала глубокий вдох и открыла новое окно для сообщений. Она адресовала письмо всем Стражам и прикрепила к нему все имевшиеся у нее фото Пожирателей Сердец. Письмо было кратким.
«Только чистый металл. Цельтесь в сердце».
Ее палец завис над кнопкой «Отослать».
Она знала, что этого недостаточно. Стражи не охотники. Но они кого-нибудь найдут. Кого-нибудь достаточно глупого, чтобы взять на себя ее занятие. Может, даже кого-то лучше ее.
Кейт сказала себе, что она должна идти.
Должна предупредить ФТФ. Предупредить Августа.
Она нажала «Отослать» и встала, пряча планшет в сумку. Когда она дошла до двери, ее телефон зазвонил.
Райли.
Кейт не ответила, чтоб не отвлекаться от поставленной задачи. Она пояснила себе, что это просто очередная охота, и позволила телу действовать, двигаться с решительностью, в которой сама не была уверена. Она не знала, что сейчас чувствует, но знала, как нужно двигаться. Девушка притормозила у выхода и нацарапала записку на листке из блокнота.
Она заперла за собой дверь и подсунула ключ под нее. Тот скользнул по деревянному полу и скрылся из вида и из досягаемости.
А потом ушла, запретив себе оборачиваться.
Бегство ничем не отличалось от всех прочих привычек.
С постоянной практикой становилось легче.
За домом Райли находилась парковка, и Кейт, оглядывая ряды машин, пожалела, что бросила отцовский седан, когда добралась до города.
Она могла бы сохранить его, но в машине все, вплоть до горгульи на капоте, кричало про Истину, про большие деньги, про Келлума, и потому Кейт оставила ее на обочине в двадцати пяти милях от столицы Процветания, на тот случай, если кто-нибудь явится ее разыскивать.
В конечном итоге никто так и не явился.
Теперь она застряла, выбирая машину, чтобы уехать из города. «Слава богу, что погода хорошая», – подумала Кейт, пройдя мимо пары автомобилей с наполовину опущенным стеклом. Даже стекло выбивать не нужно.
Она бросила сумку на пассажирское сиденье и забралась внутрь, потрясенная внезапным ощущением дежавю. Другая жизнь, другой мир, Август еле дышит, Кейт ранена, ее пальцы еще дрожат после схватки с малхаи, когда она включает передачу.
В кармане зазвонил телефон.
Кейт не ответила – у нее были заняты руки. Ей нужно было поддеть и сорвать крышку зажигания и соединить провода. Зажигание – мотор зачихал и завелся.
Кейт нажала на газ.
III
– Пожалуйста, пожалуйста…
– Отче наш, иже еси…
– Что вам надо…
– Отпустите меня!..
– Гори в аду!..
– Я же не сделал ничего плохого…
– Пустите!..
– Пожалуйста…
«Люди, – подумал Слоан, – вечно они болтают».
Их было восемь. Они стояли на коленях на полу склада, мужчины и женщины, с разбитыми лицами и связанными руками. Грязные, полумертвые от голода, одетые кто во что, от деловых костюмов и платьев до простой повседневной одежды, как будто их выхватили прямо с улиц или вырвали из собственных домов. Да, собственно, так оно и было.
Свозь щели в дверях и окнах пробивался солнечный свет, но дело не терпело отлагательств. Кроме того, размышлял Слоан, подставляя руку лучам света, стоило напомнить этим людям, что хотя солнце его и ослабляет, слабый малахаи намного опаснее сильного человека.
Солнце просвечивало сквозь руку, делая кожу прозрачной, а кости – темными, и на какое-то мгновение пленники, застыв, уставились на него, словно надеялись, что он вспыхнет огнем. Но их ждало разочарование.
Когда вместо самовозгорания монстр лишь немного дернулся, скулеж продолжился:
– Пожалуйста…
– Не трогайте меня!
– Мы ничего не сделали…
Слоан убрал руку в тень.
– Тихо!
За коленопреклоненными фигурами стояло еще четверо. На этих людях не было никаких оков, за исключением металлических ошейников. И пока те, кто стоял на коленях, дрожали от страха, Клыки в надежде на одобрение пытались поймать взгляд Слоана.
Он задумчиво постучал когтем по зубам.
– Это все?
– Да, сэр, – мгновенно отреагировал один из Клыков. – Инженеры из холодильников, как вы и приказали.
Слоан кивнул и перенес внимание на дрожащие фигуры на бетонном полу.
– Лучшие умы… – задумчиво пробормотал он. Какой-то мужчина начал всхлипывать. Слоан ткнул его в колено носком ботинка. – Ты. Чем ты раньше занимался?
– Программным обеспечением, – заикаясь, произнес мужчина. – Облачное хранение, внешний доступ.
Слоан прищелкнул языком и перешел к следующему.
– А ты? Давай, не стесняйся.
– Э-электричеством, – ответил тот.
– Водопроводом, – сказал третий.
Один за другим они говорили о своей специализации. Промышленность. Биология. Слесарное дело. Компьютеры.
Слоан расхаживал из стороны в сторону, его возбуждение росло.
А потом последняя из пленных сказала:
– Проектированием сооружений.
Слоан остановился около нее:
– Это как?
Она замялась.
– Я работала на стройках… возведение и снос…
Слоан растянул губы в ухмылке и притронулся к подбородку женщины заостренным когтем.
– Ты, – сказал он и добавил, – и ты, – указав на того, кто занимался слесарным делом. – И еще ты, – ткнул он в электротехника. – Поздравляю вас с новым местом работы.
Клыки подняли трех инженеров на ноги, а Слоан развернулся к оставшимся пленным, которые явно не понимали, как реагировать на случившееся, расстроиться или обрадоваться.
– Все остальные, – сказал он, взмахнув рукой, – могут идти. Они изумленно уставились на него. Слоан указал на дверь склада футах в пятидесяти от них. – Идите, пока я не передумал.
Этого хватило, чтобы они начала шевелиться. Все пятеро встали, руки у них оставались связаны. Слоан, наклоняя голову то к одному плечу, то к другому, наблюдал, как они, приободрившись, побежали к двери.
Трое успели.
А потом Слоан скользнул между тенями, позволив примитивному, животному началу взять верх. Четвертую он схватил за горло и вспорол его, а затем развернулся и схватил пятого, ровно в ту секунду, когда человек уже коснулся пальцами двери.
«Почти успел», – подумал Слоан, глубоко вонзая когти в мужчину. Где-то кто-то кричал, но на какое-то прекрасное мгновение в мире Слоана не существовало ничего, кроме угасающего биения сердца и красной волны. Тело с глухим стуком упало на бетон.
– Я передумал, – сказал он, достал из кармана платок и вытер рот.
Выжившие инженеры всхлипывали, закрыв лицо ладонями, или держались за голову. Даже Клыкам хватило ума побледнеть.
– Приберитесь тут, – приказал Слоан, оборачиваясь к Клыкам. – И отведите моих новых питомцев в башню. Если с ними что-нибудь случится, пока вы за них отвечаете, я вам зубы вырву и в глотку вколочу.
Он рывком распахнул дверь и вышел наружу.
IV
«Перекресток» представлял из себя обширный центр – симбиоз торговой галереи, стоянки грузовых автомобилей и кафетерия, дворец из блестящего белого линолеума. Он первым встречал пришедших и последним провожал уходящих. Кейт не бывала здесь с того дня, как покинула Истину.
Она нашла на центральной консоли солнечные очки и нацепила их перед тем, как войти в торговый центр, чтобы спрятать серебряную трещинку. Она прошла ресторанный дворик, добралась до торговых аппаратов и заметила свое отражение на стальной поверхности одного из них. Изогнутый металл исказил лицо. Кейт отвернулась и набрала код, заказав кофе.
Аппарат заело. Девушка сделала несколько медленных вдохов.
Она не сорвалась ни на одного водителя, даже не ругалась, когда кто-нибудь ее подрезал, несмотря на шепот в голове и страстное желание, постепенно окутывавшее ее туманом, дать по газам и гнать, гнать, гнать, пока кто-нибудь не расшибется.
Кейт еще раз набрала заказ, и, когда стаканчик появился в окошке выдачи, она выпила кофе одним длинным глотком, не обращая внимания на то, что он обжигал ей горло. Через два коридора она отыскала длинную стену с ячейками камеры хранения. Вокруг никого не было, и Кейт присела перед шкафчиком и запустила руку в узкую щель между ним и полом.
Шесть месяцев назад Кейт остановилась в «Перекрестке», не зная, когда вернется сюда и вернется ли вообще. Но ее отец был не только диктатором, но и стратегом, и одно из его немногочисленных бесстрастных присловий гласило: «В угол загоняют только дураков».
Все десять лет восхождения к вершине у Келлума Харкера всегда имелись наготове пути к отступлению. Машины в разных районах города, конспиративные квартиры и припрятанное оружие, дом за Пустошью и коробка под полом, полная поддельных документов.
Допустимо было оставлять лишь один-единственный след – по которому ты можешь вернуться домой. Через несколько приводящих в бешенство секунд Кейт нащупала уголок пакета и вытащила объемистый конверт.
В нем находились последние остатки иной жизни. Несколько сложенных бумаг и пачка карточек – водительские права, удостоверение школьника, две кредитки. Все на имя Катерины Оливии Харкер. Целая жизнь, сжатая до размеров конверта.
Кейт вытряхнула конверт в сумку и принялась избавляться от своей личины, которую носила последние полгода, набивая конверт бумагами и карточками. Наконец от времени, проведенного в Процветании, у нее остался только сотовый телефон. Кейт взвесила его в руке. Мобильник был выключен, и Кейт знала, что надо сунуть его в конверт ко всему остальному, не включая, и уходить. Но нечто предательское у нее внутри – не монстр, что-то слишком человеческое – нажало на кнопку.
Через пару секунд экран заполнили сообщения о пропущенных звонках и эсэмэски. Ей вообще не следовало колебаться, не следовало включать телефон, но она включила и не могла не заметить последнее сообщение.
Оно было от Райли. «Мне это не нравится».
Кейт тихо выругалась и позвонила ему.
Райли ответил после второго гудка.
– Ты где? – Он тяжело дышал. Кейт полдороги размышляла, что сказать, но теперь все вылетело из головы. – Кейт, что за чертовщина? Сперва Су узнает, что ты взбеленилась на работе, а потом ты просто встаешь и уходишь? Без всяких объяснений?
Кейт пригладила волосы, сглотнула.
– Я оставила письмо.
– Записка, которая типа «долг зовет»? Вот что ты называешь письмом! Что за ерунда тут творится? – Райли выругался, и Кейт вздрогнула. Райли было не свойственно так выражаться. – Все из-за того, что ты увидела? Там, в ресторане? С чем мы имеем дело?
– «Мы» не имеем дела ни с чем, – сказала Кейт. – Я разберусь сама.
– Почему? – В трубке слышно было, как Райли ударился о кофейный столик. – Что происходит?
Кейт прислонилась к холодному металлу шкафчиков и постаралась говорить непринужденно.
– Сложно объяснить. Я нашла зацепку, но не в Процветании, и я не знаю, сколько времени потребуется. Поэтому я отослала вам файлы – на всякий случай, вдруг… – Она не смогла закончить фразу и сменила тему. – Я вернусь. Как только все закончится. Передай Стражам.
– Я совру?
– Надеюсь, нет.
– Куда ты собралась?
– Домой, – слово оцарапало ей горло. А потом, из-за того что Райли дал ей так много, а она ему ничтожно мало, Кейт добавила: – В Истину.
Райли с силой выдохнул, но в его молчании не было удивления. Может, он с самого начала догадывался. А потом он настойчиво произнес:
– Послушай, что бы ни происходило, от чего бы ты ни бежала или к чему, я лишь хочу, чтобы ты знала…
Кейт смахнула слезу и нажала «Отбой».
Прежде чем Райли успел перезвонить, она выключила телефон, положила его в конверт и засунула все на хранение – под шкафчик.
В туалете было чисто, как и в других помещениях «Перекрестка»: безупречность на индустриальный лад. Вдоль стены над рядом раковин тянулось зеркало, и Кейт, примостив солнечные очки на макушке, умылась. Ей хотелось стереть из памяти разговор с Райли, смыть сомнения, которые он швырнул ей в голову, будто пригоршню пыли.
Она ведь все делает правильно. Разве не так?
Она узнала город в том видении. Она движется в правильном направлении.
Если только она не ошиблась. Тень пребывала у нее в голове, сплетаясь с ее воспоминаниями, с ее самыми темными мыслями и страхами. Что, если, что, если, что, если…
Хватит!
Кейт знала разницу между правдой и ложью, между видением и сном, между своим разумом и разумом монстра. Ведь так?
Девушка подняла голову и встретилась взглядом со своим отражением.
Ее замутило. Трещинка в левом глазу увеличилась, отхватила еще кусочек голубого. Она расширяется сама по себе или ее вмешательство разбередило рану? Кейт заколебалась, сопоставляя потенциальный вред и необходимость быть уверенной, время потери влияния и странную притягательность трещинки.
Стремление знать победило. Кейт посмотрела себе в глаза.
– Где ты? – прошептала она.
Этот вопрос она задавала себе по тысяче раз на год, всякий раз, как ей хотелось представить себя кем-то другим, в другом месте, но тьма откликнулась и потащила ее вперед и вниз, в…
Коридор
дома за Пустошью
мертвые цветы
на пороге
разбитая картина
на полу
слой пыли
толщиной с краску
на всем
она
никогда
не чувствовала себя
такой одинокой
эта печаль
накрывает ее
с головой
единственный звук
это голос
ее голос
эхом звучащий
в пустом доме
«Где ты?»
она ищет
пару
серебряных глаз
но комнаты
пусты
а потом
она видит
труп в коридоре
пулевое отверстие
обожженный кружок
в горле
она присаживается
его глаза
медленно открываются
круглые как луна
удерживают
его взгляд
когда дом
содрогается
рассыпается
на…
…кровь
повсюду
плещет как краска
на землю
на стены
тела
рассыпаются
словно тени
их огонь
выжигает все
не осталось
ничего
кроме пустых оболочек
в серо-зеленом
и букв отпечатанных
на окровавленных рукавах
Ф
Т
Ф.
Кейт вырвалась.
Она стояла у столешницы, судорожно хватая воздух. Резкий белый свет застилал глаза, из носа капала кровь, и она почти что слышала, как осколок расширяется, взламывая глаз, будто лед по весне.
Мгновение спустя Кейт осознала, что она не одна.
Рядом стояла женщина постарше, крепко придерживала ее под руку и стискивала в кулаке скомканное и намоченное бумажное полотенце. Губы ее шевелились, но у Кейт звенело в здоровом ухе, и слова долетали лишь неясными обрывками.
– Я в порядке, – сказала она, болезненно осознавая, что солнечные очки лежат на краю раковины и серебряная трещинка в глазу теперь на виду.
Шум в ушах стих как раз в тот момент, когда женщина коснулась щеки Кейт.
– Давай я посмотрю, солнышко. Я работала медсестрой…
– Нет! – выдохнула Кейт и отшатнулась.
«Заразно». – Так выразился Малкольм. Кейт уже больна. Не хватало ей заразить кого-нибудь еще! Но когда она попыталась вырваться, женщина цыкнула на Кейт, как на непослушного ребенка, обхватила ее лицо ладонями и приподняла.
А затем женщина застыла, глаза ее расширились, и у Кейт екнуло сердце, потому что непрошеная помощница явно заметила серебро.
Но женщина произнесла лишь:
– Береги себя, – и прижала к носу Кейт мокрое полотенце.
Но разве кровотечение было главной проблемой?
– Спасибо, – пробормотала Кейт, пытаясь скрыть ужас в голосе вместе с удивлением и облегчением.
Когда женщина вышла, она тяжело присела на столешницу. У нее дрожали руки.
«Ну что ж, – мрачно подумала Кейт, – по крайней мере, я не заразна».
«Вы покидаете Процветание», – гласил дорожный знак.
Здесь не было ни сторожевой вышки, ни КПП с вооруженными пограничниками – за попытку выбраться отсюда никаких наказаний не существовало, – просто открытые ворота.
Чуть позже Кейт очутилась в буферной зоне, на нейтральной полосе в милю шириной.
Она подъехала к перекрестку двух дорог, тому самому, который миновала полгода назад, и ее снова посетило ощущение дежавю. Кейт свернула на трассу, ведущую к Истине, и у нее закололо в основании черепа.
Радиосигнал пропал.
Дорога впереди была пуста.
«Поверни обратно, – сказал голос у нее в голове. – Давай, Кейт, пока не поздно». Но его заглушили мысли о ее железных штырях, о ее пистолете, о ее голых руках, погружающихся в…
«Черт побери», – подумала Кейт, вцепившись в руль. Затыкать голос было бесполезно. Все равно что быть настороже на ночном шоссе, когда усталость подтачивает тебя по капле с каждым зевком – опасный путь между прикрытыми на миг глазами и чем-то смертоносным.
Завидев границу Истины, Кейт сбавила скорость.
Шлагбаум оказался опущен. Когда Кейт надела солнечные очки и притормозила, из караулки вышел солдат. Кейт уже переключила мотор на нейтральную передачу, но заглушать не стала. Ее рука осталась лежать на рычаге.
Караульный был молод, может, немного за двадцать, и полноват. Нашивка на рукаве сообщала, что он – гражданин Процветания.
Окружающие территории, Умеренность, Фортуна и Процветание, по очереди размещали своих людей на границе с Истиной. На плече у караульного висела автоматическая винтовка, но при виде Кейт он перевесил ее за спину. Как же прекрасно, когда тебя постоянно недооценивают!
Кейт опустила стекло.
– Привет!
– Извините, мисс, вам следует повернуть обратно.
Кейт решила изображать простодушие и наивность.
– Почему?
Караульный посмотрел на нее так, словно она сказала полную чушь.
– Граница с Истиной закрыта уже несколько месяцев.
– Я думала, ее опять открыли.
Караульный покачал головой, извиняясь.
Кейт хмыкнула, притворяясь, что щурится от солнца, а сама осматривалась, нет ли на КПП других признаков жизни.
– Ну и скучища. Сколько времени вы торчите на посту, – она взглянула на нашивку с именем на форме, – Бенсон?
– Два года.
– И кого вы так достали, что очутились тут?
Караульный хохотнул и облокотился о капот.
– Иногда кто-нибудь да пытается пересечь границу. Не знаю, на кой им это – то ли друзья их взяли на «слабо», то ли просто самоубийцы, а может, считают все россказни про Истину сказочками – мне без разницы. Протокол есть протокол. Это ради вашего блага, мисс…
– Харкер, – произнесла Кейт.
Караульный вздрогнул.
– Вам знакомо мое имя? – надавила Кейт.
Из голоса ее исчезла веселость, а левая рука легла на пистолет, спрятанный между водительским креслом и дверцей. От этого прикосновения в нее хлынула тьма и затопила ее, пытаясь подчинить.
– Должно быть знакомо. Мой отец – Келлум Харкер. Он еще держал в своем гадюшнике монстров в качестве ручных зверьков. Оглядитесь, Бенсон. Все ваши камеры и оружие – да вообще ваше все – нацелено в ту сторону. А почему? Да потому что ваша работа – не позволять никому и ничему выбраться оттуда. И совершенно не важно, кто войдет туда. Вы мне не верите? Ладно, тогда посмотрите.
Парень действительно отвел от нее взгляд, всего лишь на секунду, но Кейт уже наставила на него дуло. Бенсон обернулся и аж подскочил и вскинул руки в инстинктивной попытке защититься.
«Давай же, – прошептало существо у нее в голове, в руке, в крови. – Это будет так легко! Так приятно!»
Палец Кейт пополз к спусковому крючку.
– Я намерена сегодня пересечь границу.
На лице солдата отразилось сомнение.
– Вы что, действительно…
Кейт выстрелила.
Желание охватило ее руку, как перчатка, и вместо нее нажало на спусковой крючок, но Кейт вовремя почувствовала его приближение и сдвинула дуло вбок.
Бенсон в ужасе уставился на нее.
– Чокнутая сучка!
– Открой ворота, – процедила Кейт. – Я сильно сомневаюсь, что в следующий раз промахнусь.
Солдат попятился и набрал код на панели у входа в КПП. Шлагбаум начал подниматься.
– Мы просто пытаемся обеспечить твою безопасность!
Кейт чуть склонила голову набок.
– Ты что, не в курсе? – спросила она, переключая передачу. – Безопасности не существует.
Она поддала газу, и машина рванула в Пустошь.
– Больше не существует.
V
Лицо в зеркале было покрыто кровью.
Кровь брызнула Августу на щеку, щедро залила полевую форму. Красное и черное, черное и красное.
Включив душ, сунаи повернул кран с горячей водой до упора и сорвал одежду, зябко поеживаясь от соприкосновения меток с прохладой воздуха.
Он не мог спать, не находил себе места и потому снова и снова уходил, хватался за любые задания в попытке стереть из памяти Рез и Алису. Когда его отделение отправлялось на отдых, он присоединялся к другим отрядам, он превратил себя в оружие и в щит, принимая все трудности на себя. Ночь превратилась в поток насилия, но схватки изгоняли постоянное беспокойство, оставляя вместо него пустоту.
Август шагнул под обжигающие струи и чуть не вскрикнул. Кипяток!
Каждая капля огнем вспыхивала на теле. Боль была поверхностной, но Август поймал себя на том, что цепляется за нее, как когда-то цеплялся за голод.
Такая вот способность взять себя в руки, напомнить себе, что он способен чувствовать, что он не…
«Монстр?» – снисходительно поддел его Лео.
Кровь и грязь, закручиваясь, стекали в канализацию, и Август прислонился головой к кафельной стене; вода смывала с него усталость, но перед глазами все плыло. Это не было болезненно: «болезненность» – неподходящее слово. Физический дискомфорт – вопрос физиологии, производная уставших мышц и переутомления тела. Однако какая-то боль пронизывала его до самой сердцевины. Он был пуст, как мертвые тела, которые он оставлял после себя, без искры жизни внутри, люди и монстры, сведенные к выпотрошенным оболочкам, звездная пыль к звездной пыли…
Август выключил душ и убрал с лица мокрые волосы. Ванная была заполнена паром, и когда он протер запотевшее зеркало и увидел в нем отражение своих серых глаз, то не смог отделаться от ощущения, что они стали темнее. Глаза Лео были черны, как клавиши пианино и небо беззвездной ночью, и с каждым разом, когда он сбрасывал человеческое обличье, выпуская то, что в нем таилось, они становились все темнее.
Август отвернулся от зеркала.
Он натянул чистую форму и вышел в коридор. В коридоре Аллегро гонялся за пушинкой. Увидев его, кот шарахнулся, а когда сунаи протянул руку, чтобы погладить его, Аллегро отпрыгнул, зашипел, прижав уши, и убежал.
Август нахмурился и последовал за котом на кухню. Тот спрятался у Ильзы в ногах. Она взяла кота на руки и поцеловала в нос, а затем вопросительно взглянула на Августа.
Тот шагнул вперед, к ней и коту, но Аллегро предупреждающе зашипел.
Что там Ильза говорила о животных?
Они способны различать добро и зло, людей и монстров.
На краткое мгновение отвергнутая им часть самого себя, уязвленная и ошеломленная резким отпором кота, и тем, что это означало, попыталась восстать. Но Август вновь себя переборол.
«Это ослабнет, – пообещал Лео. – Исчезнет».
Ильза сощурилась.
«Что ты наделал?»
Август напрягся.
– То, что должен был делать.
Уголки ее рта опустились. Ильза обняла кота, защищая его, и покачала головой.
Август был в недоумении.
– Что такое? – спросил он.
Но она продолжала качать головой, она не могла остановиться, и Августа затрясло. Он не понимал, ни что Ильза пыталась сказать, ни чего она вообще от него хотела.
Он толкнул через стол блокнот.
– Черт побери, Ильза, да напиши ты уже!
Но сестра отшатнулась и от бумаги, и от Августа как от удара.
Развернулась и выскользнула прочь из кухни.
Когда она выбежала прочь, вошли Соро. Они чуть не столкнулись, но у Ильзы был свой способ перемещаться в пространстве, а Соро изящно отскочили с ее пути. Секунду спустя Ильза захлопнула дверь своей комнаты, прямо поставила точку в разговоре – самый громкий звук, исходящий от Ильзы за последние несколько месяцев, – и Август тяжело вздохнул.
Соро рассматривали его. Их длинные серебристые волосы были зачесаны вперед, ниспадая на бледно-серые глаза, но Август был уверен, что они выгнули бровь.
– Не спрашивай.
Соро пожали плечами.
– Даже не собирался.
Август откинулся назад, прислонившись к полкам.
– Ты выглядишь напряженным, – сказали Соро.
– Я устал, – пробормотал он, закрыв глаза.
Наступила тишина.
– Я слышал о… засаде.
А поскольку Соро не любили бездельничать и уж точно никогда не вели праздных разговоров, Август заставил себя разлепить веки:
– Чего ты хочешь?
Соро выпрямились, явно испытывая облегчение от окончания неприятного разговора.
– «Хочу» тут ни при чем, – сказали они, разворачиваясь к двери. – Тебе нужно кое на что взглянуть.
Август несколько раз обошел вокруг тел, пытаясь разобраться, что он, собственно, видит. Это чем-то походило на головоломку, на пазл, на картинку из серии «Что здесь не так?» – только вот с одной загвоздкой. За пять лет он видел множество смертей, но еще ни разу не сталкивался с чем-то подобным.
Его беспокоило не «что».
И не «как».
Только «почему».
Полное отделение ФТФ состояло из восьми человек. Командир. Медик. Техник. Снайпер. И рядовые бойцы. Но сейчас полная комплектация стала редкостью. Солдаты выбывали слишком часто, а потери обычно не восполняли, пока в группе не оставалось менее четырех человек. Ну а тогда их просто переводили в другое отделение.
Сегодня утром девятое отделение состояло из семи человек.
В три часа дня они были мертвы.
– Что произошло? – спросил Август отчасти у себя, отчасти у Соро.
– Дежурный сообщил, – ответил второй сунаи, – что они возвращались из разведки. Их коммы были выключены, а камер наблюдения в квартале нет.
Тела были разбросаны по улице, как жуткие декорации на сцене.
Они умерли не в ночи, их не сожрали корсаи. Август огляделся, а затем, прищурившись, посмотрел на солнце.
Судя по углу падения лучей, все утро эта часть улицы была в тени.
Но это не объясняет наличия семи трупов.
А также внезапный, одномоментный всплеск насилия.
На земле валялась гильза, в нескольких футах от нее лежал нож, испачканный в крови по самую рукоять, но, насколько мог судить Август, девятое отделение не попало в засаду. На них никто не нападал – ни люди, ни монстры.
Они сами напали друг на друга.
Не кто-то один на шестерых – речь не шла о том, что кто-то из солдат сошел с ума, – нет, у каждого было и оружие в руках, и смертельное ранение. Полнейшая бессмыслица!
Сунаи смотрел на лица, знакомые и незнакомые, лица тех, кто еще недавно был людьми, а теперь превратился в пустые оболочки. Как Рез, подумал он, сопротивляясь ощущению утраты, пока оно не прорвалось наружу.
– Какая бессмысленная потеря, – сказали Соро. Они стояли рядом и с отсутствующим видом вертели флейту в пальцах, словно здесь был сад, а не поле боя. На форме погибших были нашивки ФТФ, но Август знал, что в глазах Соро они уже не являлись солдатами.
Они были грешниками.
А грешники заслуживают любого ужасного конца.
Но все-таки – что же могло толкнуть все отделение на эту бойню?
Может, этот признак раскола в Компаунде?
Да, напряжение существовало, но одно дело – словесные перепалки, а вот это – нечто совсем иное. Слишком уж велико расстояние от обычного раздражения до подобного уровня агрессии.
Что-то здесь нечисто.
Малхаи?
На мгновение Август задумался: может, погибшие солдаты – это привет от Алисы, какой-то психически нездоровый подарок, выложенный словно угощение. Ни одна нашивка не пропала, и на телах не было следов от зубов.
Нет, такой жуткий конец случился не из-за монстров, а по вине людей.
– Генри знает? – спросил Август.
– Конечно, – произнесли Соро так бесстрастно, словно им никогда в голову не приходило не докладывать. Август предполагал, что так оно и было: конечно, Генри – человек, но при этом он – глава ФТФ и генерал их импровизированной армии.
– А совет в курсе? – спросил он.
На это Соро отрицательно помотали головой.
– Генри хотел, чтобы сначала ты на это посмотрел.
Август нахмурился.
– Зачем?
Соро замялись.
– Он сказал, что ты всегда отличался… восприимчивостью. Что ты умеешь думать как человек. Сказал, что ты изучал их. – Похоже, что сказанные слова причиняли Соро дискомфорт. – Что ты всегда хотел быть одним из…
– Я – сунаи! – отрезал Август. – И я понятия не имею, что здесь случилось. Если Генри нужно мнение человека, ему следовало отправить сюда кого-нибудь другого.
Соро вздохнули с облегчением.
Август развернулся и зашагал обратно к Компаунду.
VI
Поднимаясь по ступеням башни, Слоан стер кровь с рук.
В ней было нечто отвратительное: в человеческих жилах она была теплой и несла жизнь. Снаружи же превращалась просто в грязь.
Все пространство полутемного холла заполняли малхаи: они даже сидели на лестнице и перевешивались через перила. Дюжина Клыков в поблескивающих стальных ошейниках стояли на коленях рядом со своими хозяевами.
Из прокусов у них на коже сочилась кровь, но при ее виде голод Слоана лишь слабо шевельнулся. Ему никогда не были по вкусу добровольные жертвы.
При звуке его шагов малхаи зашевелились. Те, мимо кого он проходил, опускали взгляд красных глаз.
Зайдя в лифт, Слоан позволил себе прикрыть глаза. Он грезил о многом: о крови, власти, разрушенном городе, о Генри Флинне, познавшем унижение, о его солдатах, стоящих на коленях, о сожженном сердце Августа у себя в руке и о шее Катерины под своими зубами.
Но когда лифт взмыл вверх, Слоан хотел только одного – спать. Провести пару часов в тишине, прежде чем окунуться в неистовство ночи.
Он вышел из лифта в пентхаус и оцепенел.
Алиса устроила пожар.
Так ему показалось в первую секунду. Жаром тянуло от стального кофейного столика, на который Алиса поставила ковш с горячими углями: из емкости торчали разнообразные инструменты и кухонные приборы, а четверо малхаи, присев на пол перед Алисой, пировали на каком-то юноше.
– Сообщаю сразу, – произнесла Алиса, – это ни разу ни было похоже на Фалстейд. Я не имею к ним ни малейшего отношения. Ту ситуацию я давно проехала.
– Ты сейчас вообще о чем? – спросил Слоан.
Алиса нетерпеливо щелкнула пальцами.
– Да про кучку Клыков. Они, похоже, свихнулись. Почему-то поубивали друг дружку. Ну, вроде бы. Корсаи мало что от них оставили. Я бы предположила мелкие разборки. Люди такие, – она подула на угли, – темпераментные.
– А они тут зачем? – спросил Слоан, кивнув на малхаи.
– Они вызвались побыть добровольцами.
– Для чего?
Алиса не ответила. Взяла одного из малхаи за подбородок и приподняла, так чтобы он смотрел ей в глаза. Когда она заговорила, голос ее изменился – сделался низким и плавным, почти гипнотическим.
– Ты хочешь, чтобы я тобой гордилась?
– Да, – прошептал малхаи.
Она достала из огня тонкий металлический пруток, раскаленный на конце докрасна.
– Алиса! – с нажимом произнес Слоан.
– Хочешь загадку? – отозвалась она. Теперь голос ее звенел от нездорового возбуждения. – Можно прогнать корсаи при помощи света, можно ослабить укус малхаи, но как остановить песню сунаи?
Слоан подумал про Ильзу, про последний звук, который она издала, прежде чем он разорвал ей горло.
– А не надо ее останавливать, – улыбнулась Алиса. – Просто перестань слышать.
И она воткнула раскаленный пруток малхаи в ухо.
VII
Происходящее казалось ей нереальным, пока она не очутилась в Пустоши.
Пока не увидела раскинувшийся вокруг простор и не вспомнила, как тащила горящего в лихорадке Августа через поля к дому, вспомнила мамину комнату, человека на пороге и пистолет в своей руке. Один-единственный выстрел, водораздел между «до» и «после». Между невиновностью и виной. Между человеком и монстром.
Кейт не нравилось думать об этом.
Незачем вспоминать, что где-то существует монстр, которого создала она.
Если повезло, он умер с голоду где-то в Пустоши.
Если повезло…
Машина содрогнулась, задребезжала и задымилась. Кейт выругалась и направила глохнущий автомобиль на обочину.
До окраины И-Сити – восемь миль.
Восемь миль – и меньше двух часов до темноты.
Кейт выругалась еще раз и выбралась наружу, закинула сумку на плечо и обошла машину. Пистолет валялся на полу рядом с пассажирским креслом, там, куда она его бросила, как только КПП скрылся из вида. Кейт подняла оружие, взвесила на руке, вспомнила сладкий ужас и…
Она извлекла из пистолета обойму, спрятала и то и другое в сумку, повесила ее на плечо и побежала. Солнце светило ей в спину, тень протянулась перед ней, а ботинки отбивали размеренный ритм на асфальте.
В Лейтоне беговая дорожка входила в обязательную программу, и Кейт быстро обнаружила две вещи.
Она любит бегать.
Она ненавидит бегать по кругу.
Теперь Кейт попыталась вспомнить былую любовь, когда перед ней лежала пустая прямая дорога. Через две мили она была уверена, что дело дрянь.
Через четыре мили ей захотелось курить.
Через пять – чтобы она никогда не начинала курить.
Через семь она, пошатываясь, перешла на трусцу, затем на шаг, а потом и остановилась. Ее вырвало. Голова заболела опять, и Кейт захотелось лечь и закрыть глаза, но солнце уже повисло над горизонтом.
Ей надо выбраться отсюда до наступления темноты.
Она должна продолжать двигаться – и она двинулась вперед.
Забавно, каким простым все становится, когда у тебя нет выбора.
К тому моменту, когда она добралась до зеленой зоны, мышцы и легкие ее горели.
Раньше это был самый богатый район столицы, местечко, зарезервированное для тех, кто мог себе позволить не только покупать защиту Харкера, но и вести праздную жизнь. Раньше, но не сейчас.
Теперь район был пуст.
Нетрудно предположить, что все обитатели зеленой зоны убрались восвояси.
Этакий массовый исход.
Нетрудно было бы…
Если бы не многочисленные машины на подъездных дорожках.
И кровь.
Кейт посмотрела на давно засохшие коричневые пятна, истончившиеся от ветра, дождя и солнца. Отзвук насилия.
– Что же случилось? – пробормотала Кейт, обращаясь к пустым улицам, хотя сама знала ответ.
«Корсаи, корсаи – во мраке клыки,
И кости во мраке, и когти-клинки,
Он съест твою плоть, разорвав на куски».
Солнце нырнуло за горизонт, и Кейт сдвинула солнечные очки на макушку. Свет истаивал. Скоро совсем стемнеет. Надо искать укрытие.
Кейт расстегнула сумку, заставила себя не прикасаться к пистолету: достала выкидной нож и железный штырь и оглядела улицу. Она шла от дома к дому, но везде двери были заперты. У третьего здания она встала на цыпочки и заглянула в окно.
Кейт сглотнула.
Все выглядело как снимок места преступления – за вычетом тел: перевернутая мебель и темные пятна на стенах и на полу. Кейт представила себе, как жители зеленой зоны заперлись и стали ждать.
Когда электричество отключилось, и в дома проскользнули тени.
Раздалось негромкое шипение, и Кейт напряглась и крепче сжала оружие. Спустя секунду она осознала, что шипит человек.
Он шикнул на нее и позвал:
– Сюда!
Кейт развернулась и заметила отблеск на металле. Нет, не на металле. На зеркале. Одна из входных дверей дома на другой стороне улицы приоткрылась, и какой-то мужчина вертел пудреницу, подавая ей сигнал.
– Эй! – окликнула его Кейт и двинулась к нему.
– Тс-с-с! – прошипел мужчина и испуганно оглядел улицу.
В правой руке он держал фонарь, хотя еще и не стемнело толком, а за его спиной Кейт заметила другие огоньки.
– Сюда, сюда! – произнес мужчина, приоткрыв дверь ровно настолько, чтобы Кейт могла просочиться.
Девушка пересекла двор, но перед лестницей заколебалась. Тень ее исчезла, поглощенная сумерками, и Кейт чувствовала, как что-то ворочается у нее внутри. Но все остальные дома были безмолвны и пусты. Она занервничала.
– Ну же?! – нетерпеливо прикрикнул мужчина.
Он не казался особо опасным – худой, долговязый, с залысинами – и то и дело вздрагивал, как человек, нервы которого на пределе. Но Кейт по опыту знала, что люди тоже могут быть монстрами, особенно в Истине.
– В других домах никого нет, а через десять минут будет жуткая темнотища, – раздраженно бросил он. – Давай входи или останешься на улице!
– Я вооружена, – сообщила Кейт. – И не намерена разоружаться.
Мужчина качнул головой, как будто понял ее или ему было безразлично. Кейт выдохнула и нырнула внутрь. Когда она вошла, мужчина захлопнул дверь и задвинул засов. При этом звуке, резком и бесповоротном, как выстрел, у Кейт екнуло сердце.
Мужчина пробрался мимо нее, включил еще лампы и направил их на дверь.
Когда глаза Кейт приноровились к освещению, она поняла, что под курткой мужчина покрыт металлом. Он соорудил подобие кольчуги из железных кружочков с гравировкой. Из медальонов. Тех самых, которые Келлум Харкер продавал своим гражданам в качестве защиты от монстров, которые охотились сообразно с его прихотями.
Но отец Кейт никогда не давал никому больше одного диска. Кейт подумала про кровь на улице, про исчезнувшие тела. И не стала спрашивать, откуда взялись остальные медальоны.
– Что ты тут делаешь?
– Да просто гуляла, – сказала Кейт. – Подумала, что сегодня хороший денек для пробежки.
Мужчина тупо уставился на нее. Ага, сарказма он не понимает. Вблизи стало видно, что глаза у него покраснели. Наверное, он не спал сутками.
– Вы здесь живете?
Он заморгал.
– Теперь да, – ответил он, продолжая суетливо двигаться как заведенный. – Гостиная – вон там, – он кивнул, указывая на коридор, и нырнул в кухню.
Кейт услышала звяканье крышки, чирканье спички. Она прошла через открытые двери в гостиную.
В узкую полоску между шторами проглядывали сумерки, вскоре сменившиеся темнотой. Шторы были сделаны из медной проволоки – более ажурный вариант кольчуги, надетой на мужчине. В центре гостиной стоял кофейный столик, а на нем лежали батарейки, фонарики и электрические лампочки.
Алтарь искусственного света.
– Тебя как зовут?
Кейт вздрогнула. Мужчина зашел со стороны больного уха, и она его не услышала, пока он не приблизился к девушке почти вплотную. Он принес две чашки.
– Дженни, – соврала она. – А вас?
– Рик. Ну, Ричард. Но мне всегда нравилось Рик. – Он протянул ей чашку.
Кейт продолжала держать в одной руке железный штырь, а в другой – серебряную зажигалку с потайным лезвием. Она положила штырь, взяла чашку и поднесла ее ко рту. Запах был похож на кофе, и Кейт чуть судорогой не свело от голода и жажды, но ей хватило ума не пить варево.
Рик с шарканьем бродил вокруг, включая дополнительные светильники. Кейт уселась в кресло, руки и ноги окостенели, тело сделалось неуклюжим от усталости. Она кивнула на штору, на мир вокруг дома.
– Что произошло?
– Что произошло? – Рик напрягся. – Они пришли. Корсаи, малхаи. Зубатые твари.
Ясно. Сперва появились малхаи. Они рвали горло. За ними – корсаи, подбирали объедки. Неудивительно, что в зеленой зоне никого не осталось.
– Мне даже не полагалось здесь находиться, – пробормотал Рик. – Я ехал в Пустошь, но вдруг решил, что в зеленой зоне безопасно будет переночевать.
Он рассмеялся.
– Как вы выжили? – спросила Кейт.
– Сперва я спрятался. А потом… ну… в зоне ведь много заброшенных домов. – Его суетливость усиливалась. Он двигался как наркоман, подсевший на страх. – Я сделал то, что мог. То, что требовалось.
Кейт повертела в руках серебряную зажигалку.
– Почему вы не ушли? В Южный город или в Пус-тошь?
– Я тыщу раз об этом думал. Я сам пытался заставить себя уйти – но кто знает, что там творится? Мобильник ничего не ловит. Была такая бойня! Я уже не удивлюсь, если узнаю, что весь мир погрузился во мрак! Несколько месяцев назад сюда забрел один парень – бежал из Северного города, – и он сказал, что малхаи собрали людей в загоны и держат их там, как продукты в холодильнике.
Рик помолчал.
– Не уйду я отсюда, – продолжал Рик, – у меня есть все, что нужно. Я подожду, пока мясорубка не закончится. Не могут же ублюдки жить вечно.
В комнате воцарилась тишина, и у Кейт громко заурчало в животе.
– Подожди, – произнес Рик, вставая. – Я принесу что-нибудь поесть.
– А что в Южном городе? – крикнула Кейт ему вслед.
– Понятия не имею, – отозвался он.
Кейт наклонилась, провела пальцами по коллекции батареек, и вдруг из холла донесся какой-то звук. Не будь голова Кейт повернута нужной стороной, она могла бы и вовсе его не услышать. Не будь она дочерью своего отца, она могла бы и не узнать этот звук: так встает на место обойма пистолета.
«Поэтому, – подумала Кейт, – я и не оптимистка».
Ее собственный пистолет лежал разряженный в сумке у ее ног, но зажигалку она по-прежнему держала в руке. Тихий щелчок – и лезвие выскочило. От его внезапного блеска тьма у нее в сознании заворочалась. Кейт встала.
В дверном проеме маячил Рик с полуавтоматическим ружьем в руках. Он указал стволом на лезвие.
– Положи.
Кейт крепче сжала нож, и сердце ее, вместо того чтобы забиться быстрее, почему-то застучало медленно и размеренно. Это было бы легко! Она уже видела, как клинок погружается в его горло, как…
Нет.
Так не будет. У Рика – ствол, и, каким бы он ни был слабонервным, с такого расстояния почти невозможно промахнуться, особенно когда в обойме больше сотни патронов. Он, может, и умрет, но и она – тоже, и даже если тьме в голове у Кейт и не было до этого дела, то самой Кейт очень даже было.
Она аккуратно положила нож на спинку дивана.
– Что дальше, Рик?
Его нервозность не исчезла, но уменьшилась, придавленная новой решимостью.
– Руки за голову.
Мозг Кейт лихорадочно работал, но восьмимильная пробежка с Пустоши и дуло, нацеленное в голову, мешали. Ничего не получалось. Любые мысли – вместо логики, стратегии, интеллекта – сползали к слепому насилию.
– Теперь марш обратно к двери, – приказал Рик, для убедительности вскинув ружье. Кейт повиновалась, но двигалась еле-еле, пытаясь выиграть время. – Ничего личного, Дженни, – пробормотал Рик. – Честно. Я просто ужасно устал. Они не дают мне спать.
– Кто?
Она уже добралась до выхода.
– Отодвинь засов.
Кейт отодвинула.
– Открой дверь.
Кейт повиновалась.
Сумерки сменились настоящей ночью. Свет из дверного проема протянулся на два-три шага, образовав узкую полоску безопасности, а за его пределами улица была погружена в черноту.
– Я знаю, что вы здесь! – голос Рика разнесся над улицей, отражаясь от пустых домов и брошенных машин.
Несколько мгновений ничего не происходило.
А затем тени зашевелились. Во тьме вспыхнули точки белых глаз, заблестели зубы-ножи, и Кейт замутило при воспоминании о музыке и бегстве, о пустых вагонах метро, лопающихся струнах и когтях, вспарывающих тело.
Корсаи шепотом завели свое ужасное многоголосие.
– Бейломайразрушайплотькровькостибейломай.
Вдруг слова начали меняться…
– Бейломайразрушайрвималенькаяпропавшаяхаркер.
…и выстроились в связном порядке.
– Маленькая пропавшая Харкер.
Кейт захлестнул страх, внезапный, слепой страх, и она знала, что монстры учуют ее по запаху.
– Глядите! – выкрикнул Рик. – Я привел вам еду!
– Ешь маленькая Харкер маленькая пропавшая.
– Только оставьте меня в покое на одну ночь! – взмолился Рик. – Всего на одну ночь! Дайте мне поспать!
– Дай нам эту Харкер.
У Кейт закружилась голова. Иррациональное желание смело страх – стремление кинуться во тьму, вцепиться в когтистых тварей, рвать их на части, как они будут рвать ее.
Рик подтолкнул ее стволом между лопаток, и Кейт сделала шаг вперед и замерла.
– Делай же что-нибудь, – подумала она.
«Убей их всех!» – прошептал монстр.
Нет.
– Ты когда-нибудь кого-нибудь убивал? – спросила Кейт.
– Извини, – сказал Рик, и по жалким ноткам в его голосе девушка поняла все, что ей требовалось знать. Он не хотел стрелять в нее. – Я страшно вымотался.
– Ничего, Рик. Я иду.
Она сделала полшажка и почувствовала, как он от облегчения немного осел, и дуло ружья сместилось. Оно было направлено теперь не ей в середину спины, а чуть повыше плеча.
Кейт резко качнулась назад и с разворота врезала локтем Рику по скуле, задев его нос, после чего рванула ружье на себя. Два вздоха – и все было кончено.
Рик упал на одно колено, схватившись за кровоточащий нос, а Кейт стояла на пороге с оружием в руках.
«Стреляй», – произнес голос у нее в голове, когда мужчина поднялся на ноги. Но Рик поскользнулся, потерял равновесие и свалился со ступенек – и вылетел из безопасного освещенного пространства.
«Стреляй», – повторил монстр, но Кейт не знала, будет ли это деянием милосердия по отношению к Рику или данью безумию, угнездившемуся в ней.
Она бросила ружье на траву. Рик похромал к нему, а Кейт, пятясь, отступила в дом. Последним, что она увидела, был блеск винтовки: Рик замахнулся оружием на тени, словно дубинкой. Кейт захлопнула дверь и задвинула засов.
Дом был пуст.
Кейт обыскала его сверху донизу и во всех направлениях. Рик основательно потрудился, укрепляя окна и двери, но, когда Кейт прислушивалась, до нее доносилось царапанье когтей по дереву, или стеклу, или кирпичу: корсаи пытались пробраться внутрь. Напоминали ей, что она в ловушке.
– Где ты, Кейт? – вслух спросила она, и, когда ей первым делом пришла в голову мысль про Райли, и Процветание, и столик в кофейне, за которым сидели Стражи, Кейт расхотелось играть в дурацкую игру.
Она трижды проходила мимо зеркала в коридоре. Наконец она притормозила перед ним, прихватив ножницы. Стараясь не смотреть себе в глаза – ей не хотелось видеть, как серебро расползается все шире, она не нуждалась в подобном напоминании, она и так ощущала его как груз, давящий на сознание, – Кейт распустила волосы, начесала их на глаза и принялась стричь.
Белокурые пряди падали на пол. Кейт не останавливалась, пока волосы, ниспадая на левый глаз, не образовали дорожку через лицо. Всего лишь еще один шрам.
Разрываясь между желанием рухнуть и боязнью, как бы ее не застали врасплох, Кейт обыскала кухонные шкафы. В результате она обзавелась растворимым кофе, литром воды и протеиновым батончиком, стерилизованным достаточно для того, чтобы пережить апокалипсис, и отступила с добычей в гостиную.
Плюхнувшись на диван, она выудила из сумки планшет и открыла окно с почтой.
«Райли», – начала было она и потом вспомнила, что здесь нет связи и письмо не отправить.
Пальцы зависли над черным экраном. Курсор мигал в ожидании, и Кейт знала, что это бесполезно, но дом был слишком тихим, а монстры – слишком громкими, и потому она продолжила набирать текст.
«Мое настоящее имя – Катерина Оливия Харкер».
Ее пальцы метались по экрану.
«Мою мать звали Алисой. Моим отцом был Келлум. Я не хотела врать, но иногда лгать намного легче, чем говорить правду. В общем, я хотела начать с чистого листа.
Ты когда-нибудь так поступал?
Сперва ты ощущаешь свободу, как будто скинул тяжелое пальто. Но, когда ты начинаешь мерзнуть, ты понимаешь, что жизнь – совсем не пальто. Она – кожа. Невозможно сбросить ее, не потеряв при этом себя».
Кейт прижала ладони к глазам. Почему она пишет про Истину, будто скучала по ней и искала повод вернуться домой?
Кейт отложила планшет, не дописав письма, потянулась и набросила одеяло на плечи. Снаружи корсаи совсем разбушевались.
Скрежет когтей и зубов теперь перемежался с шепотом, который просачивался в щели, подобно ветру.
– Выйди, маленькая Харкер, выйди выйдивыйвыйди.
Казалось, будто они прямо за окном.
Когда когти царапнули по стеклу, Кейт вздрогнула. С каждым шипением, каждым царапаньем, каждой насмешкой ее нервы напрягались все сильнее. Железный штырь лежал на столе. Кейт потянулась за ним, и ей вспомнились усталые глаза Рика и его голос, звучащий нее за спиной.
«Всего на одну ночь! Дайте мне поспать!»
Кейт порылась в сумке и достала плеер. Полистала плей-лист и отыскала тему с мощными ударными. Музыка ударила в здоровое ухо, перекрывая непрестанный зов корсаи. Кейт прибавляла громкость, пока не заглушила и монстра у себя в голове.
