– Печально смотрю я, бабушка, на твое поколение…

– Лучше, Федь, в учебник смотри.

– И в учебник смотреть печально мне, бабушка! Сколько мне еще всего до вашего печального состояния узнать предстоит…

– А скажи мне, бабушка, только честно… хоть раз единственный с чистой совести мне ответь! Веришь ты в Дед Мороза?

– Я, Федь, в Бога верю.

– В Бога для тебя, может быть, то же самое, что для меня в Дед Мороза. Ну о чем, например, у Бога своего первым делом просишь ты, бабушка?

– Ни о чем не прошу, молюсь.

– А как молишься?

– По псалтырику, Федь, молюсь, сто раз слышал ты…

– Ничего, бабушка, ты еще повтори, я прислушаюсь. Мне хотелось бы тоже, бабушка, в этот Новый год своего добиться.

– Ну, вот так молюсь, Федь…

…Помилуй, Господи…

Сотвори начало не вскоре, без лености, посети и направи душу мою в терпении начати с разумом и кончати благом, утверди сердце мое на творение добрых дел, да добрыми делами просвещена на судище Твоем причастницей, в жизни вечныя со всеми избранными к Тебе припасть…

– А своими словами, не по книжке вот этой, можешь сказать ты, бабушка, что тебе нужно?

– Ничего не нужно, Федь, прощенья прошу, обещаю стараться исправиться…

– Ну а «в жизни вечныя со всеми избранными…» – это что означает? В Город Небесный к маме с папой просишь Бога тебя пустить? Вечной жизни просишь, что ли, бессмертия?!

…А я вот у Деда Мороза, бабушка, только машинку с коньками попросить в этот раз хотел.

Да и то…

Видишь ли, бабушка… Не хотел тебя я расстраивать, да, видно, придется. Тут такое дело открылось в школе печальное…

Нет его.

– Кого, Феденька?

– Дед Мороза…

Послала меня Анна Павловна на уроке отнести в учительскую тетрадки… Вот иду. Коридоры пустынные. Двери классов закрытые. Все учатся, один я торжествую. Постучал в учительскую, нет никого, локтем дверь открыл, поднатужившись.

Тут тетради все и рассыпались. Я сначала, пока собирал их, бабушка, ничего не заметил, а потом разогнулся и прямо всем носом к вешалке, а на ней… Где учительские пальто, куртки всякие, тулуп висит Дед-Морозовый, посох серебряный к стенке приставлен и Снегурочки рядом пальто…

Я бы, может, решил бы, что просто разделись они, в школе жарко…

– Может, так и было, Федя?

– Так бы было, если б, бабушка, не борода Дед-Морозова на резиночке, так бы было, бабушка, если б не коса от Снегурочки снизу шапки…

Горько стало, в душе ни вздохнуть ни выдохнуть, слезы так на тетрадку и капают, растекаются прописи кляксами… Для чего пишу? Для кого стараюсь, живу? Отнимаю от двух один, прибавляю восемь к десяти, зубы чищу? Посуду мою, пылесошу полы? Помогаю бабушке для кого?! Для кого твержу таблицу ужасную умножения, если даже в снегурочку просто Инну Александровну нарядили?!

Представляешь теперь ты, бабушка, весь мой ужас?!

Даже если чудо теперь случится со мной и найду я под елкой все, что ЕМУ заказывал, это только означать будет, что опять меня обманули…

– Почему же обманули, Федь, если желанье исполнилось?

– Дело не в желании, бабушка! А в том, кем оно исполнено! И сама ты, в конце концов, можешь сдаться, бабушка, и машинку мне купить и коньки…

Только тем, кто в Деда Мороза раньше так верил, ни коньки, ни машинки, бабушка, если нет ЕГО, не нужны…