Глава четырнадцатая
Едва хозяин открыл дверь, как Апельсиныч учуял запах той тетка, которая тут расхаживала по квартире в рубашке хозяина. Ему это не понравилось. Он ревновал. Значит, он бросил тут меня, а сам поехал к ней? Мне это совсем не нравится.
– Федор Федорович, вы приехали, я тогда пойду. Обед и ужин я сготовила, с собакой погуляла.
– Спасибо вам огромное, Татьяна Андреевна. Что бы мы с Апельсинычем без вас делали! Вот, я вам привез из Питера шоколад.
– Спасибо, Федор Федорович, вы меня балуете.
– Так и вы нас с Апельсинычем балуете, так вкусно кормите, – улыбнулся Федор Федорович.
А Татьяне Андреевне стало нестерпимо жаль этого здоровенного мужика. Такой хороший, добрый, да и интересный очень, а вот поди ж ты, совсем одинокий…
Апельсиныч немного пообижался для виду, но долго не выдержал и облизал хозяину лицо.
– Ах ты мой милый, ты скучал? А почему ты не обижался, когда я на два дня летал в Сургут? А тут и суток не прошло? В чем дело? Хотелось бы понять, брат! Ну да что с тобой делать, не умеешь ты разговаривать… Только знай на будущее – я тебя очень-очень-очень люблю и ты мой самый лучший друг!
И хозяин поцеловал Апельсиныча в нос. Тот как будто бы все понял и радостно взвизгнул, покрутился на месте и улегся у ног хозяина. Мир был восстановлен.
Когда после воскресного утренника Ираида вернулась домой, там был только Сашка. Августа Филлиповна ушла на рынок.
– Мам, надо поговорить! – заявил Сашка.
У Ираиды замерло сердце.
– Давай, Сашок, поговорим.
– Мам, ты сядь, разговор серьезный.
Ираида послушно опустилась в кресло. Кивнула.
– Слушаю тебя, Сашок!
– Мама, скажи честно, у тебя что-то изменилось в жизни?
– Ты о чем?
– Скажи, ты ведь уже не хочешь ехать с ним в Испанию, да?
– С чего ты взял?
– Чувствую. Ты скажи честно!
– Если честно… Да, не хочу. А ты хочешь?
– Не хочу, я с самого начала не хотел. Но ты ведь хотела. А теперь… Что-то случилось? Мне важно понять.
Господи, да он совсем взрослый уже… Но как ему сказать?
– Мама, ты его любишь?
– Кого? – испугалась Ираида.
– Ну этого… который зовет в Испанию?
– А почему ты так говоришь?
– Потому что не хочу называть его папой, он мне не нравится. Так ты его любишь?
– Нет, Сашка, не люблю. Больше не люблю.
Сашка расцвел.
– Значит, мы никуда с ним не поедем?
– Не поедем, сын, не поедем!
– Мама, скажи честно, у тебя есть кто-то другой?
– Да, Сашок, есть. И он очень хочет с тобой познакомиться.
– Зачем?
– Не знаю, он так сказал – хочу познакомиться с твоим сыном.
– Ты выйдешь за него замуж?
– Нет, я пока не собираюсь. Но познакомить вас хочу.
– А если он мне не понравится?
– Мне кажется, этого не может быть. Но если вдруг… Что ж, бывает.
– Ты все равно за него выйдешь замуж?
– Нет. Не выйду. Для меня важнее моего сына никого нет.
– И ты его бросишь?
– Вот этого я обещать не могу. Но тебя это никак не коснется. Обещаю!
– А если он мне понравится?
– Сашка, мы с тобой на весенние каникулы съездим в Москву, ты познакомишься с ним и с его собакой…
– С собакой? – встрепенулся мальчик. – А какая у него собака? Большая?
– Большая, размером с хорошую немецкую овчарку, или даже больше, невозможно красивая, желтая, пушистая, и кличка у нее смешная – Апельсиныч…
– Апельсиныч? – засмеялся Сашка. – Он добрый? Не кусается?
– Нет, добрейшей души пес.
– Породистый?
– Да нет, дворняга.
– Наверное, этот твой… хороший человек. Мне кажется, дворняжек заводят хорошие люди.
– Ох нет, не всегда. Но… этот мой… он и вправду хороший. Значит, ты согласен с ним познакомиться?
– Да. Согласен.
– Сашка, ты у меня самый лучший сын!
– Мам, еще один вопрос…
– Валяй!
– А нам обязательно сегодня идти обедать с этим… ну… который в Испании?
– Сашка, ну зачем ты так его называешь, он как-никак твой отец. Нехорошо!
– А у меня язык не поворачивается так его называть. Ну никак! Так мы пойдем обедать?
– Ну, мы обещали.
– А зачем, мама? По-моему, лучше сразу сказать, что никто с ним ни в какую Испанию не поедет, и дело с концом. Чего разводить какую-то канитель? А то он потом еще скажет, что мы развели его на деньги.
– Что? Развели на деньги? – захохотала Ираида. – Да нет, он так не скажет, конечно. Но ты прав, незачем нам с ним обедать. Лучше просто кашу сварим. Я сейчас ему позвоню, чего оттягивать… Но хочу сказать тебе: я горжусь своим сыном. Наредкость умный и правильный пацан!
Сашка зарделся от удовольствия.
– Мам, тогда я сейчас пойду к Димке? Он звал…
– Пойди, Сашок, пойди.
Сашка убежал. Димка жил в том же подъезде. А Ираида собралась с духом и позвонила бывшему мужу.
– Витя!
– О, Ирочка!
– Витя, мы не станем сегодня с тобой обедать.
– Почему? Что-то случилось?
– Ну да… Чтобы не тянуть резину, сразу говорю: мы не поедем с тобой в Испанию.
– То есть как?
– А вот так. Сашка ни за что не хочет, так что сам понимаешь… Ты прости, что я как-то, видимо, обнадежила тебя, но Сашка категорически заявил, что не поедет.
– Но это же абсурд! Предпочесть жизнь в этом ужасном климате, в этой ужасной стране…
– Вот! – воскликнула Ираида. – Ты вчера Сашке говорил что-нибудь про ужасную страну?
– Не помню, может и говорил, но это все так глупо, чудовищно глупо…
– А Сашка у меня патриот, прежде всего Питера, да и вообще…
– Ира, подумай! Это все детский лепет на лужайке! Ты же губишь свою жизнь и жизнь сына тоже. Мало ли что говорит маленький мальчик…
– Но этот мальчик – мой единственный сын!
– Он и мой сын, между прочим.
– Именно что между прочим. Ты поздновато вспомнил о сыне, Витя.
– Я же уже объяснял… Впрочем, я, кажется, понял, где тут собака зарыта. Просто у тебя завелся мужик.
– А хоть бы и так! – начала уже терять терпение Ираида. – Короче говоря, мы никуда не едем!
– Ну что ж, дело хозяйское, но имей в виду, денег ты от меня не дождешься.
– А я и не жду! Обойдемся как-нибудь! Да, не зря Сашка даже слова «папа» произнести не в состоянии. Он у нас с тобой получился очень умным и чутким, куда умнее меня. Прощай!
И она в сердцах швырнула трубку. И как я могла даже думать о том, чтобы вернуться к нему? Совсем у меня мозги отшибло, что ли?
В этот момент в двери повернулся ключ, пришла Августа Филипповна.
– Ты уже дома? Скажи, в котором часу мы встречаемся с Виктором?
– А мы не встречаемся!
– То есть?
– Мы поговорили с Сашкой, он сказал, что папаша ему категорически не нравится и он ни за что не поедет с ним.
– Боже милостивый! Но как же… А, я поняла… тебя сбил с толку этот мужлан!
– Мамочка, меня можно сбить с толку, и это не так уж трудно, но Сашку фиг собьешь!
– Ира, что за выражение!
– А знаешь, что сказал мне твой обожаемый Витенька, когда я объявила ему о нашем решении?
– И что же?
– Что в таком случае денег я от него не дождусь!
– Фу, как некрасиво! Можно подумать, он все эти годы осыпал тебя деньгами. Отвратительно! Я разочарована. Значит, мы сегодня не идем обедать? Тогда я сейчас соображу что-нибудь на скорую руку. У тебя вечером есть спектакль?
– Есть. А еще он сказал, что это абсурд – предпочесть Испании этот ужасный климат и эту ужасную страну.
– Все, Ирка, мы о нем больше не говорим. Его просто нет в нашей жизни!
– Мамочка моя золотая! Я думала, ты станешь меня за него агитировать.
– Ирка, ты что, совсем сдурела от любви? Как я могла бы ратовать за то, что Сашку у меня отнимут? Я просто хотела воссоединения семьи, но в таком случае… Я счастлива! Все останется по-прежнему. И я надеюсь, месяца через два ты бросишь своего мужлана…
– Фигушки!
– Это от него ты набралась этих выражений?
– Нет, мамочка, это носится в воздухе, а мой мужлан выражается, я бы даже сказала, несколько старомодно…
И Ираида вдруг закружилась по комнате, насвистывая арию Папагено из «Волшебной флейты».
Федор Федорович был чудовищно занят. Возвращался домой чуть ли не за полночь, уходил ни свет ни заря. Изредка посылал эсэмэски Ираиде, да и то лишь когда отлучался в туалет. Дважды мотался в Германию по поводу газопровода «Северный поток-2», один раз летал в Сургут, словом, закрутился безбожно. Работал он и по выходным, дочку не видел уже больше полутора месяцев, да и Елизавету Марковну практически забросил, лишь передавал ей извинения через Татьяну Андреевну. Он похудел, осунулся. «Что я делаю со своей жизнью?» – изредка задавал он себе вопрос. Он потерял счет времени. Но в один прекрасный день он получил сообщение от Ираиды: «Феденька, любимый, ты не передумал знакомиться с моим сыном? Сможешь освободить хоть полдня? И я смертельно соскучилась!» Он сперва испугался, а потом сказал себе: Федя, ты раньше никогда так плохо не работал! Если все приходится делать самому, значит, ты никудышный руководитель! Но ты же всегда славился своими организаторскими способностями, что же случилось теперь? И он собрал свою команду.
– Вот что я вам скажу, друзья мои! Мы все в последнее время вламывали как рабы на галерах. Так долго продолжаться не может! Я тут покумекал, хотелось бы сказать, на досуге, но досуга у меня, как и у вас, не было. Но я кое-что придумал. Попробуем работать по новой схеме, куда более разумной и щадящей. Простите меня за эту бешеную гонку, хоть она вовсе не была бесплодной, отнюдь, но впредь мы будем работать по-другому. Вот, я тут распечатал новый порядок работы, ознакомьтесь и выскажите свое мнение. Только откровенно!
Все зашелестели листочками, которые он раздал.
– Федор Федорович, но это же совсем другой коленкор!
– Здорово! С такой схемой можно жить…
– Простите, друзья мои, я вас совсем загнал…
– Прощаем, потому что вы и себя загнали.
– Есть такой момент! – обрадовался Федор Федорович. – Но почему ж вы молчали? Боялись нешто?
– Нет! Вы не страшный! – засмеялась Аня Старшинова. – Но мне кажется, если руководитель впахивает наравне с рядовыми сотрудниками, а то и еще больше, значит, так надо. И ведь в самом деле было надо на каком-то этапе, а дальше уже по инерции…
– Спасибо, Анечка! Короче, в выходные все отдыхают! Отныне и впредь!
– Слава богу, а то моя жена говорит: Валька, ты ж не следователь, только следователи в кино так вкалывают.
Все рассмеялись.
– А сейчас все по домам! – скомандовал Федор Федорович.
– Спасибо, шеф!
Федор Федорович вздохнул с облегчением. Он умел создавать в коллективе хороший климат. Для этого пришлось уволить двух «паршивых овец», но дело того стоило.
И первым делом он позвонил Елизавете Марковне.
– Федор Федорович, голубчик вы мой! – обрадовалась она. – Как вы там? Танечка передает мне от вас приветы, но я ужасно хочу вас видеть!
– Я тоже соскучился! Что если я прямо сейчас заеду за вами и мы где-нибудь поужинаем в тихом месте?
– Да нет, голубчик, приезжайте лучше ко мне. У меня что-то нога побаливает. Я вас накормлю, и мы побеседуем.
– Я с удовольствием. А что с ногой?
– Старость! Ноет к перемене погоды.
– Может, надо по дороге что-то купить?
– Ничего не нужно, просто приезжайте!
Но он заехал в супермаркет, купил разных деликатесов, коробочку пирожных и букет белых голландских хризантем.
– Федор Федорович, голубчик, побойтесь бога, куда столько накупили? Я успела приготовить ужин…
– Ну, позовете кого-то еще, и тогда уж не придется готовить… – смущенно улыбнулся Федор Федорович.
– Ну что с вами делать… Но я ужасно рада вас видеть. Вы неважно выглядите, у вас усталый вид…
– А я и устал как собака. Но ничего… Оклемаюсь! А как вы-то живете-можете?
– Да живу, и кое-что еще даже могу. Вот третьего дня была в Консерватории… на Спивакове… Получила огромное удовольствие. А вы, голубчик, хоть раз были в Консерватории?
– Нет, со стыдом должен признаться, что нет, не бывал. Это в ваших глазах ужасный грех?
– Да, пожалуй, нет. Просто классическая музыка нынче не очень в чести. Ну да ладно, рассказывайте, что хорошего в вашей жизни, помимо работы?
– Помимо работы Апельсиныч! Это такой удивительный пес!
– Ну а… дамы? Я не поверю, что у такого интересного мужчины вовсе нет дамы сердца. Или хотя бы просто дамы, – тонко улыбнулась Елизавета Марковна.
– Да есть…
– Дама или дама сердца?
– Ох, черт его знает… Нет, пожалуй, все-таки дама сердца! – смущенно улыбнулся Федор Федорович.
– Приведите ее ко мне, я жажду с ней познакомиться. Кто она?
– Ну, начнем с того, что она живет в Питере. Разведена, у нее десятилетний сынишка…
– И чем она занимается?
– Она? Вы будете смеяться сейчас, после разговора про Консерваторию. Она флейтистка. Работает в Мариинском театре.
– Флейтистка в Мариинке? А ее случайно не Ираидой звать?
– Ираидой, да… Вы ее знаете?
– Очень хорошо знаю. Ее мать моя подруга. С ума сойти, как свет мал.
– Да уж, – озадаченно почесал в затылке Федор Федорович.
– Голубчик, у вас это серьезно?
– Ну вроде да… Но там есть еще бывший муж… Он возник, предложил ей уехать с ним в Испанию… Я так понял, что сперва она хотела, а сынишка ее ни за что… А потом и она расхотела…
– Из-за вас?
– Ох, да не знаю я… Может, и так. Скажите, Елизавета Марковна, а что за мама у Иры?
Елизавета Марковна расхохоталась. Он смотрел на нее с искренним недоумением.
– Поверьте, кукусики и сюсюрики вам там не грозят!
– Уже плюс! – тоже рассмеялся он.
– Ну, Августа немного снобка, но терпимо. А вы с Ирочкой красивая пара… Она такая хрупкая, а вы Илья Муромец, хоть в последнее время и осунулись…
– Но я намного старше… На целых десять лет…
– Десять лет? Это ерунда! Так вы с Августой не знакомы?
– Нет пока. И с сынишкой ее тоже, но Ира хочет привезти его на весенние каникулы в Москву, чтобы нас познакомить…
– А Августу они с собой не возьмут?
– Мне об этом ничего не известно.
– Федор Федорович, я позволю себе дать вам совет, если встретитесь с Августой, не говорите, что не были в Консерватории, ну, или побывайте там все-таки.
– Да надо, наверное…
– Вы не музыкальны, голубчик?
– Да не сказал бы… Слух у меня хороший… Я на баяне по слуху любую мелодию сыграю, хотя давненько не брал в руки инструмент. У меня баян старенький. Я когда-то мечтал купить аккордеон, но тогда он был мне не по карману, а потом в семье меня за этот баян презирали…
– Серость непроцарапанная с баяном? – рассмеялась Елизавета Марковна.
– Точно!
– Какие бездны в вас открываются, дорогой вы мой.
– Так уж и бездны, – засмущался Федор Федорович.
– Да что вы смущаетесь, чудак-человек? Скажите лучше, где вы с Ираидой познакомились?
Федор Федорович рассказал.
– Значит, Ирка не могла в вас не влюбиться!
– Почему это?
– Потому что вы ее спасли!
– Большое дело! Просто отодрал от нее полоумную бабу!
– А это немало – отодрать от нее полоумную бабу. Она же могла ее покалечить!
– Ну, это вряд ли.
– Не скромничайте, Федор Федорович! Вы такой, в вас трудно не влюбиться!
– Да бросьте, Елизавета Марковна! Я просто замотанный донельзя немолодой чиновник, удачливый в карьере, но не слишком удачливый в личной жизни. Вероятно, я сам в этом виноват. Я всегда был так погружен в работу, что в какой-то момент огляделся по сторонам…
– И что?
– То-то и оно, что ничего! Ни-че-го! Ну да ладно, не люблю ныть!
– А как же Ираида?
– Я не знаю…
– Чего вы не знаете?
– Смогу ли я сделать ее счастливой, ведь ей придется в корне поменять жизнь. Я не могу переехать в Питер, значит, ей придется перебраться ко мне, если, конечно, ее сын меня примет.
– И если вы примете тещу, – усмехнулась Елизавета Марковна. – У вас слишком горький опыт, да?
– Ну да, и это тоже… Словом, все непросто.
– Но вы сделали предложение?
– Формально еще нет, я сказал только, что хочу познакомиться с ее семьей.
– И ждете весенних каникул?
– Ну да. А что?
– А вы сможете, предположим, послезавтра выкроить день?
– Послезавтра? Это суббота. Скорее всего смогу, а что?
– А давайте мы с вами вдвоем поедем в Питер, и вы познакомитесь с Иркиной семьей, но как бы невзначай. Скажем им, что я решила сделать Августе сюрприз, а вы, мой добрый друг, взялись меня сопроводить. Как вам такая идея?
Федор Федорович был ошеломлен.
– А что, мне нравится ваша идея! – воскликнул он. – И, пожалуй, я смогу выкроить даже два дня. Я закажу гостиницу…
– Только себе! Я всегда останавливалась у Августы, а она у меня. Танечка ведь останется с Апельсинычем?
– Да, она всегда остается. У них с Апельсинычем любовь.
– О! У вас так блестят глаза… Поверьте, дорогой мой, я уж сумею развеять все сомнения Августы на ваш счет, ежели они вдруг возникнут.
– Вы это все всерьез? Вы в самом деле готовы махнуть со мной в Питер?
– О да! Знаете, Федор Федорович, вы вернули меня к жизни, я вдруг поняла, что хоть и… потеряла сына… но я еще жива, и жизнь даже может приносить какие-то радости. Я вот смотрю, вижу, что вы вняли моему совету касательно стиля одежды, и вам это так идет…
– Господи, Елизавета Марковна! – воскликнул растроганный Федор Федорович.
– Ну так что, едем?
– Да! Едем! Надо только уточнить, каким поездом лучше ехать, и я закажу билеты.
– Ну, скажем, часов в девять утра. Во сколько мы там будем?
– Около часу дня.
– Превосходно! Если у Ирки утренник, она уже будет дома. Ну и Августа тоже. Пока мы до них доберемся, и Сашка уже придет из школы.
– А вы что, хотите прямо нагрянуть к ним?
– Ну да!
– Со мной вместе? – испугался Федор Федорович.
– Вас что-то смущает?
– Еще как смущает! Нет, так не годится. Давайте поступим иначе…
