У этих великих манчестерских групп, таких как Joy Division, Buzzcocks, The Fall очень интересная история. Я один из тех ребят, кто всегда будет утверждать, что у The Fall нет плохих альбомов. Марк Смит очень крут. Я просто фанатик The Fall! У меня есть все их пластинки. Я с ним тусовался, и он был со мной очень дружелюбным. Мне повезло. Он подошел ко мне и говорит: (Очень хорошо имитирует голос.) «Привет, Генри».

Мне нравится кое-что у The Fall, но у этой группы слишком много песен, и все они звучат одинаково. Трудно сказать, где начинается песня и когда она заканчивается. Слишком много повторов. Для меня The Fall — это группа, которая постоянно записывает одну и ту же песню и никак не могут ее закончить, и у них уже 8000 версий. Хорошая песня — давайте следующую.

Joy Division были первыми экспериментаторами. Они были истинной панк-группой, которая пошла собственной дорогой. Посмотрите на аккорды ранних Joy Division: прежде вам приходилось учить много аккордов, чтобы написать песню, но после них можно было просто передвигать один аккорд вверх и вниз по грифу.

Панк нарушил все правила. Он все ломал. У тебя было двенадцать ладов на грифе гитары, и можно было сыграть песню, используя их и один аккорд.

Мне кажется трудно составить точный портрет Йена. Он был очень странным человеком. Наверное, в какой-то момент в Маклсфилде произошла утечка окиси алюминия в питьевую воду. Все, кто из тех мест, очень странные! Йен был очень интеллигентным. Он читал Берроуза, Ницше и все в таком духе. Мы с Хуки половины не понимали из того, о чем он говорил!

А еще у него было хорошее чувство юмора. Он умел приколоться. Иногда мы над ним подшучивали. Например, когда ему приспичило пописать в тот момент, как мы ехали в машине по оживленной трассе. Он стоял и отливал, стоя у машины так, чтобы его никто не видел с дороги, и мы сказали: «Стив, давай, жми на газ». Йен сильно разозлился, потому что он был в тапках, и машина колесом проехала ему по ноге.

На ранней стадии мы играли в пабе Hope and Anchor в Лондоне. Я был очень болен, и мне не хотелось ехать в Лондон, чтобы выступить перед аудиторией, состоявшей из пятнадцати человек. Я ехал, свернувшись на заднем сидении, и, укутавшись в спальник, дрожал. Йен был в очень плохом настроении — он мог быть очень надоедливым, как ребенок. Всю дорогу до Лондона он был сам не свой, а когда мы уже ехали обратно, где-то около Лутона он стащил с меня спальный мешок. Я ему говорю: «Не будь таким придурком!» Он снова его с меня стащил и укрылся им, рыча. Я сдернул с него мешок, и он начал махать кулаками, лупя Стивена, который вел машину. Мы кричим: «Стой, Стивен! Сворачивай! Что-то не так!» Он был очень расстроенным. Я, Хуки и Роб Греттон вылезли из машины очень злые, схватили Йена и поняли, что у него начался припадок. Я прижал одну его руку, Хуки вторую, а Роб ноги. Стивен прошелся по его карманам, вытащил пачку сигарет и закурил! (Смеется.)

Первое, что я сделал после Buzzcocks в плане музыки, так это встретился с Джоном МакГеоком и отрепетировал с ним пару песен на Лоуэр Браутон Роуд.

Он изучал искусство в манчестерском политехе. Я вообще не представлял, что именно я буду делать. Был такой момент, когда я решал, стоило ли мне остаться менеджером Buzzcocks или продолжить заниматься музыкой. Потом я повесил объявление в магазине Virgin. В нем, кажется, говорилось о том, что я искал людей, играющих быструю и медленную музыку. Так я познакомился с Мартином Джексоном, Барри Адамсоном и Робертом Дикинсоном.

Мы разок порепетировали, а потом я снова пересекся с Джоном. Я уже знал, что он неплох. Я подумал, что и остальные тоже хорошо играли — Барри сказал, что начал играть на бас-гитаре за несколько недель до нашего знакомства. Мартин Джексон до этого уже играл в паре групп.

Уйдя из Buzzcocks я все же продолжал писать песни с Питом: «The Light Pours Out Of Me», «Shot By Both Sides». «The Light Pours Out Of Me» была одной из ранних вещей. Это была моя первая попытка сделать что-то другое. Еще я пытался закончить курс колледжа. Я все-таки получил диплом.

Когда Magazine заключили контракт, аванс был не таким уж большим. Я предпочел творческую свободу деньгам, и в контракте была куча параграфов, где говорилось, что если мы захотим прекратить выпускать пластинки, то мы можем это сделать, никаких проблем. На протяжении многих лет я читал о музыкантах, которые ныли о том, что они были ограблены этой ужасной музыкальной индустрией, поэтому я держал ухо востро, думая: «Все вы жулики». Мы заключили контракт на выпуск только одной пластинки. Я даже не был уверен, сможем ли мы вообще записать альбом — если вы помните, я никогда не работал над альбомом. Эта идея казалась достаточно пугающей. Именно поэтому мы и предусмотрели столько пунктов, позволявших нам без особых проблем выйти из этой истории. Мне лишь хотелось выпустить «Shot By Both Sides» — это был отличный трек.

Пит продемонстрировал мне аккорды и соло, дававшие общее представление о «Shot By Both Sides», когда мы были на Лоуэр Браутон Роуд. Трек «Lipstick» стал ее версией, позже записанной Buzzcocks — не знаю, был ли у него в то время ее текст. Уверен, у него была вокальная мелодия. Он дал мне гитару, и я играл аккорды, а он основную мелодию. Мне эта вещь очень понравилась, и он сказал, что она моя. Она определенно была моей — я мог взять ее и что-нибудь с ней сделать, но от нее осталась только гитарная фраза. Остальное я написал, основываясь на ней. Хотя я был слегка обескуражен, когда Buzzcocks записали «Lipstick». (Смеется.) Версия Пита была более мелодичной. Он использовал тот рифф в песне гораздо чаще, чем это делал я.

Когда мы записали эту вещь, мне она очень понравилась. Я помню, когда записывал вокал, у меня было ощущение будто это один из самых важных моментов в моей жизни. Я едва не отрезал кусок ковра, на котором стоял! Что касается текстов, то политические взгляды были тем, с чем я боролся много лет — у меня всегда была тенденция спорить с противоположным моему мнению, наверное, я просто пытался петь о том, каково это. С такими ощущениями у тебя нет полной уверенности ни в чем. Здесь не всегда бывает легко.

Я сделала обложку дебютной пластинки Magazine Real Life. Мы с Хауэрдом просмотрели все картины символистов, а в моей записной книжке 77 года нашлась цитата: «Красота и Бог живут на небесах. Наука ползает по Земле». Это было таким бальзамом на душу в то время. Я работала в монопринте, что было очень трудным методом, там использовалось четыре цвета. Я сделала сотни голов, и Хауэрд сделал свой финальный выбор.

Работа Линдер была очень важна. Особенно для меня — она меня всячески поддерживала и ее видение вещей и замечательный ум очень мне помогли. Ее советы как стилиста, во что мне одеваться, так же были немаловажны. Она жила на Лоуэр Браутон Роуд. Мы все съехали оттуда в конце 77 года. Малкольм Гаррет и Джон МакГеок снимали на двоих дом. Через Малкольма я познакомился с Джоном. Пит какое-то время пожил у них. Марк Робертс, снявший на Super 8 выступление Buzzcocks вместе с Sex Pistols во Фри Трейд Холл был там и Ричард Бун тоже. Сначала это был дом, где собирались студенты, потом политические радикалы, затем дом стал пристанищем для музыкальной тусовки на полтора года.

Когда Slaughter and the Dogs работали над альбомом «Do It Dog Style», мы попросили Мика Ронсона поиграть на гитаре.

Я купил этот маршалловский усилитель, Мик приходил и пользовался тем же усилителем и теми же настройками, и это звучало невероятно! Педалька уау-уау был наполовину включена, а наполовину отключена — вот такой вот трюк и давал такой же тон, как у гитары Мика.

Вышел альбом, и мы выступили в Лицеуме — это было супер. Потом мы поехали в Европу на гастроли, где Уэйн во Франции познакомился с девушкой и переехал туда. Do It Dog Style оказался не тем, что мы хотели, и группа распалась. Уэйн ушел, мы искали нового вокалиста, и к нам пришел Моррисси. Это было задолго до того, как он стал знаменитым.

У меня остались четыре демотрека, что мы записали с Моррисси в доме моей матери. Они никогда так и не вышли.

Он был очень робким, очень интровертным, не похожим на себя нынешнего. Он пел куда проще, чем потом в Smiths, когда его пение плавно переходило из куплета в припев совсем не так, как в обычной песне, где эти вещи идут раздельно. Уже тогда было ясно, что он очень талантлив. У нас ничего так и не вышло, несмотря на сходство вкусов.

Вокалистом мы взяли Эдди Гэррити из группы Ed Banger and the Nosebleeds. Какое-то время он работал у нас в качестве роуди и был нашим старым другом, однако все же было бы лучше тогда, если бы Уэйн вернулся. Альбом не получался, но взыграло самолюбие, и мы продолжили без Уэйна, что было ошибкой. Дэйл Гриффин, в прошлом барабанщик Mott the Hoople, стал продюсером второго альбома. Мы взяли в группу клавишника Mott, Моргана Фишера, и он был супер — со своими усами он выглядел как Терри-Томас.