К тому времени все куда-то разъехались. Джи улетел в Америку на какое-то время. Я жил здесь, в Дайал Хаусе, в одиночестве. Однажды ко мне приехал Стив Игнорэнт, и музицирование стало для нас способом скрашивать вечера.

У меня все еще оставалась моя барабанная установка. Стив приезжал ко мне домой годами. Когда мы с ним познакомились, он был еще совсем мелким пацаном. Он пришел, когда мы разбросали пепел Уолли по камням. Потом он исчез, когда я заканчивал книгу о Уолли. Постепенно из дома стали уходить остальные, отчасти потому что я становился одержимым поисками убийцы Уолли, и дома становилось все тоскливее и все более некомфортно. Дом опустел! Джи был последним, кто ушел. Я остался в полном одиночестве, если не считать козла, цыплят, кошек и собаки Джи — вот такие у меня были друзья! К тому времени я стал большую часть времени проводить в другом доме, примерно в миле от моего, где жила Ив.

Я сошелся с ней отчасти потому, что она жила рядом, а отчасти потому, что она была красивой женщиной.

Я был испуган настолько, что сжег книгу. Я подумал, что если я ее сожгу, то, когда за мной придут, не смогут узнать, что я задумал. Отчасти мне хотелось избавиться от призраков. Это было ужасно и печально и мне понадобилось немало храбрости, чтобы сделать это. Хотя я так и не сжег ее до конца. Когда я написал Shibboleth, то почувствовал огромное облегчение оттого, что мне все-таки удалось донести части книги до широкой публики.

В общем, Стив снова стал появляться у меня. Я был намного старше него, из другой прослойки общества — то, что мы оба чувствовали себя потерянными, помогло нам подружиться. Летом 1977 года мы разучили примерно пять песен. Мы просто валяли дурака, потом стали появляться другие люди и тоже валять дурака, и с большим количеством выпивки, помогавшей нам со всем этим справиться, мы начали играть различные концерты и на бенефисах; все происходило очень хаотично. На нас реагировали по-разному. Нас запретили в Roxy. Потом мы спели: «Они сказали, что они хотят видеть послушных мальчиков. Они что, думают, что гитары и микрофоны — хреновы игрушки?»

Однажды один парнишка, занимавшийся оформлением витрин для музыкальных магазинов, услышал наше творчество и попросил нас дать ему копию, которую он потом отнес в Small Wander Records. С нами связался Пит Смол Уондер, выпустивший затем наш сингл — это даже не планировалось.

Самым важным элементом Crass было то, что мы не смотрели на других сверху вниз, мы были на равных с нашими слушателями. Мы представляли собой широкий спектр возрастов и происхождений. Я никогда не прятал свой акцент. Ив начала петь, а ее голос настолько невыразительный, насколько это можно себе представить! Мы не стыдимся того, что мы есть. Мы никогда не притворялись кем-то еще, и это, по-моему, работало. При этом существовала масса панков, притворявшихся кем-то, кем они не являлись.

Хиппи и панки на самом деле одно и то же. Не думаю, что они чем-то особенно отличались. Pistols написали песню «Kill All Hippies», только если кого и можно назвать настоящим хиппи, так это Макларена. Честно говоря, и в манере одеваться большой разницы не было. Одежда для Crass покупалась в Оксфэм. Мы запихивали всю одежду, что покупали, в стиральную машину и красили ее в черный цвет. Это было нашей реакцией на происходившее в панке, таким DIY глэм-роком. Люди вроде Вествуд делали свои заявления, а мы думали, что молодежь снова ограбят. Мы видели, как в магазинах стали появляться панковские вещи, то есть их бледное отражение, продававшиеся по завышенной цене. Для нас это было попыткой сказать: «Да пошло оно все на хер!»

Мне нравился ранний рок-н-ролл. Это было моим панк-роком. Джин Винсент, Литтл Ричард, Биг Боппер, ранний Элвис. Для меня все это было таким революционным. Pistols близко подошли к этому: какое-то время они были нереальной рок-н-ролльной группой, однако очень быстро забрались сами к себе в задницы. Это их «будущего нет» мне казалось боевым воплем. Весь негатив был неправильным. Точно как и в случае с хиппи: мне не хотелось, чтобы люди думали, будто все, кто живет коммуной и выращивает еду для себя, являются чертовыми Чарльзами Мэнсонами. То же самое и с панком: это были хорошие люди — не нужно меня ими пугать, демонизируя их. Я наблюдал, как демонизировали Pistols и за тем эффектом, который это оказало на их личности. Скорее всего они были милыми молодыми ребятами. Никто не должен так страдать из-за рок-н-ролла.

Мой первый опыт с панком был связан с Патти Смит и должен сказать, я воспринимал ее в контексте джаза, что было разумно. Clash были фантастической рок-н-ролльной группой, однако мне не кажется, что они вышли из чего-то другого. Я понимаю, что когда тебе шестнадцать, то они — твой Элвис. Я смотрел на панк, как на неизбежное и позитивное продолжение идей хиппи. Шаг за шагом мы учимся. В истории было много таких людей, пытающихся сделать мир лучше. Панки, хиппи, богема, битники и все другие движения, существовавшие до них, все пытались сделать это, а мы просто продолжение друг друга.

Мы видели Clash в клубе Paradiso в Амстердаме. Они были очень, очень громкими. Они произвели ошеломляющее впечатление. Появились первые обращенные панки, такие как Джо.

Он услышал панк по радио. Забавно, как быстро появились амстердамские панк-группы. И это были не только Clash и Stranglers, но и много неизвестных групп, выступавших в маленьких клубах, и это меня восхищало.

А еще в Амстердаме в то время было много сквотов, и можно было делать то, что хочется тут же — тебе не нужно было искать место для репетиции или места для выступлений, все можно было делать в сквотах. Мы постоянно были в этой тусовке. Сейчас трудно себе представить тысячи сквотов в Амстердаме. В то время это было нормально. В Англии было немного по-другому, больше предрассудков. Сквоты в Амстердаме открывали мастерские по ремонту велосипедов, рестораны, клубы, бары и даже свои радиостанции. Все это было оптимистично, оглядываясь назад, это кажется потрясающим. Открывался новый сквот, и все помогали его обустроить, строили сцену, если там планировалось устраивать концерты, в общем, все эти практические вещи, и помогали играть бенефисы. Это было тем, чем ты занимался, будучи в группе: ты готовил, строил, шумел и играл концерты с такими группами, как BGK или Nitwits.

А еще существовал международный обмен. У нас было интернациональное мировоззрение. Весь Амстердам был интернациональным. Я никогда не думал о себе как о голландце — это скучно. У нас было много общего с Англией. Наши любимые группы вышли оттуда.

Crass нам казались слишком уж черно-белыми. Они нам нравились; они были вдохновляющим примером того, как можно записывать свои пластинки и быть оригинальными. Нам так же нравились Mekons и Membranes — даже больше чем другие группы.

Crass были очень вдохновляющими, но слишком узконаправленными, хотя я так же был их большим поклонником. Помню, как-то приезжал к ним на ферму погостить: они были очень серьезными, и тебе приходилось оправдываться, прежде чем они тебя пускали, неважно прав ты или нет. Я помню, как Crass на одной встрече разговаривали с тайными агентами ЦРУ и России! Серьезные дела были. Странно!

Я ходил на все приезжавшие панк-группы. Еще я ездил в Лондон на концерты. Тогда можно было недорого съездить в Лондон и остаться там на несколько дней — позже такое стало невозможным. В Голландии вся тусовка очень быстро стала голландской. Эта DIY, «иди и — играй» тема стала возможной благодаря сквотам, и панк легко понимался в Голландии. Он выглядел таким простым, что мы решили попробовать играть его сами. (Смеется.) Все это было очень наивным. Нам предложили выступить на голландском панк-фестивале в Paradiso; я подписал контракт на выступление, хотя у нас даже гитар не было! Нам пришлось быстренько покупать гитары и решать, кто на чем будет играть. Мы практиковались как ненормальные. Барабанщик понятия не имел, что нужно считать, когда играешь! (Смеется.) Сейчас все это кажется фантастикой. Мне очень нравилась эта идея: просто играть. Ex начинали как панк-группа. Мы ездили в Швейцарию и Италию благодаря нашим связям в сквотах.

Кассету Crass я приобрел на Рождество в музыкальном магазине Small Wander. Начнем с того, что я их просто возненавидел. Кассета была оформлена трафаретным форматом, и еще там что-то написал Пенни. Там было много этих дидактических революционных разглагольствований. Еще мне дали International Talk, и тут я понял, что там целый мир. Все мне в них казалось потрясающим, кроме музыки, но на Рождество меня вставило. Они отлично звучали! Я зашел в Small Wander и сказал им спасибо.

Потом я увидел Crass живьем и это была фантастика. В списке так же был Патрик Фитцджеральд.

Crass заставляли тебя почувствовать, насколько все становится декадентским — была в них такая злость. Они были почти авангардной группой. За день до этого я был на концерте Japan, и они были очень глэмовыми. Crass же были тем, что мне было нужно, тем, что я хотел. Еще я тем летом был на многих концертах U.K. Subs. Чарли Харпер постоянно был на концертах.

Я переехал в Лондон и снял там комнату, где мы жили втроем. Кое-кто из моих друзей жил в сквоте на Латимер Роуд, и они пригласили меня к себе. Я сразу же проникся этой темой — я встал на обе ноги. Это не были панк-рок-сквоты. Дома там покупались государством для расширения района Уэстуэй, а потом весь район заселили сквоттеры. Все было очень хорошо организовано. Все садики на задних дворах были приспособлены для общественных нужд, повсюду были припаркованы автобусы хиппи. Это было очень классное место.

У меня осталась запись нашей первой репетиции. Мы играли вещь в духе AC/DC под названием «Livewire». Мы пытались сделать саунд более грубым, сырым, ускорить его, сыграться как следует. Стыдно признаться, но первое название нашей группы было Antichrist, потому что оно было в первой строчке «Anarchy in the U.K.»! Сейчас оно звучит как название дэт-металлической группы, но в то время оно на самом деле звучало лихо.

До ноября 1977 года мы не выступали. Я тогда жил в Хартфордшире. Мы не могли найти кого-то, кому бы нравился панк, для того, чтобы сформировать группу — нашему первому ударнику вообще Moody Blues нравились! Вот такие вот люди были.

Нам несколько раз пришлось ездить в Лондон. Забавно, но в нашем местном рок-н-ролльном клубе Hound Dogs в ноябре 1977 года проводился панк-рок-вечер. Было стремно в те времена быть панком — в городе было слишком много тедов — однако, тот клуб приветствовал всех, и теды нас приняли. Но в декабре 1977-го там появились Screwdriver и все обосрали. Они избили кого-то из тедов и нам туда больше хода не было.

Помню слушал, как Джон Пил крутил панк-рок. Я был его благодарным слушателем — упокой Господи его душу. Он явно ставил не на ту лошадку в 1976 году, учитывая то, что он тогда крутил по радио. Помню, он тогда играл множество этой ужасной фолк-музыки, настоящей, традиционной, а потом потихоньку в его программы стал просачиваться панк-рок. Помню первую сессию с Banshees в конце 1977 года, и после нее пошла прямая трансляция живого концерта Jethro Tull в Мэдисон Сквер Гарденз, так что быстрого переворота не получилось. В свое время, помню, он гонял Ramones. Мне Ramones показались более коммерческими, чем я ожидал.

Год спустя после выхода «New Rose» Damned уже сворачивались, а Clash находились под давлением — им нужно было выпускать второй альбом. Тем временем, находившиеся в тени большую часть года Pistols выпускают свой LP Never Mind The Bollocks 28 октября. Идиотского названия альбома хватило для того, чтобы привлечь к суду пару музыкальных магазинов, продававших альбом. Защитник Джон Мортимер разнес все аргументы обвиняющих сторон в пух и прах. Яркая, аляповатая обложка альбома идеально дополняет трехмерную рок-н-ролльную отвязность группы.

Я играл на «Anarchy», «No Fun» и «I Wanna Be Me». Сид на Bollocks не играл. Это мои песни. Ощутите разницу, послушав бас-гитару в «Anarchy» и «Bodies». Вот что я скажу: бас-гитара на Bollocks скучная. Нормальная игра на басе дает другой грув, она что-то добавляет песне, это не простое подыгрывание другим инструментам. Я добавлял в музыку больше цветов.

Помню, как-то разговаривал с Джоном Греем, большим другом Роттена. Он сказал: «Видишь ли, Глен, если бы у Джона была бы возможность сделать звук группы таким, каким бы он хотел, это было бы невозможно слушать. Отличные тексты, но никто бы не стал это слушать, потому что это был бы просто ужасный рев».

Именно сочетание жесткости с мягкостью сделали звучание таким.

Я знал, что мы можем играть хорошо. Конечно, по сравнению с Yes мы играть вообще не умели, но нам это было и не нужно.

Все в группе внесли свою лепту: Малкольм, Берни, Софи в офисе. Когда в группе был Сид, все превратилось в какой-то комикс. На половине тура Anarchy все превратилось в какой-то цирк. Я не жалею ни о чем, но мне все же хотелось бы записать больше альбомов.

Умея немного играть, мы могли сказать, что Bollocks был очень хорошо спродюсированным альбомом. Они распахнули двери для многих. Я бы очень хотел, чтобы того инцидента с Гранди никогда не было, и они оставили свое наследие и записали еще альбом.