На фестиваль в Мон-де-Марсан нас пригласили через магазин пластинок в Паддингтоне, бывший центровым для панка. Все мы жили в Ноттинг Хилл Гейт и работали на Лиссон Гроув, как раз за углом от нашей репетиционной базы. Там был магазин пластинок с названием Bizarre, принадлежавший двум французским ребятам, Марку Зермати и Ларри де Бею, у которых была также Skydog Records. Марк организовал фестиваль в Мон-де-Марсан. Он был большим фэном Stooges.

На фестивале было не так уж много народу. Все происходило на арене для корриды, что было очень странно. Мы не получили за это никаких денег, а пили сколько влезало. Список выступавших состоял из паб-роковых групп. Roogalator и прочие такие команды. Pistols еще не были очень популярными и им не предложили выступить. Панк-групп там вообще не было. Были кое-какие французские группы, типа Little Bob Story. Некоторые музыканты были какими-то ненастоящими; у них были кожаные куртки, и это все, чем они могли похвастать.

Помню, там еще появились Роджер Армстронг и Тед Кэрролл из Chiswick Records. С собой они привезли Hammersmith Gorillas — отличную группу. Джесси, их фронтмен, был офигенным мужиком. Он бросил все, потому что это было слишком легко для него. Они устроили такой крутой спектакль, ну и еще играли тоже.

Я привез Damned на фестиваль Мон-де-Марсан во Франции. Весь фестиваль был одной сплошной катастрофой. Мы ехали в автобусе со всеми этими паб-рок-группами. Я разругался с Damned. Было слишком много алкоголя и «спида». Именно тогда я перестал быть их менеджером.

Джейк Ривьера увидел нас на фестивале. Он вроде как взял бразды правления фестивалем в свои руки, когда организаторам показалось, что с них хватит. Джейк сказал, что он хотел бы быть нашим менеджером и что у него собственная рекорд-компания. Он сказал: «Лучшая песня, что у вас есть, это «New Rose», — и я мог бы на следующей неделе устроить вам запись», — и я воскликнул: «Давай! Вот это человек, с которым мы бы хотели работать!»

Pistols хотели посмотреть, как идут дела с контрактами на запись пластинки. Нам нравился Джейк и во всей теме со Stiff Records было много смысла, так что мы заключили с ним контракт. О Джейке мы слышали еще до фестиваля в Мон-де-Марсан. Говорили, что он парень, который по-настоящему врубается в тему. Когда мы говорили с ним о Уэйне Крэмере, он знал, о чем говорит. Он круто разбирался во всем — даже несмотря на свои ковбойские сапоги!

Вот где я получил свою кличку. Ее мне дал либо Ларри Уоллис, либо тот мудак Шон Тайла! (Смеется.) В свое время я был опасным беспредельщиком! Наверное, Шону хотелось поддержать всех паб-рокеров мира. Короче, Шону не понравилось наше дикое поведение, то, что мы рвем на людях футболки и всякое такое. Еще в моих волосах было полно яичного желтка. Не знаю, откуда взялись яйца в моих волосах. Думаю, это Рэт мне о голову яйца разбивал. Спустя два-три дня мои волосы начали вонять. Мне кажется, Шон ожидал, что на обратном пути таможенники нас захомутают из-за моих волос, поэтому он хотел засунуть мою голову в раковину и вымыть мне волосы, и он орал: «Эй! Капитан Чувственность! Смой эти яйца со своей башки до таможни или я суну ее в унитаз и вымою сам». По-моему, оттуда и пошла моя кличка. Мне нравится Ларри — он был одним из хороших парней. Шон был бородатым придурком. Он был зол оттого, что паб-року наступал конец!

Я сидел в этом автобусе, на котором мы все ехали с вокзала Виктория на юг Франции и думал: «Какое скучное сборище мудаков». Pink Fairies постоянно курили траву. Я думал: «Где же революция?» Ник Лоу болтал с Кэролайн Кун. Он сказал, что любит рок-н-ролл, фразу эту я всегда ненавидел, если разговор не шел о Эдди Кокране — вот это правильное использование слова, и на нем была футболка с Эдди Кокраном. Я подумал: «Вот чувак из Brinsley Schwarz, считающий себя рок-н-ролльщиком и бунтарем, и ему не следовало бы носить такую футболку». Короче, я стянул эту футболку с него. Все это было сделано с приколом, с юмором, никаких стычек, обменов ударами, ничего злого. Я попытался сделать это заявление за его счет, порвав футболку на его спине.

До того момента Pistols были для нас отдельно, сами по себе. Мы узнали о Clash, Subway Sect, Buzzcocks, мы знали, что есть люди с похожей позицией и тогда мы организовали концерт в Screen on the Green с Buzzcocks и Clash. Малкольм знал, как устраивать движения. Очень сознательно и изобретательно.

Роджер Остин был другом Малкольма Макларена. Он заказывал фильмы для Screen on the Green. Потому-то Pistols там и играли.

Мы сделали Screen on the Green. Это был первый раз, когда панк кристаллизовался в этот вид движения. Pistols, Clash и Buzzcocks — все там играли. Сьюзи Сью была там, вся разодетая по-панковски. Внезапно во всем этом стал появляться смысл. Лед тронулся. Это было видно. В Манчестере того периода, если на тебе были узкие штаны, этого уже было достаточно. Когда ты попадал в Лондон и видел всех этих людей с разноцветными волосами, собравшимися в кинотеатре, ты знал, что это действительно происходит.

Играло всего три группы, поэтому это был не совсем фестиваль! Перед тем, как сыграть там, мы отыграли концерт в Commercial Hotel, в Стейлибридж. Там было человек восемь. Нам пришлось играть каждую вещь, которую мы знали, чтобы отыграть два сета — все номера, которые когда-либо игрались на публике однажды, были отыграны на этом выступлении.

Не уверен, что концерт в Screen on the Green был больше, чем концерт во Фри Трейд Холле. Малкольм был очень ободряющим. Он сказал: «В ваших песнях есть содержание, разве не так?» Звук был очень грязным. Журнал Sounds написал рецензию на концерт, где было написано, что «звук был грязнее медвежьей задницы». Мы сыграли «Peking Hooligan» в тот вечер, песню, которую мы никогда не записывали. Не помню, о чем была эта песня — были какие-то репортажи о хулиганах в Пекине. (Смеется.)

Когда мы сыграли кавер «I Love You Big Dummy» Кэптена Бифхарта, Пит сократил ее до двух аккордов, что вписывалось в наш стиль. Мне также понравилось название — оно казалось чем-то, что кто-то мог переделать по-панковски. Такое можно было бы сделать и с каким-нибудь треком Заппы.

Когда начинался панк-рок, не было какого-то сформировавшегося стиля написания текстов. Очень мало было простонародных выражений. Не могу вспомнить кого-то, использовавших идиомы в текстах, меня же очень эта сторона притягивала. Ramones были забавными и все такое, я не припоминаю, что слышал что-то из Clash и мало что знал о Pistols. Когда мы увидели Pistols в феврале, мы тайно записали их на кассету, чтобы изучить и узнать получше. В пределах области общей темы было определенное ограниченное пространство, где нужно было поработать. Слова должны были быть жесткими. Если ты хотел что-то сказать, ты должен был сказать это прямо и правдиво, чтобы тебе поверили. Тон, которым ты рассказываешь о каких-то вещах, невероятно важен в андеграундном послании публике.

В арт-школе невероятное значение придавалось рисованию, и к лету 1976 года, я почувствовал, что временно я освоил этот способ выражения. Я сделал фотографии на концерте в Screen on the Green в Лондоне (Sex Pistols, Buzzcocks, Clash) и составил серию коллажей и брошюрок. После этого я достаточно естественным образом переключился на почти хирургический мир фотомонтажа; просто скальпель, немного клея и нужные фотографии. Это было до прекрасного просто, безличный способ делать искусство. Очень демократично. Мои работы показывали очень интимные, клаустрофобные, внутренние миры, непохожие на монархическую иконографию Джейми Рида, и все же прекрасно вписывающиеся в панковскую эстетику шока и разрушения.

Концерт в Screen on the Green был отличным. Тима не было в городе, и я пошла туда одна. Пол Кук спросил: «Ты уверена, что пойдешь одна? Давай я попрошу друга присмотреть за тобой». Играли Buzzcocks и Clash — какой потрясающий состав! Забавно: все это происходило в кинотеатре, и в то же время это был лучший концерт, на котором я побывала в то время. Невероятно, насколько отличным был этот концерт. Тогда впервые я увидела Buzzcocks.

Clash мне показались потрясающими. Абсолютно отличными от Pistols. Pistols играли медленнее. Тогда еще не было этого «1, 2, 3, 4, ра, ра, ра!» Они были угрожающими, в то время как Clash были маниакальными. Pistols были более глумливыми. Думаю, я предпочел бы глумливость, хотя мне понравились обе стороны — издевка и скука. В то время скука была большой позой в отличие от злости. «Все наскучило, все такое скучное!»

Я не понимал, какого хрена они там поют — звук был очень плохим — но энергетика была охренительной. Это было откровение. Меня пронзило, когда я услышал «Janie Jones» Clash и все прочее. Все эти ребята, которые ошивались в моем магазине, теперь были там и делали такое, и это не казалось таким уж большим скачком.

Многие группы работали по кальке. Мне нравились Clash, когда они играли с той же скоростью, как и группы на Nuggets. Когда они услышали Ramones, их песни тут же ускорились. У меня есть потрясающая кассета с записью их выступления в Screen on the Green, с Pistols на другой стороне. Обе группы звучат намного лучше. Все песни Clash сыграны намного медленнее, чем на альбоме, и там есть несколько отличных мелодий, которые так и не попали в альбом. Кит Левин той поры был великолепен. Когда они от него избавились, группа резко изменилась. Мне нравился их гаражный шестидесятнический звук. Они больше похожи были на «Seeds» и «Shadows of the Night». После этого они стали звучать тяжелее; то же самое случилось и с Pistols — они были намного лучше до того, как купили себе свои первые приличные усилители. У них всегда был паршивый аппарат, когда мы ходили на их концерты.

Всегда говорят: «Кита вышвырнули из Clash из-за наркотиков!» Это брехня! Причина, по которой я ушел из Clash, заключалась в том, что мне тяжело было в группе. Депрессивно. Они были для меня слишком лоховскими. Я приходил на репетиции и торчал там как жалкий придурок. Я ничего не говорил, и просто хорошо отыгрывал номера. Когда там не было Мика, мы играли что-нибудь из моих вещей. Потом, на следующей репетиции, мы приходили и играли совершенно другую версию. Та, другая версия, могла быть еще одной песней — мы могли оставить идею, над которой я работал, оставить то, над чем работали они, и дать этому какое-нибудь другое название. Был такой вариант работы твое/мое.

В то же самое время они внезапно придумали идею для «White Riot». Я сказал: «Я, бля, не собираюсь петь «White Riot». Это что, шутка?» Эта строчка: «Никакого Элвиса, Beatles или Rolling Stones в 1977-м» — была достаточно плоха для меня. Мы как раз собирались записать первый альбом. Была такая репетиция, где они были в одной комнате, а я сидел в одиночестве в другой. Не было никаких наркотиков, ничего такого, я был просто несчастен и портил всем настроение. Они спрашивали: «Что за херня с тобой происходит?» Я им сказал: «Если вы действительно хотите знать, то все просто: эта группа либо Мика, либо моя. Вы либо делаете так, как хочет Мик, либо как хочу я. Думаю, мне надо уйти из группы, потому что вы все равно делаете так, как хочет Мик, и это нормально. Эта группа реально меня достает».

Что касается наркотиков, то да, мы употребляли амфетамины. Я могу справляться со своими отходняками. У Джо отходняки были просто ужасные. Но дело было не в наркотиках. Просто они не были группой, которую мне хотелось видеть. Мне не нравились шмотки, в которые они одевались! Мне нравился Бернард. Мне не понравилась ни одна вещь с первого альбома, даже та, которую написал я — «What's My Name». Недоставало жесткости.

В общем, мы быстренько провели голосование. Мик сказал: «Я голосую за то, чтобы он ушел». Джо сказал: «Я хочу, чтобы он остался». Пол просто пошел на поводу у остальных. Так что я ушел. Терри Чаймс, по какой-то причине, не получил право голоса!

Я шел, чтобы увидеть Pistols. Ни одна из тех групп, что там играли, не могли собрать достаточно людей, которые пришли бы конкретно на их выступление. Идея движения принадлежала Малкольму. Он всем говорил: «Собирайте группу». Он и мне это говорил. К тому времени, когда Sex Pistols играли в 100 Club, на их концерты мало кто приходил. Каждый раз это были одни и те же лица: человек пятнадцать тусовщиков из магазина, а остальных я не знал. Они просто приходили поглазеть, и туда еще приходили дружки Лайдона и лондонские тусовщики того времени. До этого я никогда не был на маленьких клубных концертах, ходил только в Хаммерсмит Одеон и Уэмбли Арена. Я и не знал, что такой уровень существует. Это не было моей мечтой, играть в таком месте, как 100 Club; моей мечтой было выступать на Уэмбли Арена. Я не знал, что сначала ты должен был отыграть на маленьких площадках.

Впервые я увидел Pistols на фестивале в 100 Club. Было приятно увидеть группу, о которой мы читали, и они не разочаровали меня ни на грамм: кучка сопливых малолеток, выдающих на сцене очень интересные мелодии и тексты со стопроцентной энергией. Это было именно то, что мне нужно! И я мог быть в этой группе! Между мной и людьми на сцене не было никакой разницы. Другие группы считали себя особенными, и тебе было далеко до них, а с панком ты знал, что можешь делать это. Тебе не нужно было учиться в музыкальной школе и играть на гитаре лет десять, чтобы попасть на сцену. Это был прорыв. И что еще лучше, они по-настоящему были хороши. Тот факт, что они были такими же, как и я, был бонусом.

Впервые я увидел статью о Sex Pistols в Melody Maker летом 1976-го, и меня очаровало то, как кто-то мог назвать так группу. Для меня почти не имело значения, хорошая ли это группа или нет, название звучало просто здорово. Я играл в кавер-группе. Паб-роковая сцена зависла, Stiff Records только начали свою деятельность, выпустив семидюймовку Ника Лоу, продавая ее из багажника машины.

Мы с другом впервые поехали куда-то в английскую глубинку, чтобы увидеть Pistols. В конце концов мы добрались до какого-то мрачного, заброшенного здания и обнаружили на двери записку, в которой говорилось, что концерта сегодня не будет. Позднее я слышал, что они играли в Screen on the Green в Лондоне тем вечером. Отслеживая музыкальную прессу, я узнал о фестивале в 100 Club и, рискуя отлучением от семейного строительного бизнеса, поехал на несколько дней в Лондон из Блэкпула на теткином автобусе. По пути я заехал в Stiff Records, расположившуюся в старом магазине, где ошивалась пара членов Damned. Я купил пару копий «So It Goes» Ника Лоу у парня по имени Джейк, позже известного как Ривьера, а заодно посмотрел выступление Graham Parker and the Rumour в Раундхаус.

Все, что я могу сказать о выступлении Sex Pistols, это то, что когда Джонни вышел на сцену первый раз, я практически упала на колени — это было подобно религиозному опыту. Я видела человека, который понимал, что именно я чувствую внутри. Мы больше не чувствовали себя одинокими. Мы были личностями, но вместе с другими — не с какой-то безмозглой бандой, но группой людей, нашедших дорогу к дому.

Мне был интересен панк еще с ситуационистов. Теория Ги Дебора о спектакле была самой резонирующей. Вкратце мир, который мы видим, не является реальным миром, а миром, который мы условились видеть, и цель ситуационистов заключалась в том, чтобы объяснить устройство этого кошмара для того, чтобы каждый мог проснуться. В некотором роде Матрица использует эту концепцию. Мы все в ловушке культуры потребления, обладания, а не бытия. Тэтчер от всей души не хотела, чтобы рабочие могли обладать собственностью. Любой, кто повязан выплатами по залогам, не имеет ничего, кроме работы, какими бы возмутительными ни были требования нанимателей, поскольку выбора у него нет. Не работай и потеряешь все.

До меня уже начали доходить слухи о Subway Sect. Малкольм был отчасти вовлечен в работу с ними, а потом передал их Берни. У него не хватало времени на них. По моему личному мнению, Subway Sect — это ультимативная панк-рок-группа. Я никогда не был знаком с Виком Годардом. Мне нравилось, как они выглядели — серые джемпера с обрезанными воротами, ключи на куске проволоки на шее. Было в них что-то, что действовало фантастически, то, насколько они были самовлюбленными и плевали на все. Я их считал очень крутыми. Они были такими крутыми ребятами, которым было скучно.

В 100 Club у нас был уже не первый концерт. Мы уже играли на вечеринке с этим парнишкой, с которым я работал в Burton's. Мы отыграли несколько вещей дома у какого-то чувака в Илинге — нам пришлось переться туда на автобусе с ударной установкой. Автобус № 9 из Мортлейк Гараж, а потом на метро до Илинга — было забавно таскаться со всеми этими инструментами. У нас было три свои вещи и несколько каверов: номер Ramones, номер New York Dolls. В этих песнях почти не было аккордов! «Trash» Dolls мы играли, потому что это легко. Как раз после этого мы играли в 100 Club и там исполняли собственные вещи. Мы быстро написали свою программу, примерно за месяц.

Мы играли в первый вечер без саундчека. Сначала отыграли Siouxie, потом мы, затем Clash и Sex Pistols. Бедняги Buzzcocks — они нам очень нравились, но они попали во второй вечер с Damned, Vibrators, Stinky Toys и прочими раздолбаями.

Stinky Toys хотели играть в наш вечер. Она была в очень плохом настроении на том концерте — я помню, как она пулей унеслась со сцены! Не знаю, что там случилось, возможно, ей просто сказали, что не заплатят. Панк был очень популярен в Париже еще до того, как он стал популярен в Лондоне. У них был журнал Punk, не тот, что выходил в Нью-Йорке. Я видел лишь один номер, с Роттеном на обложке. Он появился невероятно рано.

Наши фальшивые имена появились под влиянием момента. Кто-то пришел и спросил наши имена. Мы все сидели на пособии, и мы подумали, что лучше не станем говорить наши настоящие имена на тот случай, если нам заплатят за концерт. Надо было удостоверится, чтобы социальные службы не узнали об этом. Так что нам пришлось придумать фальшивые имена. Так я стал Годардом — мое настоящее имя Напер. Роб Симмонс тоже как-то назвался, да так и оставил себе второе имя. Пол, наш басист, назвался Майерсом. Нам платили по 15 фунтов в неделю. Нам казалось, что мы выиграли джекпот!

На фестивале в 100 Club мы собрали Banshees. Я знал Сьюзи и Стива, но не очень хорошо — достаточно, чтобы поздороваться, ну и на этом все. Я пошел на концерт Queen в Гайд-парк, и там был Билли Айдол со Сьюзи и Стивом. Минут пять мы смотрели выступление Queen, а потом пошли к Билли домой. Билли я немного знал по тусовке. Он стал рассказывать мне, что у него есть свои песни и что он хотел бы сформировать группу. Он не просил меня присоединиться — по-моему, у него уже был Тони Джеймс. Он должен был сделать это со Сьюзи и Стивом, но почему-то не хотел этого. Ему хотелось петь собственные вещи. Он был такой мутный. Говорил: «Ты умеешь играть на гитаре, ты и делай это». Ему не хотелось подводить друзей, а это была именно такая ситуация. Позже Сьюзи и Стив сказали: «Ты можешь играть на гитаре», — и я ответил: «Ладно», — и все. Я был в группе.

Я, Билли и Сьюзи пытались собрать группу. Билли мог играть на гитаре, я играл на бас-гитаре. Сьюзи проходила прослушивания в другие группы перед тем, как перебраться в Лондон, и у нее ничего не выходило, отчего она находилась в депрессии. Потом случился фестиваль в 100 Club, и мы решили использовать его для нашего дебюта. И прямо в последнюю минуту Билли не смог пойти, потому что Тони Джеймс не позволил ему этого сделать. Он посчитал, что если Билли увидят с нами, модниками, вместо Chelsea, которые они тогда собирали в кучу, то его репутации это может сильно навредить. Я получил этот звонок от Билли, и это нам не очень-то помогло. Примерно в это время Нильс сдружился с Марко. Он спросил Марко, не хотел бы он сыграть с нами, и он согласился. Мы посадили Сида Вишеса за ударные. Сид не умел толком играть на ударных, но его умения было достаточно, чтобы вписаться в то, что мы играли. Мы быстренько отбомбили репетицию, пошли в паб, нажрались, а на следующий день мы отыграли концерт.

У нас была одна репетиция, продолжавшаяся примерно час. Идеей было составить сет из каверов песен, которые нам не нравились: песен Beatles, «Captain Scarlet», «Goldfinger» — но мне-то эти песни нравились! Я сказал: «Нам не разучить все эти песни за вечер, это невозможно», — а Сид заорал: «На хер все это! Давайте пошумим как следует!» Имея за спиной увлечение Velvet Underground, я посчитал, что это было бы круто, а может и легко исполнимо. «Sister Ray» даже без риффа. Сид до этого уже играл на ударных — он был ничего, очень даже ничего, на самом деле, ну вот и все.

Мы сделали это разок. Структуры никакой не было. Мы просто все придумали по ходу игры. Я был очень неплох в этом деле. Я мог джемовать, если была такая необходимость. И именно это мы и сделали: играли четыре группы, и помещение было набито народом. Классные группы играли в первый вечер, а все остальные выступали во второй.

Stinky Toys играли в первый вечер. Не знаю, почему. Они заполучили приглашение выступить через парня из Мон-де-Марсан, знавшего Берни. Берни сказал: «Пусть играют», — а Малкольм поддакнул: «Хорошо». И тогда они сказали: «Мы хотим выйти после Sex Pistols, потому что мы очень популярны во Франции», — и все сказали: «Ладно, выходите после Pistols». И получилось так, что все свалили, и они играли перед пустым залом. Их с трудом можно было отнести к панку — они скорее были похожи на Rolling Stones. Помню, у одного из них волосы были как у Джонни Фандерса и леопардовой расцветки гитарный ремень — мне показалось это очень прикольным. У французов всегда собственное понятие о крутизне. Кит Ричардс во Франции — большой герой. Джин Винсент там был куда популярнее Элвиса. Им всегда нравились Velvet Underground. Они такие все в черном и в очках Ray-Ban. Слишком быстрые, чтобы жить, слишком молодые, чтобы умереть.

Большинство групп не выглядели как панки. Единственные, кто выглядел по-панковски, были Banshees. У них были крашеные волосы, и выглядели они очень вызывающе.

Люди говорят, что это был исторический концерт, но у Марко всегда было правильное отношение ко всему этому. Он сказал, что это была просто возможность как следует погромыхать. Мы умышленно делали это. Главной идеей всего этого был аспект DIY, просто выйти и сделать. На следующий день мы подумали: «Было неплохо. Надо продолжить». Джон Маккей подошел к нам после концерта в 100 Club и видно было, что он очень проникся этой темой, так что вместо Сида и Марко мы заполучили в группу Джона Маккея и Кенни Морриса. Той осенью мы как следует репетировали, и группа сложилась.

Первый вечер в 100 Club был ярким событием, в особенности это относилось к Сьюзи и другим девушкам. Выступление Banshees, казалось, длилось целую вечность, и я мало что помню о выступлении Clash, но когда вышли Pistols, место словно наэлектризовалось. Думаю, большинство из нас не знало песен, да и звук был не лучший, но все сработало отлично. На следующий день я остриг волосы и купил пару новых ботинок.

Следующим днем я прибыл пораньше, и попал внутрь вместе с прибывающими группами, и тут же в меня врезался Рэт Скэбис и Кэптен Сенсибл, которые ходили гоголем оттого, что записали ранее, в тот же день, на Stiff Records сингл «New Rose». Джонни Мопед тоже был там и искал гитариста для своей новой группы, в которую я вляпался поначалу, но потом передумал.

На второй день фестиваля Сид швырнул стаканом в сцену. Мы понятия не имели о том, что именно произошло тогда долгие годы. Я знал, что девушке вышибло глаз осколком стекла. Мы были очень злы из-за всего этого. Нам казалось очень неправильным, что кто-то из нашей аудитории пострадал. Тогда еще никто не знал, чьих рук это дело.

Думаю, стакан предназначался нам. Мне кажется, был такой элемент неприязни к нашей группе со стороны других групп. Возможно, в нас видели угрозу. Еще у нас менеджером был Джейк, а у них с Малкольмом с первого же дня возникли трения. Думаю, Малкольму хотелось держать всю сцену под контролем, а тут такой Джейк из паб-роковой тусовки в своих ковбойских сапогах. Зато он точно знал, что делает.

Это были невероятные два вечера, хотя инцидент со стаканом подпортил впечатление, за что впоследствии Сид и поплатился. Нас с кузеном осыпало дождем осколков, падавших прямо в лицо, но пострадала моя подруга, с которой я познакомилась в Блитце, — Черри (так кажется ее звали), которой осколок попал прямо в глаз. Она ослепла на один глаз после этого. Кажется, она хотела стать художницей, и тот случай положил конец ее мечте. Конечно, атмосфера тут же изменилась. Кровь, крики, плач и «скорая». Все немного успокоилось после того, как ее увезли, но все начали расходиться, а Сьюзи стояла на лестнице и упрашивала людей остаться на выступление Buzzcocks! Мы не могли остаться, потому что нам надо было успеть на поезд, чтобы добраться домой. Надо было остаться посмотреть на них — это же был Хауэрд Девото.

Второй вечер был дерьмовым. Сид швырнул стакан, а Damned были хреновыми. Кэптен Сенсибл был одет в широкие белые клеши, по-моему. Он делал это либо потому, что вообще не врубался в тему, либо чтобы позлить всех. Сид швырнул в него стаканом. И промахнулся, потому что был никакой.

Какая-то несчастная девчонка потеряла глаз из-за этого дебила. Это те, кто стояли рядом с ним, уболтали его поступить так. Их надо было винить. Сид был легковерным и легковнушаемым. «Доверчивый» было его вторым именем. Ему хотелось производить впечатление на людей тем, что он вытворял. Он был очень слабовольным. Он сказал о Damned: «Они просто долбанные дрочилы, эти Damned. Они лохи». Это было его любимое слово. Я слышал о том, какой был разговор. И он тогда сказал: «Я им, бля, покажу, вышибу их, устрою немного хаоса. Вот что я сделаю: швырну в них вот этим стаканом». А ему сказали: «Точно, давай, давай, бросай!»

Было очень интересно просто смотреть на то, что делали другие в одном и том же месте и в одно и то же время. Я джемовал с Vibrators — с ними был Крис Спеддинг, который придумал «Motor Biking». Я как раз купил себе пластинку — она была офигенная. Мне нравился Спеддинг еще с той поры, когда он был джаз-рокером. Я следил за его карьерой с большим интересом. Я подумал: «Я знаю текст этой вещи», — и запрыгнул на сцену. Должно быть, я испортил сет, но это была охренительная песня!

Крис Спеддинг появился, по-видимому, увидев свое имя на постере, и посчитал, что ему лучше бы прийти. Он исполнил отличный сет с Vibrators, и, конечно, выступление Damned было испорчено этим инцидентом со стаканом. Помню, это произошло во время исполнения группой кавера Stooges «1970» и на время они остановили выступление. На второй вечер в воздухе определенно висело куда больше напряжения.

Рон Уоттс, устроивший фестиваль, разрекламировал выступление Криса Спеддинга. Нам позвонили в тот день и спросили, не могли бы мы сыграть с Крисом Спеддингом, потому что он сказал, что ничего не знает о концерте и у него нет группы. Мы пришли, и он показал нам песни. Ты можешь разучить лишь пару песен перед выступлением, так что нам пришлось сыграть с ним несколько каверов, чтобы получился сет. Поскольку он числился хедлайнером, мы отыграли наш сет после Damned. Во время их выступления кто-то швырнул в них стаканом, возможно, это был Сид, и из-за этого все у нас пошло наперекосяк во время нашего выхода на сцену — все это здорово испортило атмосферу. Еще там была наша аппаратура, а Кэптен Сенсибл порвал кое-какие провода у усилителя, но это был его акт, поэтому все о'кей. Перед тем, как выйти на сцену, нам пришлось починить сломанный аппарат. Я одолжил колонки разогревающей группе из Франции, назвавшихся Stinky Toys, и они сожгли динамики. Из-за этого звук у моей гитары был ужасным, и это не по моей вине. Вообще отвратительный звук был, и нам пришлось чинить усилители. Разбираться с проводами перед тем, как выйти на сцену.

Люди сказали, что мы играли старые вещи, но они не знали, что это было сделано для того, чтобы Крис Спеддинг мог выступить! После этого большая работа пошла прахом — из-за насилия в 100 Club люди посчитали нас панк-группой. Об этом инциденте было написано в прессе. Им нравится публиковать такие вещи, потому что такие истории повышают продажи. Они немедленно ассоциировали панк с насилием.

До фестиваля в 100 Club панк был вроде секретного общества. После этого все оккупировали эту тему.

Панк случился очень быстро. Контингент Бромли были первыми, кто подхватил эту идею вместе с Марко Пиррони. Другим местом, где панк быстро развернулся, был Уэльс: мы никогда в жизни не видели таких людей. Люди вроде Стива Стрэйнджа с проколотыми булавками щеками и пластиковыми бинлайнерами. Мы высаживали Стива Стрэйнджа в каком-нибудь месте, и он исчезал за холмами в своих странных шмотках, а на той стороне его избивали! (Смеется.) Остальная страна была безразличной. Несколько человек стали панками в Манчестере, но больше из-за музыки, чем из-за внешнего вида. Мне приходилось довольно часто вызывать полицию, чтобы они эскортировали нас с этих маленьких ужасных концертов, которые мы устраивали по всей стране. Я всегда требовал, чтобы нам заплатили вперед. Нам приходилось останавливаться в ужасных клоповниках. Роттен был невероятно очарователен, общаясь с хозяйками гостиниц; у него был свой подход к пожилым женщинам.

Группа разделилась на фракции. Роттен объединился со мной, потому что я был за рулем, а он сидел впереди. Он садился рядом. Мы жили в одних номерах. Стив и Пол были старыми школьными друзьями. Глен всегда был сам по себе.