Я выехала перед рассветом. С собой взяла всех воинов, кроме тех, кто помогал разделаться со жрецами. Они остались в качестве гарнизона. Им было приказано неделю провести в городе, а затем берегом Майна добраться до отдаленного брода Ведна-Бота. Не хотелось, чтобы эти люди общались с теми, кто еще не узнал о бойне.

Всего со мной шло шесть тысяч человек, которые отличались от обычной толпы лишь тем, что имели оружие. Но они были полны энтузиазма и рвались освобождать Дежагор. Я надеялась обучить их на марше.

Нарайян, которому мой замысел явно не понравился, все время о чем-то хмуро раздумывал. На третий день похода, поздно вечером, он подошел ко мне. От Годжи нас отделяло двадцать миль.

– Госпожа?

– Решил поговорить наконец?

Нарайян притворился, что мой вопрос не стал для него неожиданностью. Сожалел ли он о своем скоропалительном решении сделать меня мессией душил? Наверняка он рассчитывал держать Дщерь Ночи под контролем. И конечно же, не мог и мысли допустить, что она пренебрежет его амбициями и планами.

– Да, Госпожа. Завтра Этсатайя, первый день Фестиваля. Мы всего в нескольких милях от Священной рощи. Твоя встреча с джамадарами – дело исключительной важности.

Мы отошли в сторону от людского потока.

– Я и не пытаюсь уклониться. Просто хлопот по горло. Вот ты говоришь, первый день. А я думала, Фестиваль и длится всего один день.

– Трое суток, Госпожа. И самый пик праздника приходится на вторые.

– Я не могу отлучиться на трое суток, Нарайян.

– Знаю, Госпожа. – (Смешно: когда ему что-то нужно, он не скупится на почтительные обращения.) – У нас есть люди, которые могут проследить за движением Отряда. Их задача – идти по дороге. А с твоими лошадьми мы их быстро догоним.

Я старалась не показывать своего истинного отношения к этой затее. Не всегда хочется делать то, что делать нужно. Пока что от собратьев Нарайяна большого толка не было. Но сам он незаменим. Не стоит его расстраивать.

– Хорошо. Распорядись, чтобы эта толпа двигалась куда нужно. И позови Рама, пусть придет с моими вещами.

– Да, Госпожа.

Через полчаса мы оставили Отряд.

Уже стемнело, когда мы добрались до Священной рощи. Видно было плохо, но я почувствовала место. Мне редко приходилось сталкиваться с более гнетущей аурой. Кое-кто из братства душил уже был там. Мы присоединились. Они украдкой поглядывали на меня, но смотреть в глаза никто не решался.

Заняться было нечем, и я рано улеглась спать.

Сны выдались хуже прежних – мерзкие, жестокие, – и не было им конца. Всю ночь до самого восхода я пробиралась ощупью сквозь туман и темный лес. Над головой граяли и хлопали крыльями десятки тысяч ворон.

Нарайян и его друзья расценили их присутствие в моих сновидениях как знак удачи. Эти птицы были любимцами Кины, служа ей вестниками и шпионами.

Существовала ли какая-нибудь связь между ними и теми воронами, что так долго и неотступно следовали за Черным Отрядом? Если верить Костоправу, они пристали к нам, как только мы пересекли Пыточное море, что начинается в семи тысячах миль на север от рощи.

Проснувшись, я сразу ощутила тошноту. Когда попыталась сесть, меня вырвало. Мужчины суетились вокруг, стараясь выказать заботу. Нарайян до смерти перепугался – еще бы, ведь я была его капиталовложением. Если потеряет меня сейчас, он банкрот.

– Госпожа! Госпожа! Что случилось?

– Меня выворачивает наизнанку! – рявкнула я. – Принеси чего-нибудь.

Однако никто не смог мне помочь.

Спустя некоторое время рвота прекратилась, но стоило сделать резкое движение, и к горлу подкатывало. Я кое-как справилась с завтраком. Через час смогла стоять и даже бродить по лагерю, уже не испытывая особого дискомфорта.

Хворь застала меня врасплох. И здорово расстроила, ведь раньше я никогда не болела.

В роще собралось уже человек сто, а то и больше. Они пришли взглянуть на своего мессию, а мессия пребывал не в лучшей форме. Едва ли я произвела на них сильное впечатление. И это понятно, на их месте меня бы тоже постигло разочарование. Все-таки эти люди ждали главного события тысячелетия. А я, человек из плоти и крови, едва ли могла отвечать их чаяниям.

Но Нарайян сумел обосновать свой выбор – судя по тому, что мне не перерезали глотку.

В роще собрались представители всех религий и каст, таглиосцы и иноземцы. Все они имели зловещий вид, от них пахло пролитой за века кровью.

Праздничного настроения не ощущалось. Казалось, они чего-то ждут. Отозвав Нарайяна в сторону, я спросила его об этом.

– До ночи обычно ничего особенного не происходит, – ответил он. – Сегодня прибудет большинство джамадаров. Те, кто уже здесь, займутся приготовлениями. Вечером состоится церемония открытия Фестиваля. Кину известят о том, что завтра – ее день. Будут отправляться ритуалы, пробуждающие ее. Богине предстоит отобрать претендентов. После обрядов начнется пир. По ходу Фестиваля жрецы выступят в роли судей. В этом году процессов немного. Надо решить старый спор между ватагами Инельда и Тваны, и это вызовет большой интерес.

Видя, что я недоуменно сдвинула брови, Нарайян пояснил:

– Иногда ватаги конфликтуют между собой. Люди Инельда – веднаиты, а у Тваны – шадариты. Они обвиняют друг друга в ереси и обмане. Конфликт у них давний, уходит корнями еще ко временам вторжения Хозяев Теней. Инельд и Твана увеличили свои территории за счет чужих земель и установили там свои законы.

Эта давняя история, не слишком привлекательная с точки зрения морали и вполне соответствующая человеческой психологии, служила наглядной иллюстрацией того, что обманники были не только ярыми фанатиками своих культов. Кое-где они управляли преступным миром. Ватаги, о которых шла речь, пришли из густонаселенного края под названием Хачпур, где власть обманников была довольно сильна. Истинная причина вражды – борьба криминальных группировок за территорию.

– Илюк из ватаги Инельда потряс нас всех, заявив, что спор должна решить Кина.

Нарайян произнес эти слова зловещим тоном, и я поняла, что Кина – самая последняя инстанция в судебной системе ее приверженцев.

– Это из ряда вон?

– Все считают, что Илюк блефует. Он полагает, что Кауран, джамадар ватаги Тваны, отступится. Тогда конфликтом займутся жрецы, и они непременно учтут факт отказа.

– А если он не отступится?

– Суд Кины исключает апелляцию.

– Я так и думала.

– Как чувствуешь себя? Полегчало?

– Немного. Мутит, но с этим можно справиться.

– Есть можешь? Надо подкрепиться.

– Может, риса чуть-чуть, только приправ – поменьше.

В Таглиосе обожали пряности. Весь город ими пропах.

Нарайян поручил меня заботам Рама. И стоял над душой все время, пока я ела. Я старалась держать себя в руках, и получилось неплохо. Пока я клевала, делая паузы и удостоверяясь, что очередной проглоченный кусочек добрался до желудка, вернулся Нарайян, а с ним пришла компания жрецов и джамадаров для официального знакомства. Я сосредоточилась на запоминании имен и лиц. Заметив, что лишь четверо носят черный румел, я сказала об этом Раму.

– Лишь немногие, Госпожа, удостаиваются подобной чести. А Нарайян – самый уважаемый среди джамадаров. Он живая легенда. Никто другой не посмел бы привести тебя сюда.

Это что, намек? Чтобы я вела себя осторожнее? Наверняка здесь тоже плетутся интриги.

И кое-кто из главарей может недолюбливать меня хотя бы из-за Нарайяна.

Нарайян. Живая легенда.

Как случилось, что сошлись наши пути? Я не верю ни в судьбу, ни в богов, в общепринятом смысле этих слов, но знаю, что существуют некие силы, управляющие миром. Уверена. Когда-то я сама была одной из таких сил.

Нет сомнения в том, что мое убеждение основано на внушенных мне снах. Она – или оно? – заинтересовалась мною задолго до того, как я этот интерес почувствовала.

Убийство Костоправа – тоже ее рук дело? Чтобы освободить меня от ненужной эмоциональной связи?

Возможно. Возможно и то, что после падения Хозяев Теней мне предстоит сразиться с другим врагом.

Во вне всколыхнулась ярость. Я сумела ее подавить и, позволив Раму докормить себя, отправилась исследовать рощу. Дошла до самого ее центра и впервые хорошенько осмотрела храм.

Оплетенный ползучими растениями, он был почти неотличим от ландшафта. Снаружи никто не поинтересовался, что мне здесь понадобилось. Я не рискнула карабкаться по крутым ступеням, а лишь обошла ее кругом.

Нашелся человек, пожелавший отправиться за Нарайяном. Мне не хотелось входить в святилище без позволения. Джамадар вышел на зов, и вид у него был раздраженный.

– Прогуляемся. Есть кое-какие вопросы. Например, если я войду, никто не рассердится?

Подумав, он ответил:

– Едва ли.

– Кто-нибудь говорит, что я не та, кем ты меня провозгласил? Есть ли у тебя враги, которые по любому поводу стараются навредить?

– Нет. Но есть сомневающиеся.

– Как не быть? Я не соответствую отведенной мне роли.

Он пожал плечами.

Я привела его в то место, где недавно побывала, и сказала:

– В летних походах тебе нужны люди, умеющие хорошо ориентироваться в лесу. Так?

– Да.

– Погуляй вокруг, осмотрись.

Он подчинился. Через некоторое время вернулся, озадаченный:

– Тут держали лошадей.

– Кто еще, кроме нас, прибыл на праздник верхом?

– Несколько человек приехали издалека. Одни – вчера, другие – сегодня. Высокопоставленные обманники.

– Но следы явно не вчерашние. Это место охраняется?

– Здесь бываем только мы. Чужие не рискуют.

– В этот раз, похоже, рискнули. И уехали не тотчас. Слишком много следов для случайного визита.

– Придется сказать об этом остальным. Если в роще побывали чужие, нужен обряд очищения.

Когда мы поднимались по ступеням, он пообещал:

– Такая наблюдательность будет оценена моими друзьями. Ведь никто из наших не заметил следов.

– Если не искать, то и не найдешь.

В храм проникало немного света. Что ж, и на том спасибо. Архитектура мне не понравилась – как будто кто-то воссоздал в камне образы из моих дурных снов.

Нарайян собрал несколько джамадаров и сообщил им о моей находке. Поднялся возмущенный шум, в адрес осквернителей храма полетели проклятия.

Я бродила по храму.

Джамадары обнаружили место, где непрошеные гости варили пищу. Те убрали за собой, но не так-то легко стереть пятна копоти. Судя по этим пятнам, гостили здесь довольно долго.

Появился Нарайян со своей усмешкой:

– Вот теперь самый подходящий момент, чтобы поразить моих друзей, Госпожа.

– И как же это сделать?

– Воспользуйся своим талантом и выясни, кто тут побывал.

– Ну да. Вот так запросто. Найти отхожее место и мусорную кучу – вот на что хватит моего таланта. И то не уверена.

Он посмотрел на меня, недоумевая, с чего я взяла, что тут были и помойка, и нужник, ведь не удалось обнаружить ни человеческого дерьма, ни пищевых отходов. Но вслух ничего не сказал.

– Такая находка о многом бы нам поведала.

Подошел один из джамадаров и сообщил, что найдено достаточно следов продолжительного пребывания людей в храме.

– Их было двое, мужчина и женщина. Женщина спала у огня, а мужчина у алтаря. Похоже, алтарь они не трогали. Госпожа, ты не взглянешь?

– Сочту за честь.

Я не сразу поняла, как им удалось определить, что у огня спала женщина. Один из них показал мне длинную прядь черных волос.

– Ты можешь что-нибудь сказать нам, Госпожа?

– Да. Волосы у нее не вьются. Если это она, а не он.

Некоторые гунниты мужского пола тоже отращивали длинные волосы. Среди шадаритов и веднаитов преобладали кудрявые. Но веднаиты-мужчины носят короткие стрижки. А вот черные волосы – у всех местных жителей, точнее, темно-каштановые, если их помыть.

Золотистые локоны Плетеного Лебедя в этих краях диво дивное.

Мой саркастический тон не остался незамеченным.

– Не рассчитывай на мое умение видеть прошлое или будущее, – заявила я. – Дело в том, что Кина ко мне приходит только во сне.

Это поразило даже Нарайяна.

– Давай осмотрим другое место.

Мне показали, где спал мужчина, и опять они определили пол по длине волос. Нашлась прядь примерно в три дюйма длиной, красивая, каштанового оттенка.

– Припрячь эти волосы, Нарайян. Могут однажды пригодиться.

Вокруг в поисках следов сновали обманники.

– Давай поищем яму, – предложил. Нарайян.

Мы вышли и побродили вокруг. Я разыскала яму. Рыться в ней доверили низшим членам секты. Пока они трудились, я бродила поблизости.

– Госпожа, смотри, что я нашел. – Джамадар протянул маленькую звериную фигурку, сплетенную из стеблей травы. – Обычно этим занимаются, чтобы убить время. Но тот, кто сделал штуковину, был чем-то расстроен.

– Ее сплели просто так, от нечего делать. Она ничего не символизирует. Но если найдутся другие, покажите их мне. Фигурки могут нам кое-что рассказать об этом человеке.

Не прошло и минуты, как появилась вторая вещица.

– Она висела на сучке. Похоже, это обезьянка.

Тут меня осенило.

– Ничего не трогайте. Я хочу видеть плетенки там, где вы их обнаружите.

За несколько часов мы обзавелись приличной коллекцией игрушек. Одни были свиты из травинок, другие из полосок коры. Кто-то томился от безделья. Я знавала человека, который делал нечто подобное, причем не отдавая себе в этом отчета. Но он мастерил зверушек из бумаги.

Большинство фигурок были к чему-нибудь прикреплены. Например, обезьянки висели на ветках.

Четвероногие были неузнаваемы. На некоторых сидели всадники, обязательно вооруженные копьями и мечами.

Должно быть, я издала какой-то возглас. Нарайян окликнул меня:

– Госпожа?

– Во всем этом таится важный смысл, – прошептала я. – Но будь я проклята, если хоть что-нибудь понимаю.

На полянке диаметром футов десять обнаружилась целая толпа фигурок. Кто-то подолгу сиживал тут на камне, прислонившись к дереву, и плел их, а заодно, должно быть, размышлял. Посреди поляны торчал пень.

Едва очутившись на этом месте, я почувствовала, что меня ждет нечто особенное. Но что именно? Если и была догадка, она оставалась в глубинах подсознания.

– Возможно, нам предстоит узнать нечто важное и оно скрыто здесь, – тихо проговорила я. – Поиски прекратить, пусть все вернутся к своим делам.

Я уселась на камень, сорвала пучок травы и стала плести фигурку. Все ушли. Я позволила мыслям плыть в сумеречную страну. И – о чудо из чудес! – кошмары меня не тронули.

Проходили минуты. На деревьях собиралось все больше ворон. Мой интерес к этой полянке был слишком заметен.

С какой целью они наблюдают за мной? Хотят понять, не узнала ли я чего? Например, о тех, кто здесь побывал? Теперь ясно, что птицы не имеют отношения к обманникам. Они как-то связаны с теми мужчиной и женщиной, и душилы напрасно считают появление ворон добрым знаком. Если это и знак, то вряд ли добрый. Птицы – вестники и шпионы.

Вороны. Везде и всегда вороны. Но ведут они себя вопреки собственной натуре. Это орудия. Кто-то боится, что я раскрою тайну. Если и вправду что-то пойму, лучше не подавать виду.

Полянка казалась знакомой, она напоминала то место, где мне довелось пожить. Если пень – это Башня в Чарах, откуда я правила своей империей, то разбросанные камни обозначают непроходимый рельеф – я позаботилась о том, чтобы к Башне вела одна-единственная, опасно узкая тропа.

Моему взору открывались все новые знаки. Они с трудом поддавались расшифровке, словно тот, кто оставил их для меня, знал, что за ним следят. Его окружали вороны? Если дать волю воображению, то разбросанные камни, древесный мусор и травяные фигурки уподобятся Башне и окружающей ее местности. Возможно, пара палок, и камни, и след сапога, и свежий бугорок – не что иное, как напоминание о ситуации, сложившейся лишь единожды в истории Башни.

Я с трудом сохраняла равнодушный вид. Если камни, сучки и все прочее содержат в себе некий смысл, то должны что-то означать и фигурки из травы и коры. Я встала, чтобы лучше видеть окружающее.

И тут появилась еще одна деталь.

Подле пня лежал лист. На нем уместилась крошечная фигурка. Ее создавали с особой тщательностью. Так, чтобы я, обнаружив ее, наверняка поняла смысл всего послания.

Предполагалось, что Ревун, при мне владевший летучим ковром, разбился при падении с Башни. Однако недавно у меня возникло подозрение, что он жив. И послание сообщало, что Ревун каким-то образом участвовал в последних событиях.

Кто бы ни устроил эту мизансцену, он знал обо мне и о моем предполагаемом посещении рощи. Логично допустить, что ему известны и мои теперешние действия, и планы на будущее. Он не распоряжается воронами, но имеет доступ к добываемым ими сведениям. Иной причины для такого хитроумного и сомнительного способа связаться со мной я не вижу.

И еще кое-что.

В той битве, которая, как считалось, стоила жизни Ревуну, участвовало немало колдунов. Большинство их числилось погибшими. Но позднее мне сообщили, что кое-кто просто бежал, имитировав свою смерть.

Я снова осмотрела фигурки. В некоторых угадывались знакомые черты. Три были раздавлены каблуком. Те, кто умер.

Я не пожалела времени на поиски, но все же едва не пропустила нечто важное, то, без чего картина не складывалась. Уже почти стемнело, когда я обнаружила изящную фигурку, несущую под мышкой нечто похожее на голову. Не сразу я поняла заложенный в эту композицию смысл.

«Если не искать, то и не найдешь», – сказала я Нарайяну.

Многие фрагменты мозаики состыковались, как только я поняла: невозможное возможно. Моя сестра жива. Передо мной предстала совершенно новая картина. Я испугалась до смерти.

И страх помешал мне увидеть самую важную часть послания.