Люди, за которыми мы гнались, не старались запутать следы. Должно быть, не видели в этом необходимости. Да Ворон и так знал, куда направляется парень, который ему нужен. К черту на кулички, на южный край мира, в медвежью дыру под названием Хатовар.

Я тоже был знаком с этим парнем, с Костоправом. Черный Отряд, с которым он пришел в Курганье, доставил мне немало проблем. Правда, никто из этих людей не стремился причинить мне зло.

Из крутого теста слеплены ребята. Не очень-то мне хотелось их догнать, если честно.

Путь наш был долог, и мало-помалу мой спутник просыхал, все больше делался похож на прежнего Ворона. В смысле, не на того Грая, которым он был, когда мы познакомились, а на себя настоящего, на тертого калача, на хищника, с которым шутки плохи. Ворон решил, что у него теперь есть дело – и с этого момента я ни разу не видел его поддавшим.

По утрам, прежде чем сесть на коней, и вечерами, на бивуаке, мы непременно упражнялись. И хотя Ворон был еще совсем слаб, одолеть его мне удавалось с превеликим трудом. А едва он малость окреп, у меня остались шансы на победу разве что в беге наперегонки да в метании камней на дальность.

У него никак не заживало бедро.

Мы ни разу не ночевали на постоялом дворе или в сельском доме. Похоже, Ворон твердо решил не поддаваться соблазнам.

Того, кто лицезрел Башню в Чарах, уже ничем не удивить, никакой бывальщиной и небывальщиной. Другой такой громадины на всем свете не сыщешь. Пятисотфутовой высоты, эта Башня черна, как сердце скряги. Я отродясь не видел подобной диковины – и надеюсь никогда больше не увидеть.

Впрочем, близко мы с Вороном ни разу к Башне не подошли – он сказал, ни к чему привлекать внимание ее обитателей. И был совершенно прав. Это же сердце империи, обиталище Госпожи и ее подручных, древних злыдней, которых зовут Десятью Взятыми.

Мы расстались. Я отъехал на несколько миль, устроил там лагерь и затихарился в нем как мышь под веником, а Ворон слонялся по городу, что-то разузнавал.

Отдыху я был только рад – долгая езда вконец меня вымотала.

Но вот горизонт раскрасился закатным пожаром, достойным конца света, и на этом живописном фоне обозначился Ворон. Он уселся напротив меня.

– В Башне их нет. Останавливались там на пару недель, а потом снова двинули к югу. И с ними она.

Должен признаться, я застонал. В солдатчине никогда не ныл и не жаловался, но ведь тогда мне не приходилось держать такие сильные удары судьбы. Человек, он не из железа сделан.

– Ничего, Ящик, догоним, и скоро. Если в Опале так же надолго застрянут, как и здесь, им от нас не уйти. – И добавил, глядя на меня с дурацкой улыбкой: – Ты же хотел мир посмотреть.

– Да, хотел, но не весь же за одну паршивую неделю. Я рассчитывал полюбоваться им без спешки.

– Если не догоним их и не заставим повернуть назад, навстречу неприятностям, не на что будет тебе любоваться.

– Пока мы здесь, не желаешь ли выкроить время и взглянуть на своих детишек?

Мне хотелось увидеть море. С раннего детства об этом мечтал. Через нашу деревню проходил бродяга, рассказывал нам, ребятне, всякие байки про Драгоценные города и Пыточное море. И с тех пор, когда приходилось полоть сорняки и копать картошку, я частенько воображал синий бескрайний простор. Обещал себе, что заделаюсь моряком. Сначала придется палубу драить, но со временем непременно стану шкипером.

Много ли я тогда смыслил?

Куда больше, чем долгожданной встречи с морем, мне сейчас хотелось, чтобы Ворон взялся наконец за ум и поладил с собой и с детьми.

Он как-то странно взглянул на меня и решил не отвечать.

В пути мы помаленьку накопили неплохой арсенал. И едва выехали за околицу Опала, для него нашлось применение. Точнее, выпал шанс им воспользоваться.

Огромная старая карета из вороненой стали с бешеной скоростью вылетела из городских ворот и грохоча понеслась прямо на нас. В жизни не видал ничего подобного; почудилось даже, что эти буйные кони дышат огнем.

Зато Ворону зрелище было не в диковинку.

– Карета Госпожи! Остановим ее!

Он сорвал с плеча лук и наложил стрелу.

– Карету Госпожи?! Остановим?! Да ты рехнулся! Совсем мозги пропил?

Но я тоже взял лук на изготовку.

Мы напустили на себя самый грозный вид, прикинулись заправскими разбойниками – мол, кошелек или жизнь. Взмахом руки Ворон приказал форейторам остановиться.

Но те и пальцем не шевельнули, чтобы убавить прыть своих коней. Как будто вовсе нас не заметили.

Кончилось тем, что я очутился в канаве, вверх тормашками, и было там на добрый фут воды и грязи. Когда выбрался, обнаружил Ворона – ему достались кусты ежевики по ту сторону дороги.

– Уроды! – прокричал он вслед карете. – Хамье!

– Во-во. Ни малейшего почтения к честным грабителям с большой дороги.

Ворон глянул на меня и разразился хохотом. Я посмотрел на него – и тоже заржал.

Через минуту он сказал:

– А в карете-то пусто.

И звучал его голос очень даже озадаченно.

– Это когда же ты успел туда заглянуть?

– Вроде я догадываюсь, в чем дело. Поехали, надо спешить. Поймай свою лошадь.

Я поймал. Ей не хватило ума поквитаться со мной за прежние обиды. Ворону повезло меньше, пришлось погоняться за мерином. А тот, похоже, думал: «Ну уж нет, сукин ты сын, больше не втянешь меня в свои безумные авантюры!»

Я положил конец возне, подкравшись к животинке с другой стороны. Надо же, на такую ерунду потратили без малого полчаса.

Ровно столько времени уже находился в плавании большой черный корабль. Когда мы добрались до воды, Ворон до того разозлился на своего мерина, что готов был покрошить его на приманку для рыб. Но этого не случилось; мой попутчик спешился и постоял на берегу, озирая морскую гладь.

Мимо проходили местные, и если кто-то рычал на нас и требовал убраться с дороги, то получал от Ворона взгляд, от которого сердце замирало, а ноги, напротив, обретали резвость.

Черный корабль растаял в дымке на горизонте. Ворон поплелся назад, в мир, где царил портовый гам и рыбный смрад.

– Придется коней продать и найти судно до Берилла.

– Э, приятель, не спеши! Ни к чему пороть горячку. А ну как и в Берилле ее не застанешь? Что, дальше пойдешь? До самого края мира? Погляди вокруг: это же Опал. Сколько знаю тебя, столько и слышу, как ты вернешься в Опал и выяснишь судьбу потомства. И вот мы здесь. Давай воспользуемся шансом.

Этот парень был мне другом. Но сидело у него в заднице шило, и мешало оно ему быть самим собой. До того как стать Вороном, он был Граем, а еще раньше тоже был Вороном. Его самое первое имя мне неизвестно, но догадываюсь, что он принадлежал к благородному сословию Опала. Бросил он и Опал, и своих маленьких двойняшек, примкнул к шайке наемников и отправился воевать в Форсберг.

Как сложились судьбы детей, Ворон не знал, но, будучи не самым дерьмовым отцом на свете, мучился неизвестностью. Вот я и прикинул: лучшей возможности разобраться с этим уже не представится.

Над моим предложением он размышлял долго. И при этом пялился вдоль берега на восток, будто ответ крылся где-то там. Я тоже глянул в ту сторону и увидел на утесах роскошные особняки с видом на море. Меня не отпускало подозрение, что Ворон – один из живших там богачей.

– Может, позже, – обронил он наконец. – Когда будем возвращаться на север.

– Ну конечно.

Вот же сволочь!

Он будто услышал мою мысль. Аж съежился. На меня не смотрел.

В порту мы не нашли ничего лучше пузатой рыбачьей шаланды. На нее было тошно смотреть, зато через два дня ей предстояло отправиться курсом на Берилл.

В тот вечер Ворон нализался как свинья, хоть я и не сказал больше ни словечка про его детей. Должно быть, он слушал мои мысли. Или свои, что еще хуже.

Поднялся я рано и понял, что у Ворона отходняк затянется на весь день. Мой друган – из тех старых хрычей, которые в молодости никогда перехмуром не страдали – конечно, если верить их хвастливым уверениям. Я пошел знакомиться с Опалом.

И даже ни разу не заплутал. Под власть империи город подпал два поколения назад, за этот срок он сильно изменился. Население разбавилось уроженцами многих мест, и я без труда находил людей, понимавших мой язык.

Я решил покопаться в прошлом моего приятеля. Занятие оказалось не из увлекательных. Почти никто ничего не помнил, а то, что вспоминалось, крепко смахивало на сказки. Правда всегда проигрывает выдумке.

Но из всей услышанной чепухи мне как будто удалось извлечь крупицу смысла. Много лет назад провинцией, в которой находился Опал, управлял некто по имени Хромой. И был он одним из первых Десяти Взятых, бессмертных колдунов-демонов, подручных Госпожи. А Взятыми они названы потому, что их, некогда творивших черные дела по собственному хотению, поработило более могучее и темное зло. Среди губернаторов этой провинции не бывало еще таких отъявленных мерзавцев, как Хромой. Я был знаком с этим насквозь гнилым подонком – он приперся в Курганье, чтобы поучаствовать в решающей битве, и там получил свое. Уж поверьте, во всем необъятном мире никто и слезинки не проронил по этой мрази. Даже среди Взятых он считался самым бешеным и подлым.

Ну так вот, будучи губернатором, Хромой вместе со своими дружками безжалостно грабил провинцию, ничем не брезговал, даже медяки у покойников с глаз собирал. И жил там баронет Корво, его род заключил союз с империей, когда она добралась до здешних краев. Баронет поступил на имперскую службу и по какой-то государственной надобности отправился за тридевять земель. А пока он отсутствовал, его супружница спуталась с Хромым. Дошло до того, что она помогла злодею ограбить семью баронета. Ее стараниями кое-кто из братьев, кузенов и дядей нашего баронета мало того что лишился чести, титула и всего достояния, но и голову сложил на эшафоте.

Об этой женщине мне удалось узнать немногое. У них с Корво был брак по расчету, никакой любви. Насколько я понял, он должен был положить конец вековой кровной вражде, но из этого ничего не вышло. Стерва помогла ограбить и перебить семейство Ворона. В свою очередь он разделался с ней и с ее шайкой, в живых остался только Хромой. Наверное, при желании баронет мог бы вернуть себе имущество – Хромой никогда не ладил с Госпожой. Но Ворону повстречалась Душечка, Белая Роза, и она стала смертельным врагом для Госпожи.

Все-таки толковая это была идея – заглянуть в Вороново прошлое. Пусть я и не узнал ничего насчет его чад. Из опрошенных мною людей только двое помнили, что эти двойняшки вообще существовали. Как сложилась их жизнь, не сказал никто.

Да похоже, она и не интересовала никого, кроме меня.

Мы продали лошадей. Выручили немного – долгое путешествие на юг превратило их в изнуренных кляч. По причине тяжкого похмелья Ворон был не в том настроении, чтобы спорить. Я же, осмелевший на старости лет, полез в бутылку.

– Вот скажи, какой смысл тащиться за Костоправом через полмира? Особенно если вспомнить, что при последней встрече он тебя стрелой угостил. Ну допустим, мы его догоним. С чего ты взял, что он не закончит начатое, а согласится тебя выслушать? Какое ему дело до того, что происходит на далеком севере?

Признаться, я не очень-то верил чуйке Ворона, хоть он и прошелся когда-то по верхам черной магии. Можете считать меня занудой, но я сказал:

– А я-то думал, здесь, в Опале, у тебя есть дело поважнее.

– Да плевать мне на твои думы, Ящик! – рявкнул он. – Не суй нос в чужие дела.

– Это и мои дела. Это я тащился с тобой через полмира, это я могу отдать концы в безвестной дыре из-за того, что тебе слышатся голоса.

– Ящик, ты же не раб. И нож у твоей глотки никто не держит.

Нет, не мог я заявить: «Кореш, я перед тобой в долгу». Да и вряд ли бы он понял. Но кто-то ведь научил меня читать и писать. И кто-то верил, пока не слетел с катушек, что я чего-то стою. Поэтому я сказал другое:

– Допустим, я уйду, но кто будет тебя мыть, когда снова облюешься с ног до головы? Кто притащит тебя домой, когда ты опять затеешь драку в таверне и огребешь кренделей?

Именно это и случилось накануне, и не подоспей я вовремя, там, скорее всего, прикончили бы парня, который отправился спасать мир.

У Ворона было препоганое настроение. Саднило бедро, с похмелья трещала башка. Само собой, напоминали о себе и вчерашние побои. У него не нашлось сил, чтобы ответить мне в том же насмешливом тоне. Он лишь проворчал:

– Ящик, как я живу, так и буду жить, а хорошо я живу или плохо – плевать. Главное – выполнить задачу. Если ты со мной – мне будет легче, нет – никаких обид.

– Да с тобой я, с тобой. Меня тут ничто не держит. И вообще, какого рожна еще делать с моей жизнью?

– Ну так чего нудишь?

– Просто иногда хочется, чтобы мое занятие имело хотя бы малейший смысл.

Мы поднялись на борт баржи, оказавшейся зерновозкой, которой предстояло выйти в балласте и забрать на другом берегу груз. Нас ждали края, где даже Ворон не бывал.

Еще не добравшись до порта, мы чертовски пожалели, что пустились в эту авантюру. Но решили не возвращаться в Опал, тем более что шкипер отказался разворачивать судно.

Впрочем, начиналось путешествие не сказать что плохо. Но посреди моря мы угодили в шторм, которого никто не ждал. «В эту пору года здесь не бывает ураганов», – порадовал нас боцман, после того как ветер изорвал незарифленный парус. Небывальная эта буря трепала нас четверо суток – вот на этот срок мы и опоздали в Берилл.

Я на прошлое не оглядывался. Что бы ни думал насчет Ворона, насчет его детей и ответственности перед ними, это теперь не имело значения. Они по ту сторону большой воды, а я излечился от навязчивой мечты стать мореходом. Если вдруг Ворон захочет вернуться и разобраться со своими личными делами, пожелаю ему попутного ветра в задницу.

Интересующая нас компания оставила четкий след. Берилл крепко запомнил помпезное появление Воронова корешка – тот изображал из себя имперского посланника, прибывшего с секретной миссией.

– Отчего-то Костоправ здорово заторопился, – сказал Ворон. – Теперь не скоро догоним.

Ничего я ему на это не ответил. Однако мой взгляд был красноречив.

Мы купили коней, упаковали походный скарб. До так называемых Мусорных врат – семь дней пути. Ворон столь резво рванул с места, будто рассчитывал добраться уже к завтрашнему утру.