Был один из тех дней, которые принято называть черными. Дела в Весле обстояли неважно. В разных местах вспыхивали беспорядки, мятежники схватывались с имперскими партизанами, многочисленные уголовные преступления маскировались под политические. Мой наниматель поговаривал о том, чтобы продать особняк в городе и перебраться в купленный им возле Сделки дом. Если бы он решился, я бы крепко задумался, стоит ли и дальше на него работать. Хотелось обсудить это с Вороном, но…

Когда я вернулся домой, он был мертвецки пьян.

– И все из-за чертовой бабы, с которой ты даже ни разу не переспал, – проворчал я, пинком отправляя через всю комнату оловянную тарелку.

Опять этот сукин сын не потрудился убрать свою блевотину. Было искушение намять ему бока. Конечно, дальше искушения не зашло – я же не сумасшедший. Ворон – это Ворон, даже когда он валяется без чувств. Я в жизни не видел бойца опаснее. Видят боги, с этим человеком лучше не ссориться.

Он очнулся, да так внезапно, что я аж подпрыгнул. Держась за стенку, мой приятель кое-как поднялся на ноги. И до того он был бледен, и так сильно его трясло, что я моментально понял: дело тут не в похмелье. Старина Ворон был перепуган до смерти.

Без этой стенки он вряд ли мог устоять. Должно быть, я троился у него в глазах, а вокруг меня скакали зеленые чертики. Во всяком случае, он пробормотал:

– Ящик, ты это… собирай манатки.

– Чего?

Он двинулся вдоль стенки к груде своего барахла:

– Из Курганья кто-то выбрался только что… О боги!

Ворон упал на колени, схватился за живот. Его вырвало. Я дал ему воды рот прополоскать и тряпку морду вытереть. Он не отбрыкивался.

– Да, кто-то выбрался… Темный, как…

И опять блеванул.

– А ты уверен, что это не дурной сон? – спросил я. – Во хмелю чего только не привидится.

– Хмель ни при чем, все по-настоящему. Не знаю, откуда я это знаю… но знаю. Видел так ясно, будто сам был в Курганье. Там зверь… Помнится, его звали Псом Жабодавом. – Он говорил медленно, чтобы не сорваться в невнятицу. И все равно сорвался. – А с ним кто-то еще. Кто-то большой. Кто-то из настоящей Тьмы.

Ну что тут скажешь? Я не верил Ворону, но ведь сам-то он не сомневался в собственных словах.

Он мало-мальски почистился и стал укладывать свои вещи в мешок.

– Где ты держишь коней?

Ого, а ведь у него серьезные намерения! В башке каша, ноги ватные, но Ворон полон решимости действовать немедленно.

– У Тульды, а что? Куда ты собрался?

– Нам нужна помощь.

– Помощь? Нам? У меня здесь работа, или забыл? Обязанности. Я не могу сесть на коня и поехать на охоту за болотными огнями по той единственной причине, что кто-то увлекся дрянным вином.

Тут он вышел из себя. Я и сам тотчас взбесился. Мы орали друг на друга, Ворон швырял в меня вещами – не в той он был форме, чтобы догнать. Я топтал его бурдюк и любовался брызжущими на пол кроваво-красными струйками. От пинка распахнулась дверь, в комнату ворвалась домохозяйка. Представьте себе бабищу весом двести фунтов и с характером подколодной гадюки.

– Ах вы сволочи, подонки, негодяи! Все, кончилось мое терпение!..

Мы объединились против этой лгуньи, мошенницы и хабалки. Наше терпение тоже иссякло, мы давно подозревали, что она ворует у постояльцев, когда уверена, что это ей сойдет с рук. Спустили ее кубарем по лестнице, хохоча при этом, точно подростки-хулиганы. Внизу баба разоралась еще пуще.

Мне вдруг стало не до смеха. Домохозяйка не пострадала, но могла и шею себе сломать. И не было бы мне оправдания, ведь я даже не пьян ничуточки.

– Я правильно понял: ты уезжаешь из города?

– Ага. – Его тоже оставило веселье, а кожа приобрела мертвенный цвет.

– И как собираешься это сделать посреди ночи?

– Знаю один колдовской трюк, называется «дать на лапу». – Он просунул руки в лямки заплечного мешка. – Ты-то готов?

– Готов.

Он с самого начала знал, что я его не брошу.

– Эй, Лу! – крикнул привратник в дверь караулки, когда Ворон позвенел монетами. – Волоки сюда свой курдюк, к нам клиент пожаловал. – И с ухмылочкой пояснил: – Наш Лу днем тоже овечек стрижет – ребятишкам на молочишко. Ребятишек-то у него прорва. Другой бы наплодил десяток да за ум взялся, а этому все мало.

– И что, нравится такая служба? Редко я встречал довольных среди вашего брата.

– По ночам скука смертная. Но это если никто не проходит. Бывают и прибыльные ночки, вроде сегодняшней.

– До нас тут кто-то проходил? – подал голос Ворон.

– С час назад один старикашка. Монеты горстями швырял, очень уж торопился.

Что называется, толстый намек. Ворон как будто пропустил его мимо ушей. Я взял переговоры на себя и добился, чтобы Лу сходил за ключами и открыл калитку в огромной воротной створке. Все это время Ворон глядел прямо перед собой, но на прощанье бросил охранникам несколько серебряных монет.

– Ой, спасибо, щедрые господа! Приходите почаще, в любое время. Тут, возле южных ворот, у вас теперь есть друзья.

Ворон ничего не ответил, лишь поморщился и дал коню шенкеля. Мы проехали через ворота и очутились на залитой лунным светом дороге.

– Благодарствую, – попрощался я с охранниками. – Увидимся, парни.

– Всегда будем рады вам услужить, добрые господа.

Мой спутник так ни слова и не сказал. Гримаса на его лице была мне знакома, хотя я давненько ее не видел.

– Опять бедро беспокоит?

– Ничего, пройдет. Бывали у меня раны и похуже – ничего, ездить не мешали.

Силен бродяга! Протрезветь-то он протрезвел, но похмелье еще не отпустило.

– Что-то долго заживает.

– А ты чего ждал, черт возьми? Я не молодею. И хотя попал в меня Костоправ, стрела-то ее.

Не похоже, что он точит зуб на старого кореша. Может, это не от избытка душевной доброты, а оттого, что Ворон по натуре практик, а не мыслитель?

Порой я задаюсь вопросом: каково ему жить с такой жуткой кашей в котелке?