Внутри храм изменился. На стенах мутным красным пламенем горели факелы, на уродливых барельефах корчились тени. Появился огромный идол, очень похожий на монстра, что мне привиделся, – но этот имел головной убор, богато украшенный золотом, серебром и каменьями. Глаза – неограненные рубины, клыки – из хрусталя.

Под левой, приподнятой, ногой лежали три головы. Жрецы оттаскивали в сторону труп, когда вошла моя группа посвящаемых. Похоже, жертву, перед тем как обезглавить, подвергали пыткам.

Справа от меня лежало десять человек и столько же – слева. Между группами посвящаемых был проход в четыре фута шириной. Я узнала Нарайяна по спине. Двадцать человек беспрерывно молились.

– О Кина, приди в мир, чтобы излечить своих детей. Мы ждем тебя, наша Великая Мать. – Это произносилось быстрым речитативом.

Я была последней. Главный душила занял место в проходе позади меня, в руках у него был черный румел. Подозреваю, что ему поручалось ликвидировать струхнувших претендентов, а вовсе не тех молящихся, которые поддадутся искушению взглянуть на меня.

Между молящимися и помостом, на котором стояла богиня, было двадцать футов пустого пространства. Отрубленные головы лежали на уровне глаз стоящих. Две из них, казалось, наблюдали за нашим приближением. Третья смотрела на пятку Кины, причем нос едва не касался когтей ноги.

Справа от меня, у высокой стойки с несколькими золотыми сосудами, стояли два жреца.

Церемония началась. Посвящаемый подступал к черте на полу, сбрасывал одежду, переходил к другой метке, падал ниц и бормотал молитву. Она была немудреной – посвящаемый просил, чтобы Кина приняла его поклонение. Последний претендент – то бишь я – обратился к ней как ее дочь.

Едва я произнесла ритуальную фразу, поднялся ветер. И в храме появилось нечто постороннее: холодное, голодное, пахнущее мертвечиной. Ничего подобного раньше не случалось, судя по тому, как подскочил, точно ужаленный, помощник жреца.

Все, кто проходил обряд посвящения, встали и преклонили колени, положив ладони на бедра. Главный душила забубнил свою ритуальную тягомотину на языке, не похожем ни на таглиосский, ни на молитвенный язык душил. Он представил нас идолу так, словно это была сама Кина. И пока верховный жрец, подвывая, читал заклинания, его помощник лил темную жидкость из высокого, с узким горлышком сосуда в другой, похожий на соусник. Умолкнув наконец, главный жрец сделал загадочные пассы над «соусником», поднял его, показывая богине, и прошел к концу шеренги посвящаемых, чтобы приставить сосуд к губам будущего душилы. Посвящаемый, не открывая глаз, сделал глоток.

Следующий пил с открытыми глазами. Он поперхнулся, но жрец на это никак не отреагировал. Так же было еще с двумя претендентами.

Наступила моя очередь.

Нарайян – лжец. Подготавливая меня, он утверждал, что весь обряд построен на иллюзии. Ничего подобного. В сосуде кровь, к которой добавили какое-то зелье; смесь пахнет травой и имеет горький привкус. Эта кровь – человеческая? Не знаю. Но не случайно же мы увидели, как из храма утащили труп. Нам дали прозрачный намек.

Я вытерпела. Прежде мне ничего подобного пить не приходилось, но со мной случались вещи и похлеще. И я никогда не колебалась и не отступала. Я сказала себе, что вот-вот овладею самой смертоносной силой в этой части мира.

Нечто потустороннее снова пришло в движение. Оно, наверное, могло бы подчинить меня.

Главный жрец передал сосуд помощнику, который поставил его на стойку и затянул песнопение.

Вдруг погасли факелы.

В храме воцарилась кромешная мгла. Я насторожилась, предположив, что происходит нечто из ряда вон выходящее. Но не было слышно суеты и тревожных возгласов, и я решила, что это элемент обряда.

Тьма продержалась полминуты. В середине этого промежутка раздался крик, полный отчаяния и ярости.

Свет появился так же внезапно, как и исчез.

Я была сражена.

Поверить глазам было трудно.

Осталось только пять претендентов. Идол пришел в движение. Та нога, что была на весу, опустилась и размозжила одну из голов. Теперь была приподнята другая нога, она опиралась на труп человека, только что стоявшего вторым слева от меня. В воздухе покачивалась голова, которую идол держал за волосы. А прежде чем погас свет, эта же рука держала связку костей. На губах, подбородке и клыках темнела кровь, а глаза пылали.

Как это им удалось? Может, внутри у идола механизм, двигающий его конечностями? А убийство совершили жрец с помощником? Если так, им не откажешь в резвости.

Но жрецы, похоже, тоже в шоке. Главный метнулся к груде одежды, кинул мне первый попавшийся балахон и мигом вернулся на место. Затем, пробормотав короткую молитву, вскричал:

– Она явилась! Она снизошла! Слава Кине, приславшей свою Дщерь, чтобы та встала с нами плечом к плечу!

Я прикрыла наготу.

Нормальный ход ритуала был нарушен. Результат привел жрецов в экстаз, но при этом сбил с толку. Они не понимали, что делать дальше.

А что можно сделать, когда сбывается давнее пророчество?

Мне не приходилось встречать жреца, который бы искренне надеялся на своем веку лицезреть чудо. Для этой публики чудеса как вино – чем старее, тем лучше.

Жрецы решили сократить ритуал и перейти непосредственно к празднованию. Это означало, что претенденты сделаются посвященными, миновав стадию испытания Киной. А еще это означало, что больше не будет человеческих жертв. Сама о том не ведая, я спасла жизнь двадцати пленникам обманников, которых собирались в эту ночь подвергнуть пыткам и умертвить. Жрецы их освободят, чтобы мир узнал о реальном существовании душил и о появлении их мессии. И те, кто не поторопится прийти к Кине, будут уничтожены в Год Черепов.

Славная компашка, сказал бы Костоправ.

Нарайян отвел меня к нашему костру, приказав Раму гнать без разговоров всякого, кто сунется. Он рассыпался в извинениях по поводу того, что не подготовил меня лучше, и посидел рядом, глядя на огонь.

– Так он наступил? – спросила я через некоторое время.

Он понял.

– Да, наступил. Он наконец реален. Никаких сомнений.

Я помолчала, не мешая ему думать, затем спросила:

– Что они сделали с идолом, Нарайян?

– Ты о чем?

– Как удалось привести его в движение в темноте?

Он пожал плечами, взглянул на меня, усмехнулся и сказал:

– Не знаю. Раньше такого не случалось. Я видел не меньше двадцати посвящений, и всякий раз одного претендента приносили в жертву. Но идол не двигался.

Я растерялась. Помолчав, спросила:

– Ты ничего не почувствовал тогда? Не показалось, что там есть кто-то еще?

– Да. – Он дрожал, хотя ночь не была холодной. – Попытайся уснуть, Госпожа. С рассветом нужно отправиться в путь. Я хочу показать тебя лекарю.

Я легла. Очень не хотелось попасть в страну кошмаров, но я была слишком истощена – и физически, и эмоционально. Последнее, что увидела, это Нарайяна, сидящего на корточках и глядящего на огонь.

Тут есть над чем подумать, Нарайян. Пищи для размышлений предостаточно.

В ту ночь я не видела снов. Но утром меня рвало, пока в желудке не осталось ничего, кроме желчи.