Мы никак не могли выбраться из лагеря Тенекрута. Настоящая западня.

Что же предпринять?

– Стань Киной. – Огромный, заботливый, медлительный Рам, оказывается, соображал куда быстрей меня.

Значит, и в этот раз надо создать иллюзию, хотя и посложнее ведьминых огней на латах.

Через минуту мы оба преобразились. Тем временем тенеземцы окружили нас плотным кольцом, хоть и не выказывали азарта охотников, затравивших беспомощную дичь.

Я высоко подняла голову Тенекрута. Ее узнали. Усилив волшебством голос, я объявила:

– Тенекрут мертв. Вы мне не нужны, но если хотите, можете присоединиться к нему.

Тут Лебедя осенило, и он взревел:

– На колени, свиньи! На колени перед своей повелительницей!

Воины молча смотрели на него. Выше всех почти на фут, белый как снег, с гривой золотистых волос – сущий демон в человеческом обличье. Затем они перевели взгляд на Ножа, тоже обладавшего весьма экзотической внешностью. Потом на меня и на голову Тенекрута.

– На колени перед Дщерью Ночи! – приказал Рам.

Он стоял так близко, что я чувствовала его дрожь. Парень был до смерти перепуган.

– Среди нас Дитя Кины! Молите о пощаде! – Лебедь схватил ближайшего и заставил опуститься на колени.

До сих пор не понимаю, почему тенеземцы поверили в наш блеф. Но один за другим они падали на колени. Нарайян и рукохваты запели молитву из обиходных – я такие слышала во время обрядов Гунни и Шадара. Отличались только рефрены: «Смилуйся, Кина», «Благословенна будь твоя дочь, истово любящая тебя», а еще «Прииди ко мне, Мать Ночи, пока кровь еще теплится в моем языке».

– Пойте! – вопил Лебедь. – Пойте, мерзавцы!

Он был в ударе. Носился среди воинов, заставлял упрямцев падать на колени и молиться. В его действиях начисто отсутствовала логика. Человек в здравом уме вряд ли посмеет так грубо обращаться с врагами, имеющими тысячекратное численное превосходство. Но мысль о том, что нас можно запросто порвать в клочья, даже не пришла им в голову.

– Какие же мы все придурки, – с удивлением заметил Нож. – Но надо дожимать, иначе они очухаются.

– Воды мне, и побольше.

Держа над собой голову Тенекрута, я потребовала тишины:

– Дьявол мертв! Хозяин Теней повержен. Богиня дарует вам свою милость, хоть вы, а прежде ваши отцы, деды и прадеды и отворачивались от нее, отвергали ее и хулили. Но теперь вашим сердцам открылась истина. Кина благословляет вас. – Еще одно усилие, и моя голова облилась пламенем. – Теперь вы свободны, но не бывает бесплатных даров.

Нож принес мех с водой.

– И кубок, – прошептала я. – Воду пока припрячь.

Я продолжала нагнетать истерию – так проще, чем взывать к голосу разума. Тенеземцы были морально истощены и запуганы, они ненавидели Хозяев Теней. Нарайян затянул новую молитву. Нож принес кубок из шатра Тенекрута. Я колдовала. Это были сложные чары, но и на сей раз мне, вопреки ожиданиям, сопутствовал успех.

Я знала, что в кубке вода. Пригубила – вода.

– Пью кровь моего врага.

И для тенеземцев эта вода выглядела как самая настоящая кровь, когда Нарайян с помощниками стали мазать ею им лбы. Вдобавок я позаботилась о том, чтобы пятна стали несмываемыми. Теперь мои пленники на всю жизнь мечены кровью.

Они и с этим смирились. Большинство. Остальные взяли ноги в руки и разбежались по домам.

Заклеймив несколько сотен, я велела подойти командирам вражеского войска. Несколько десятков повиновались, а остальные рассеялись. Привилегированное сословие охотнее подчинялось Хозяевам Теней, чем простонародье.

– У свободы, как и у всего на свете, есть цена, – сказала я командирам. – Вы теперь принадлежите мне. У вас долг перед Киной, и она требует его отдать.

Что это за долг, они не спросили. Наверное, жалели, что остались.

– Продолжайте осаждать Дежагор, но не сражайтесь с теми, кто там заперт. Попытаются сбежать – берите в плен. Всех берите, кроме тех, что зовутся нарами. Эти люди – враги богини.

Впрочем, именно этим и занимались до сих пор воины Хозяев Теней.

Наводнение нанесло огромный ущерб продовольственным запасам города. Могаба не делился съестным с населением. Свирепствовали болезни. Вспыхнул мятеж, и Могаба сбросил сотни людей с крепостной стены в воду. Озеро пестрело утопленниками.

Из-за своих драконовских методов Могаба потерял авторитет, его воины стали дезертировать. Потому-то в лагере Тенекрута и оказалось столько пленных.

За все это время со стороны огороженной площадки не донеслось ни звука. Может, пленные не знают о происходящем? Боятся привлечь к себе внимание? Я отправила Ножа, чтобы он их выпустил и объяснил, где найти Мэзера.

Если бы не тенеземцы, я бы отнеслась к повороту событий как к чему-то нереальному.

Они же этот поворот восприняли безропотно. На рассвете все отправились на холмы, на свои прежние позиции.

Рядом возник Нарайян, сияя широченной ухмылкой:

– У тебя еще есть сомнения, Госпожа?

– Сомнения? Насчет чего?

– Насчет Кины. В том, что она помогает нам.

– Да, кто-то помогает, это точно. Я не видела ничего подобного с тех пор, как мой муж… И не поверила бы, не будь я сама свидетельницей.

– Они уже целое поколение живут под гнетом Хозяев Теней. Выполняют приказы и ничего не смеют делать по собственной воле. За любое ослушание подвергаются жесточайшим экзекуциям.

Так-то оно так, но ведь сейчас они все-таки нашли в себе силы, чтобы встать на мою сторону. Не исключено, Кина приложила к этому руку. Я не собиралась заглядывать дареному коню в зубы.

Большая часть пленных исчезла. С некоторыми оставшимися я уже побеседовала.

– Позови Синдху и Мургена, – велела я Нарайяну.

Они явились. Синдху был таким же, как всегда, – огромным, надежным и немногословным. Он сообщил о своих наблюдениях. По его словам, у нас здесь есть друзья, готовые остаться и послужить своей богине. Еще рассказал о Могабе:

– Он из тех упрямцев, которые держатся до последнего. Ему плевать, что голод и болезни превратили Дежагор в сущий ад.

– Могаба хочет, чтобы его имя вошло в Анналы, – предположил Мурген. – Он ведет себя как Костоправ в самые трудные для Отряда времена.

Мургену было около тридцати, и мне он напоминал Костоправа: высокий, худощавый, с неизбывной печалью на лице. Когда-то он был знаменосцем Отряда и помогал Костоправу вести Анналы. При благоприятном стечении обстоятельств лет двадцать назад такой человек вполне мог стать Капитаном.

– Почему ты дезертировал? – Каковы бы ни были отношения между ним и Костоправом, Мурген не слыл трусом.

– Я не дезертировал. Одноглазый и Гоблин поручили найти тебя. Надеялись, что я проберусь, но ошиблись. И сами не смогли мне помочь.

Одноглазый и Гоблин – старые и не очень могучие чародеи, постоянно грызущиеся друг с другом. Не считая Мургена, они единственные братья Черного Отряда, вместе с ним пришедшие с севера, последние из тех, кто выбрал Костоправа Капитаном, а меня – Лейтенантом.

Мы поговорили. По словам Мургена, люди, которых мы приняли в Отряд по дороге на юг, не любят Могабу.

– Он пытается втянуть Отряд в войну за веру. Для него мы не боевое братство отверженных, а банда воинствующих религиозных фанатиков.

Вмешался Синдху:

– Эти люди поклоняются богине, Госпожа. Они не безумцы, но мятежная ересь порой опаснее безбожия.

А этот с чего вдруг взялся мне подыгрывать?

Сколько я с ними ни беседовала, трудно было понять, куда они клонят. Ни один атеист не способен разобраться в тонкостях вероисповедания. Довольно трудно представить, что они действительно верили в чушь, которую считали своей религией. В таких ситуациях всегда кажется, что меня просто разыгрывают.

Всего, что наговорили эти двое, мне было не переварить. Я честно старалась, но уже утро, и – не важно, спала я или нет – пора начаться тошноте.

Она не заставила себя ждать.