Глава 5

Ближе к полудню я получил первые данные от разведчиков. Мои опасения развеялись. Догадка о поведении латифундийских невольников, напротив, оказалась верна. Получившие свободу рабы за минувшую ночь начали объединяться в более крупные группы вместо того, чтобы уничтожить друг друга. Эти группы двинулись к Аппиевой дороге в поисках провианта и ночлега. Там они встретились, на рассвете случились первые стычки, не обошлось без жертв, но за всю ночь погибло лишь несколько десятков человек. Не так много, как я рассчитывал сперва. Крупные группы после подобных стычек пожирали малые, объединяясь. У каждой группы появлялся лидер. Лидеры быстро сменялись, и я даже не утруждался запоминать их, понимая, что в конечном итоге невольники собьются в одну большую группу, у нее останется один лидер или, возможно, нечто наподобие совета. Впрочем, в большинстве случаев стычки заканчивались вооруженным конфликтом, в котором каждый раз умирали люди. По итогу на следующий день из тысячи человек умерло порядка ста, все остальные объединились в большую толпу, движимую жаждой мести, разрушения и наживы. Голодные, не спавшие всю ночь, на одном только адреналине, невольники двинулись к ничего не подозревающим Каннам. По заверениям моих разведчиков, вооруженная чем попало толпа беглых рабов атаковала городские стены. К вечеру, терпя чудовищные потери, невольники прошли незначительный городской гарнизон. Всю ночь они грабили, убивали, насиловали и издевались над горожанами, немногим из которых удалось бежать из самого настоящего ада. Рабы опустошали склады, завладели арсеналом и остались в Каннах до рассвета. Подробности, которые доносила моя разведка, ставили дыбом волосы у прожженных ветеранов. Гладиаторы, даже будучи варварами, в самом страшном сне не могли себе позволить творить все то, что делали эти моральные уроды. У невольников с латифундий вряд ли осталось что-то человеческое. За один вечер процветающие Канны были превращены в затхлый городишко. Из города выпили все соки до последней капли. Я знал, когда в Каннах кончится вино, иссякнут запасы хлеба, а невольникам наскучат местные женщины, эти нелюди покинут город, чтобы заново испытать эмоции, теперь уже в другом месте. Они считали себя смертниками, брали от жизни все, что могли взять, и понимали, что смерть придет за ними в любой момент. Рим подготовит для них жестокую расправу, но за время, которое они проведут на свободе, они хотели встретить смерть с распростертыми объятиями, наслаждаясь женщинами и вином. Страх смерти остался далеко позади, вместе со сброшенными рабскими оковами.

Во всем этом был огромный минус – местные жители наверняка успели прознать, что именно мы освободили эту нелюдь и вина за происходящее целиком лежит на наших плечах. В происходящем в Апулии действительно была моя вина. Я подавлял внутреннее стремление подвести к Каннам свои отряды, дабы прекратить творившийся в городе беспредел. Закрадывались сомнения. Однако каждый раз я напоминал себе, что несу ответственность за тысячи людских жизней, вспоминал о цели восстания, ради которой уже погибли десятки тысяч храбрых и отважных воинов. Нет уж, законы войны еще никто не отменял. Вмешаться сейчас значило проиграть. Размышляя подобным образом, я находил в ситуации, сложившейся в Апулии, плюсы, мое убеждение в правильности и необходимости освобождения невольников с латифундий по другую сторону реки уже не вызывало никаких вопросов. Теперь неизвестные были названы, я мог озвучить задачу, которую преследовал. Юго-Восток Италии должен был погрязнуть в гражданской войне. Выпуская невольников, я понимал, что Рим отвлечен решением проблемы Красса и не сумеет адекватно отреагировать на происходящее в Апулии. Немудрено, олигарх перевернул все с ног на голову, когда подвел к городским стенам свои войска. Вернее всего, сенат пустит ситуацию в юго-восточном регионе на самотек.

Касаемо Марка Лициния, здесь все было более-менее ясно. Лишившись полномочий в этой войне, Красс захотел их себе вернуть. Поэтому он подвел к Риму свои легионы. Другой вопрос, как далеко могли завести переговоры стороны? Зная тщеславие Красса, он, чувствуя за собой силу, мог не ограничиться прежними регалиями, потребовать гораздо большего. Красс и сенат сейчас смотрелись как одно взаимосвязанное звено, их стоило рассматривать единым целым. Другое дело Лукулл. Нерешительность римского полководца делала еще более призрачными шансы италийских городов. Варрон все это время выжидал, и я мог только гадать, какие цели преследует македонский проконсул. Определенно, свою роль играла непонятная политическая обстановка, Лукулл ожидал ее разрешения, сообщался со своим братом Луцием. Я не исключал удара по нашему лагерю, как не исключал дальнейшего бездействия полководца. Вероятнее всего было то, что Варрон Лукулл мог стать скрытым козырем сената, который в Риме предъявят Крассу, если диалог сенаторов и претора зайдет в тупик… Возможно, этим было обусловлено бездействие Лукулла, который не мог себе позволить растрачивать силы на мелкие распри в юго-восточной Италии и ожидал начала большой игры.

Я должен был заставить Лукулла сорваться из лагеря, чтобы исключить мизерную, но все же возможность договора сената и Красса. В случае, если Красс и сенат договорятся, полководец направит в Апулию свои войска, мы окажемся зажаты между молотом Лукулла и наковальней Красса. Эту возможность следовало исключить. Неважно зачем, неинтересно для какой цели… Выдвижение Лукулла из лагеря при Таренте будет расценено Крассом как недоверие со стороны сената. Подобный расклад удержит его в Риме, чтобы прояснить ситуацию. Поэтому одной из целей посыла конных отрядов на латифундии в восточной Апулии была попытка расшевелить Лукулла, пустившего корни под Тарентом. Варрон будет вынужден вмешаться в происходящее, хочет он этого или нет. Я не знал, каковы запасы провианта в его войсках, но если беглецы с латифундий паразитируют регион и перекроют Аппиеву дорогу, положение войск Лукулла сделается катастрофическим.

Ситуация складывалась непросто. Стоило одному элементу мозаики не совпасть, и все рушилось, но я верил, что намеченные цели будут достигнуты. Тысячи выпущенных на волю невольников отрежут наш лагерь от опасности Лукулла. Что касается городов по ту сторону реки, то единственное, что могло спасти их от беды, было народное ополчение, способное в едином порыве выступить против беглых рабов. Италики, не так давно терпевшие чувствительные поражения от Рима в гражданской войне, наверняка разгромят невольников, но что будет потом? Не имея от Рима поддержки, вынужденные решать проблемы самостоятельно, италики обратят на столицу весь свой гнев. К чему приведет подобный расклад, я не знал. Моя же задача была проста – независимо от того, что произойдет у стен Рима между Крассом и сенатом, независимо от того, как поменяется политический расклад, я должен буду не допустить приход Красса в Апулию прежде, чем мои задумки обретут под собой почву. Удивительно получалось… Красс! Вновь этот человек становился камнем преткновения в моих планах. В очередной раз с ним сводила меня судьба. Именно он был той частью мозаики, которая могла выпасть в неподходящий момент и разрушить громоздкий план. Видят боги, у меня было что ему предложить.

Стояла глубокая ночь. При свете костров и факелов в нашем лагере кипели приготовления. Я размышлял, стоя у входа в палатку. Температура близилась к нулю, поэтому я кутался в плащ, изо рта шел пар. Никто не затягивал, было решено выдвигаться завтра утром. Готовили коней, собирали снаряжение, заправляли мечи. После недолгих прений, вспыхнувших между моими полководцами, было решено увеличить число конных отрядов втрое. Основной аргумент выдвинул Аниций, благоразумно посчитавший, что нам не следует размениваться, а стоит выдвинуть отряды сразу ко всем апулийским латифундиям разом. После недолгих споров решение было поддержано единогласно. Тридцать конных отрядов разной численности должны были вооружиться к утру. Идея спустить на Лукулла рабов с латифундий привела моих военачальников в восторг и еще более окрепла, когда к нам в лагерь пришли вести о бесчинствах невольников в Каннах. Эх, если бы полководцы знали, что последует за этим! Выпуская невольников на апулийские просторы, мы всего лишь запускали малую шестеренку, которая раскрутит огромный механизм. Я взваливал на свои плечи огромную ответственность, ставил на карту всю нашу судьбу. Рут, Тирн, Лукор и Аниций, никто из них не мог мне помочь в задуманном. Путь, по которому я пошел, был путь одиночки. Мои военачальники же должны были считать, что этот путь мы преодолеваем все вместе…

Я не сразу заметил Тирна, которого позвал к себе для разговора.

– Спартак? – окликнул меня молодой галл. – Ты звал меня?

– Нам нужно поговорить, – я вздрогнул от неожиданности.

– Конечно, Спартак! Я тебя слушаю! – он внимательно посмотрел на меня и добавил: – Ты в порядке? Выглядишь не ахти.

– Мне нужна твоя помощь, я могу на тебя рассчитывать? – спросил я, сразу переходя к делу.

– Слушаю!

– Ты возглавишь наступление на восток, – сообщил я.

– Почему, Спартак? – удивился молодой галл. – Ты останешься в лагере?

Я закутался в плащ, выпустил изо рта пар, наблюдая, как он растворяется в воздухе. Не хотелось юлить.

– Я могу говорить прямо? – спросил я.

– Конечно, – Тирн замялся, он все еще не отошел от моих слов.

– Ты возглавишь наступление, потому что мы с Рутом не будем принимать в нем участие. У тебя все получиться, я уверен.

Тирн насторожился. Он знал, что после утреннего выступления лагерь покинут порядка трех тысяч человек лучших вояк. Лагерь останется наполовину пуст, но на случай внезапной атаки, которую вовсе нельзя было исключать, в городе должен остаться полководец. За завтраком, когда мы сообща приняли решение выдвинуть новые конные отряды, я сообщил военачальникам, что в лагере останутся Лукор и Аниций. Я, Тирн и Рут были в числе тех, кто вел конные отряды на восток.

– Как это понимать? – озадаченно спросил молодой галл. – Что произошло?

– Тирн…

– Мне важно это знать, Спартак! – вскричал он. – Ведь сегодня утром, за завтраком, что-то произошло? Так?

– Все в порядке…

– Это не правда! – перебил меня галл. – Будь так, и ты просто отдал бы приказ выдвинуть новые конные отряды на восток, но ты этого не сделал! Почему, Спартак? Ты подвел нас к этому! – Тирн, стоявший по левое плечо от меня, скрестил руки на груди.

– Это было так заметно? – спросил я.

Галл пожал плечами.

– Почему ты просто не отдал приказ? – настойчиво повторил он.

– Я хотел зажечь искру в ваших сердцах. Меня учили, что для объединения людей им необходимо показать общую цель, – спокойно ответил я.

– Но ведь если бы ты отдал нам приказ, никто бы не ослушался!

– Не ослушался, – согласился я. – Только что с того? Что останется, когда рядом больше не будет лидера? Я не хочу, чтобы гладиаторы начали сомневаться. Они должны идти вперед, не оглядываясь, поэтому я и хотел, чтобы каждый сам для себя принял это решение. Сказать честно, Тирн? Я хотел убедиться, что мы все еще смотрим в одну сторону. Для меня это самое важное, что только может быть. Особенно сейчас.

Тирн задумался, пропуская через себя мои слова. Не знаю, понял ли молодой галл смысл сказанного, но он нахмурился.

– Почему, Спартак? Ты сомневаешься?

– Важно знать, за что ты воюешь и почему, иначе очень быстро растеряешь любую, даже самую крепкую, веру. Или, чего хуже, засомневаешься в том, что ты делаешь, – заверил я. – На самом деле нас и рабов с латифундий разделяет всего лишь один невидимый шаг, переступи его, и ты уже ничем не будешь отличаться от латифундийских невольников! Цель и вера делают из толпы единое целое. Понимаешь, о чем я, Тирн?

– Понимаю… – Тирн глубоко вздохнул. – Похоже, сейчас никто не сомневается.

– Может, мы объединены одной целью? А то, что движет гладиаторов вперед, много больше, чем простой приказ лидера? – я усмехнулся. – Если что-то случится со мной или с тобой, если на поле бое сгинут Лукор, Аниций или Рут, на наше место может встать каждый и ничего не измениться! Понимаешь, о чем я сейчас говорю?

Тирн охотно закивал. Мне показалось, что галл вряд ли понял мои слова. Я улыбнулся кончиками губ.

– Цель удерживает порядок. Это должно быть в голове, а не от боязни нарушить приказ! Легион выбросит полководца, который попытается отойти от идеалов нашего восстания, он не потерпит гнущегося слабака, позволяющего толпе принимать решения. Вспомни о невидимой линии между нами и невольниками, а ведь стоит тебе нарушить невидимый баланс, она лопнет…

– Ты не ответил на вопрос, мёоезиец! – пресек меня молодой галл. – Куда ты собираешься! Для чего ты мне все это говоришь? Есть у меня приказ или нет, я не оступлюсь от наших идеалов! Но какая разница?

– Тирн… – я произнес его имя как можно более ласково, положил свою ладонь на его плечо. – Может случиться так, что меня не станет, тогда тебе придется стать во главе восстания. Именно тебе придется разгребать за мной. Справишься?

Молодой галл, ошарашенный моим ответом, долгое время молча смотрел на меня.

– Куда ты собрался? – наконец выдавил он сквозь плотно сжатые зубы.

– Я не скажу тебе этого хотя бы потому, что знаю тебя достаточно хорошо, – мои пальцы впились в плечо Тирна. – Но клянусь, я не собираюсь умирать.

Словно в подтверждение сказанного, я полез за пазуху, достал смятый свиток, вручил его Тир ну в руки. Молодой галл уставился на него с недоумением, не понимая, что делать с ним.

– Умеешь читать? – спросил я.

– Прочту, Спартак, – Тирн раздраженно сбросил со своего плеча мою руку. – С каких пор мы начали общаться свитками?

– Поверь, так нужно! – отрезал я. – Ты откроешь свиток, когда выполнишь приказ до конца.

Тирн хотел что-то сказать, но осекся, глаза его сузились, он пристально смотрел на меня. Усмехнулся, покачал головой, уставился на свиток.

– К чему был весь этот разговор, Спартак? Красс? Ты собрался к стенам Рима? – нахмурился он. – Лукор и Аниций в курсе твоих намерений?

Я покачал головой. Отнекиваться и отрицать очевидное не было никакого смысла.

– Они считают, что я выдвигаюсь к латифундиям, пусть это останется так. Вспомни Регий, Тирн, вспомни, к каким последствиям привела моя вылазка в лагерь Красса, когда я не позаботился о тылах! Я не намерен повторять ошибки! Если ты прикроешь меня, нам удастся скрыть мое отсутствие.

– Так ты вправду собрался навестить Красса, – испуганно прошептал Тирн.

– Не смей даже об этом думать! Ты должен остаться здесь и взять на себя командование! Соври! Скажи, что мы пали у латифундии! Придумай что-нибудь! В лагере не должны знать ничего!

– Ты бросаешь нас? – усмехнулся галл. – А как же цель, Спартак? Как же победа…

Я не дал галлу договорить и влепил ему пощечину, которая заставил его замолчать, отрезвила.

– Не тебе учить меня побеждать! – процедил я.

Повисло молчание. Я с трудом справлялся с охватившей меня яростью. Тирн держался за пылавшую щеку. Пришлось приложить усилие, чтобы заставить себя говорить.

– Просто сделай то, о чем я тебя прошу, освободи невольников с латифундий, отрежь Лукулла, а потом открой этот свиток, – выдохнул я.

– А как же единая цель, Спартак?

– Если я не ошибся и цель действительно есть, то мы победим, – отрезал я. – Обещай сделать это, а я вернусь.

Молодой галл задумался, склонил голову, убрал свиток себе за пазуху.

– Обещаю, – кивнул Тирн. – Я сделаю то, о чем ты просишь.

Мы еще некоторое время молча стояли друг напротив друга. Наконец галл резко развернулся и зашагал прочь. Я чувствовал, как внутри Тирна бурлит кровь, а в сердце молодого галла поселилась обида. Он хотел быть рядом, хотел сражаться со мной спина к спине, считая, что там, где я, там решится судьба восстания. Я смотрел на него, пока гладиатор не скрылся в своей палатке. Он отойдет, стоило дать галлу время, возможно, ему требовалось переспать ночь с этими мыслями. Я же на рассвете выдвинусь с четверкой лучших убийц, которых только можно было сыскать по всей Италии. Тирн был прав – как только конные отряды покинут лагерь и направятся к латифундиям на востоке Апулии, мы с Рутом выдвинемся следом, вот только совершенно в другую сторону. Пора было напомнить о себе Марку Лицинию Крассу, чтобы раз и навсегда убрать камень преткновения, который так усердно каждый раз подкладывала на мой путь судьба.

Когда в нескольких милях от нас показались огни небольшого городка Апры, мы остановились на перевал. Я с Рутом сооружали костер, остальные трое бойцов занялись лошадьми и провиантом. Ликторов распирало от любопытства. Переход продлился более трех часов, все это время бойцы молчали, изредка косились на меня, но не задавали вопросов. Вопросы же было самое время задать. Вот почему. Покинув наш лагерь у берега реки Ауфид, мы проскакали несколько миль на восток, стремглав проскочили между Каннами и Венузией, прямехонько по Аппиевой дороге, подгоняя лошадей в галоп, чтобы не нарваться на латифундийских невольников, в любой момент готовых высунуть из Канн свой нос. После перевели лошадей на рысь, и я, ведущий за собой группу, начал медленно уходить на север, к Адриатическому морю, сворачивая с дороги гораздо раньше намеченного. Очень скоро я повернул западнее, по сути обогнул Канны, вернулся к Ауфиду. Рут молчал, но я видел, как его лицо сделалось мрачнее тучи. Остальные мои бойцы скакали позади нас, но до меня то и дело доносились обрывки брошенных ликторами фраз. Наверняка гладиаторы пытались понять, что происходит и куда я их веду. После переправы через реку неподалеку от морского побережья мы оказались у городка Арпы, где и было решено сделать привал. Я знал, что привал этот был совершенно необязателен, но настала пора удовлетворить любопытство своих ликторов. Молчание, царившее все время, пока мы с Рутом разжигали костер, а остальные трое ликторов возились с лошадьми, изматывало пуще всякого перехода. Наконец костер запылал. Нарок раздал тормозки с провиантом, мы расположились вокруг костра. Митрид грел руки, подставляя ладони к язычкам пламени. Нарок разворошил свой тормозок, Тукран устало зевал. Мы с Рутом молчали.

– Когда продолжим дорогу? – поинтересовался Тукран.

– Через час, – ответил я, рассчитывая, что за час наши животные отдохнут и наберутся сил.

– Честно говоря, ни я, ни моя скотина не успели устать, зачем нужен этот перевал, мёоезиец? Не думал, что латифундия так далеко! – Митрид одернул руки от костра, чуть было не обжегшись, принялся растирать ладони. – К чему спрашиваю, все ли в порядке?

– А где эта латифундия, мёоезиец? – ухмыльнулся Нарок. – Мне одному кажется, или мы наматываем круги вокруг лагеря?

Я открыл мешочек, брошенный мне ликторами, в котором лежал мой провиант и достал оттуда мясо.

– Никакой латифундии нет, – коротко ответил я.

Надо было видеть, как изменились в этот миг лица моих ликторов. Ждали они этих слов или нет, но мой ответ застал их врасплох. Я как ни в чем не бывало принялся за свой кусок мяса.

– Как? – растерянно спросил Нарок. – Ты серьезно?

– Много ли мы освободили бы рабов, пойди на латифундию впятером, Нарок? – ответил я вопросом на вопрос гладиатору.

Он нахмурился, силясь для себя ответить на мой вопрос. Но судя по тому, что промолчал, ничего из этого не вышло.

– Я понял это сразу, Спартак. Как давно ты принял такое решение? – в разговор вступил Рут.

– Я знал об этом на завтраке, – заверил я.

– Почему об этом ничего не знал я? – Рут не сумел скрыть своего удивления. – Почему утаил от меня? Я ведь завтракал за одним столом с тобой!

– Ты начал бы отговаривать меня, а так у тебя уже ничего не выйдет! – усмехнулся я в ответ. – Если тебя успокоит, тогда об этом не знал никто!

Рут нахмурился, не понимая, как реагировать на мои слова.

– И? Куда мы идем, Спартак? – спросил Митрид.

– Мы идем в Рим, – спокойно ответил я.

Ликтор вдруг одернул руки от костра и уставился на меня.

– Чего? – переспросил он.

– Ты услышал.

– В Рим? – протянул Митрид.

Я пожал плечами.

– Следующий привал сделаем у Беневента, там по Аппиевой дороге, через Кавдий, Капую…

– Я знаю, как добираться в Рим, Спартак, – перебил Митрид. – Объясни-ка лучше, что мы впятером забыли в Риме!

Митрид вдруг начал переламывать ветки для розжига, превращая их в труху, прежде чем кинуть в разгорающийся костер. Желваки на его скулах заходили, ноздри расширились, а губы вытянулись тонкой полосой. Ликтор был зол. Что сказать, вряд ли кому могло понравиться, когда тебя втягивают в какие-то дела без твоего на это ведома. Его возмущение вполне можно было понять. Обычно я делился с ближайшим окружением своими намерениями и ничего не утаивал.

– Я хочу проведать Красса, брат, только и всего, – сказал я.

– Красса, – глаза Рута, заслышавшего имя проконсула, округлились. – Мы впятером идем в Рим, чтобы проведать Красса? Ты хотя бы сам себя слышишь?

– Именно так, – как ни в чем ни бывало ответил я, все с тем же невозмутимым видом продолжая свою трапезу.

Рут нервно хихикнул.

– Тебя не смущает, что нас пятеро, а у Краса одних только ликторов в три раза больше? – он покрутил указательным пальцем у виска. – Ты, должно быть, шутишь, Спартак. Мы должны немедленно вернуться в лагерь. Я не позволю…

– Успокойся, Рут! – я схватил гопломаха за руку, пытаясь остудить его пыл. – Успокойся. Я знаю, что делаю.

Рут замолчал. Хмурый, он уставился на меня, все еще растерянный, обескураженный.

– Отпусти, нечего так сжимать, уже молчу, – фыркнул он.

Я разжал руку.

– Повторюсь, я знаю, что делаю, именно поэтому нас тут всего пять, а не пятьдесят.

Ликторы насторожились.

– Не поленись объясниться, потому что я все еще ничего не знаю, кроме твоей откровенно безумной затеи! – протянул Митрид.

Я загадочно улыбнулся, наконец доел свой кусок мяса, скрестил руки на груди.

– Я собираюсь убить Красса! Вы мне в этом поможете, – уверенно сказал я.

После моих слов над костром повисла тишина, если не считать глухой хлопок, с которым Нарок обронил кусок мяса из своих рук. Гладиатор был настолько обескуражен, что даже не стал его поднимать. Ликторов будто бы прошибло разрядом, а тела охватило оцепенение. Все до одного они буквально сверлили меня взглядом насквозь. Первым пришел в себя Рут. В его глазах появилось сомнение, он растер веки кулаками, будто бы не веря, что бодрствует. Когда могучий гопломах наконец понял, что все происходящее с ним реально, то сделал несколько глубоких вдохов и выдохов.

– Как убить? – растерянно спросил он.

Я поднял вверх сначала левую, а затем и правую руку.

– Вот этими руками.

Нарок рассмеялся, но смех этот был скорее истерический, на надрыв.

– Захотел на крест? За твою голову Красс выложит состояние, а ты предлагаешь вот так взять, войти в Рим и убить его? Даже если на какой-то миг предположить, что нам удастся попасть в город, как мы достанем Красса?

– Нарок прав, брат, нас поймают на первой же заставе, – поспешил согласиться с седым ликтором Митрид.

– Если разобраться, нам повезло, что впятером мы ушли так далеко, – буркнул Тукран. – Но видится, удача очень скоро покинет нас. Поэтому извини, но твоя затея никуда не годится.

Рут не сказал ничего, но по выражению лица гопломаха я видел, что он согласен со сказанным. Я обвел ликторов суровым взглядом.

– Я никого не держу, вы это знаете. Лагерь в трех часах отсюда, возвращайтесь обратно!

– Не смей так даже думать, Спартак! – Рут стиснул зубы, так что челюсть гопломаха хрустнула. – Я могу говорить за себя, но уверен, что и остальные пойдут с тобой до конца, куда бы то ни было! Если ты велишь скрестить клинок с самим Марсом, я сделаю это, не задумываясь!

– Если твоя затея кажется мне безобразной, это не значит, что я не пойду за тобой до конца, – вздохнул Тукран.

Ответом Митрида и Нарока стали глухие удары в грудь. Я видел на их лицах непонимание, несогласие, но знал, что никто из них не отвернется. Я выкинул последние сухие ветки в костер, отряхнул руки. Ликторы только лишь подтвердили мои предположения. Что бы я ни затеял, какой бы выбор ни сделал, моя личная стража пойдет со мной до самого конца. В этом я мог понадеяться на Рута и еще трех оставшихся в живых ликторов – Тукрана, некогда бывшего правой рукой Ганника, седовласого Нарока и рыжего Митрида. Увы, остальные ликторы, некогда дававшие клятву прежнему Спартаку, пали, а собирать вокруг себя новых головорезов я не желал. Больше всего я был уверен в Руте, не раз доказавшем мне свою преданность. Я понимал, почему гопломаха так задели сказанные мной слова.

На этот раз молчание у костра затянулось. Никто не хотел продолжать вдруг оборвавшийся разговор. Вернулись к трапезе. Каждый остался наедине со своими мыслями. Прав был Нарок, за мою голову Красс объявил огромную награду. По всей Италии каждый солдат, стражник, да и простой римлянин спал и видел, как бы убить меня и принести мою голову проконсулу. Это обстоятельство серьезно осложняло наш дальнейший переход и заставляло задуматься о правильности выбора Аппиевой дороги как главной дороги нашего маршрута в Рим. Безусловно, этот путь казался наиболее быстрым, но он же таил в себе немало как скрытых, так и очевидных опасностей. Сейчас от Аппиевой дороги нас разделял один переход к юго-западу. Следующий бросок должен был подвести нас к Беневенту, через который таки проходила главная римская дорога. Существовал другой, не менее заманчивый вариант. Мы могли двинуться вдоль берега Адрии, придерживаясь северо-западного направления, постепенно сближаясь с Корфинием, не заходя в Самний и Кампанию, чтобы подкрасться к Риму на пересечении границ Этрурии и Лациума. Дорога эта была менее пригодна для езды, что крало у нас столь драгоценное время, но казалась более предпочтительной с точки зрения безопасности. Не секрет, что на людной, высоко проходимой Аппиевой дороге мы могли найти никому не нужные встречи, а стоило зайти в северную Кампанию, как у нашей группы непременно начнутся неприятности. У весов всегда было две чаши. Сейчас на одной из них лежали время и скорость, а на другой – безопасность. Для себя я все еще не решил, по какому пути мы двинемся дальше, но когда с моей души спал камень недосказанности с ликторами, принимать решения стало гораздо проще.

Я решил рискнуть. Времени было в обрез. Я не знал, как развивается ситуация у римских стен и насколько далеко зашли переговоры Красса и сената. Могло быть так, что пойманный врасплох сенат пошел на поводу желаний Марка Лициния и уже сейчас легионы Красса выдвинулись в Апулию. Случись так, и возможность добраться до проконсула исчезала. Этого я не мог допустить ни в коем случае. Укрепил мои мысли сворачивать на Аппиеву дорогу начавшийся проливной дождь. Пришло понимание, что ливень размоет обходные тропы, затруднит переход и украдет драгоценное время. Мысль об этом заставила меня отдать приказ поворачивать к юго-западу, чтобы двинуться к Беневенту как можно скорее. Мы получали возможность по прямой оказаться на Аппиевой дороге уже через несколько часов пути. Что бы ни говорили мои ликторы об опасностях главной римской дороги, каждый названный риск я оправдывал последующей выгодой. Если нам удастся добраться до Красса и перерезать ему горло, все перевернётся с ног на голову. Оставалось надеяться, что Лукулл не перебьет ставку Тирна. Прежде чем Тирн откроет свиток и перейдет к следующей части плана, произойдет очень многое. Немало зависело от латифундийских невольников, которые прямо в эти минуты должны были сотнями освобождаться из вилл своих доминусов. Оставалось держать кулаки за Тирна и верить, что у молодого галла все получится. Узел затягивался все туже.

Я вел группу и сдерживался, чтобы не перевести Фунтика на галоп, понимая, что загоню животное за какие-то полчаса. Скакали рысью, там, где дорога была разбита и появлялся риск упасть, переходили на шаг. Копыта коней увязали в размокшей почве, застревали, животные недовольно фыркали, ржали, всячески проявляя свое недовольство. Меньше всего хотелось, чтобы конь подвернул ногу или кто-нибудь из нас свернул себе шею. В очередной раз, когда дорога заставила отряд перейти на шаг, а затем и вовсе спешиться, чтобы повести коней за собой, я смачно выругался, с трудом сдерживая свои эмоции. Мы теряли время. При таком ливне мы могли добраться к Беневенту в лучшем случае к полудню следующего дня. Перепачканные с ног до головы в комках грязи, летевших из-под копыт, промокшие до ниточки, мы, стиснув зубы, все же шли вперед. Я отметал мысль остановиться на привал и дождаться, пока закончится ливень. Размокшая почва могла превратиться в болото, появлялся риск встать на привале не на один час, дожидаясь, пока высохнет земля. С доводами соглашались мои ликторы, за время пути истощившие весь свой матерный словарной запас, и очень скоро наш небольшой отряд шел в полной тишине. Однако с каждым шагом, с каждым пройденным футом мы оказывались все ближе к заветной цели. По итогу в окрестностях Беневента мы оказались на рассвете. Все еще шел дождь, конечно, не сродни ночному ливню, превратившему апулийские поля в болота, но все еще мерзкий и неприятный, ужасно раздражающий. Солнечные лучи начали уверенней пробиваться сквозь ночную мглу. Пока что они не грели, но я уже чувствовал, как температура воздуха медленно ползет верх. Переход выдался тяжелым и изнуряющим, однако главная цель оказалась перед нами. За небольшим холмом открывался Беневент, через который проходила Аппиевая дорога. Широкая, вымощенная камнем, которой была не страшна любая непогода. Я облегченно выдохнул, приказал остановиться ликторам.

– Останавливаемся, – сказал я.

– В Рим не пойдем? – раздраженно буркнул Митрид. – Потом?

Я пропустил укол гладиатора мимо ушей, распорядился шутнику позаботиться о конях. Несчастные животные проголодались и устали. С боков лошадей поднимался пар. Рут сообщил, что сено, отложенное для коней, промокло, но животные с удовольствием стали уплетать промокшее сено за обе щеки. Развести костер не удалось. Поиск сухих веток после ночного ливня стал пустой тратой времени. В запасе не оказалось сухой одежды, в которую можно было переодеться. Наши тела пробивала дрожь, зуб не попадал на зуб. Нарок выжал свой плащ, из которого наземь потекла струйка воды, и улыбнулся.

– Да уж…

– Выглядишь как мокрая кошка, – рассмеялся Тукран.

– Пошел ты! Посмотри на себя! Выглядишь так, будто искупался в Тибре!

Остальные выглядели не лучше. Я понимал, что если в ближайшее время мы не найдем сухую одежду, не согреемся и не выпьем чего-нибудь горячительного, то уже через несколько часов каждый из нас сляжет с высокой температурой. Как бы ни были крепки эти люди, какие бы тягости им ни переходилось терпеть, но реальность была такова, что провести еще некоторое время, возможно, даже несколько дней на холоде в мокрой одежде, не смогли бы даже они.

– Холодно, Спартак, может, ну его этот привал, – Рут, пытаясь согреться, начал растирать себе руки. – Двинем дальше? У меня сейчас кусок в горло не пойдет, а так хоть согреемся!

– Дело говорит Рут, – согласился Нарок, у которого посинели от холода губы, и он, чтобы согреться, принялся приседать, пытаясь разогнать по венам кровь. – Если никто не против, двигаем дальше! – пропыхтел он.

Митрид, слушая вполуха наш разговор, достал из своего тормозка сухари, из-за ливня размякшие и набухшие, более несъедобные. Сумка, в которой был спрятан провиант ликтора, промокла насквозь, не помогла кожаная подкладка, которая должна была не пропустить влагу. Митрид сжал кулак и превратил сухари в пюре. Ликтор с раздражением выбросил их наземь, отряхивая с рук куски мокрого налипшего хлеба.

– Вот тебе и поел! – выпалил он, вытерев руки о мокрый плащ.

В свои тормозки полезли остальные, доставая оттуда набухшие от воды сухари. Я видел на их лицах злость и разочарование. Сухари, составлявшие большую часть нашего запаса провианта, теперь были непригодны для еды. Приходилось признать, ливень знатно испортил все наши планы. Прямо сейчас, стоя на привале неподалеку от Аппиевой дороги и Беневента, я понимал, что условия, заложниками которых мы оказались, попросту не позволят нам двигаться дальше. Следовало найти способ пополнить запасы провианта, переодеться или высушить одежду, непригодную для дальнейшего пути. Мало того, что мокрые, наши вещи были облеплены комками дорожной грязи, а мы напоминали беглых преступников. Римские солдаты на первой же заставе вполне резонно могли предположить, что мы можем оказаться беглецами с латифундий. Мысль, лихорадочно мелькнувшая в голове, заставила меня поежиться. Не успел я подумать об этом, как мои мысли озвучил Тукран, скептически отнесшийся к предложению остальных двигаться дальше, не задерживаясь на перевале.

– Рут, Нарок, вы серьезно? На дворе утро, впереди день, а мы грязные да мокрые до нитки! Куда вы собрались в таком виде идти? – хмыкнул он.

– В Рим! – раздраженно ответил Митрид, который еще более обозлился, когда у него не вышло перекусить сухарями.

– В таком виде тебя скорее ждет распятие, – бросил Нарок.

– Заткни свою пасть, без тебя тошно, – вызверился Митрид.

Между ними началась словесная перепалка, которая, впрочем, быстро закончилась. Гладиаторы понимали, что тратить силы на пустой треп было совсем ни к чему.

– Серьезно, что дальше? – развел руками гопломах. – Нас остановят на первой заставе!

– Извините! Как-то не подумал взять запасного плаща! – оскалился Нарок.

– Что делать, Спартак? – спросил Тукран, не обращая внимания на споры остальных ликторов.

Я лихорадочно соображал. Вопрос, озвученный Тукраном, я задавал себе вот уже несколько раз, но пока не находил на него ответа. Что можно было сделать прямо сейчас? Выйти из Самния, вернуться в Апулию… Нет, такой вариант никуда не годился. Поля вряд ли высохли после ночного ливня. Одно это заставляло меня отбросить неугодную мысль о возвращении в Апулию. Там мы могли избежать римских застав, но там же мы затрудняли себе переход, который к тому же затянулся бы на неопределенный срок. Нет и еще раз нет. Возможно, прямо сейчас стоило отойти от Беневента к северо-западу, взять курс на Эсернию с Бовцианом, обойти Лациум через Умбрию… Я пытался рассмотреть варианты с самых разных углов, но заходил в тупик. Куда бы мы ни сунулись, везде наша группа теряла время, но самое главное – я понимал, что после ночного ливня мы не сможем выдержать переход. Аргумент играючи рушил любые доводы в пользу того или иного плана. Даже если предположить, что в Самнии и Умбрии мы найдем хорошие пути, в обход римских застав, все это меркло перед тем, что уже произошло сейчас. Нет, выход из сложившейся ситуации я должен был искать на месте, если, конечно, хотел довести начатое мною до конца.

– Перевала не будет, – ответил я.

– Ты серьезно? – спросил Рут.

– Куда мы пойдем в таком виде, Спартак? Думаешь сворачивать обратно? – не унимался Митрид.

Я собрался с мыслями. Безусловно, выход был. Из любой ситуации всегда существовали выходы, но не всегда эти выходы устраивали тебя, и порой человек считал, что выходов из ситуации нет вовсе. Так и сейчас, в ситуации, которая казалось аховой, безвыходной на первый взгляд, я видел два выхода. Увы, ни один из них не устраивал меня. Первым выходом было продолжить свой путь и рассчитывать на удачу. Но, увы, еще в своей прошлой жизни я понял, что на удачу не стоит рассчитывать всерьез. В самый последний момент удача может вильнуть хвостом, и ты с размаху присядешь в лужу. Пойди мы дальше, не оглядываясь на обстоятельства с рисками, и я мог заполучить на руки больного. Что делать с ним в таком случае? Бросать? Другого выхода у меня бы не осталось. Вариант казался неприемлемым уже поэтому. В свою очередь мысль о встрече с римскими солдатами на заставах делала его отвратительным и заставила меня окончательно отказаться даже от его рассмотрения. Однако был второй выход, нравившийся мне не больше первого, а на вскидку кажущийся еще более безумным, даже безнадежным. Но на нем я остановил свой выбор, правда, пока не спешил озвучивать его. Хотелось понять настроение ликторов, узнать, как они видят ситуацию.

– У кого какие варианты? – спросил я.

– По мне так вариантов не много, – Нарок зевнул, мне на миг показалось, что ликтор вот-вот вывернет себе челюсть, настолько широко он раскрыл рот.

– Может, вариантов немного, но поворачивать назад мы не будем, – Рут покосился на Митрида.

– Когда это я сказал, что надо сворачивать? Я только спросил, что нам следует делать дальше! – вспылил Митрид.

– Что думаешь ты, брат? – я обратился к Тукрану, решившему не участвовать в обсуждении.

Тукран посмотрел на себя. Перепачканный в грязи, вымокший до нитки, он выглядел нелепо. Гладиатор пожал плечами.

– Ничего не идет в голову, мёоезиец, – сказал он.

– Тупик какой-то! – задумчиво протянул Рут. – Идти в таком виде дальше значит добровольно сдаться римлянам в руки… а повернуть назад значит проиграть. Как-то так, – он пожал плечами.

– А что скажешь ты, Спартак? – нашелся Митрид.

Я глубоко вздохнул, набирая полную грудь свежего утреннего воздуха.

– Пойдем в Беневент, – холодно сказал я.

– Беневент? Ты имеешь в виду город у дороги? – спросил Рут, брови гопломаха от удивления поползли ко лбу, изогнувшись домиком.

– Не уверен, что это правильно, Спартак, – Нарок покачал головой, уставился за мою спину, где за холмом расположился римский город. – Там гарнизон, стража… – протянул как-то совсем уныло он.

– У тебя есть план, Спартак? – на полном серьезе спросил Митрид. – Идти в Беневент в таком виде значит нарваться на неприятности.

– Может, есть другие варианты? – Тукран пристально посмотрел на меня.

– В Беневент, – решительно повторил я. – У меня есть план!

Да, другие варианты были, но ни один из них не устраивал меня. Я решил идти в Беневент, решение было окончательным. Ликторы что-то говорили о награде, предложенной Крассом за мою голову? Что же, римлянам придется потрудиться, чтобы ее получить.

– В город! – отрезал я.

Мы не теряли больше времени, двинулись к холму, за которым спрятались городские ворота Беневента. Я лихорадочно соображал, пытаясь понять, что делать дальше и как.

– Спартак… – шепнул Митрид. – Да послушай же ты меня наконец!

Ликтор, не дожидаясь ответа, одернул меня за плащ, дабы привлечь внимание. Я оглянулся.

– Чего тебе? – прошипел я.

– Там стража! – процедил Митрид, теперь уже одергивая меня за рукав.

– Не слепой, вижу! – огрызнулся я.

– Сворачиваем! Пока не поздно!

Ликтор заметно нервничал и попытался остановить меня, но я одернул руку, высвободившись из крепких объятий ликтора.

– Еще раз выкинешь нечто подобное…

– У тебя ведь нет плана, мёоезиец, – взвыл Митрид, перебивая меня. – Скажи честно, ты соврал, давай отступим, пока не поздно, все взвесим?

Я одарил ликтора таким взглядом, что у него мигом отпало желание продолжать наш спор.

– Держи себя в руках, чего ты хнычешь, как малое дитя, – Рут, шедший сзади, вмешался в наш разговор, больно подпихнув Митрида под бок.

Я мысленно поблагодарил гопломаха за поддержку, слушать Митрида не хотелось вовсе. Однако на душе неприятно заскребли кошки. Был ли у меня план? Нет, никакого плана у меня не было и в помине. Я лгал ликторам у подножия холма. Решение было принято спонтанно. Вот только им об этом было не обязательно знать. Пусть думают, что у меня есть план, что все взвешено и продумано, тогда как на самом деле это было не так. Я не знал, что нас ждет у городских ворот, и ничего не знал о городе, кроме его названия. Тем интереснее! Впереди нас ожидал тяжелый денек. Я верил, что мы не ударим в грязь лицом и справимся с любыми неприятностями.

Беспокойство Митрида очень скоро передалось другим ликторам. Бойцы при виде стражи у въезда в город засыпали меня вопросами. Нервно передергиваясь, гладиаторы хватались за рукояти своих клинков.

– Три десятка мечников, – сообщил Нарок. – Обычно на въезде стоит один десяток во главе с начальником караула. Что-то тут неладное, как считаете?

– Все в порядке, – ответил я. – Если заткнешься, будет еще лучше.

Нарок что-то обиженно пробурчал, однако замолчал.

– Караул усилили после вестей о судьбе Канн, – заявил обеспокоенный числом стражников Тукран. – Мы не справимся со всеми сразу, но попробовать стоит.

Тукран потянулся к мечу, но я поспешно одернул его руку.

– Не смей, я не собираюсь драться! Мы зайдем в город с добром и точно так же из него выйдем!

Мои слова вызвали недоверие у ликторов, которым казалось, что стража уже заприметила нашу пятерку, а сражения не избежать. Я же понимал, что наш внешний вид вызовет подозрение у стражи, поэтому в эти минуты, отделявшие нас от ворот, все еще искал оправдания, с которых бы следовало начать наш разговор. Ничего годного в голову не приходило, но убивать последние драгоценные минуты на пустой треп я не хотел. Гладиаторам было самая пора заткнуться. Дергаясь, хватаясь за мечи, переговариваясь вполголоса, они привлекали к нам ненужное внимание стражи. Однако понимал это только Рут.

– Заткнитесь и идите молча, – рявкнул он, остужая пыл ликторов, продолжавших перешептываться.

– Знаешь, как-то не хочется знакомиться с методами римской казни, – съязвил Митрид.

– Боишься? – гопломах усмехнулся.

– Все, чего я боюсь, это крупно проиграться в кости, ты это знаешь! – прошипел Митрид. – Просто как-то думалось, что мы идем сюда не затем, чтобы умирать!

– Не умрешь, если закроешь свой рот, Митрид, я прошу тебя, помолчи, – я сурово посмотрел на гладиатора. – Это касается всех остальных.

– Тогда расскажи наш план, мёоезиец!

– Если тебе важно знать, что делать, то просто молчи и выполняй все, что будет сказано! – отрезал я.

К моему удивлению, слова подействовали. Митрид приложил указательный палец к губам, показал, что не скажет больше ни слова. Я знал, что его мнение об этой затее нисколечко не изменилось, но моя просьба значила для гладиатора многое. Замолчали Нарок и Тукран, последний перестал вытаскивать свой гладиус, сжал вспотевшую ладонь в кулак. Рут облегченно выдохнул, переглянулся со мной. В этот момент на нас устремились взгляды стражников у городских ворот. Как и сказал мой ликтор, караульных было ровно тридцать человек. Все они были облачены в доспехи, вооружены. Стража Беневента не шла ни в какое сравнение со стражей Брундизия, но для этих мест караул был довольно таки внушительный. Возможно, прав был Тукран, до города добрались слухи об участи Канн, и в Беневенте решили предостеречься. Как известно, береженого бог бережет, а беневентиане слыли зажиточными людьми, им было что терять в этой жизни.

Стража с любопытством рассматривала наш небольшой отряд, приближающийся к посту. Караульные перешептывались, не стесняясь, показывали пальцами на наш отряд, хмурились. Еще бы, пятерка выпачканных в грязи, вооруженных людей, к тому же передвигающихся верхом, вызывала интерес по определению. Было бы странным считать, что в город нас запустят, не останавливая. Ведь в нынешние неспокойные времена прошмыгнуть через заставу могли разве что старухи да местная детвора. Всех остальных ожидал расспрос. Поэтому, когда мы подошли к воротам ближе и один из стражников окликнул нас, я ничуть не удивился. Гораздо более странным было бы, если бы стражник пропустил нас в город без досмотра.

– Эй вы! А ну-ка постойте! Стоять, кому говорю! – приказал он.

Мы остановились. Говорил один из стражников, высокий детина с проседью в волосах. Он сидел на бревне, лежавшем рядом с караульным постом, и был занят игрой в кости со своим напарником. Похоже, это был начальник караула, судя по тому, как вольготно чувствовал он себя на заставе. Можно было догадаться, что этот человек бывший римский легионер. По крайней мере рукоять меча, лежавшая на бревне, была истерта до холодного блеска.

– Чего ждем? Осмотрите их, – буркнул начальник караула, а сам продолжил игру, решив особо не заморачиваться нашим присутствием. Судя по всему, игра не клеилась, он был изрядно раздражен, поэтому добавил: – Или мне самому осматривать каждого, кто захочет зайти в город?

– Сделаем! – фыркнул один из стражников, ему совсем не хотелось уходить от бревна, где он наблюдал за игрой под навесом-аркой, спасающим от все еще моросящего дождя.

Костра у стражников не было, наверняка впереди предстоял долгий караул, а перспектива мерзнуть у бревна, будучи промокшим до нитки, вряд ли могла прийтись кому-то по душе. Мы все также стояли на месте, когда к нам вышел один-единственный стражник. Здоровяк с кислой миной и выпирающим животом. Он кутался в плащ, исподлобья бросая на нас косые взгляды. Я предположил, что он проигрался в кости и сейчас была его очередь досматривать прибывающих в город людей.

– Кто будете? – нехотя спросил стражник.

– Почтовые, – ответил я.

Стражник в ответ приподнял бровь, недоверчиво обвел нас взглядом, по итогу его глаза остановились на наших мечах.

– Что-то вы не похожи на почтовых, – недоверчиво хмыкнул он. – Ну да ладно. Почтовые значит почтовые. У меня не то настроение, чтобы спорить, а заодно мокнуть под дождем. Показывайте, что везете, сдавайте оружие и можете проходить!

Стражник устало зевнул, размял затекшие мышцы. Похоже, ему было действительно плевать на нас, на наш внешний вид и все остальное. Единственное, что сейчас интересовало этого недотепу, – как бы скорее закончить наш никчемный разговор да вернуться под навес к бревну, чтобы продолжить наблюдать за партией в кости начальника караула и дождаться своей очереди вступить в игру. Я переглянулся с Рутом. Гопломах коротко кивнул. Не верилось, что все будет так просто, я ожидал расспроса с пристрастием. А тут…

Я медленно вытащил гладиус, протянул его рукоятью стражнику. Стражник взял меч, повертел его в руках, было видно, что этот человек нисколечко не разбирается в оружии. Поэтому очень быстро он опустил меч.

– Проигрался в кости? – улыбнулся я. – Знаю, как это бывает обидно.

Стражник вздрогнул от этих слов, его лицо сделалось хмурым.

– Чего ты там знаешь, проиграл этому идиоту целый сестерций за три последних караула! – пробурчал он. – Мало того, что отдавать нечем, так не у кого одолжить еще, чтобы попробовать отыграться!

– Ничего, отыграешься! – я подмигнул ему.

Стражник отмахнулся, но по его лицу было видно, что он спал и видел, как будет отыгрываться в игре.

– Что у тебя там происходит, Мерикл? – послышался раздраженный голос начальника караула. – Ты теперь не только в кости не умеешь играть, но не можешь записать в журнал людей?

Стражник, которого, как выяснилось, звали Мерикл, скривился и передразнил своего начальника вполголоса.

– Тугодум, – напыщенно заверил он, но быстро вспомнил, зачем он здесь, спохватившись. – Остальные? Ну же? Если вам хочется мокнуть дальше, ваше право, я хочу обратно под навес! Сдавайте ваши мечи и проходите!

– Сдайте мечи, – поспешно распорядился я.

Идея сдать свое оружие отнюдь не вызвала понимания у моих ликторов, не торопившихся выполнять распоряжение стражника и мой последующий приказ. Рут то и дело бросал на меня пламенные взгляды, не понимая, как я могу допустить, что мы останемся полностью безоружными перед тридцатью вооруженными римлянами. Нарок, Тукран и Митрид переминались с ноги на ногу, раздумывая над тем, как поступать дальше. Со стороны идея выглядела действительно паршиво. Я не знал, что произойдет, но с мечами или без у нас вряд ли был другой шанс попасть в Беневент, поэтому оружие необходимо было сдать.

– Мечи, – повторил я.

Рут с каменным, ничего не выражающим лицом первым протянул свою спату стражнику. Вслед за ним оружие отдали остальные. Мерикл с задумчивой миной взял мечи, добродушно пожал плечами.

– Проходите… Как соберётесь покинуть Беневент, заберете мечи обратно, – протянул он, мыслями находясь у бревна, за игрой в кости.

– Спасибо, милый человек, – кивнул я.

– Ах да, – Мерикл спохватился и врезал себе ладонью по лбу. – Как записать вас? Если не запишу, старший взбелениться, тем более он, как и я, сегодня проигрывает.

Я назвал стражнику первые пришедшие в голову имена. Стражник пожал плечами, на миг задумался, но не сказал больше ни слова и поплелся под навес к остальным стражникам. Наши мечи, ударяясь друг о друга, забавно позвякивали. Проход в Беневент был открыт. Приходилось признать, удача сегодня играла на нашей стороне, подослав у стен Беневента такого незадачливого стражника. Я видел облегчение на лицах своих ликторов, все еще не веривших, что вот так просто нам удалось пройти через караул. Признаться, я сам верил в это едва. Чтобы казавшаяся какой-то нереальной идиллия в любой миг не распалась, следовало поскорее войти в город. Начальник караула был отвлечен игрой, и в этом был наш главный шанс.

– Уходим! – скомандовал я.

Не теряя больше ни секунды, мы двинулись через арку к Беневенту. Боковым зрением я видел, как Мерикл небрежно свалил наши мечи у бревна, начал о чем-то разговаривать с начальником караула, который сперва слушал его так же вполуха, но затем оторвался от игры. Вскоре он даже перестал играть в кости, отвлекшись на разговор. Мерикл что-то объяснял начальнику, пожимал плечами, а тот покосился на нас и вдруг поспешно встал из-за бревна. Этот высоченный детина вставил два пальца в рот и оглушительно свистнул. Надо признать, получалось у него неплохо, уши от свиста заложило.

– Стоять! – рявкнул он.

Мы остановились. На лицах моих ликторов появилось беспокойство. Нарок, забывший о том, что он только что сдал свой меч стражнику, даже потянулся к поясу. Лицо Рута покрыла испарина. Тукран тут же выругался сквозь зубы, а Митрид медленно покачал головой.

– Что делать, Спартак? – спросил гопломах?

Ответа у меня не было. Начальник караула поднялся из-за бревна и вместе с десятком стражников устремился к нам. Судя по всему, этому человеку что-то не понравилось.

– Куда спешите, боюсь, вам придется задержаться! – Начальник караула говорил низким грубым голосом. Он с любопытством осматривал наш небольшой отряд. – Почтовые, говорите?

– Почтовые, – поспешил согласиться я. – Что-то не так, командир?

– А что-то должно быть не так? – начальник караула приподнял бровь, насторожившись, но тут же улыбнулся. – Ладно, расслабься, работа у меня такая, вопросы задавать.

Я промолчал, меньше всего сейчас хотелось шутить. Зная нрав своих ликторов, я понимал, что любая искра может привести к потасовке, а драка сейчас была сродни безумию. Мне следовало сделать все, чтобы ее избежать.

– Если вы еще не поняли, то на мои вопросы следует отвечать, если вы, конечно, хотите войти в Беневент, – усмехнулся караульщик. – Что везете? Откуда? Как я понимаю, везете в Беневент? И почему вы так выглядите?

Было бы гораздо проще, если бы этот человек задавал свои вопросы по порядку. Он принялся переводить взгляд с одного моего ликтор на другого. Скользнул глазами по мне, ища того, кто будет отвечать на вопросы. Заговорил я.

– Везем послание…

Я даже не успел договорить, потому что начальник караула тут же перебил меня.

– Какое? Давай сюда, посмотрим, что за такое послание вы везете! – заявил он.

Я развел руками.

– Послания у нас нет…

– Как нет? – вновь перебил меня караульщик. – Как это так, что у почтовых нет послания? Какие вы тогда почтовые? Нет уж, клянусь, что-то тут не так, – начальник караула почесал щетину.

Я почувствовал, что вскипаю. В наш разговор вмешался Рут, вдруг вытащивший из своего тормозка все еще лежавший там мякиш, в который превратился сухарь. Он показал его караульщикам.

– Посмотрите, во что превратился сухарь под проливным дождем, как вы думаете, что сталось со свертком?

– И что же сталось? – спросил начальник караула, не понимая или делая вид, что не понимает, куда клонит гопломах.

– Намок! – выпалил Рут. – Намок, как и мы сами!

– Да, посмотрите на нас, мы мокрые до нитки, голодные и холодные, а вы держите нас под дождем! Имейте совесть! – Митрид наигранно возмутился.

Караульщик задумался, переварил сказанное, внимательно рассмотрел мякиш в руке Рута.

– Допустим, но куда вы в таком случае собрались идти, раз свитка у вас больше нет? Что вы собрались доставлять? – удивленно протянул он.

– А вот это уже не ваше дело… – начал закипать Тукран, к этому моменту потихоньку теряющий терпение.

Я поспешил остудить пыл ликтора и вмешался в разговор.

– Возможно, вы правы, но что делать дальше, мы можем решить, когда переоденемся в сухую одежду, подкрепимся и отдохнем. Поэтому я как старший в этой группе повернул в Беневент.

Начальник караула внимательно выслушал.

– Интересные вещи вы говорите, но мне отчего-то подумалось, что вы шли не по Аппиевой дороге? Иначе почему вы с ног до головы перепачкались в грязи?

– Дождь… – попытался было объясниться Рут, но караульщик жестко пресек его.

Было видно, как его лицо покрылось багровыми пятнами.

– Не люблю, когда мне врут! Аппиевая дорога имеет отводы для воды! – он замолчал, тяжело дыша и пытаясь взять себя в руки. – Видится мне, что вы подошли к Беневенту отнюдь не по дороге, а через поля!

– Ошибаетесь, – попытался было возразить я, но караульщик даже не стал слушать.

– Говорю то, что вижу! А вижу я пятерых вооруженных рубак, называющих себя почтовыми, которые пытаются обвести меня вокруг пальца всякими неправдоподобными россказнями, – глаза начальника караула блеснули. – Вот только Лития Арта не обмануть! Стража, мечи!

Стражники выхватили гладиусы, готовые по первому приказу наброситься на нас, чтобы повязать в бараний рог. Я попятился, поднял руки, пытаясь показать начальнику караула, что не собираюсь оказывать сопротивление.

– Это одно большое недоразумение, когда вы узнаете, кто мы, куда и зачем идем, вопросы будут сняты сами собой, – затараторил я.

– Вяжите их! – это был ответ Лития Арта на мои слова, он изловчился, вытащил из-за пазухи свиток. Потряс им в воздухе. – Захотели получить Беневент, как до того получили Канны! А вот жезл Плутона вам в задницу! Думаете, мы не знаем, что произошло? А вы, должно быть, полагаете, что я совсем идиот, который не различит в пятерых грязных оборванцах беглецов с хозяйских латифундий!

Я понимал, что сейчас на подступах к Беневенту вспыхнет кровавая драма. Ликторы не позволят повязать себя просто так и выступят против вооруженной стражи с голыми руками. Наши шансы стремились к нулю. Невооруженные, впятером против тридцати человек мы ничего не могли противопоставить городской страже. Ситуация в один миг достигла своего дна. Я лихорадочно искал выход, и когда стражники сдвинулись с места, а мои ликторы встали в боевые стойки, выкрикнул первые пришедшие в голову слова.

– Мы люди Лукулла! Нас послал Марк Варрон Лукулл, – выпалил я на одном дыхании.

При этих словах лицо начальника караула вытянулось, он вдруг замер и уже через миг приказал остановиться своим бойцам, которые без того опустили мечи, только заслышав имя македонского проконсула. Мои ликторы все еще стояли ощетинившись, готовые отразить вражеский выпад, но все же градус напряжения спадал.

– Отставить! – прошипел Литий Арт, он вонзился в меня своим взглядом. – Ну-ка немедленно повтори то, что ты сейчас сказал!

Я почувствовал, как все мое тело покрылось мурашками. С расстановкой, теперь уже более уверенно я повторил слова.

– Мы люди Марка Варрона Лукулла! – воскликнул я.

Среди стражников поднялся недовольный ропот.

– Лжет, Арт, – бросил один из караульных.

– Это беглецы! – подхватил другой.

– Заткнитесь! – прервал споры в своем отряде начальник караула, не отводя от меня свой пытливый взгляд. – Это правда? Ты человек Лукулла?

– Если бы ты не перебивал нас, а дал объясниться, – попытался заговорить Рут, но Арт, имевший дурную привычку перебивать людей, вновь заткнул гопломаха.

– Я не с тобой разговариваю! Заткнись! Говорить будешь ты! – он указал на меня. – Если ты и вправду человек Лукулла, почему не сказал сразу?

Мысль о Лукулле пришла ко мне совершенно спонтанно, только тогда, когда ситуация повисла на волоске.

– Ты бы поверил мне? – только и нашелся я.

– А почему я должен верить тебе сейчас? – насупился Арт. – Только потому, что ты назвал мне имя Лукулла?

– Прикажи своим людям повязать нас, и твой Беневент постигнет участь Канн, это будет на твоей совести, солдат, – проскрежетал я, понимая, что перехожу все мыслимые и немыслимые грани, но именно в этом я в данный момент видел выход. – На твоей же совести будет сорванный приказ Марка Лукулла!

Повисло молчание, мы молча смотрели друг на друга. Я чувствовал, как наэлектризовался воздух. Начальнику караула ничего не стоило отдать короткий приказ повязать нас и закончить этот нелепый разговор. Однако мои слова въелись глубоко в сознание старого солдафона, заставили его задуматься. Я ощущал его сомнения. Еще бы, где был Марк Варрон Лукулл, а где Литий Арт! Страшно было даже представить, что было бы с несчастным солдафоном, окажись мои слова правдой. Суд, изгнание… Но ведь я мог лгать? Что тогда? Наверняка в любой другой ситуации Арт, не задумываясь, счел бы мои слова полной чушью, не стал бы ничего слушать, но сейчас, когда над Беневентом повисла реальная угроза, он был просто вынужден прислушаться. Только вот получалось, что начальник караула мог оказаться идиотом, поверившим в слова первого встречного. Выбор был непростой.

Видя, что Арт не собирается отдавать поспешных приказов, я заговорил.

– Ситуация обстоит так, что невольники с латифундий вырвались на свободу…

– Спартак? – перебил меня начальник караула, кулаки Арта при упоминании моего имени сжались.

Я охотно закивал головой.

– Спартак! Подлый раб имеет к этому самое прямое отношение!

– Продолжай, – попросил Арт.

– Невольники с латифундий охотно присоединяются к восстанию Спартака, который стоит лагерем на берегу Ауфида. Мёоезиец распространил заразу восстания по Апулии и сейчас представляют угрозу городам.

– Я слышал про Канны, – напомнил начальник караула. – Не в курсе, что там произошло?

Казалось, что Арт постепенно начинает доверять мне. Будь иначе, он вряд ли задавал бы такие вопросы. Я отвечал охотно, в красках рассказал начальнику караула, что произошло с городом, на который направили свой гнев латифундийские беглецы. Арт смачно выругался, сплюнул себе под ноги.

– Мало, значит, мы гоняли этих собак на Сицилии, раз они плохо запомнили тот урок! – фыркнул он.

Мои ликторы вздрогнули от этих слов. Все еще была на слуху история о подавлении восстания рабов на Сицилии отцом Марка и Луция Лукуллов, который поставил точку в затянувшихся на острове беспорядках.

– Хм… – Арт гулко выдохнул, принялся растирать свои виски. – Вы правда не похожи на беглецов с латифундий, простите, если бы я знал, что вы люди Марка Варрона Лукулла. Я же начинал под началом его отца Луция Лициния Лукулла, – пояснил он.

Я промолчал. Слова начальника караула были неприятны мне ничуть не меньше, чем моим гладиаторам, но приходилось молчать.

– Что с вами произошло? – поинтересовался Арт.

– Как вы уже поняли, нам пришлось отступать в поля! Рабы захватили Аппиеву дорогу у Венузия! – объяснил я.

– Что творится! – воскликнул начальник караула.

– Мы с трудом отбились от невольников, которыми кишит Апулия! – вставил Рут.

– С ума сойти, что происходит в нашей родной земле. Вот так возьми себе раба, накорми, напои его, попроси работать взамен, а он воткнет тебе нож в спину! – запричитал один из стражников.

– Но куда вас послал Лукулл? – спросил Арт, наконец поняв, что разговор уходит в другое русло.

– Ты уверен, что тебе это стоит знать, стражник? – спокойно спросил я.

Арт задумался, но все же ответил.

– Думаю, что да… – ответил он, правда, уже не столь уверенно.

– Нам велено доложить об обстановке в Апулии сенату! – прошептал я.

Начальник караула завис. На его лице, казалось, был написан немой вопрос: «Зачем только я спросил?». Но ответ уже был получен. Арту теперь было не отвертеться. Хотел он этого или нет, теперь начальник караула загонял себя в жесткие рамки, исходя из которых должен был действовать.

– И вы молчали! – всплеснул руками Арт, он огляделся, ища глазами незадачливого Мерикла. – Мерикл, идиот! Верни этим людям оружие, накорми коней, выдай новую одежду! Немедленно! А вы проходите в город! Я хочу, чтобы вы скорее забыли о том недоразумении, что произошло между нами. Меня как начальника караула это совершенно не красит.

Арт с надеждой посмотрел на меня, протянул мне руку. Я с улыбкой на лице обменялся с начальником караула рукопожатием.