26 октября 1941 года

Через час все окна в двух комнатах и кухне были занавешены и горели керосиновые лампы. Хозяйка сидела в гостиной, привязанная к красивому, с высокой резной спинкой, стулу, с кляпом во рту. В весело горящей печке варилась картошка, а Арье уже притащил полицейскую форму, до этого висящую на улице на верёвке.

– Спрашивай, Арье, – сказал я, откровенно насмехаясь над обоими курсантами.

– Командир! Как ты догадался? – Потрясению «Гнома» и Арье не было предела.

– Догадался, – немного ворчливо сказал я. – Учишь вас, учишь. Я вам что, гадалка? Для чего я во дворы заглядывал? Я смотрел на санки. Где детские санки стоят? Снег позавчера выпал, горка рядом. Детвора только снега и ждёт. Санки стоят прямо у калитки. Зачем их далеко таскать? На верёвках бельё висит, нет детских вещей, можно заходить. Здесь во дворе нет санок, а прямо рядом с крыльцом форма висит, да маленького размера, значит женская. Вот поэтому она с ходу в челюсть и получила. Когда думать начнёте, товарищи курсанты? – Пока наше красавище приходило в себя, судорожно пытаясь понять, что это такое свалилось к ней на голову с утра пораньше, ну как с утра, ночь ещё на дворе, мы все дружно перешли на кухню, где с удовольствием позавтракали чем бог послал. Хорошо хозяйка готовит, надо сказать. Пирог – просто супер. С куриным супчиком и домашним самогоном на воротнике. Мне сейчас хозяйку допрашивать, надо соответствовать тупому упившемуся быдлу.

– «Серж». Я сейчас буду всякую пургу гнать и подписку с неё брать, подыгрывай.

– Командир. Она же нас сразу сдаст. Нельзя её живой отпускать. – «Серж» чуть не подавился. Надо было всё же за чаем это сказать.

– Конечно, сдаст. Я очень на это надеюсь. Расскажет нам всю правду, которая никому не повредит, и тут же сдаст. В надежде, что к ней связник придёт. Вот в гестапо-то порадуются! А, да! Здесь не гестапо, а их местная вспомогательная полиция, что, в общем-то, разницы нет, те же бейцы, только в профиль. – Зашли в горницу, развязали молодой и фигуристой блондинке глаза и пододвинули её стул к столу. Кляп пока не вынимали.

– Мы разведывательно-диверсионная группа осназа НКВД из отряда «Второго», – чеканя слова, сказал я моргающей и щурящейся девице. Деваха в принципе была достаточно привлекательной. Рост метр семьдесят, узенькая талия, высокая грудь, подчёркнутая нарядным атласным халатом, длинная шея, правильные черты лица, белокурые волосы и злющие, горящие ненавистью глаза. Если бы взглядом можно было убить, то профессия снайпера не понадобилась бы. Ничего, и не таких «ночных фей» обламывали, понадобится – я тебе твои музыкальные пальчики переломаю или ещё чего заковыристое придумаю.

– Предлагаю тебе подумать. Скажешь всё, что нас интересует, – умрёшь быстро. Будешь молчать – разденем догола и выставим на улицу. Умрёшь в мучениях от холода, но если выставим, разговаривать уже не будем. Муженька твоего дождёмся. – Глаза у девчонки расширились от ужаса.

– Если поняла, кивни. – Это уже «Серж», девушка медленно опустила голову.

– Это первый вариант. Второй вариант. Ты подписываешь договор о сотрудничестве и расписку в получении двух тысяч золотых рублей за предоставление всей необходимой нам информации. Информацию мы сегодня проверим, если она не совпадёт, мы тебя очень жестоко убьём. Посадим на кол, выставим на мороз или на воротах повесим. Как настроение будет. Не из-за того, что любим издеваться, а за то, что обманула. Обязательно напишем на трупе, что ты казнена за обман, чтобы другим неповадно было. Отдадим тебя вот этим классным парням, а они такие затейники. Ты не поверишь, они никого не допрашивают и никого никогда не слушают. Просто не умеют, и это не их работа.

Подпишешь договор о сотрудничестве, никто тебя пальцем не тронет. Слово даю. Лишних слов говорить не надо. Уговаривать тебя никто не будет. Говоришь «нет» – мы обольём тебя водой и выставим голой на улицу. Сегодня минус десять, покроешься льдом уже через полчасика, а к вечеру умрёшь от переохлаждения. Правда, придётся помучиться. Говоришь «да» – вот ручка, чернила и бумага. Расписку напишешь на имя «Второго». В дальнейшем к тебе будет приходить связной. У нас во многих городах свои люди, так что маршрутные связные ездят постоянно. Если поняла, кивни. – Девушка кивнула.

– Сейчас тебе снимут кляп, попробуешь закричать, убивать не будем. Тебя оглушат и очнёшься уже на улице.

Арье! «Гном»! Подойдите сюда. «Третий»! Тебе кого оставить?

– Давай как утром, – буркнул «Серж».

– Арье. Сними с неё кляп. – Арье развязал скрученную в жгут тряпку, завязанную у девушки на затылке. Пока Серж с «Гномом» развлекались, изображая крутых энкавэдэшников, мы с Арье прошлись по дому.

Дом был небольшой, всего четыре комнаты, но ухоженный. Большая кухня, просторная горница, кабинет и две спальни. Видно было, что хозяева свой дом любили. Дубовая мебель, красивые шторы, атласные покрывала, горки самых разнообразных подушек на кроватях, камин в кабинете. Похоже, в самом кабинете в последнее время хозяева бывали не часто. Настоящая городская квартира с претензиями на роскошь, а не скромный деревенский домик, как снаружи.

Хозяева явно не стремились к популярности. Из кухни, совмещённой со столовой, был вход в просторную кладовку со всевозможными запасами. Здесь не было, наверное, только жареного мороженого. Был и люк в достаточно обширный подвал, заставленный самыми разнообразными консервами, вареньями и соленьями.

Первым делом меня интересовала, как это ни странно, женская спальня. Вернее, вещи в высоком резном шкафу, в котором я обнаружил второй комплект формы. Так. Что тут у нас? «Вальтер ППК», документы в кармане, блин, на немецком. Ого, ещё комплект формы, хорошенькое дело, петлицы чёрные. Какое-то охранное подразделение, в них сам чёрт ногу сломит. Первая странность: спальня женская, а эта форма мужская и приблизительно пятьдесят четвёртого размера. Ладно, вытряхну на койку, а там пусть «Серж» разбирается. В крайнем случае один комплект формы у нас уже есть, а женские как раз на «Дочку» и «Фею».

– Арье, сходи за «Сержем» и сам там останься. Калитку на улицу заперли?

– Да, командир. «Гном» запер, – притормозил Арье в дверях.

– Непорядок. Сходи открой, а «Гном» пусть за тобой с крыльца приглядит. Дверь в дом на засов не закрывайте, просто поглядывайте.

– Понял, командир. Сейчас сделаем. – Арье шустренько умёлся, и почти сразу пришёл мой напарник.

– «Серж», глянь документы и продолжай, я обыск ещё не закончил. – «Серж» быстро просмотрел документы и моментально переменился в лице.

– Командир! Она переводчица городского управления латышской вспомогательной полиции, а имя другое назвала и сказала, что машинисткой в секретариате работает.

– О как! Хорошо. Не говори ей, что понимаешь немецкий язык. Возьми любую бумажку и спроси, что написано. Пусть расскажет о своих сослуживцах что знает – имена, должности и домашние адреса. Да. Ещё адрес казино и кабаков, где офицерьё вечерами собирается. У них есть заведения только для немцев, по крайней мере должны быть. Можешь больше её ни о чём не спрашивать. Пока не говори, что знаешь её имя. Проговорись там, что я сплю. Только пусть сама пишет. Привяжите ей ноги к ножкам стула и перекиньте одну верёвку поперёк туловища к спинке. Спроси, в какое время она сегодня начинает работать. Я ещё покопаюсь. И вот ещё форма. Что это за звание?

– Унтершарфюрер, – моментально ответил «Серж» и, видя, что я не понимаю, пояснил.

– Унтер-офицер.

– Ладно, понял, пришли Арье, мне надо ещё время, чтобы всё осмотреть. – Интересно, откуда «Серж» так хорошо в званиях СС разбирается?

Ещё два часа я занимался этими тремя комнатами. В мужской спальне ничего интересного, кроме оружия и формы вспомогательной полиции, не было, ну разве только коллекция неплохого коньяка, а вот женская спальня и кабинет принесли столько сюрпризов, что я даже не знал, что с ними делать. Пришлось опять сгонять Арье за «Сержем».

– Ну, в общем так. Полицай, который уехал, её младший брат. Спроси её напрямую, если соврёт, пусть ее «Гном» обидит, только не убейте. Потом покажешь вот эти фото. Я подобрал по годам. Когда я рассказывал об «ужасах НКВД», она не боялась, а испугалась, только когда я ей сказал, что мы её мужа подождём. Значит, своего брата она любит. Можно на этом поиграть.

Форма унтершарфюрера, форма её второго брата, есть семейные фотографии, где они втроём. Последнее фото совсем свежее, вот оно. Форма та, которую в шкафу нашли.

Все они фольксдойч – немцы латышского происхождения. Теперь сюрприз, посмотри, что я нашёл, очень интересные фото. – Я подал «Сержу» фотографию, потом ещё одну и ещё. Всего фото было шестнадцать штук. Всё-таки семейный архив – это такая удобная вещь. Несильно, правда, понимаю, зачем такие фотографии держать в семейном альбоме. Наверное, из-за мужика, с которым она фотографировалась. Фото, которые я нашёл, вполне можно было представлять на Нюрнбергском процессе.

– Вот на этой фотографии посмотри звание, а то ты сам знаешь, я в званиях не здорово разбираюсь. С этим кадром она почти на всех фото. У неё вчера был день рождения. Двадцать пять лет исполнилось. Так сказать, юбилей. Где и с кем она планировала праздновать свой персональный праздник? Если она сегодня не выйдет на работу, а она точно не выйдет, может, этот красавец за ней вечером заедет? Тогда не придётся за ним по городу бегать. – На «Сержа» было страшно смотреть. Ну да, это вам не по телевизору ужасы концлагерей разглядывать. Здесь эти ужасы на каждом шагу.

– «Серж». Давай без лишних эмоций. Она должна дожить до следующего утра, ну или хотя бы до сегодняшнего вечера. Если он сюда приедет, сколько народу его сопровождает, на какой машине он ездит и есть ли у него ночной пропуск. Вообще есть сейчас у них ночные пропуска и комендантский час, и во сколько он начинается.

Работай, «Серж». Здесь развлекается латвийская вспомогательная полиция, мне нужны все сведения о ее отделении здесь и области и обо всех её сотрудниках, о которых она знает. Начинай задавать вопросы, я сейчас подойду. И пожёстче. Привяжите руки к стулу и ногам, а потом допрашивайте. – «Серж», молча кивнув, ушёл в соседнюю комнату, где тут же послышались звук удара и грохот упавшего стула. Похоже, «Серж» не доверил «Гному» вразумление врущей девицы. Что неудивительно – она только что переселилась из мира живых в мир мёртвых. Пока только виртуально, но это только пока.

У меня стала вырисовываться забавная картинка. А ведь хотел только станцию взорвать, но видно, придётся задержаться ещё на пару ночей. Хотя нет, как только немцы узнают, что мы в городе остались, они полгорода перебьют, нас выискивая. Узнают они это самое позднее сегодняшней ночью. До такой степени мы популярные. Как удачно зашёл. Прямо не верится. Переводчица латвийской вспомогательной полиции, лично участвующая в массовых казнях и живущая с каким-то немцем. Мне просто интересно, зачем люди фотографируются рядом с кучей трупов? Или это уже не люди?

– Арье! Найди мне керосина пару бутылок, а лучше весь, что найдёшь. Потом сходи в сарай, посмотри, можно ли туда красавицу нашу отнести. Только аккуратно, соседям не покажись. – Пока Арье осматривал сарай и искал керосин, я приступил к самому приятному. То есть к слишком тяжёлым полкам и дверцам письменного стола и массивного секретера. Я когда вытряхивал бумаги, обратил внимание, что писем нет вообще, а так не бывает. Финансовая переписка и переписка между людьми здесь сохраняться должна, это я ещё по своему деду помню. Мой дед всю свою переписку хранил и до самой своей смерти.

Интернета здесь нет и в ближайшие пятьдесят лет не предвидится. Так вот, личной переписки я пока не нашёл. Кабинет нынешним хозяевам не принадлежит. Этот дом принадлежал родителям нынешних хозяев и, судя по фото, очень обеспеченным людям.

Очередная странность: хозяева были людьми богатыми, а домик мизерный. Что-то типа тихой хаты? Места для встреч с нужными людишками? Кем у братьев с сестричкой папашка трудился? Пока несильно понятно, но, в общем, это логично – дом на окраине, рядом выход к реке и в рабочий посёлок.

Когда Арье пришёл, я попросил его позвать ещё и «Гнома», и мы втроём раскурочили вышеуказанную мебель. Глаза у моих курсантов выпали на пол. В фигуральном смысле этого слова, конечно же. Килограммов шесть разнообразных золотых монет и десятков восемь различных безделушек с хорошими камнями мы наковыряли.

И наконец-то я нашёл письма. За фальшивой стенкой письменного стола было то, что я искал. Целая пачка бумаг на немецком и английском языках, стопка писем, перевязанная простой бечевой, две толстые тетради, каждая из которых была уложена в конверт из плотной бумаги, и две пачки фотографий с надписями на обратной стороне. Очень интересный архив, придётся тащить всё это хозяйство с собой. Разбирать и переводить эти документы придётся уже на базе.

Забавно, что если бы стол на мелкие детали не раздолбали, этот тайник так бы и не нашли. Это, видно, то, что пропустили энкавэдэшники при обыске. Странно, там на обысках лохов не держат. Видимо, до этого дома так и не добрались и обыскивали какое-то другое место.

Арье меня не порадовал, в сарае стоял разобранный мотоцикл. Что ж, в доме есть маленькая комната, в которой сейчас спальня младшего брата. Вряд ли в ней есть что-то интересное. Надо дать задание своим малолетним напарникам – пусть поищут, а то после наших находок у них руки чешутся. Они же совсем ещё мальчишки. Для них эти находки яркое приключение. В принципе можно начинать, чего время зря тянуть? Пора порадовать хозяйку.

– Арье, «Гном», организуйте кляп покойнице. – Недоумевающая хозяйка попыталась что-то сказать, но Арье слегка заехал ей в солнечное сплетение и накинул поперёк рта многострадальный жгут. Помнится, ещё на первой базе мы с Виталиком полдня потратили на занятие по связыванию и конвоированию пленного. Надо было дать отдохнуть курсантам от физических упражнений. Вот чтобы просто так не сидели, Виталик провёл мастер-класс, а мы с «Сержем» были подопытными кроликами.

– Сдвиньте мебель в маленькой спальне, и даю вам двадцать минут, посмотрите под мебелью, может, что-то заныкано. Да и саму мебель проверьте, как в кабинете. Откройте окно настежь, мебель сдвинуть так, чтобы центр комнаты и подход к окну были свободны. Всё, что найдёте, и оружие сложите в женской спальне. Выполняйте.

– Ну что тут у нас нового? – спросил я, беря в руки листы с корявыми буквами. Даже здесь издевается, этот почерк разобрать невозможно. Написано левой рукой, по-китайски, через правую заднюю ногу и с закрытыми глазами. Приблизительно таким почерком пишут пьяные до потери сопротивления медсёстры. Сильна деваха. Самообладания не теряет. Врагов тоже надо уважать, а ведь ей всего только двадцать пять лет. Ну ладно. Пообщалась с добрым «Сержем», теперь альтернативный вариант.

– Рассказывайте, Лотта! Я, конечно же, слышал, что вы называете себя Греттой, но вы Лотта Гаймбах. Переводчица городского управления латвийской вспомогательной полиции. Только вот я так и не понял, в каком звании ваш друг? На фото очень плохо видно. Да, кстати, у Лотты Гаймбах отличный, почти каллиграфический почерк, не стоило так стараться портить показания. Впрочем, у вас всё равно завязан рот, и вы ничего не можете мне сказать. Не трудитесь. Мне больше ничего от вас не надо, – доброжелательно, с улыбкой на лице, сказал я моментально побледневшей переводчице и, обращаясь к «Сержу», добавил: – Я её дневник нашёл, очень занимательная вещица. Потом почитаешь, там такой классный почерк, – и опять по-дружески обращаясь к переводчице: – А ещё, Лотта, хочу вас порадовать, мы нашли то, что не нашёл при обыске НКВД, то есть бумаги вашего отца. Поэтому вы мне больше не нужны. Вы ведь расписку писали как Гретта Штаудер? К Гретте Штаудер, написавшей расписку, у меня претензий нет, а лично к вам есть. Мне очень жаль, Лотта. К моему глубочайшему сожалению, празднование вашего дня рождения сегодня придётся отложить, но не расстраивайтесь, совместите со своими похоронами и поминками. Я же предупреждал, что за обман мы вас накажем. Пока мои подчинённые обыскивают спальню вашего младшего брата, мы отдохнём от общения с вами. Заодно я пока подумаю, что сделать, чтобы наша встреча показалась вам незабываемой. – И, больше не обращая внимания на пленную, сказал «Сержу»:

– Давай компотику попьём, что ли? Я там, на кухне, видел. – Ещё через пятнадцать минут я, дружески улыбаясь, добавил подошедшему к нам Арье: – Арье. Отнесите её в маленькую комнату, срежьте всю одежду и облейте керосином. В спальне есть шёлковый халат, его тоже облить керосином и сверху накинуть. Лучше гореть будет, особенно когда к телу прилипнет. Потом дождёмся младшего братика и сожжем обоих живыми. – После чего торжественно обратился к помертвевшей переводчице:

– Прощайте, Лотта, в этой жизни мы с вами больше никогда не увидимся. – И обращаясь к «Сержу», добавил: – Пойдём поедим, что ли? Да и выпить не помешает, не люблю я запах палёного мяса. – Здорово удивлённые курсанты, перехватив стул за спинку, волоком потащили мычащую и извивающуюся на стуле переводчицу. Я же усмехнулся и объяснил пристально смотрящему на меня «Сержу», знающему, что я категорически против алкоголя, особенно на боевой операции.

– Ну и чего ты так на меня вылупился? Пусть посидит, подумает, а потом продолжишь допрос. Арье проинструктирован. Он её сейчас с ног до головы керосином обольёт и придвинет к раскрытому окну. Наша красавица с полчасика в испарениях посидит, помёрзнет и молить тебя будет, чтобы ты её о чём-нибудь спросил.

С садистами всегда так. Ты её глаза видел? Она на всех допросах присутствовала да во всём участвовала. Ты фотографии из концлагеря хорошо разглядел? Советский Союз она люто ненавидит, коммунистов сама вешала и расстреливала. В НКВД её родителей либо шлёпнули, либо выслали – с сорокового года нет никакой переписки.

Ей на твои разговоры наплевать и растереть. С ней можно месяц разговоры разговаривать, она только издеваться будет. Побоев она тоже не боится, ещё и не такие побои видела. Ей от таких звездюлей, которые мы сейчас можем выписать, только щекотно будет. Упёртая. Да и ни времени нет, ни желания из неё признания выбивать. Всё равно соврёт, а проверить мы с тобой никак не сможем. Значит, надо сделать что-то такое, чего она не видела и прикинуть на себя не могла.

Может быть, на себя ей и наплевать, но на брате сломается однозначно. Только надо смотреть, чтобы не задохнулась. Откройте окно пошире, пусть как следует промёрзнет. Арье ей периодически будет свежего керосинчика подливать и молоточком по голеням слегонца постукивать, чтобы жизнь ей малиной не казалась. Ну да он знает, что делать, чтобы хозяйке скучно не было.

– А я и вправду поверил, что ты её действительно жечь будешь, – сказал мне «Серж». – Ну, ты артист, командир, – добавил он и вышел из комнаты. Странный он какой-то. А кто сказал, что не буду? Обязательно буду, но чуть позже и не в доме. Вот только брательника её дождёмся. Толку от того, что мы их в доме сожжём? Никто же не узнает. Сгорели и сгорели. Мало ли деревенских домов горит? Сжечь – обязательно сожгу. Ещё и дровами обложу, и керосином погуще оболью, чтобы костёр не потух. За то, что мы на фотографиях увидели, надо жечь эту сестричку с её братиком по пять раз в день. Оживлять и снова жечь. Хорошо, что мы только на фото увидели кучу детских трупов, а не вживую, как на хуторе, но там с пяток детей было, а на этой фотографии человек семьдесят вповалку, и эта сучка улыбающаяся прямо рядом с виселицей.

Поспать надо. Утро только начинается, да и «Сержу» с Арье надо отдохнуть, а «Гном» пусть подежурит, нам ещё ночью куролесить. Дошёл до спальни хозяйки, рухнул ничком на кровать и почти сразу отрубился.

Проснулся в первом часу. Блин. С керосином я погорячился – воняет по всему дому. Но если воняет так здесь, что творится в маленькой комнате, я даже представить себе не могу. Разбудил Арье, спящего рядом со мной на кровати. Он проснулся и сразу сморщился. Огляделся, привставая. О! Здесь и «Гном» спит, но этот кадр, не заморачиваясь, вывалил всё из шкафа и разлёгся прямо на вещах. Отправил Арье за «Сержем». Пришедший напарник тут же огорошил.

– Спишь крепко, командир, а у нас гостья. Подружка подошла на огонёк. Тоже в форме и, как ты любишь говорить, «теперь поют на пару» и так дружно, я прямо не успеваю записывать. Правда, я проговорился, что ты в город пошёл к связному. Лотту тут же прорвало, а потом и подружка подключилась.

– Ты их хотя бы развёл по разным комнатам? Шустряк-самоучка.

– Конечно, развёл, сейчас подруга поёт. Послушаешь?

– Да я бы послушал, но я же ушёл, поймёт, что нагрели, замкнётся. Арье возьми, пусть учится. Что-нибудь интересное есть?

– Есть. Всё интересно. Потом почитаешь. – Самую интересную информацию нам слила «подружка невесты». Как только она увидела, в каком состоянии и в каком положении находится сама «невеста», она тут же добровольно согласилась на вербовку. Видимо, просто не хочет оказаться рядом в костре. Что ж, вполне понятное желание. Вот её-то я и решил использовать как канал слива дезинформации.

Мы с ней даже пообедали вместе, влив в неё в три приёма почти четыреста граммов коньяка. Нормально так. Засосала и не поморщилась. Я-то «пришёл из города» уже хорошо накатившим, с заплетающимся языком и подчёркнуто чёткой координацией движений. Потом мы с ней на пару ещё добавили и в процессе при ней уже столько наговорили. Причём подыгрывающий мне «Серж» периодически меня одёргивал. Вот, к примеру, про «Первого» в немецком штабе и про агента в полицейском управлении Риги, а то ведь немцы и полицаи совсем ничего про нас не знают, это ведь несправедливо. Я же обещал, что скучно никому не будет, вот и пусть развлекаются. Может, и правда кого найдут?

Лотта с братцем однозначно у меня кандидаты в покойники, а эту, как бы её помягче назвать. Ну ладно, назову вещи своими именами. Этого лошарика придётся оставить в живых. Очень она лошадь лицом напоминает, так и хочется, как в том анекдоте, накормить её овсом, но чего не сделаешь для чистоты эксперимента. Да и овса у меня нет.

Это только соловья баснями не кормят, а для этой лошары мои басни в самый раз. Единственное, пить с ней коньяк было несколько непривычно. Я никогда не квасил с лошадью, а под самый занавес, закрыв глаза и слушая её истерическое ржание, у меня сложилось полное впечатление, что я накатываю со своим покойным средством передвижения. Правда, моя лошадка была значительно спокойнее.

В процессе поисков «Гном» с Арье обнаружили в спальне братца небольшой тайничок. Ничего серьёзного, но гордятся неимоверно и, надо сказать, заслуженно, и в спальне у Лотты было килограмма два драгоценностей, но это уже заслуга лично «Гнома». Недаром он шкаф перетряхивал, кладоискатель доморощенный. Ещё я нашим девчонкам нагрёб пару мешков всяких тёплых меховых вещей – Лотте они больше не понадобятся.

Не скажу, что вещей у нас мало, но у меня девчонок восемь штук и мне их всё время жалко. Другое дело, что количество вещей, которые придётся с собой тащить, опять растёт, а как уходить отсюда, я ещё пока не придумал. Нет, есть у меня пара мыслишек, но они обе связаны со станцией, а станция здесь очень сильно узловая и, соответственно, хорошо охраняемая.

Кроме всего остального рядом находится шталаг-340. Лагерь военнопленных, а в нем больше шестидесяти тысяч человек. Я про него знал, но не думал, что там столько народу. Это же представить себе невозможно. Когда-то в юности я подсчитал, сколько детей в московской средней школе. Опуская подробности, у меня получилось шестьсот человек. Здесь на четырёх футбольных полях людей на сто средних школ, и это помимо гетто, в котором расстреливают от пятидесяти до двухсот человек в день. А сколько народу там ежедневно умирают от голода и тифа, вряд ли кто вообще посчитать сможет.

Только сейчас я узнал, что в Резекне тоже есть концлагерь. Шталаг-347. Вот куда, оказывается, «Рысь» привезли. Их просто без еды держали, чтобы раненые все поумирали. Теперь понятно, отчего там каратели рядом базируются. Самое поганое, что я ничего не успеваю. Нам с «Сержем» вдвоём не разорваться, а бросать сейчас в бой курсантов – это абсолютно бессмысленно уложить их в могилу. Вон они ходят за нами, как щенки новорожденные, и о челюсть свою нижнюю спотыкаются, а это самые подготовленные, про остальных я вообще ничего без мата сказать не могу.

Самое интересное началось, как водится, вечером. Сначала объявился братец с каким-то своим приятелем. Давно нами ожидаемо хлопнула калитка, потом раздался возмущённый мат. Вот почему когда ругаются, так всегда по-русски. И латыши, и русские, и татары, и негры, и, честное слово, я даже китайца слышал, надо сказать, достаточно виртуозного. Была у меня по молодости лет одна подружка из «Лумумбария», так вот у неё в общаге всё это представление прослушал. Если кто не знает, «Лумумбарий» – это университет дрючбы имени Патриса Лумумбы. Никогда не понимал, зачем для дрючбы ещё и университет заводить.

Разговаривал матом доблестный полицейский потому, что добрый Арье там, на дорожке у калитки, грабли положил. Ну да, как раз для этой цели, чтобы по-тихому не зашли, а не за тем, о чём все подумали. Арье туда ещё и ведро пристроил. Ну, уж как получилось, так получилось. Мои курсанты ни в каком месте не ландшафтные дизайнеры, они даже слова такого не знают.

Заходит братец Лотты с приятелем в дом, а по дому такой амбре, что аж глаза режет. Особенно со свежего воздуха заметно. В общем и целом наши долгожданные гости огребли сразу, как только в дом вошли. Братец, не останавливаясь на кухне, успел заскочить в горницу и там зажёг фонарик, получив в излюбленной манере «Гнома» по месту ниже пояса, а его приятеля встретил я.

На кухне такой закуток удобный есть. Вот в нём я и заховался. Не сильно церемонясь, я слегонца отоварил нетрезвого полицая кулаком по загривку, и он всем своим весом забодал кухонный стол. Голова оказалась крепкая, так что ещё немного он прожил. Ровно столько, насколько хватило его красноречия в рассказе о безуспешных поисках неуловимого «Второго».

Искали нас весело и с размахом. Лошадок наших, невинно мною убиенных, как я и предполагал, пока не обнаружили и радостно шерстили огромный район от Краславы до Екабпилса, гоняя по просёлочным дорогам и местным хуторам все наличные силы и добровольных помощников.

Надо сказать, что четыре раза нас даже поймали, два раза с перестрелкой, убив четверых ни в чём не повинных полицаев и в процессе поисков ещё семерых ранив. В общем, все развлекались, как умели. Впрочем, именно эта парочка никуда не ездила, руководя своими подчинёнными из штаба. Вот тут-то мы и узнали причину своей популярности. Всё-таки пятьдесят тысяч местных баксов по сегодняшним меркам – это как, не к ночи будет сказано, в девяностые годы шестисотый «Мерседес» на халяву.

Словом, форму нам принесли, и мы её уже примерять принялись. Мне как раз форма братца подошла, только рукава опять короткие. Вот почему запасная форма этого упыря на меня не налезает? Бэушную с трудом натянул, а чистая ну никак не хочет. «Сержу», как всегда, повезло. Он теперь унтершарфюрер, Арье чистая форма хозяина досталась, он в ней уже полдня рассекает, в ней же и по двору шарится, чтобы внимания не привлекать, а мы с «Гномом» опять секонд-хенд донашиваем. Полностью одеться мы не успели, ввалился в горницу Арье, стоявший на крыльце, на шухере.

– Командир! Машина подъехала. – Надо сказать, что о своём поклоннике Лотта молчала, как партизанка на допросе. Нет. Всякую дребедень она несла, прямо заткнуть было невозможно, но такую ересь гнала, что уши вяли. Подружка Лотты тоже не сильно откровенничала, отговорилась незнанием, сказала только, что штурмбанфюрер СС, что и так было видно на фотографии.

Я догадывался о причине такого поведения, но сильно не настаивал. Если честно, боялся спугнуть даже неосторожными мыслями. Опять-таки не сильно веря, что оно сюда заявится. Всё же не по чину таскаться майору СС в деревенский дом, к своей пусть даже и молодой и фигуристой любовнице. Но всё же, не дождавшись свою пассию в кабаке и не найдя её на работе, штурмбанфюрер припёрся сюда, или всё же была у них такая договорённость, не просто же так они обе молчали.

В этот раз мы с Арье успели выскочить во двор и расположиться за углом дома. Во двор зашли, судя по топоту, двое. Один зашёл в дом, а второй остался на улице и, гадёныш, стоял далеко и настороженно. Пришлось стрелять. Проконтролировав валяющуюся тушку, я метнулся к машине. Судя по работающему двигателю, в машине оставался водитель. Ну да, он даже на открывающуюся калитку среагировал, правда, не так, как надо. Теперь уже поздняк метаться и за оружие хвататься. Прибежал Арье, вытащил внезапно скончавшегося водилу и упёр его в дом, а я заглушил машину, прихватил с переднего сиденья автомат и отправился за ним.

Машина была, надо сказать, неплохая – четырёхдверный «Опель». Интересно, нашему майору полагается бибика или он этот «Опель» на покататься подрезал? Теперь уже не у кого спросить. «Серж» перее… Хм. Отоварил майора с такой силой кулаком в грудину, что тот от возбуждения помер, явно не ожидая проявления таких горячих чувств. В общем-то туда и дорога. Не допрашивать же? И без него времени мало. Да и что мне может нового сказать начальник концлагеря? Комендант шталаг-340 штурмбанфюрер СС Эрих Кламмер живым мне был абсолютно не нужен. Жалел я лишь об одном, что не своими руками удавил упыря. Вот кого имело смысл сжечь живьём.

Да ладно, какая теперь разница? «Сержу» надо было пар выпустить. Главное – результат. У меня на счету один штурмбанфюрер уже есть, так что счёт равный, а нам опять переодеваться: мне вот, к примеру, вполне подойдёт форма убиенного мною эсэсовца. Это, по ходу, у начальника лагеря «наличник» был, телохранитель в смысле. Но странный этот унтер-офицер. Форма у него десантная. Видимо, бывший парашютист. Очень интересно. Ну да. Точно. Раздев унтера, я увидел у него два серьёзных шрама на левой ноге и железный крест на кителе.

Единственное только эту форму отстирывать надо, но Арье озадачил. Не командирское это дело – в крови ковыряться. Эфиоп вашу мать! Опять рукава короткие. Ёкарный бабай, когда же вы нормальные-то попадаться будете? Сейчас не лето, рукава не закатаешь. И форму пришлось надевать чуть влажную, что на морозе не есть хорошо.