Поначалу Тавказаков впал в ступор, но длился тот, к счастью, недолго. Привычный к сложным научным расчетам мозг лихорадочно заработал. Вопрос: «Что делать?». Ответ «стрелять» уже отпал. «Драться врукопашную» – казался настолько идиотским, что Аникей лишь поморщился от досады: только время на глупость потратил. Напрашивался самый логичный ответ: «Бежать», но Беспалый прекрасно помнил, что сделать этого ему не дадут – за кустами ноги просто откажут и вернут его на линию огня. «Стоп! – подумал вдруг он. – А что если бежать не назад, а вперед?»

В первое мгновение это решение тоже показалось нелепым, ведь впереди были враги. Но, поразмыслив еще, Аникей Александрович понял, что иного выхода у него просто нет, а этот все же имеет некоторые шансы на успех. «Во-первых, – размышлял доцент, – если я побегу не назад, а вперед, то вряд ли сработает «тормоз» – сомнительно, что такой алгоритм предусмотрен «программой». Очень маловероятно, что предусмотрен. Во-вторых, цепь «урфинов» приблизилась уже чуть ли не вплотную, и она уже достаточно прорежена, чтобы попытаться рвануть навстречу и проскочить между двумя ртутноголовыми. Остается совершенно неизвестным «в-третьих». Непонятно, эти живые роботы «запрограммированы» на то, чтобы поворачиваться и стрелять в обратную сторону. Но даже если и так – можно будет попытаться залечь, вжаться в землю. Неужто ради меня одного – неясно, убитого или живого, – кто-то станет возвращаться?»

Как бы то ни было, это действительно было единственным шансом. И сталкер Беспалый рванул вперед.

Сначала «урфины» – один слева, один справа – повернулись к нему, навели на него оружие. Но расстояние было небольшим, а мчался Аникей быстро, и если бы «зомбяки» открыли огонь, то попали бы как раз друг в друга. А вот поворачивать назад, как и надеялся Тавказаков, они не стали. Как только он оказался за их спинами, тут же потерял для них интерес.

«А ведь это явная ошибка в программе! – запоздало спохватился Беспалый. – Сейчас, если бы я захотел и у меня были патроны, я бы их накосил пачками». Хорошо, что он не подумал так сразу, – может, и не решился бы тогда на столь авантюрный поступок. Но все могло оказаться иначе, и в программе не только не было никакого бага, а напротив, ее алгоритм учитывал все, в том числе и отсутствие у противника патронов. Как они это могли узнать? Да очень просто – считали количество выстрелов, например. Тридцать раз пульнул, магазин не поменял – значит, пустой. Или же в их каплевидных головах была установлена такая мощная оптика, что они издалека видели контрольное окошечко магазина. А если патронов у спарринг-партнера нет, пусть себе гуляет. Зачем по нему стрелять, полезную вещь портить? По этой же самой причине по нему, возможно, и не стали палить, пока он бежал, а вовсе не потому, что не успели. Успели бы, наверняка бы успели! «Только сбрякало бы», – как говаривала бабушка Аникея.

И вот теперь он оказался в безопасности. Но вопроса «Что делать?» это все равно не снимало. Идти к пещере он не мог. Даже не потому, что позади вовсю стреляли, – скорее всего, опять сработал бы «тормоз». Или пустого его бы все-таки выпустили?.. Нет, тут что-то не то. Если бы тех сталкеров, кто уже отстрелялся, спокойно отпускали домой, то они все бы и уходили. Но ничего подобного Беспалому его новые друзья не рассказывали. Да и как-то уж слишком смешно бы это выглядело, чересчур по-детски, что ли. «У меня патроны кончились, я домой пошел» – так, что ли? Но вот вперед его пропустили. Почему? Все-таки программный баг? Или… Тут Аникей Александрович сглотнул… «Или там, впереди, меня ждет нечто такое, что я еще триста раз пожалею, что побежал. Если будет чем жалеть в принципе». Так неужели он все-таки сглупил?

Но стоять столбом на простреливаемом поле было не менее глупо. Ведь сталкеры продолжали стрелять именно в его сторону – пули то и дело свистели то слева, то справа, то поверху, будто примериваясь, беря его в вилку. Да нет, конечно же, никто в него специально не целился, но недаром же гласит старая солдатская мудрость о пуле, которая дура.

«Так что и мне не нужно быть дураком», – решил Тавказаков и, пригибаясь, двинул вперед. Шел он быстро, логично полагая, что раз уж это поле без вреда для себя истоптало такое количество «урфинов», то аномалий на нем точно нет. При этой мысли его передернуло – вспомнил, как заполошно и долго бежал по лесу к месту сражения, не думая об аномалиях вовсе. Впрочем, наверное, у так называемых Хозяев, кем или чем бы те ни были, имелись сведения о точном расположении аномалий. Да уж само собой имелись – ведь они же их и понаставили в своей дьявольской Учебке. И, опять же, вспомнились слова Злыдня, который назвал здешние аномалии детскими аттракционами, среди которых нет ни одной смертельной. «Как он там говорил? «Покрутит, поплющит, пожамкает – да и выплюнет». Так что, пожалуй, их и впрямь очень-то опасаться не надо, хотя, разумеется, осторожным в любом случае быть не помешает. Ведь и поплющить-пожамкать может так, что мало не покажется. Ну а если все же Злыдень ошибался или знал не все? – рассуждал на ходу доцент. – Да взять того же «звездочета», что лишил меня самого пальца! Пусть это не аномалия, пусть это какой-то фантастический монстр, – какая разница? Как ты опасность ни назови, хоть аномалией, хоть монстром, хоть курочкой Рябой, но если тебя эта курочка может до смерти заклевать, то ее надо бояться и встречи с ней избегать».

Поэтому, когда закончилось поле, сталкер Беспалый, выставив зачем-то перед собой бесполезную «Машу», пошел вперед очень осторожно. И поначалу все шло хорошо. Сменивший кустарник лес был тих и спокоен. Это улучшило настроение ученого, и он стал подумывать о том, чтобы сделать крюк, обогнуть поле подальше с какой-нибудь стороны и попробовать все же двинуть к пещере. Ведь иначе ничего хорошего ему не светило. Голод давал о себе знать уже сейчас, жажда и вовсе здорово мучила, и если шанс найти в лесу ручеек или пусть даже лужу все-таки имелся, то подстрелить дичь ему было не из чего. Да и не умел он охотиться. Опять же, как бы он стал эту дичь есть – сырой, что ли? Как ни крути, а возвращаться к пещере было жизненно необходимо. «Ведь даже если все-таки сработает «тормоз» и ноги откажутся идти, – логически рассуждал Аникей, – то это не может длиться вечно. Бой все равно скоро закончится, и неважно, кто победит, все равно держать сталкеров будет незачем. Даже при самом плохом раскладе, если они все погибнут. Собственно, при таком – тем более никого не потребуется держать».

И Беспалый, прикинув, с какой стороны ему лучше обойти поле, стал поворачивать вправо.

Шел он осторожно, поначалу наломал даже веточек и кидал кусочки перед собой, как Плюх и Забияка гайки. Но веточки были слишком легкие, далеко не летели, а ломать их было неудобно – мешала повязка на левой ладони, да и обрубок мизинца стал побаливать. Камешков в лесной траве в достаточном количестве найти не получилось: потратил минут пятнадцать, а отыскал всего три. В конце концов Тавказаков решил, что пытаясь набрать камней, он рискует попасть в аномалию ничуть не меньше, чем просто шагая, куда ему нужно, только еще и время попусту тратит.

И он зашагал без подстраховки, рассудив, что чему суждено произойти, то и случится, как ты ни страхуйся. Конечно, он не считал при этом ворон, которых, к тому же, как и других птиц, в этой Зоне тоже не было, но опасность все же проглядел. Обидно то, что он вполне себе увидел необычную проплешину впереди, словно траву на полянке шагов десяти в диаметре тщательно примяли. Подумал даже: «Ого! Кто это тут повалялся, слон, что ли?» Прислушался, ничего подозрительного не услышал и пошел прямо через эту полянку. То есть, собрался пойти, но успел сделать всего один шаг на примятую траву, как его тоже «примяли».

Ощущение было таким, будто на плечи ему и вправду забрался слон. Колени тут же подогнулись, и Беспалый кулем повалился на землю, едва успев вытянуть руки. Винтовку он к тому времени опять перебросил за плечи, и теперь она давила на спину, словно весила пуд, не меньше. Дышать было ужасно трудно, но все-таки можно. Пошевелить руками-ногами Аникей тоже сумел, но недостаточно рьяно, чтобы можно было ползти. Кстати, он отметил при этом, что двигать ногами было полегче. И вообще, давление на тело было неравномерным; он лежал головой к центру поляны, и эпицентр аномалии, похоже, был там. Странно, но ничего похожего на панику Беспалый не ощущал и мог размышлять вполне спокойно. Наверное, потому, что понял: непосредственно его жизни ничто не угрожает; правда, если он не выберется за полчаса-час, то, голодный и обезвоженный, может не выдержать и потерять сознание, а это уже, скорее всего, неминуемая смерть, если, конечно, на него случайно кто-то не наткнется и из этой беды не вытащит. Между прочим, идея о сторонней помощи была неплохой, и Тавказаков попробовал крикнуть. Но, сдавленный тяжестью, он сумел выдавить лишь жалобный писк, который и с трех шагов кто-то бы вряд ли услышал. «Да и есть ли хоть кто-нибудь в обозримых пределах? Может, в эту глушь вообще никто не забирается, одного меня занесло».

Но тут, в опровержение этой мысли, Аникей ощутил под пальцами правой руки нечто твердое и гладкое, вдавленное в землю. Он, конечно, чувствовал это и сразу, но обратил внимание только что.

«Вот ведь, – с горестью подумал он, – какая насмешка судьбы! Когда искал эти камешки, чтобы не попасть в аномалию, их не было, а как только в эту самую аномалию вляпался, вот тебе и камешек». Сделав усилие, он чуть двинул пальцем и засомневался: а камешек ли это? Слишком уж тот был гладким и вроде как цилиндрической формы. Ученый снова напрягся, убрал палец и скосил туда взгляд. Между пальцами правой ладони блестело что-то продолговатое, размером с патрон для винтовки. «Тьфу ты! Да это и есть патрон!» – дошло до Аникея Александровича. А это значило, что тут до него уже кто-то был и этот кто-то сумел отсюда выбраться. И если смог кто-то еще, то сможет и он!

Это открытие придало Тавказакову сил. Сначала он, стиснув зубы и собравшись, едва гнущимися пальцами выковырял из земли патрон – не пропадать же такому добру! Затем подвигал ногами, вдавил, насколько смог, носки ботинок в землю и попробовал согнуть колени. Это у него, пусть и не так хорошо, как он надеялся, но все-таки получилось, и примерно на сантиметр-полтора он «отъехал» назад. До края «проплешины» – так он стал называть про себя аномалию – по его прикидкам было не больше метра. «Это значит, еще попыток сто, и ноги окажутся на свободе! А тогда уже дело пойдет легче. Да оно с каждой попыткой будет все легче, ведь давление будет ослабевать». Эти соображения совсем было обнадежили Аникея, не учел он лишь того, что с каждой попыткой у него будут уменьшаться и силы. Поэтому когда минут, наверное, через сорок – а ему показалось, что и через все четыре часа, – ему удалось-таки, пятясь, как полураздавленный рак, выбраться из ловушки, сил на то, чтобы подняться, у Беспалого уже не осталось. И он провалился в глубокий сон, больше похожий на обморок.

Когда Аникей Александрович проснулся, уже темнело. Преимуществом этой Зоны перед прошлой, с черно-багровым небом, было то, что смена дня и ночи происходила здесь не столь стремительно, а почти как дома. Почти, но, конечно же, не так. Хотя бы уже потому, что неба как такового здесь не было в принципе. Вместо него – лишь светло-серая пустота, которая, казалось, если долго смотерть на нее, засосет в себя, втянет. А когда наступало вечернее время, пустота просто становилась темней, будто кто-то неведомый и всемогущий медленно-медленно вращал ручку реостата, увеличивая сопротивление цепи. Это длилось около часа, может, чуть меньше. А потом Учебку поглощала тьма. Полная, беспроглядная, без искры, без звездочки, без малейшего лучика света. И оказаться в такой темноте вне жилища было по-настоящему страшно. До дикой жути, до потери рассудка.

Беспалому еще не доводилось любоваться этой местной достопримечательностью, но он понимал, что когда стемнеет, он не сможет идти. То есть физически сможет, но это будет, во-первых, очень медленно, а во-вторых, куда более опасно, чем при дневном освещении. Ко всему прочему, он просто не поймет, куда идти и в лучшем случае будет нарезать круги на одном месте.

По правде сказать, он и сейчас, учитывая пережитое в «проплешине», не особо представлял, в какую сторону следует двигаться. Сначала он был уверен в одном направлении и даже начинал движение; потом начинал сомневаться, и ему казалось, что идти нужно правее; затем – строго налево; минут через пять-семь – что ровно в противоположную сторону. Факторов, мешающих правильно ориентироваться, имелось несколько. Главным был лес, не имеющий никаких «особых примет» – ни мха с северной стороны деревьев, ни более пышной растительности с южной. Да и самих понятий «север» и «юг» в Учебке не было, равно как «запада» с «востоком» и всяких там промежуточных «зюйд-вестов» и иже с ними. Тут бы и компас наверняка не сработал. Но даже без компаса… Даже если ученый решил бы двигаться согласно основным ориентирам, как это делают путешественники, – по солнцу днем и звездам ночью, – то ведь и возможности использовать этот способ Аникей Александрович был напрочь лишен. «Какое солнце, какие, в бога душу мать, звезды! Вы здешнее небо видели?.. Считайте, вам чертовски повезло, если нет. Потому что…» Беспалый на мгновение поднял глаза, но тут же отвел взгляд… потому что туда вообще лучше было не смотреть. И ведь это так реагировал доцент Тавказаков – ученый, которому как раз должны были быть интересны такие явления! Что же говорить о простых смертных… Кстати, то, что Аникей Александрович был все-таки именно «кабинетным» ученым, а никаким, если уж честно, не сталкером, не путешественником и даже не обычным охотником-любителем или пусть хоть простым грибником, то это служило еще одним фактором, из-за которого он совершенно не умел ориентироваться в лесу. Он не догадался даже обламывать веточки, помечая свой путь, а потому ему уже не раз казалось, что он видит те же самые кусты-деревья, мимо которых проходил полчаса назад.

В итоге Беспалый понял, что заблудился окончательно. А сумрак был уже настолько густым, что нужно было срочно искать не дорогу домой, а место, где можно укрыться на ночь. Но только никаких нор! Аникея аж передернуло, и тут же заныл укороченный палец. К счастью, совсем рядом обнаружилось очень похожее на ель, хоть и не такое высокое, дерево, у которого разлапистые хвойные ветви свисали, подобно многоярусным юбкам. Нижняя «юбка» опускалась до самой земли, образуя самый натуральный шалаш – лучшего без топора и не сделаешь.

Тавказаков подошел, сунул в густую хвою ствол «Маши», пошевелил им и негромко позвал:

– Эй! Есть тут кто-нибудь?

Никто из «шалаша» не отозвался. Конечно, там мог сидеть кто-то, кто попросту не умел говорить, или, что, пожалуй, еще хуже, тот, кто этого делать не хотел, чтобы не спугнуть самостоятельно лезущую в лапы жертву. Но выбирать Аникею не приходилось. К тому же у него теперь был один патрон, который он предусмотрительно вставил в магазин сразу же. И ставший было бомжом сталкер Беспалый встал на корточки и полез в свое временное жилище.

Под «елкой», на осыпавшейся, совсем почти не колкой хвое, было очень мягко и уютно. А еще очень хорошо пахло – как под Новый год в детстве. И несмотря на то, что совсем недавно Аникей уже неплохо поспал, сон его сморил почти мгновенно.