Аникей Александрович искренне удивился, когда увидел свой укороченный на две трети мизинец, который снова выглядел пальцем, а не окровавленным пеньком, – настолько аккуратно заштопал его одноногий «доктор». Разве что ногтя этому микромизинчику не хватало, что, впрочем, давало даже некоторые преимущества – меньше стричь. Неожиданно подумав об этом, Тавказаков рассмеялся. Расцвел улыбкой и Грибок.

– Нравится?

– Да, спасибо, вы настоящий мастер! Шовчик снять – и будто так и было. Даже не болит.

– Ну, шовчик, придет время, снимем, а вот насчет «не болит» должен вас огорчить. Это пока действует обезболивающее. Потом все равно заболит. Не так сильно, как до этого, но достаточно. И какое-то время придется это терпеть.

– Дашь ему обезболину – делов-то! – заметил Брюль.

– Если совсем прижмет, то дам, конечно, – недовольно пошевелил бровями Грибок, глядя при этом на Аникея, будто именно он попросил таблеток. – Но обезболивающее у нас имеется только сильное, привыкнуть к нему – как два пальца… Ну, вы поняли мысль, я надеюсь?

– То, что я подсяду на эти «колеса»? – усмехнулся доцент. – Понял. Но ведь я у вас пока ничего и не прошу. Буду терпеть, сколько смогу. И вот еще… Даже неудобно. Я так и не спросил, как вас зовут. Я – Тавказаков Аникей Александрович. Можно просто Аникей.

– Ты теперь просто Беспалый, – хохотнул кто-то из сталкеров, и «доктор» закивал:

– Здесь и правда лучше без официоза. Вы – Беспалый, я – Грибок.

– И все же! – почему-то заупрямился ученый.

– Да я уже и не помню, – широко улыбнулся одноногий. – Но если уж вы так настойчивы, то Василий. Василий Сергеевич Жариков – только и всего. Как там в песне?.. «Конечно, Вася – стиляга из Москвы». Только я не из Москвы.

– И не особо стильный, – опять хохотнул кто-то.

– Верно, – согласился и с этим утверждением «медик». – Поэтому лучше все-таки Грибок. Мне так удобнее, поверьте. И сразу хочу закрыть еще один вопрос, а то я вижу, как вы на мои очки посматриваете. Да, они без стекол. Но я их ношу не потому, что идиот. Разве лишь самую малость. – Улыбка мелькнула на его лице и тут же погасла. – А к очкам я просто привык. Мне психологически в них легче. Даже будто и впрямь зрение улучшается, знаете ли. – Тут Грибок пошевелил вдруг широким носом: – А еще у меня неплохой нюх. И он сейчас улавливает нечто весьма аппетитное.

В помещении, то есть в пещере, имелось и что-то вроде камина – небольшой грот в стене с вытяжкой наружу. Там, пока Грибок занимался мизинцем Аникея, сталкеры уже не только развели огонь, но и успели нажарить мяса. Теперь, когда боль прошла, Тавказаков почувствовал одуряющий голод и, приняв приглашение, подсел к столу и мгновенно, не особо задумываясь о приличиях, вцепился зубами в кусок жестковатого, но показавшегося ему невероятно вкусным мяса. Съел доцент не менее четырех больших кусков, а когда увидел, что мяса больше нет, а его новые знакомые смотрят на него, как ему показалось, с осуждением, он потрясенно воскликнул:

– Простите меня! Я съел и ваши доли? Ох, как же мне…

– Перестань, – хлопнул его по плечу Злыдень. – Нам тоже досталось, не переживай. Меньше, чем обычно, но ничего, хватило. А тебе сейчас нужно сил набираться, операция хоть и пустяковая была, а все же – крови-то ты потерял не пару капель. Так что выбрось из головы свои интеллигентские комплексы и радуйся жизни.

– Спасибо, – растянул ученый губы в робкой улыбке. – Правда, спасибо.

Он выпил из большой металлической кружки воды и, ощущая приятную тяжесть в желудке, поднялся из-за стола и вернулся к лежанке.

– Палец-то еще не заболел? – озабоченно поинтересовался «доктор». – Вы смотрите, я хоть и говорил, что таблетки сильные, но не терпите через силу-то. Раз-другой примете – ничего не случится.

Аникею Александровичу внезапно пришла в голову любопытная мысль:

– А почему у вас только такое обезболивающее? Где вы его вообще берете? Откуда достаете одежду, оружие, все такое прочее? Или это то, что осталось от нас? Но вот, я вижу, автоматы у вас совсем незнакомой модели, мы такие не поставляли.

– «От нас»? – насторожился Злыдень. Он даже подошел ближе к лежанке. – Что значит «мы́ не поставляли»?

– Ты кто вообще такой, ёш твою вошь? – подхватил тут же и Колыч.

– Да, откуда такая синюлина? – с веселой, правда, искрой в глазах изобразил хмурое подозрение бородач Брюль. – Вылез из-под земли, навонял… Навешал нам лапши на уши, что заблудился, друзей потерял. А может, это «друзья» тебя к нам и подослали? Может, ты тоже вроде «урфина», только тайного? Утка подсадная, чтобы секреты наши выведывать?..

– Помолчи, Брюль, – скривился, как от кислого, Злыдень. – У нас только секреты и выведывать. Не смешно. Но ты, – с прищуром глянул он на слегка ошарашенного доцента, – и вправду, расскажи-ка о себе. И кто такие «мы», которые поставляют оружие, и что на тебе такое синее напялено? Не видал я у сталкеров из той Зоны, – ткнул он почему-то вверх пальцем, – такого прикида, а ведь ты нам вроде чирикал, что именно оттуда к нам слетел.

– Может, сначала вы ответите на мои вопросы? – обиделся вдруг Аникей Александрович. – Кто такие «урфины»? Где вы берете оружие? Откуда…

– Нет! – резко оборвал его Злыдень.

– Торговаться еще он будет, ёш, – тихо проворчал Колыч.

– Давай-ка, Беспалый, прогунди нам свою сказулину на ночь, – приготовившись слушать, опустился на корточки Брюль. – Только не очень страшную, а то не уснем.

– Никаких сказок! – припечатал Злыдень. – Я лажу сразу учую, веришь-нет?

– Но потом вы мне тоже расскажете, – сдался Аникей.

– А «потом» еще не настало, – философски изрек вдруг притихший было Грибок. – Тут ведь во многом и от вашей «сказки» будет зависеть.

– Знаете что? – внезапно улыбнулся Тавказаков. – А сами-то догадайтесь, кто я такой. Или слабо? – Он посмотрел на сталкеров, остановив взгляд сначала на Брюле, потом на Злыдне. – Вот вы двое – тоже из той Зоны. И кто же там поставлял вам оружие, а?

– «Контактеры», – сразу выпалил бородач, но Злыдень, неотрывно уставившись на Аникея, покачал головой и тихо, как-то даже зловеще произнес:

– Умники из лабы.

– Бинго, – перестал улыбаться Тавказаков.

– Вы – ученый? – выпятил на него и без того вытаращенные глаза Грибок.

– Ну да, – кивнул Аникей Александрович. – Нас было трое. Я ведь говорил уже про моих друзей, которые остались там, – он тоже ткнул вверх пальцем.

– Это туфта, – помотал головой Злыдень. – Умники не могут далеко отойти от лабы.

– Мы и не могли. Пока Зона не стала меняться.

– А вот отсюда – подробней, пожалуйста, – дернул себя за бороду Брюль.

И Тавказаков Аникей Александрович, как заправский лектор – собственно, такой опыт у него тоже имелся, – принялся внятно и доходчиво посвящать новых знакомых в события последних дней своей жизни, начиная с того момента, как их с коллегами посетили заблудившийся космический разведчик и разумный богомол.

Рассказ ученого произвел на сталкеров впечатление. Минуты две-три они сидели как пришибленные. Тавказаков, по правде говоря, даже не ожидал такой реакции. Впрочем, он заметил, что больше всего изменились в лице Злыдень и Брюль – бородач даже побледнел, – и это навело его на мысль, что в той, обреченной на вымирание Зоне у них кто-то остался из близких, вот они и переживают. Молчание первым прервал Злыдень, но сказал он то, чего Аникей не понял.

– Если там все передо́хнут, то и нам трындец.

Брюль кивнул. Колыч насупил брови.

– Ёш, – сказал он. – А че прям так-то? Не Зоной единой, чай…

– Мы-то с Ильей Николаевичем не оттуда, – поддакнул Грибок. Доценту не составило труда догадаться, что прозвучавшие имя-отчество принадлежали Колычу. – Ну, может, станет поменьше добычи, придется больше побегать…

– Особенно тебе, – буркнул Брюль.

– Так-то зачем? – обиделся одноногий. – Можно подумать, я бы отлынивал от охоты, если бы…

– Хватит! – раздраженно махнул рукой Злыдень. – Вы ведь оба и сами видите, что уже очень давно никто не попадает сюда из другого места, кроме как из той Зоны. Почему так происходит, мы не знаем, но это, мать его, факт. И не надо быть гребаным пророком, чтобы предсказать: без живности оттуда мы долго не протянем. Здешней травкой да корешками питаться не выходит, сами знаете.

– А грибы? – ляпнул вдруг Аникей, до которого стала наконец доходить суть проблемы.

– Не растут, – коротко бросил кто-то.

– То есть вы хотите сказать, – решил развить свою догадку ученый, – что здесь, в этой… ну тоже как бы Зоне, имеется лишь то, что попало сюда, как и сам я, из той? – Палец вновь машинально ткнул куда-то наверх. – Ну, как я понял, раньше попадало также и из других мест, а потом – лишь оттуда. Так?

– Не совсем, – сказал Злыдень. – Люди и животные – да. «Урфины» скорее всего тоже, то-то их меньше стало в последнее время. Все остальное, включая непригодную в пищу растительность, одежду, оружие, лекарства, а также, разумеется, монстров и аномалии, имеется здесь. Можно сказать, даже в избытке. Правда, аномалии эти – лишь название. Детские аттракционы, ни одной смертельной, веришь-нет? Покрутит, поплющит, пожамкает – да и выплюнет. Больше для того будто, чтобы бдительность не терял, не раззявливал варежку.

– Монстрюлины зато настоящие, – встрял в разговор Брюль. – Только я думаю, они не здешние, а тоже из Зоны.

– Частично – возможно, – мотнул головой Злыдень, – но многих я раньше, там, – кивок кверху, – не встречал.

– Постойте! – взмолился ученый. – Но как, откуда здесь берутся лекарства, оружие, еда? Кто те благодетели, что вас ими снабжают? И объясните же мне, наконец, кто такие «урфины»?!

Он даже сел в возбуждении на лежанке. Палец, кстати, как и предупреждал Грибок, снова начал болеть, но сейчас Аникей даже не обратил на эту боль внимания.

– Вот еды-то нам как раз никто не дает, – досадливо хмыкнул Колыч.

– А остальное… – вздохнул Злыдень. – Хрен его знает. Но кто или что бы это ни было – делает это не по доброте душевной.

– А для чего?

– Оружие и патроны – чтобы мы могли охотиться и не подохли с голоду, а также защищались от других сталкеров, ну заодно и тренировались – учились выслеживать, маскироваться, стрелять; одежда и лекарства – чтобы были здоровыми к нужному часу; аномалии и монстры – тоже для тренировки.

– Тренировки для чего?

– Для сражений с «урфинами», разумеется. Теперь уже для их тренировки. Ведь мы – всего лишь их спарринг-партнеры, веришь-нет? И, думаю, все остальное здесь, включая аномалии и монстров – тоже в основном для их, а не для наших тренировок.

– Почему? – глупо вырвалось у Тавказакова.

– Потому что это не просто Зона. Это специализированная, мать ее, Зона. Учебка.

– Для кого?!

– Да для «урфинов» же, сколько раз говорить? – вспыхнул в ответ Злыдень.

– Но вы так мне и не рассказали, кто такие эти «урфины»!

– А ты читал в детстве книжулину, – спросил с кривой усмешкой в бороду Брюль, – «Урфин Джюс и его деревянные солдаты»?

– Н-нет, не читал, – наморщив лоб, отмахнулся Аникей Александрович. – Возможно, в нашем мире ее не написали.

– Если кратко, там одному перцу, как раз этому Урфину Джюсу, достался волшебный порошок, оживляющий даже неживые предметы. Вот он и настрогал себе армию деревянных солдат, оживил их и пошел завоевывать мир. Ну, не весь мир, только свою сказочную страну, не суть. А суть в том, что какой-то Урфин Джюс и в реальности наловчился строгать солдатулин. Не из дерева, правда, а из живых людей, но ведут они себя точь-в-точь как деревянные, особенно поначалу. Вероятно, им отведена какая-то высшая цель – как раз, например, мир и завоевать, а для этого они должны научиться сражаться. Вот их и отправляют в Учебку, где все условия для этого и созданы.

– Но тогда «урфины» не они, – сглотнул Аникей, – а как раз тот или те, кто их создал. И кто создал здесь все остальное.

– Да как бы по уму-то и так, – сказал Брюль, – но не деревянными же солдатами этих-то чурбаков называть. Долго выговаривать. Вот и прижилось – «урфины».

– А… какие они?

– Самое страшное, что внешне они – такие же, как мы. Но только снизу, от шеи. А голова… Нет у них голов. Человеческих, в смысле. Да пусть бы даже обезьяньи, но и тех нету. Ртутные капли, вот что у них сверху – так же блестят, колышутся, меняют форму… И это жутко, скажу я тебе! Они же еще все голые… Ну, какой-то прозрачной пленкой покрыты. И вот, снизу нормальный вроде мужичулина, кто-то еще и с татухами, а выше глянешь – и прям блевать тянет. А бывает, что и бабы встречаются… – Тут в горле у Брюля булькнуло, он поперхнулся и принялся учащенно дышать. А потом просипел: – Нет, не могу. Вот этих уж точно лучше не видеть. – Он немного помолчал, сипя носом, а потом очень тихо произнес: – А ведь если мы выживем, то нас тоже такими сделают.

– А ну заткнись! – рявкнул Злыдень. – Это ты, мать твою, сказочник! Напридумывал хрени!..

– Да? – глянул на него с вызовом Брюль. – Ты же сам видел, как схватили Билда! Не убили, а поймали и увели. Куда? Зачем? Другие сталкеры пропадали. Куда? Монстры сожрали? А тряпочки-косточки где? И самое главное, ты же потом сам видел… – бородач сглотнул, – …видел же потом «урфина», разрисованного, как Билд.

– Я твоего Билда голым не разглядывал! – взъярился Злыдень. – А то, что на руках змейки похожи, так этих змеек кто только не набивает – и в фас, и в профиль, веришь-нет?

– У Билда змея была с надписью, – не унимался Брюль. – «Свобода или смерть». У того «урфина» тоже.

– Да где они, по-твоему, здесь «урфинов» делают?! И с какого хрена тогда остальных из других мест доставляют – из Лазаревки той же? Делали бы всех здесь!

– Здесь отбирают лучших из нас, отправляют в другое место, там из них делают «урфинов» – и…

– И опять сюда?.. – хохотнул Злыдень. – Тебе в логистики надо, сразу медаль дадут, веришь-нет?

– Ёш вашу! Хватит вам лаяться, – не вытерпел Колыч. – Что изменится, если узнаете? Скажете: «Не, я так не согласен, я домой пошел»?

– А я, простите великодушно, вообще не верю, что здесь кого-то чему-то учат, – скромно произнес одноногий лекарь. – По-моему, это просто цирк, представление. Кто-то оттуда, – подняв руки, пошевелил он пальцами, – за всем этим наблюдает и посмеивается. Весь мир, как говорится, театр, а уж наша помойка – тем более.

– Это ты потому, что из Центра культуры сюда попал? – оскалился Брюль.

– Да ну вас, – дернул Грибок подбородком. – Смотрите, плохо станете играть – спишут вас в отходы. Между прочим, это мое объяснение исчезновения тех самых сталкеров. И Билда тоже.

– Ну если уж Билд плохо «играл»! – воскликнул Злыдень. – Да он этих «урфинов» покрошил, как грязи!

– Это, возможно, еще не показатель хорошей игры. Излишняя порча реквизита опять же…

– Ёш твою вошь! – вскричал Колыч. – Давайте уже спать! Завтра, чую, наиграемся! А ну, тушите факелы!

– Нет-нет, – торопливо произнес Аникей Александрович. – Погодите! Я не понял главного: как все это происходит? Эти «урфины» – они что, нападают на вас? Но если они придут сюда, а их, как я понял, куда больше четырех, то они ведь вас сразу… Ну, вы меня поняли. А если не нападают, то зачем это делаете вы?.. А другие сталкеры? Вы говорили про других… Где они? Может, это как раз они провоцируют «урфинов»? Опять же, зачем? Объясните, а то я не засну.

– Вот уж напугал! – проворчал Колыч. – Не заснет он… Слазь тогда с моей лежанки, ёш твою вошь!

– Пожалуйста, – стал подниматься ученый, но Злыдень, подскочив, надавил ему на плечи и вновь заставил сесть.

– Ты вот что, Колыч, – повернул он голову к Илье Николаевичу. – У нас ведь как, да ты и сам знаешь: за язык никто никого не тянет. Но уж коли ты этот язык сам высунул и перед людьми потряс, то будь добр – за то, что вытряс, ответь. Ты ведь сам свою шконку Беспалому предложил, так?

– До завтра только, – буркнул Колыч.

– А сейчас уже завтра?

– Покуда нет. До полуночи два часа еще, пускай остается.

– Ага… То есть до нуля часов ты еще потерпишь, а как стрелочки сойдутся, дашь ему пинка? Молодец! Вот это по-нашему, по-сталкерски! Сталкер слово дал, и, ежели ему напомнят, конечно, он его до последней буковки выполнит. Настоящий ты сталкер, Колыч. Да что там сталкер – настоящий мужик, хозяин своему слову! Рад я за тебя. Веришь-нет?

– Не верю, – засопел Колыч. – И не надо со мной, как с дитем малым. Никого я никуда не сгоню, пусть хоть месяц лежит. Это я так ляпнул, с обиды: я человеку добро сделал, а он спать мешает. Это как, по-правильному?

Аникею Александровичу стало не по себе. Его приютили, подлатали, лежанку уступили, а он своим любопытством довел и впрямь сделавших ему добро людей до ссоры. Поэтому он снова, уже решительно, отстранив протянувшего руки Злыдня, встал и подошел к Колычу.

– Простите, я в самом деле не прав. Ложитесь на ваше место. И гасите, если нужно, факелы. А мне бросьте, пожалуйста, вот тут, возле стены, какие-нибудь куртки, чтобы не на голом камне лежать.

– Послушайте! – вспыхнул, перейдя вдруг на «вы» Колыч. – Не нужны мне ваши, ёш, уступки. И извиняться передо мной не надо. Идите и ложитесь! А наговориться успеете еще. Если завтра «урфины» не подстрелят.

– Колыч!!! – взревел Злыдень. – Ты у меня сейчас точно дотреплешься! За такое карканье язык вырывают!

– Я сказал «если», – стушевался провинившийся, понимая, видимо, что и впрямь перегнул палку.

– А будешь пререкаться, пойдешь на улицу спать!

– Молчу, – буркнул Колыч и, отойдя подальше, бросил возле стены пару курток, повалился на них, демонстративно отвернулся и засопел.

Тавказаков обвел всех виноватым взглядом:

– Если и правда уже пора спать, если вы хотите…

– Да мы теперь после твоих рассказов не сразу и уснем, веришь-нет? – сказал Злыдень. – Так что давай, спрашивай, что хотел.

– Но покороче все ж, – на всякий случай добавил Брюль. – Не про современное мироустройство с учетом открывшихся данных. Вы, умники, любите такие хренулины.

– Нет-нет, я коротко, – успокоил сталкеров Аникей.