В результате недолгих споров, а с учетом наличия ученых степеней большинства собеседников, можно сказать, по итогам дискуссии, решили, что искать выход наобум – это все-таки не выход. Хоть это и звучало каламбуром, на самом деле несло в себе очевидное зерно истины. А чтобы можно было хорошенько все обдумать, обсудить, где, наконец, можно было элементарно прилечь отдохнуть после бурных обсуждений, требовалось то самое жилище.

– В конце концов, вынужден с вами согласиться, – кивнул Сысоев. – Я реалист, и как бы мне ни хотелось отсюда скорее выбраться, вынужден признать, что вряд ли это удастся сделать… – тут кто-то нервно сглотнул, но профессор закончил: – …в течение часа. И даже суток. А возможно, и недели, как знать. Поэтому – да, спать нам в любом случае где-то придется.

– Не под елкой же! – захохотал Дед.

– Тебе там самое место, клоун, – буркнул Аникей, так и не сумевший до конца простить Каткову «Аньку».

– Под елкой же Дед Мороз, – возразил было тот, но радостно вдруг заморгал. – О! Точно! Дед же! Мороз же Дед! Так сказать, в самую точку! Мне под елкой самое место.

– Я бы сказал, где тебе самое место… – прошипел Беспалый.

– Ну, ребята, ну хватит же! – взмолился Олег Дмитриевич. – Аникей, ты как старожил скажи лучше, куда нам идти?

Тавказаков подумал, повертел головой и махнул рукой:

– Туда.

– Ого! – уважительно посмотрел на него Тетерин. – Здорово ты ориентируешься. Для меня повсюду лес одинаковым кажется.

– Для меня тоже.

– Но…

– А какая разница, в какую сторону идти, если везде все одинаковое? Не стоять же теперь здесь столбами.

– Если куда-нибудь пойти, – глубокомысленно изрек Дед, – то обязательно куда-нибудь придем.

– Нам бы только не закружить, – нахмурился профессор Сысоев. – Когда ориентиров нет, сами знаете, что может получиться.

– А я буду зарубки оставлять, – достал нож Катков. – Даже если, так сказать, крутанемся разок, то в следующий раз уже с поправкой пойдем.

Идея была так себе, но других ни у кого не имелось. На том и порешили. И пошли в ту сторону, куда указал Аникей.

Он рассказал друзьям, что аномалии в Учебке, по слухам, не смертельные, но проверять это на себе никому, понятно, не хотелось. И чтобы не рисковал постоянно только тот, кто идет впереди, решили почаще меняться. Юлию Алексеевичу, правда, возглавлять группу не давали, и он, повозмущавшись сначала, махнул все же рукой и вынужден был уступить.

В аномалию влетел Николай Николаевич. Влетел – и взлетел. Он повис метрах в четырех над землей, вопя и дергая конечностями.

– Замерли! – крикнул Беспалый, видя, что коллеги бросились к Деду.

Сысоев с Тетериным остановились, но обернулись к коллеге с недоуменными лицами.

– Но ведь он!.. – махнул рукой Тетерин.

– Да, он, – кивнул Аникей. – А вы что, тоже к нему хотите?

– Нет, – мотнул головой Олег Дмитриевич и потупился: – Мы машинально… – Он обратился к Сысоеву: – Юлий Алексеевич, давайте отойдем. Аникей прав, так мы Николаю не поможем, а сами…

– А кто мне поможет? Кто?! – завопил Дед. – Я не умею летать! Я авиационный инженер, а не летчик! Меня сейчас в космос унесет!

– Никуда тебя не унесет, – сказал Беспалый. – Ты на месте висишь. Вот и повиси пока, не дергайся. Хотя можешь дергаться, но не ори. Думать мешаешь, инженер.

Как-то так получилось, что Тавказаков и впрямь стал фактическим лидером их небольшого отряда. Видимо, даже то недолгое время, что он провел в Учебке, те испытания, что успел тут пережить и вынести, изменили его психологию. Он интуитивно почувствовал, что более опытен сейчас, чем его коллеги, – опытен именно в качестве сталкера, а потому почти машинально и взял на себя роль командира. Друзья, видимо, чувствовали то же, поэтому никто против его лидерства не возражал.

– У тебя есть идеи? – спросил Юлий Алексеевич.

– Да, одна имеется, – проговорил Аникей, вынимая из ножен длинный широкий тесак, и мысленно поблагодарил Злыдня, который посоветовал без ножа даже в сортир не ходить. Сам-то ученый считал эту болтающуюся на поясе железяку помехой и лишней тяжестью: монстра им все равно не убьешь, картошку чистить неудобно, да и нет ее здесь… А вот, пригодилась.

Он выбрал молоденькое деревце, похожее листьями на ольху, только у этого они были совсем круглыми, срубил его и отрезал лишние ветки. Получился длинный прут, которым, по прикидкам Беспалого, как раз можно было дотянуться до Деда.

Вытянув перед собой «ольху», ученый стал медленно приближаться к аномалии. Шаг, еще шаг, еще… Прут коснулся чего-то податливо-упругого, его кончик слегка согнулся. Тавказаков сделал еще один шаг. Деревце изогнулось сильнее, но дальше не подалось. Беспалый осторожно приблизился к опасной зоне, не доходя метра-полутора до того места, где начал сгибаться прут. Он поднял его, но наклонить смог на те же метр-полтора, дальше не позволяла невидимая упругая субстанция – по ощущениям, будто сгустившийся воздух. От кончика «ольхи» до встревоженно наблюдавшего за этими операциями распластанного Каткова оставалось метра два.

– Ты приблизиться можешь? – спросил у него Аникей.

– Ка-аак?.. – жалобно проныл Дед, сделав пару движений, не приблизивших его к цели ни на сантиметр.

– Лежи пока, – сказал ему Тавказаков, – получай удовольствие.

Сам он отошел к коллегам:

– Снимаем пояса.

Профессор Сысоев и доцент Тетерин поняли его задумку. Сняли брючные ремни, протянули их «командиру», который тоже освободился от пояса.

Аникей связал три пояса, прикрепил их к концу прута, посмотрел, покачал головой:

– Не хватит. – И поднял голову к Деду: – Снимай свой ремень и бросай сюда.

Катков тоже понял задумку Беспалого и со вспыхнувшей в глазах надеждой, смешно бултыхаясь в воздухе, снял пояс и кинул. Размах у него из лежаче-висячего положения получился никаким, и ремень «завис» метрах в двух от него.

– Ой, – сказал Дед. – Беда-то какая.

Аникей вздохнул, поднял свою «удочку» и, сделав несколько неудачных забросов, наконец приноровился и сумел сбить связкой ремней пояс Каткова на землю. Затем привязал его к ним тоже и забросил «удочку» уже в надежде выловить рыбку покрупней. В первый раз он немного промахнулся. Во второй Дед не сумел ухватить «снасть». На третий же, как и положено в сказках с хорошим концом, все вроде бы получилось, Катков схватился за свой же ремень, и Беспалый потянул бедолагу на себя. И тут, «проехав» немного по «сгущенному воздуху», Дед вдруг разжал руки. Снасть отпружинило назад.

– Ты чего? – крикнул Аникей.

– Так это… – замямлил Николай Николаевич. – А как я, так сказать, потом-то?..

– Когда потом? Нашел время о будущем думать.

– Так я о близком будущем. О непосредственно грядущем, если можно так выразиться.

– Нельзя. Потом будешь выражаться, а сейчас лови ремень и держись крепче. – Беспалый стал делать «удочкой» новый замах.

– Не буду! – завопил Дед. – Не бросай, я не стану ловить!

– Это еще почему?..

– Николай, ты правда, с ума-то не сходи! – крикнул доцент Тетерин. – Что это еще за капризы? Понравилось там висеть?

– Висеть лучше, чем с такой верхотуры грохнуться, – жалобно проныл Катков. – Я же косточек потом не соберу. У меня и так голова ранена.

– Ах, вот оно что, – почесал в затылке Аникей. Высота и впрямь была немаленькой, для нетренированного к прыжкам человека ногу сломать – нечего делать, а в случае неудачного падения – и шею. – Ну, жди тогда. А вы, друзья мои, – обратился он к коллегам, – идите мне помогать.

Он повел их к ближайшей «елке» – такой же, под ветвями которой провел минувшую ночь.

– Я буду рубить, – сказал он, – а вы носите лапник к аномалии и складывайте горкой. Только осторожно, сами не воспарите.

Сысоев с Тетериным сделали по шесть ходок, когда Юлий Алексеевич сказал:

– Давайте еще возьмем каждый по ветке – и хватит, пожалуй. А то мы сделаем такую гору, что с нее тоже будет опасно спускаться.

Посмеялись, Беспалый отрубил от «ели» еще три лапы, и ученые пошли к аномалии. А оттуда раздался вдруг вопль Деда:

– А-аа!!! Не-еет!!!

Потом что-то глухо шмякнуло, будто упал мешок с песком, и снова завопил Катков:

– А-аа!!! Больно-то как!..

Побросав ветки, ученые бросились на крик. Возле большой кучи лапника стоял Николай Николаевич Катков и, шипя и морщась, потирал зад.

– Ты чего не подождал, дурень? – набросился на него Аникей. – То боялся, а то вдруг осмелел, когда не надо.

– Это она не подождала, а не я! – простонал Дед и пнул воздух. От резкого движения он заохал и опять зашипел.

– Аномалия исчезла, – сказал профессор Сысоев, но это все и так уже поняли.

– Идти сможешь? – спросил у Деда Тетерин.

– Сидеть не смогу, – буркнул тот.

– А рассиживать и некогда, – сказал Тавказаков. – Если двигаться можешь, то давайте не будем терять время. «Воздушная подушка» была всего лишь шуточкой Учебки. Если до темноты жилье не отыщем, будет куда серьезней.

– Ничего себе шуточки, – вновь потер зад Катков.

– А почему «воздушная подушка»? – поинтересовался Сысоев. – Уже приходилось сталкиваться?

– Нет, просто ассоциация в голову пришла. Да и надо же как-то назвать. Что ж мы – потом так и будем говорить: «Та аномалия, с которой свалился Дед и отшиб себе задницу»?

– Не надо так говорить, – проворчал Николай Николаевич.

– Вот и я к тому же. А еще нам неплохо бы придумать название и для нашей группировки. Здесь они как раз такие, малочисленные, по три-четыре человека. Я, между прочим, и для той группировки, что меня приютила, название придумал – «Промедление».

– Нам такое не подходит! – замотал головой Дед, забывший уже, похоже, про ушиб. – Мы, так сказать, медлить не любим. Мы не тормоз, мы – огонь!

– Ага, – усмехнулся Беспалый. – Аж дым из одного места.

– Кстати, «Дым» – неплохое название, – сказал Тетерин. – Емкое, едкое, туманно-загадочное. Будем «дымными». Или «дымчатыми»?

– «Дымчатые» – это уже что-то попсовое, не сталкерское, – поморщился Дед. И тут же быстро добавил: – Но это лишь мое мнение!

– Постойте, – нахмурился профессор Сысоев. – Но у нас ведь уже имеется название – «космиты».

Доцент Тетерин тоже нахмурился. Не глядя на старшего коллегу, он произнес:

– Мы ведь сами решили расстаться… мы ведь сами вышли из той группировки, разве нет?

– Мы же их не бросили в беде! Это было общее, взвешенное решение! Вы ведь тоже…

– Да я же вас не обвиняю! – досадливо махнул рукой Тетерин. – Простите, Юлий Алексеевич… Я никого ни в чем не обвиняю, просто хотел напомнить, что «космитов» больше нет. По крайней мере, мы – больше не «космиты». Из нас и в космосе-то никто не был. Так что, думаю, «дымные» будет в самый раз.

– Лично у меня «дымные» вызывает нехорошую ассоциацию, – поморщился Сысоев.

– «Дымные черви»? – догадался Олег Дмитриевич.

– Именно. Неприятно, знаете ли. Может, лучше «туманные»? Как раз, как вы сказали, туманно-загадочное.

– Ну, «туманные» так «туманные», – пожал плечами Аникей Тавказаков. – Все согласны?

Ответить ему не успели. Перед так и оставшейся безымянной группой выросли вдруг, будто грибы, шесть мускулистых мощных фигур, голых, но словно обернутых пленкой, с черными автоматами наперевес. Четверку друзей они стремительно взяли в сжимающееся кольцо. Но еще до этого Николай Катков заполошно выкрикнул:

– Я не могу на такое смотреть! Что у них с головами?!