– Мультик, что же ты натворил!

Натворил, конечно, не кот, а сам Горшок, не закрыв как следует дверку вентшахты. И вот теперь он сидел посередине поляны, а кот устроился у него на коленях и тихо мурчал.

– А не надо было меня бросать, мур-р-р… Я просто пошел с тобой, и все, мур-р-р…

Нет, конечно котей говорить не умел, но Мишка понял его мурлыканье именно так.

– Да не бросал я тебя! Только не надо со мной ходить было. Тут опасно. Вот облезешь потом, будешь знать. Заболеешь.

– Мур-р, ну и что? Зато я сейчас с тобой, рядом. А без тебя мне плохо, мур-р-р…

– И мне без тебя плохо. Ты один мой друг, родное существо.

Если не это кошачье уютное «мур-р-р», Мишка, наверное, сошел бы с ума от страха. Тогда, увидев перед собой Хранителя, он ломанулся прочь, не разбирая дороги и не думая, куда он бежит. Опомнился Мишка только тогда, когда понял – заблудился. И вот сейчас Горшок сидел на поваленном дереве посередине поляны и пытался придумать, что ему делать дальше. Лес стоял вокруг темной, почти черной стеной, и Мишке казалось, что оттуда на него смотрят тысячи голодных глаз. Смотрят, оценивают, насколько он для них ценная и вкусная добыча. Но Мультик был спокоен, и Горшок успокоился тоже: в конце концов, кот первым заметил бы опасность.

В одном Мишке повезло: было утро, вернее, уже день. Холодный ноябрьский день. Серое низкое небо, короткие дни и длинные ночи… Страшно было уже от одной мысли, что пришлось бы заночевать тут. Наверное, проще сразу лечь и умереть.

Словно насмехаясь над Мишкиными страхами, где-то рядом заухало, потом раздался громкий «чпок» и утробное чавканье. Бр-р-р… Надо же было так влипнуть. Но сидя на одном месте выхода не найдешь, и Горшок решился: надо идти. Есть же у этого леса конец? И если он не трогает петроградцев, то, может, и его, Мишку, не тронет? В любом случае: двум смертям не бывать.

Осталось выбрать направление. Куда идти, Горшку было все равно, поэтому он просто встал, закрыл глаза и несколько раз повернулся вокруг себя. Остановился.

– Вот туда я и пойду. Мультик, как тебе та сторона?

Кот принюхался и зашипел.

– Не нравится. А если вон туда? Вроде тропинка есть.

Кошара не отреагировал, и Мишка решил, что направление верное. Тропинка шла посередине того, что когда-то было аллеей.

Деревья по бокам тропинки были хвойными, но Мишка в жизни бы не догадался, к какому виду они относились. Изогнутые, изуродованные стволы, пожелтевшие кривые иголки… Сосны? Елки? Или еще что-то? Кто теперь разберет. Не удивительно, что ни одно из этих деревьев не облюбовали для гнезд птицы, а на земле лежала лишь опавшая хвоя. Горшок на месте живности тоже бы не стал тут селиться – неуютно. Если, конечно, сами эти крючки не сменили окрас и не перешли в разряд плотоядных. А что? Мишка бы ничему не удивился. Оставалось надеяться, что это не так, Мультик, кстати, ничего подозрительного пока не унюхал.

Вот и очередная поляна. Горшок постоял немного в тени деревьев, размышляя, пересечь ее, или обойти по кромке леса.

– Слушай, Мультяра, ты, наверное, думаешь, что люди до жути странные, да? Я иногда тоже так думаю. Посмотри, что они тут наворотили! Жути, что ли, не хватало?

Тот, кто задумал эти композиции, вряд ли хотел нагнать страха на тогдашних посетителей. Но это тогда. Тогда по саду гуляли толпы туристов, и шум стоял не от веток, раскачиваемых ветром, не от криков неведомой живности, шум – смех, разговоры, топот детских ножек – шел от людей, живых, из плоти и крови. Хотя и тогда тоже Горшок не хотел бы оказаться тут ночью. На поляне, прямо посередине, на пеньках стояло, или сидело, точно понять было невозможно, несколько фигур. А вернее, лежали (ведь о камнях говорят именно так: лежали?) несколько крупных голышей. Голова, туловище, руки и ноги – все из округлых камней разного размера. Все выглядело удивительно правдоподобно, сразу видно, не динозавры какие это – человеки. И вот теперь эти самые человеки были тут хозяевами, сидели и решали, пустить Горшка через поляну или нет, по крайней мере, Мишка был в этом стопроцентно уверен. И ему не очень хотелось попасть в каменные лапы к этим монстрам. Мультик его настроение разделял полностью: шипел в сторону фигур, жалобно мявкал, а потом и вовсе забрался Мишке под плащ.

– Эй, осторожнее! Когтями своими!

Кот слово «осторожнее» понял по-своему, устроился на Мишкиной шее поудобнее, словно и был ее настоящим хозяином. Теперь на его присутствие намекал лишь небольшой горб в районе седьмого шейного позвонка на Горшковой спине.

– Партизан, а, партизан, что скажешь, если по краю этих страхолюдин обойдем? Как?

Мультику и это не нравилось. Но выбор был небольшой, вернее, его не было вовсе. И Мишка шагнул в сторону.

В этот момент на поляну спланировала крупная птица. Откуда она взялась, Мишка не понял, вроде и нет никого рядом. Или он просто чего-то не заметил? Птица походила по траве, что-то там поискала и собралась уже восвояси, но далеко улететь ей не дали: из черноты, как раз метрах в десяти от того места, где сейчас стоял Горшок, метнулось огромное щупальце и… Был пернатый – нет пернатого. Только хруст и знакомое уже чавканье. Или не чавканье, а что-то другое, но Горшку это было малоинтересно и уж точно – совсем не хотелось узнавать.

Мишка в мгновение ока оказался на тропинке, словно и не уходил с нее. Он еще никогда в жизни так не прыгал: метра на полтора, спиной назад и с такой точностью. И даже не упал. И хорошо, что не упал, иначе не миновать бы ему конфуза, а мокрые и грязные штаны – то еще удовольствие, особенно зимой.

– Котей, ты – дезертир. Оставил меня одного, а сам спрятался. Теперь готовься к марш-броску.

Горшок собрался с силами и побежал, стараясь не смотреть на каменных истуканов. Он был готов и «ура» от отчаяния закричать, да только от этого наверняка стало бы еще страшнее. Краем глаза он заметил, что монстры медленно, очень медленно поднимаются со своих постаментов, разворачиваются в его сторону… Шаг, второй… Куда там с их скоростями догнать до смерти напуганного Мишку! За ним бы сейчас и сам Усейн Болт не угнался.

На краю поляны Горшок остановился, хотя на самом деле ему хотелось одного – бежать дальше, от этого места, от этих обжористых лиан, от этого гребаного Ботанического сада! И как только петроградцы ходят сюда? Еще и работают? Моркошку-картошку выращивают? Цветочки собирают? Совсем ничего не боятся? Или знают, куда ходить не надо? Горшок бывал в теплицах, устроенных на территории сада. Там и рядом ничего такого жуткого не было!

Мишка оглянулся назад: фигуры опять застыли на своих местах – неподвижные, мертвые. Может, и не двигались они вовсе? Может, все это ему только показалось от страха?

Хвойники на этой стороне поляны закончились. Тут вообще не было высоких деревьев. Кустарники, высокие, давно не стриженные. И очень красивые: на дворе ноябрь, а они, почему-то еще не скинули до конца листву и теперь радовали глаз удивительным сочетанием алого и золотого.

Через мостик Мишка перешел на другую сторону небольшого оврага. Двигался он осторожно, боясь теперь собственной тени, но все было спокойно. Даже слишком.

– Точно надо ждать какую-нить подлянку!

И как в воду смотрел. Подлянка – не подлянка, но это место Горшку не понравилось. Наверное, он попал в самый заброшенный угол сада – оранжереи, что стояли по бокам тропинки, точно не ремонтировались со времен Петра Первого! Живописные развалины не вызывали страха, скорее – тоску. Ту самую, которую называют смертной. Постоишь рядом с ними, и станет ясно: нет у тебя будущего, человек. Карабкайся – не карабкайся, пыжься – не пыжься, все, ты – прошлое, вымирающий, никому не нужный вид. Короче, иди уж сразу и вешайся, чего ждать-то?

В планы Горшка вешаться не входило. Но этот участок пути дался ему очень тяжело.

– Мультик? Котей? Ау! Ты как там? Может, передохнем немного?

Поляна, на которой они с котом обустроились, была обычной, без сюрпризов, видимо, черное, злое сердце Ботанического сада они уже миновали. Мишка это знал точно: его поразительное умение определять опасность в туннелях наконец-то заработало и наверху. Он уселся на полусгнивший пенек и вытащил кота из-за шиворота.

– Прогуляйся. Ты что, думаешь, пушинка, да? У меня уже спина отваливается!

Кот был недоволен, что его так беспардонно потревожили, но Мишка был непреклонен: все, поездил, и хватит, хозяину тоже надо отдыхать.

Пока нет никакого форс-мажора, можно и обдумать ситуацию.

Это вот что получается? Хочешь ты, не хочешь, а что должен сделать, все равно делать придется? Не мытьем, так катаньем, а судьба, или что там еще, заставит ее слушаться. Вот не хотел Горшок на Выборгскую. А теперь у него и выхода нет – только туда. Вернуться на Петроградскую? Хранитель не всесилен. Да и он не будет преследовать бедного любопытного юродивого, особенно если тот сумеет правдиво наврать. А Мишка сумеет, и даже знает, что именно. Конечно, все равно от Витьки потом бегать придется, мало ли что этот маньяк придумает. Но это уже и не так важно. Тем более что, может, и Витьки-то никакого не станет. Хранителя, то есть. Не зря же все это замутилось…

Но сейчас на Петроградскую никак. Он просто уже не дойдет. Все, путь закрыт, Горшок чувствовал это так же ясно, как и то, что хочет есть. «А в тюрьме сейчас макароны дают…». Эх, Аркадьевна, сейчас бы твоего супчика.

– Мультик, ты тоже есть хочешь, да? А у меня и молочка налить тебе не в чего…

Сам Мишка пить молоко не стал, оставил коту. Мы в ответе за тех, кого приручили.

– Все, кот. Перекурили, и хватит. Ты дальше как? Пешим ходом или опять в захребетники?

Мультик предпочел пеший ход: никакой опасности он не чувствовал, зато вокруг было столько всего интересного! Вот из трухлявого пня вылезло что-то. Пахло ничего себе так, съедобно. Кошак осторожно тронул существо лапой: разрешите познакомиться? Ай! Кусается! Кот лапу отдернул, но от паучка – это был паук – не отстал.

– Мультик, кис-кис, не отставай!

Двинув обидчика на прощание лапой, котей побежал догонять Мишку.

А тот стоял на краю очередной поляны. Такого ужаса, как на той, первой, он не испытывал, хотя тут тоже были и каменные монстры, и заброшенный дом, и стая черных птиц, ворон, наверное, гуляющих прямо перед этим домом. И еще фонтан. Или бассейн? Сейчас уже сложно было разобрать.

Мультик задержался около хозяина ровно на секунду, а потом бросился прямо в самую середину ничего не подозревающей стаи. Мясо! Еда!

Вороны нападения не ожидали. И не сразу сообразили, что эта рыжая мелочь имеет вполне серьезные намерения: поймать и сожрать! Поэтому стая сначала просто поднялась вверх и перелетела чуть подальше. Кот тут же прыгнул за ними, схватил за крыло ближайшего к нему вороненка. И вот тут началось. Бедный Мультик очень быстро пожалел о содеянном: птицы набросились на него всей стаей и заклевали бы насмерть, но Мишка, сообразив, что охота его подопечного к добру не приведет, бросился на помощь.

Вид у кота был плачевный, потрепанный. Но он еще легко отделался, птицы не успели пробить его оборону, поэтому на тщедушном тельце были только синяки да ссадины.

Но все это Горшок рассмотрел уже тогда, когда убрался с поляны. Ему досталось сильнее: шишка на голове и поклеванная с тыльной стороны ладонь.

– Железные у них клювы-то что ли?

Рука кровоточила, но не сильно. Тряпицу, перевязать руку, он нашел, а вот обеззараживать пришлось старым, но верным способом. Благо, что после таких приключений недостатка в «стерилизовочной» жидкости не было.

– Вот обоссу тебя сейчас тоже! Чтоб заразу смыть, и будешь знать!

Угроза, это была всего лишь угроза: меньше всего Горшок хотел таскать у себя на закукорках воняющего мочой кота.

Впереди был город, Мишка уже видел сквозь кусты чистое пространство. «Садовые» приключения закончились. Что-то им приготовила теперь вторая столица? В том, что приключения только начинаются, Горшок ничуть не сомневался. Он примерно знал, что может ожидать его среди развалин. Но если в Блокадника, Кондуктора и прочих экзотических монстров он верил с трудом и относил все рассказы про них к разряду баек на охоте, то вот собачек он отнес сразу и безоговорочно к опасности реальной. И не дай бог встретиться с ними. Не убежать, не спрятаться. Конец.

Плохо, что Горшок не знал Питера. От слова совсем. Слишком мало времени он тут прожил, слишком далеко от посещения музеев и прочих достопримечательностей лежала сфера его интересов. Вот за это и приходилось сейчас ему расплачиваться.

– Кис-кис. Мультик? Хватит яйца мыть, и так блестят, иди ко мне.

Кот бросил вылизываться и прыгнул Мишке на руки. Шерстка у него была чуть влажная после умывания: все это время Мульт старательно стирал с себя птичьи запахи, заодно и зализывая синяки и ссадины, оставленные их клювами.

– Эх, нализался ты разной дряни! Заболеешь теперь. Сам виноват, надо было дома оставаться.

– Мур-р-р, и вовсе не надо. С хозяином хорошо, без хозяина тоскливо, мур-р-р.

– Ладно, хватит мурчать, забирайся-ка ко мне под плащ, сейчас не до прогулок будет.

Котей отказываться не стал, и через мгновение уже устраивался там поудобнее.

Скелеты в проржавевших автомобилях Мишку совсем не напугали. Смерть – дело житейское, и жизнь штука опасная, от нее умирают. Раньше ли, позже ли, но курносая за всеми явится. Работает без выходных, бедняга. Да и работа – тьфу, мерзкая. За такую надо молоко бесплатно выдавать. Мост, ведущий на другую сторону реки, был цел. Относительно. Конечно, проехать по нему уже не получится, но перебраться на другую сторону попробовать можно. Осторожно, крепко держась за перила и стараясь не смотреть вниз, на тяжелую, маслянистую воду, Мишка миновал опасный участок. Все. Теперь только добраться до Выборгской. А как туда дойти, он не имел ни малейшего представления. Оставалось надеяться на удачу и на то, что кто-то называет по-научному интуицией, а кто-то – просто чуйкой.

От моста дорога шла по прямой. Справа – развалины, слева – какой-то сквер. И как только народ тут не блуждает? Мишка запомнил городские улицы шумными, веселыми: топот ног, музыка и реклама по радио у торговых центров, «попердывание» автобусов, почти бесшумное шуршание по асфальту престижных иномарок. А сейчас было тихо. Нет, звуки были, но совсем не «городские»: клекот какой-то птицы, собачье потявкивание, шорох оседающего кирпича. Это были звуки мертвого города, и Мишке, несмотря на то, что по пути он никого пока не встретил, было жутко. Как на кладбище ночью.

Собачий лай он услыхал, когда уже почти миновал сквер. А потом почти сразу же увидел и их самих. Стая, не меньше, чем в двадцать особей, неспешно трусила по проспекту. Мишку они пока еще не заметили. И, слава богу, он находился от них с подветренной стороны, так что чуток форы у него было.

– Что, Мультик, включаем четвертую скорость?

Бежать было совсем не далеко: единственное уцелевшее здание, красивый голубого цвета храм, был всего в нескольких десятках метров. Только бы он был открыт, только бы…

Мишка захлопнул створки ворот прямо перед носом вожака. Получили?!

Псы не унимались долго, и если бы не ворота, обитые металлическими листами, и крепкий металлический же запор, не известно, чем бы еще все закончилось.

В храме было темно, и Мишка, чтоб хоть чуть-чуть осмотреться, достал свой фонарик. Удивительно, но до этого ему еще ни разу не приходилось бывать в церкви. Ни на службе, ни, тем более, как экскурсанту. Горшок не был атеистом. Наоборот, он верил в Бога, верил, несмотря на то, что многие утверждали – Бог отвернулся от людей, отказался от них, бросил. Мишка считал, что такого просто не могло быть. Но верил он, хоть и искренне, по-своему, молитв не знал, обрядов не соблюдал, и, вот, в храме оказался только в первый раз.

Удивительно, но церковь не разграбили. Может, и забрали что из утвари, но иконы были на месте, и даже в драгоценных окладах. Ценитель прекрасного из Мишки был никакой. Он мог полюбоваться переливающимися самоцветами в окладах старинных икон, но вот сами картинки для него ничего не значили, лики казались слишком строгими, неживыми. Словно он попал не в храм, а на кладбище, где на каждом памятнике был портрет покойника. И все-таки тут Мишке было спокойно.

Собаки ушли, но Горшок подождал еще немного, для гарантии. И только потом осторожно открыл дверь, огляделся и вышел.

Солнце уже приближалось к горизонту, надо было поторапливаться. Мишка вышел за ограду, окружавшую храмовый комплекс, и…

Мишка умер. Как и следует в таком случае, душа покинула бренное тело, но уходить далеко почему-то не спешила. Никаких тебе темных туннелей, полетов… Просто стояла рядом и наблюдала, как к мертвому Мишке подошел Петр Алексеевич Романов, он же Петр Первый, собственной персоной, прошу, как говорится, любить и жаловать. Не живой, само собой, а памятник. Он, этот памятник, медленно, со скрипом склонился над новопреставленным Горшком, осмотрел, только что не обнюхал его, а потом повернулся и пошел прочь…

Горшок открыл глаза. Петр Первый хитро взирал на него со своего постамента на противоположной стороне проспекта.

Чего только не привидится!

Мишка вскочил, заметив, что мертвым он был совсем не долго, даже замерзнуть не успел, поправил плащ, сумку и хотел было бежать дальше. Но тут его взгляд наткнулся на обглоданный скелет, и золотую чашку, явно украденную покойником из храма.

Выборгскую Горшок нашел на удивление быстро, наверное, это была ему награда за все, что он пережил этим длинным днем.