Глава 13
«Достучаться до небес». Что делать, если появился вопрос к президенту…

О том, как именно известные в России люди восприняли мою ситуацию, что сказали об этом, а также о том, как пробиться к президенту и стоит ли это делать

Тем временем в Москве в независимом пресс-центре состоялась пресс-конференция «Не стремитесь в президенты – окажетесь за решеткой». В пресс-конференции приняли участие председатель Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева, мой адвокат Татьяна Проценко, моя жена Марина и сын Александр.

Людмила Алексеева сказала следующее: «…На первый взгляд, преследование Донского укладывается в общую кампанию, развернутую против мэров краевых и областных центров России. Однако Александр Донской – единственный градоначальник, чьи интересы мы отстаиваем и в защите которого принимаем участие. Донской – политический заключенный. Формально ему предъявляют неполитические обвинения. Но в Уголовном кодексе РФ политических статей как таковых сегодня нет. Власть просто пытается сохранить видимость демократии, но это у нее не получается».

Председатель Московской Хельсинкской группы также отметила: «До определенного момента Александр Донской не выглядел в российском политическом сообществе белой вороной. Но его решение участвовать в президентских выборах все кардинально поменяло. Я неоднократно беседовала с Александром Викторовичем по телефону. Как смелый и честный человек, он был настроен решительно. Характерный момент наших диалогов:

– Зачем вам это надо?

– Россия – это не Москва, не Петербург. Россия – это регионы. И я хочу, чтобы регионы оказались услышанными.

Ответ был искренним. Возможно, это слишком идеалистическая позиция, но Донской действовал полностью в рамках закона. То, что с ним произошло после этого, – следствие административного давления и беззакония в России».

Из российских политиков самым честным по отношению ко мне и к моей ситуации оказался Владимир Жириновский. Еще после звонка Клебанова я пришел к Жириновскому и спросил его мнение, как мне быть. Он сказал так: «Давай я сейчас при тебе позвоню Клебанову и спрошу, что он о тебе думает. А ты просто послушай». Включил громкую связь, набрал номер:

– Слушай, вот в Архангельске есть такой мэр Донской, он сейчас решил баллотироваться в президенты. Я хотел бы узнать, как нам по отношению к нему себя вести? У меня там в Архангельске лидеры ЛДПР спрашивают: какую позицию мы должны занять?

– Ты, Вольфович, лучше отойди пока в сторону от Донского. Потому что все, кто к нему сейчас приблизятся, все пострадают, у всех будут проблемы. Или сейчас, или потом. Этот Донской – выскочка – повел себя неправильно, и мы его за это посадим…

– Понял. Спасибо!

И мне говорит:

– Слышал?

Я считаю, это самая высокая степень доверия. Вот так взять и открыто при мне позвонить, задать вопрос и дать мне выслушать ответ собственными ушами. Это был самый честный поступок и самое положительное участие в моей судьбе.

И потом он мне сказал еще одну очень важную вещь: «Александр, ты делаешь все неправильно. Ты бери пример с меня. Я выступаю, например, в Госдуме. Люди, которым интересны мои драки, смотрят все это, получается, я поддерживаю свой имидж. Но, потом мне звонит, допустим, Сурков и говорит:

– Вольфович, ты что? Охренел? Ты что творишь?

Я ему тут же говорю:

– Я сейчас к вам приду.

Сразу встаю, дверь открываю, к нему иду, в его кабинете за собой дверь закрываю. И там за этой закрытой дверью, в его кабинете я уже ему говорю:

– Владислав Юрьевич, извините меня, пожалуйста, сегодня, наверное… – и дальше варианты:

«…я не с той ноги встал,

…магнитные бури,

…меня занесло куда-то не туда,

…моя голова просто раскалывается!» – выбираю подходящий вариант, и дальше продолжаю:

– Владислав Юрьевич, простите меня, пожалуйста.

Я искренне перед ним извиняюсь. Понимаешь? Получается, я же выступал публично, а извинялся в кабинете. Мало ли, что я там делал, этого никто не знает. Александр, тебе надо делать как я! Я ведь мог бы точно так же, как ты, выступать – заявлять какие-то вещи, и потом у меня были бы проблемы. Но я же хочу не в тюрьме сидеть, а вот в этом красивом кабинете. И не быть на улице, как Немцов, например, Яшин или кто-то еще. При этом я же понимаю, как устроена Система. Я понимаю, что вот это – все то, что у меня есть: кабинет в Госдуме, полномочия, возможности, – всего этого может и не быть. И я либо буду иметь те возможности, которые имею сейчас, либо буду орать на улице. И я за это держусь. И ты должен делать так же!»

И это был очень честный разговор.

Для контраста другая история. С «Яблоком». Это произошло, когда я подал заявление в партию и они включили меня в списки по Архангельской и по Мурманской области. И не просто включили, а поставили во главе региональной группы. И скорее всего они сделали это из-за того, что знали, что по Архангельской области у меня очень высокий рейтинг. Но потом председателя партии «Яблоко» Сергея Митрохина вызвали в администрацию Президента и сказали, что меня надо исключить. Митрохин мне позвонил, сказал: «Есть разговор!» А дальше было совсем интересно, потому что Митрохин заявил мне следующее:

– В администрации Президента мне сказали, что нежелательно, чтобы Донской был в списках «Яблока». Нас из-за тебя всем списком с выборов снимут.

– Понятно. А ваше решение какое?

– Было бы неплохо, если бы ты написал заявление, что уходишь из нашей партии добровольно.

– Я вас понял.

Я вышел из кабинета, а у себя в «Фейсбуке» написал, что мне Митрохин сказал вот такие слова. И как только я это написал, Митрохин тут же начал комментировать, что Донской якобы неправильно все интерпретирует и что такого разговора не было, а меня исключили из «Яблока» потому, что узнали, что у меня в юности был грабеж.

Это вторая история про второго политика. Да, эти две истории произошли немного в разное время. Но каков контраст?!

И вот есть Жириновский, которого все считают клоуном, но по отношению ко мне он поступил честно. И есть Митрохин, который говорит, что он оппозиционер, но на самом деле прогнил насквозь и находится в прямой зависимости от правящей партии.

И получается так, что оппозиционеры только изображают себя таковыми, а на самом деле всего лишь играют свою роль перед народом. Дескать, у нас в стране каждый имеет право высказаться, каждый имеет право на свое мнение, потому что у нас демократия… Но все это фикция.

Многие из тех, с кем я встречался, в большинстве своем ведут себя совершенно одинаково, и я бы даже сказал, типично для политиков. Некоторые сразу называют цену: «Это стоит столько-то, принесешь деньги, я начну заниматься…» А большинство отвечают уклончиво: «Мы твою ситуацию обсудим, мы поучаствуем, мы порешаем…» Но здесь надо понимать, что, если ты попадаешь в эту машину, никто ее не может остановить, кроме первого лица.

В какой-то момент я понял, что Система будет давить меня, как надоедливую вошь, пока не раздавит. Тогда я решил обратиться напрямую к Президенту. Я понимал, что, возможно, травля идет с его молчаливого согласия или даже по его поручению, но, по крайней мере, как гарант Конституции, по закону обязанный меня защищать, он просто не сможет не отреагировать.

Первая попытка воззвать к справедливости состоялась еще 22 января 2007 года, когда было опубликовано мое открытое письмо Президенту В. В. Путину. Там говорилось об организации в отношении меня откровенной травли со стороны областных чиновников. Реакция на письмо последовала незамедлительно. С 25 по 30 января 2007 года моих соратников, состоящих в «Единой России», одного за другим исключили из рядов правящей партии, мотивировав это тем, что они выступили с совместным заявлением, противоречащим официальной позиции партии.

После этого я понял две вещи: во-первых, своими действиями я могу поставить под удар других людей, которые не готовы к подобным жертвам, и во-вторых, в следующий раз действовать надо напрямую и по возможности максимально публично.

Подходящий случай сделать все правильно представился во время пресс-конференции В. В. Путина, которая проходила незадолго до выборов Президента РФ. Я сразу же решил, что нельзя упускать такую возможность. Поскольку пресс-конференция будет проходить в прямом эфире, невозможно будет что-то «вырезать» и, если вопрос обо мне прозвучит, Президент будет вынужден что-то сказать.

Путин мог сказать, что он не знает никакого Донского. Но это было бы хорошо, потому что после такого признания он в любом случае должен был бы навести справки обо мне и о том, что со мной происходит.

Путин мог сказать, что он в курсе моей ситуации. В этом случае он должен был бы дать либо негативную, либо позитивную оценку тому, что со мной происходит.

Если бы Путин выступил против меня, сказал бы, например, что я вор, негодяй и должен сидеть в тюрьме, это полностью уничтожило бы мою жизнь. В этом случае Система абсолютно точно перемолотила бы меня в своей мясорубке и от меня не осталось бы и следа. Но, возможно, трезво мыслящие люди услышали бы мою историю и составили бы свое мнение на этот счет.

Если бы Путин выступил в мою защиту и поддержку, это бы полностью реабилитировало меня и вернуло бы мне свободу.

Я готов был рискнуть! Я посчитал, что ответ Президента в любом случае будет полезен, и был готов к любому развитию событий.

Мне удалось выяснить, что «Правда Севера» получила аккредитацию для участия в пресс-конференции В. В. Путина и отправляет туда своего журналиста. Поскольку газета была прогубернаторская, я понимал, что представлять мои интересы они не захотят. Тогда мне удалось найти в рядах этой газеты журналистку, которая искренне и по-доброму ко мне относилась и ради моего спасения готова была задать Президенту вопрос о моей судьбе. Если журналистка была готова сделать это бесплатно, то ради того, чтобы редакция отправила в Москву именно ее и чтобы мой вопрос прозвучал, мне пришлось заплатить лично человеку, принимавшему решение о том, кто поедет на пресс-конференцию.

В результате в прямом эфире на всю страну прозвучал вот такой диалог:

«Вопрос: Уважаемый Владимир Владимирович! Дарья Емельянова, «Правда Севера», Архангельск. Мэр Архангельска выдвигается в кандидаты на пост Президента Российской Федерации на ближайшие выборы.

Путин: Поздравляю!

Вопрос: Он уже провел несколько пресс-конференций в Москве, на которых рассказал о своей программе, в частности о нацпроекте «Борьба с бедностью». Но сразу после этого на родине его стали все чаще и чаще вызывать в прокуратуру. Причем проверяется все, даже школьный аттестат.

Путин: Он станет президентом, задаст им трепку тогда.

Вопрос: И администрация области тоже негативно высказалась по поводу президентских амбиций мэра. Скажите, пожалуйста, как вы относитесь к самовыдвиженцам на пост Президента на уровне мэров городов? И почему в связи с этими заявлениями Донского возникло натуральное давление на него в области?

Путин: Я думаю, что это связано не с его самовыдвижением, а это связано, скорее всего, с его отношениями с губернатором. Такая проблема взаимоотношений между муниципальным уровнем управления и региональным существует не только в Архангельске. Я думаю, что люди, облеченные властью на таком уровне, должны, прежде всего, думать об интересах граждан, которые проживают на этой территории и которые доверили им управление территорией, на которой они живут».

Вот и все.

В принципе, если анализировать слова Президента, он просто «съехал», отшутился, перенес ответственность за происходящее на губернатора. Но на самом-то деле это очень важно! Во-первых, он показал всем, что знает о моей ситуации. Во-вторых, фактически он сказал: «Мы его не мочим». И даже если они меня «мочили», возможно, его слова были расценены как прямое указание не переусердствовать в отношении меня. А может быть, он и напрямую дал такую команду. Я не знаю.

Так или иначе Путин поучаствовал в моей судьбе. И я благодарен ему за то, что он меня не погубил. От его слов зависело, как долго я буду сидеть в тюрьме, уничтожат меня либо выпустят на свободу.

Но даже после этой пресс-конференции на свободу меня выпускать никто не торопился. Несколько раз мне давали понять, что я могу забыть о свободе до тех пор, пока не состоятся президентские выборы.

28 ноября 2007 года официально стартовала предвыборная президентская кампания. На следующий день, желая еще раз акцентировать внимание центра на событиях, развивающихся в Архангельске, прямо из СИЗО я направил на имя председателя Центральной избирательной комиссии Владимира Чурова уведомление о своем желании участвовать в выборах главы государства.

10 декабря 2007 года сразу после объявления Путиным своего преемника я отправил поздравление вице-премьеру Д. В. Медведеву «с оглушительной победой на президентских выборах 2008 года».

Примерно в это время мой пресс-секретарь Олег Григораш написал книгу «Крестовый поход в Президенты». Главная задача этой книги заключалась в том, чтобы наконец-то снять блокаду с упоминаний моего имени в прессе и привлечь внимание федеральных властей к проблемам региона и к личности человека, наивно поверившего в демократию своей страны.

Презентация книги была проведена в Центральном доме журналиста в Москве буквально накануне президентских выборов. Тираж в 2000 экземпляров разлетелся за считаные часы.

Выборы Президента состоялись 2 марта 2008 года.

И 6 марта 2008 года я был освобожден из-под стражи.

Весьма занимательным кажется то, что через какое-то время сняли и губернатора Архангельской области, и Клебанова, который грозился меня угробить. Я не знаю, связано ли это с моей историей, я могу лишь строить предположения.

Если их смещение с должности как-то связано со мной, то, скорее всего, Путин решил, что я, конечно, поступил неправильно, но и они поступили неправильно. Они могли выбрать другие инструменты воздействия, чтобы добиться нужного результата, в конце концов: поговорить, обсудить, найти компромисс. А они с этой задачей не справились.

И возможно, Клебанова наказали за то, что не смог оценить тех отдаленных последствий, которые могут быть вызваны репрессивными мерами в отношении меня, и не смог прервать информационный поток, который я транслировал. Да, он защищал территорию, на которую я вольно или невольно зашел, но если уж он начал это дело, то должен был довести его до логического завершения, чтобы я отошел тихо и без лишнего шума. Может быть, даже его конечной целью не было посадить меня, а всего лишь сделать так, чтобы я не нарушал неписаные политические правила, не создавал прецедента, действовал как все. Но у него это не получилось.

Я прекрасно понимаю, что, возможно, эта история до сих пор еще не закончилась. Потому что, как говорят, месть – это блюдо, которое подают холодным.

Несмотря на то, что прошло уже довольно много лет, периодически кто-то взламывает мою почту. Временами это делается демонстративно. Регулярно кто-то прослушивает мой телефон, я говорю: «Алло, алло…» – а там треск. Иногда создается такое ощущение, что надо мной кто-то издевается, хочет, чтобы я начал нервничать. Исходя из этого я никогда не чувствую себя в безопасности. Я полностью отдаю себе отчет в том, что в любой момент со мной может произойти все что угодно. Я могу с кем-то сидеть в кафе, разговаривать, а туда могут зайти люди и забрать меня. И я, в принципе, не удивлюсь.

И любому человеку, который, может быть, собирается взять с меня пример, нужно понимать, что, если некто, находящийся в столь же высокой должности, как Клебанов, сказал однажды: «Мы поломаем тебе жизнь!» – это значит, что мучить вас могут бесконечно долго.

И дело тут вовсе не в нашем президенте, не в губернаторе и не в чьей-то личности вообще. Дело в Системе. Если ты несистемный человек, любая Система тебя не примет: ни старая, ни новая. И эти проблемы действительно могут остаться с тобой уже навсегда.