Глава 12
Тюрьма. Что делать, если тебя лишили свободы…

О том, каково мне было находиться за решеткой, а также о том, что никто от подобной участи не застрахован

В общем и целом мне было совсем не до веселья, поскольку на протяжении всего этого времени, а если говорить точно, около 8 месяцев, я провел в следственном изоляторе города Архангельска.

Есть известная поговорка, что от тюрьмы да от сумы на Руси зарекаться нельзя. Если кажется, что тебя эта история никогда не коснется и удасться уберечься, очень сильно ошибиться. Никто от этого не застрахован!

Помню, когда я только шел в политику, не имея поддержки со стороны правящей партии, один знакомый бизнесмен (он очень крупный бизнесмен, миллиардер!) мне говорил: «Саня, зачем тебе это надо? Это же понятно, что на тебя будут давить, не дадут тебе работать. Посмотри на меня! Я понимаю, где чьи интересы, и туда не лезу. Аккуратно развиваю бизнес, деньги зарабатываю. Зачем тебе нужна эта головная боль?» Вроде бы все в его рассуждениях было логично, хотя мне и было обидно.

Потом, где-то через полгода, его неожиданно арестовали, и три года он провел в СИЗО. И он не мог понять: почему, за что, кому он дорогу перешел? Он предлагал огромные деньги, что-то около миллиарда рублей, чтобы его выпустили, но его продолжали держать в камере. В конце концов прошло время и его выпустили. Но он до сих пор не может найти объяснения произошедшему. Может быть, он влез на какой-то аукцион и купил земельный участок, на который претендовал кто-то из высокопоставленных лиц. Или его кто-то за что-то другое хотел наказать… Неизвестно. Его просто закрыли, и все – никто ему ничего не сказал.

Тюрьма – это вообще далеко не самое лучшее место, независимо от того, прав ты или виноват.

Во-первых, и это очевидно, ты несвободен.

Во-вторых, тебе совершенно нечем заняться.

В-третьих, там нет приемлемых для жизни бытовых условий.

В-четвертых, на тебя постоянно оказывается психологическое давление.

В-пятых, ты не способен контролировать ситуацию.

В-шестых, там просто страшно.

В-седьмых, за тобой круглосуточно ведется видеонаблюдение.

В-восьмых, на тебя постоянно «стучат» соседи по камере.

В-девятых, по заданию тюремной администрации другие заключенные постоянно провоцируют тебя на конфликт…

Продолжать можно до бесконечности!

Когда я только пришел в политику, я начал коллекционировать фигурки носорогов. Почему именно их? Потому что мне импонировал их упертый характер. Попробуй, например, запереть носорога в клетке. Он будет крушить все вокруг, пока его не застрелят. И даже после того, как в него выпустят несколько обойм, он будет стремиться к своей цели ровно до тех пор, пока не упадет замертво. Это факт.

В подобной ситуации человек мало отличается от животного. Я метался по камере, не зная, куда себя деть и что предпринять. В отчаянии сломал унитаз, и поскольку больше ломать было нечего, мне оставалось выпускать пары только через физическую нагрузку. Слава богу, хотя бы это мне запретить не могли!

Чтобы накачать мышцы, отжимаются так: 15 отжиманий, перерыв полминуты, 15 отжиманий, перерыв полминуты, и так далее – максимальное количество подходов. А я просто отжимался без всяких перерывов, пока руки держали, а потом падал навзничь и постоянно думал: «Что же сделать? Что же предпринять?».

На время следствия надо было себя хоть чем-то занять. Прессу мне не доставляли, свидания с родственниками и коллегами не разрешали, если в какой-то из камер оказывался телевизор, по нему транслировались лишь развлекательные передачи. Поэтому я написал заявление на имя начальника СИЗО Алексеева: «Прошу предоставить мне возможность трудиться на территории изолятора хоть дворником, хоть свинарем, кем угодно!» В ответ получил отказ: «Вакансия только одна – клейщик конвертов. Но это место уже занято». Я понял, что, если система решила тебя раздавить, обращаться к ней бессмысленно!

Вообще, на каждое мое действие в ответ прилетало столько, что в любой момент можно было сломаться.

Ко мне в камеру подсаживали гея.

Ко мне в камеру подсаживали больного туберкулезом.

Ко мне в камеру подсаживали убийц.

Мне постоянно угрожали и запугивали.

Меня переводили из битком набитой камеры, где нечем было дышать, в камеру, где отсутствовало отопление и изо рта шел пар.

Следственный изолятор в Архангельске не соответствовал никаким требованиям – ни российским, ни международным. Я протестировал его по международному классификатору, и ни в одном пункте не нашел соответствия. Тогда я предложил руководству СИЗО отремонтировать все камеры за свой счет, мне отказали.

Я написал на волю письмо: «…Здесь полно живности. В основном это вши, клопы, мошки, мухи, комары, пауки и другие неизвестные насекомые, по ночам наведываются мыши. В камере постоянная сырость, с потолка капает, все стены в подтеках.

Сегодня мой сосед решил постирать тюремное одеяло. Мы считали, что оно черное, оказалось – голубое. Такого количества грязи, наверное, не будет, если постирать половую тряпку после уборки вокзального сортира. Матрас тоже черный от грязи и весь в крови… Заключенных месяц не водили в баню…

Прогулка проводится в каменном мешке, в котором неба не видно, а пол под ногами заплеван, облеван, обоссан и обосран…

Пища готовится в жутких условиях: антисанитария, просроченные продукты. Я заработал отравление и просил разрешить передачу мне горячей пищи с воли, но мне запретили… Меня постоянно запугивают и шантажируют ухудшением условий содержания, если я не откажусь от своей должности и от участия в президентских выборах…»

Когда выдержки из моего письма появились в прессе, меня тут же перевели в свежевыкрашенную камеру с чистым одеялом и впустили репортеров прогубернаторской газеты «Правда Севера», чтобы они рассказали горожанам, как мэр их обманывает.

Тем не менее горожане явно приняли мою сторону. Во время моих допросов в городе практически в режиме нон-стоп проходили демонстрации и митинги протеста. На одно из судебных заседаний пришла целая группа поддержки в белых футболках с одинаковыми надписями: «Правосудия больше нет».

Судебным приставам тут же было поручено переписать всех людей в этих майках по фамилиям и ни на одно слушание ни по одному моему делу никого из этих людей больше не пускать. Мою жену Марину судья также удалил из зала суда до окончания процесса лишь за то, что она во время этого инцидента позволила себе улыбнуться.

Естественно, мое здоровье сильно пошатнулось. За эти 8 месяцев у меня было несколько гипертонических кризов. Официальный диагноз звучал как «гипертонический криз с осложнениями в виде дисфункции вестибулярного аппарата». Иногда меня увозили на «Скорой» прямо из зала судебных заседаний.

Это была прекрасная возможность для Системы показать свою силу и власть. Вместо больницы меня бросали в камеру, швыряли мне горсть неизвестных таблеток без этикеток и заставляли их проглотить. Тут же начинали проводиться допросы, очные ставки и другие следственные действия. Никого не волновало, что из-за своего физического состояния я был как в тумане и плохо соображал, чего от меня хотят. Потом меня снова хватали, надевали наручники, практически волоком тащили в суд, а там обвиняли в том, что я сам спровоцировал себе приступ: нагружал себя физически, пил чифир…

Идиоты! Зачем мне самому провоцировать приступ гипертонии? Я мог от этого приступа умереть!

Я далеко не всегда мог сдержать сарказм, в ответ на подобные обвинения однажды заявил судье: «Ага, а еще я трижды мастурбировал, чтобы вызвать приступ гипертонии!» Но, откровенно говоря, силы противостоять Системе у меня были уже практически на исходе. Затевая свой «Поход в Президенты», я даже в самом кошмарном сне не мог предположить, что навлеку на себя столько гнева со стороны Царя и царской свиты…

Я по-прежнему находился в СИЗО, по-прежнему не получал практически никакой информации, мне не доставляли документов и отчетов из мэрии, мне были запрещены встречи с сотрудниками и родственниками…

Ситуация усугубилась тем, что Светлану Татьянину – моего заместителя по социальной работе, человека, которого я назначил исполняющим обязанности мэра и которому доверял, – отстранили от этой должности по решению суда под предлогом несоблюдения формальностей. А полномочия исполняющего обязанности мэра взял на себя мой заместитель по вопросам экономического развития и финансов Юрий Пачин, который на самом деле являлся ставленником губернатора и силовиков со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Я сделал официальное заявление, в котором особо подчеркнул, что как действующий мэр города Архангельска я не давал Юрию Пачину никаких полномочий.

Кроме того, в своем заявлении я просил изменить мне меру пресечения с заключения под стражу на домашний арест, на подписку о невыезде, в конце концов, на залог в 4 миллиона рублей и поручительство депутатов. Свою просьбу я объяснял сложившейся обстановкой в мэрии, когда, пользуясь моим арестом, у меня фактически отобрали все полномочия.

Я говорил о том, что мое отсутствие на посту стало причиной ухудшения качества работы ведомства и от этого в конечном итоге страдают простые люди. Я говорил также о своих опасениях, что прокуратура снова вывернет сложившуюся ситуацию против меня и сфабрикует новое обвинение – на этот раз в том, что я не выполняю своих должностных обязанностей, бездействую и не занимаюсь подготовкой города к зиме…

В качестве обоснования отказа в изменении выбранной меры пресечения мне сообщили, что у следствия есть неоспоримые доказательства моих намерений эмигрировать. Ничего абсурднее в жизни не слышал!

Во-первых, у меня даже не было на тот момент заграничного паспорта!

Во-вторых, у меня никогда не было никаких планов относительно эмиграции. Если бы даже они у меня были, то я ни в коем случае не стал бы ими ни с кем делиться, поскольку все мои телефоны, мой кабинет и даже моя квартира прослушивались. Мы с женой самостоятельно отыскали несколько «жучков» еще до момента моего заключения под стражу. О каких неоспоримых доказательствах, интересно знать, шла речь? Их не было и быть не могло! Тем не менее в изменении меры пресечения мне отказали.