Ричард Чизмар. Долгий декабрь.
КРОВНЫЕ БРАТЬЯ
1
Нащупав трубку и прочистив горло, я не успел спросонья заговорить, как мужской голос произнёс:
- Хэнк?
- Угу.
- Это я... Билл.
Эти слова встряхнули меня, как удар под дых. Я так и подскочил в кровати, сдёрнув ногами перепутанные одеяла. Голова моя кружилась.
- Господи, Билли, я тебя не узна...
- Знаю, знаю... Много времени прошло.
Мы оба понимали неудобную правду, таящуюся за этим простым утверждением. Спустя полминуты обоюдного молчания, глубоко вздохнув, я наконец сказал:
- Так ты, значит, на воле? Рано же тебя выпустили.
На сей раз вздохнул он, и его голос зазвучал испуганно.
- Хэнк, слушай. У меня тут проблемы, надо чтобы ты…
- Боже мой, Билли, а ты не сбежал часом?!
Я почти выкрикнул эти слова, когда Сара, оторвав голову от подушки, пробормотала:
- Кто это, милый? Что такое?
Слегка отстранив телефон, я прошептал в ответ:
- Ничего, спи. Утром расскажу.
В темноте спальни было слышно, как она вновь опустилась на постель.
- Эй, ты там ещё? Слышь, Хэнк, не вешай трубку!
- Да здесь я, здесь.
- Братан, мне реально нужна помощь. Ты же знаешь, я бы не позвонил, если...
- Где ты находишься?
- Недалеко.
- Боже...
- Можешь подойти?
- Чёрт тебя возьми, Билли. А что я скажу Саре?
- Скажи, по работе надо. Или что друг детства резко объявился. Блин, я не знаю, что-нибудь ей скажи.
- Хорошо, где встретимся?
- Старый деревянный мост на Хэнсон Крик.
- Во сколько?
- Во сколько сможешь?
Взглянув на тлеющие красные циферки будильника (было 5:37), я ответил:
- В шесть пятнадцать.
На линии раздались короткие гудки.
2
Выпустив из рук трубку, я пару минут просидел на постели, ладонью потирая висок: привычка, позаимствованная у отца. Хорошо, что Сара спала - её прямо-таки бесил этот усталый, "старческий" жест. Она вечно старалась меня подбодрить, не позволяла впасть в депрессию, для которой имелось достаточно причин. Таких, как она, одна на миллион - я уверен; и среди её ста с чем-то ежедневных улыбок нет ни одной вымученной или хоть сколько-нибудь неестественной. Я даже немного удивился, поймав себя на том, что улыбаюсь собственным мыслям. Но эти мысли переменились. Зажмурив глаза, я замер на кровати, точно ребёнок, до жути боящийся монстра из шкафа. Впервые за долгие годы кровавый вихрь минувших разочарований, гнева, вины и страха снова заполонил мой рассудок. Съёжившись, объятый внезапным одиночеством и тоской, я открыл глаза и посмотрел на часы - оказалось, не прошло и пяти минут.
С выключенным светом, я бесшумно оделся в холодном дальнем углу спальни. Чтобы не скрипеть дверцами шкафа, мне пришлось даже напялить скомканные джинсы и футболку из корзины с нестиранными вещами. Футболка попахивала потом и бензином.
Удостоверившись, что Сара спит, я на цыпочках прошёл по коридору и, по пути заглянув в детскую, спустился по лестнице. Умывшись и воспользовавшись уборной (не смывая за собой) я на секунду задумался об освежающем эффекте, который оказала бы на меня сейчас чашка кофе, однако решил не суетиться и не терять время. Ключи от машины обнаружились на кухонном столе спустя минуту нервозных поисков. Накинув куртку, я направился в гараж. Между тем, наверху, в спальне, посапывающая Сара перевернулась с боку на бок, а прикроватный будильник показал 5:49.
3
Однажды, когда мы были детьми, Билли спас мне жизнь. Дело было знойным июльским днём; стояло 35 градусов жары, и воздух был неподвижен. До старого моста оставалось не больше 30 метров вниз по течению, сквозь рощицу плакучих ив. Только что я смеялся, дурачился и взбивал вокруг себя воду, а в следующий миг уже панически шарил ладонями по глубокому илистому дну. Всему виной была судорога, та самая, о которой нас неустанно и безрезультатно предупреждали старшие.
Мне запомнился адский звон в ушах, когда Билли вытаскивал меня на берег, и ещё как перед глазами у меня сияла будто бы целая солнечная система. Брат нёс меня в больницу на руках, а отцу пришлось отпрашиваться с работы, чтобы забрать меня домой.
Мне было дико стыдно. Билли тоже пришлась не по нраву этакая роль героя, даже когда старая вдова Флетчер испекла для него именной шоколадный торт с розовой глазурью. На тот момент мне было тринадцать, ему было годом меньше. Опять-таки, всё это дела минувших дней, но сама история получилась настолько захватывающей, что я её нередко пересказывал уже во взрослом возрасте, всякий раз подчёркивая, как давно это случилось. Стоило кому-то сказать: "А у тебя есть брат? Не знал", как я с улыбкой пожимал плечами, тем самым словно извиняясь, что не упоминал об этом раньше, и тут же начинал рассказывать.
Так бывало на вечеринках, праздниках, пикниках и прочих подобных вещах. Какой-нибудь сосед по улице упомянёт невзначай о Билли, и тут же возникает интерес. Как его зовут? Где он живёт? Чем занимается? А почему я раньше молчал? Со временем я начал просто тупо ухмыляться, сразу переходил к истории об утопающем - и тут же сматывал удочки, чтобы не отвечать ни на какие вопросы. "Извините, ребята, мне надо в уборную". Или: "Хм, а это не Фред Мэтьюс там у бассейна? Фред! Погоди, я у тебя хотел спросить...". Всегда срабатывает.
Несмотря на небольшую разницу в возрасте, Билли выглядел значительно младше меня. Необычайно худой и низенький, он получил от отца прозвище "мальчик из проволоки". Нам было непонятно, почему, а отец пояснял: "Такой же прочный", - и гордо хлопал Билли по спине. Действительно, вопреки своему телосложению, брат был проворен, крепок, и в целом куда более спортивен, чем я. А отсутствие страха и мрачное упрямство делало его лидером в играх - футбол по осени, баскетбол зимой и бейсбол с приходом весны. Я был не слишком ловок, и вечно болтался у него на подхвате. Но нам было весело, и мы не расставались все те три года, что проучились в одной школе.
К слову о бейсболе. Здесь Билли блистал по-настоящему. В десятом классе он играл уже в сборной округа, а в одиннадцатом - в сборной штата. Так что, к моменту получения водительских прав, его все узнавали у нас в городке.
По окончании школы я не стал никуда уезжать и поступил в бизнес-колледж. Между первым и вторым курсом мне удалось устроиться на полставки в видеопрокат, после чего переехал на съёмную квартиру не так далеко от дома. По четвергам я играл в софтбол, по выходным - во флаг-футбол в студенческой команде. Раза три в неделю наведывался домой. Встречался и с девушками, хотя не подолгу и без серьёзных намерений. В целом, после школы в моей жизни мало что изменилось.
Потом уже и Билли закончил учёбу, решив перебраться куда-то на задворки штата, чтобы поступить там в колледж на стипендию бейсболиста. С этого момента начало меняться всё. Сперва его отстранили от занятий за списывание на зачёте по английскому. Потом, спустя несколько месяцев, арестовали на местном рок концерте за хранение марихуаны, причём количество оказалось достаточным, чтобы привлечь Билли за попытку распространения. На суде мы узнали, что это был его второй привод, и что он уже отчислен из колледжа и лишён стипендии.
Билли повезло - он отделался условным сроком. Однако вместо того, чтобы вернуться домой и найти работу - на что так надеялись мать с отцом - он предпочёл остаться ближе к кампусу и подрабатывать в каком-то ресторане. Билли уверял, что хочет помириться с тренером и попробовать заново поступить на следующий год, если получится. Жить он переехал к друзьям, и вроде бы всё было нормально, во всяком случае, насколько мы (и его инспектор) могли судить. Нередко он заглядывал к родителям, а пару раз в месяц заходил и ко мне - правда, в основном, чтобы занять немного денег.
Спокойствие оборвалось одним дождливым воскресеньем, когда родителей поднял ночной звонок из полиции. В нём сообщалось, что сосед по квартире отвёз Билли в госпиталь, найдя его перед дверью жестоко избитым, со сломанными руками, носом и рёбрами. Выяснились подробности. Оказывается, у братца возникли проблемы с азартными играми, в частности с неумением избегать долгов. Теперь он задолжал солидную сумму серьёзным людям, которые таким образом напомнили ему, что внести очередную часть долга нужно было ещё вчера.
Билли выписали спустя десять дней. В этот раз родители добились своего без уговоров - он приехал домой, поселившись в своей старой комнате. А через месяц, когда Билли поправился, отец нашёл ему работу на фабрике. Вскоре он познакомился с Синди Лестер, девчонкой с другого конца города. Она была красива и мила, все ещё училась в выпускном классе (ей едва исполнилось 18) и в целом подходила Билли. Синди мечтала стать адвокатом, по вечерам занималась в библиотеке, а на выходных встречалась с Билли где-нибудь в торговом центре или в кино.
Однажды вечером, поздним октябрём, когда листва уже начинала ржаветь, Билли зашёл ко мне в гости, прихватив с собой пиццу и пиво. Мы посмотрели какой-то старый фильм с Клинтом Иствудом и целую ночь проболтали. Про азартные игры, наркотики и визиты в госпиталь никто не упоминал. Наоборот, Билли говорил, что намерен остепениться, начать совместную жизнь с Синди, найти работу получше, или, может быть, поступить в училище - на курсы бухгалтерии и бизнеса, как старший брат. Господи, я едва сумел дождаться утра, чтобы рассказать родителям о его замечательных планах. Я до сих пор помню, как благодарил бога за данный ему второй шанс. Это случилось восемь с лишним лет назад. С тех пор мы Билли не видели.
4
Я неторопливо проезжал через деревянный мост. Включил дальний свет - ни одной машины в поле зрения, только пустая дорога, пролегающая сквозь плотный лесной массив, и ещё декабрьский ледяной ветер в придачу. Притормозив, я задумался. Нет, Хэнк Фостер, ты с ума сошёл. Это безумие. Полное безумие.
Достигнув конца берега и остановив машину у грязной обочины, я ёжился в холодном салоне, считал минуты и поочерёдно вглядывался то в зеркало заднего вида, то в ледяную темноту за окном. Потом включил печку на максимум и погасил фары. На часах было 6:17.
А ведь это и впрямь безумие - вот так ждать неизвестно чего, в кромешной тьме и жутком холоде. К тому же это рискованно. По телефону Билли говорил с испугом, если не с отчаянием, и про проблемы он сказал прямо. А мне хорошо известно, какого рода проблемы у него бывают. Тогда какого черта я здесь делаю? Разве мне не хватает собственных забот?
Но ведь мог же он измениться! Вдруг он оставил прошлое за решёткой и вышел оттуда новым человеком, с головой на плечах? Ну да, это как если бы Элвис был жив и загорал сейчас где-нибудь на мексиканском пляже. Теперь с меня лился пот. Я чувствовал его на шее, на лице, на руках; ощущал, как он струится из подмышек и стекает по рёбрам. Было одновременно липко, жарко и холодно. Наклонившись, я выключил печку и опустил стекло. Глубоко и медленно вдохнул морозный воздух, ужаливший мои лёгкие и закруживший голову. В тот момент я осознал, что мне ещё никогда не было так страшно.
Сквозь открытое окно мне слышалось, как ветер трещал ветками нагих деревьев, и как река торопливо убегала в темноту за моей спиной. Жарким летом она делалась медленной и мелкой, но зимой, из-за снежных обвалов, её свирепое течение никому не прощало ошибок. Порой, в штормовую погоду, река настолько сильно выходила из берегов, что полиции приходилось загораживать мост и устраивать объезд - паводки могли продолжаться неделями.
Дом, в котором мы росли, и в котором до сих пор живут наши родители, находился совсем недалеко отсюда - всего в пяти минутах езды. Мальчиками мы гуляли здесь почти каждое утро, как и большинство соседских ребят. Брали с собой бутерброды и газировку, прятали всё это в кустах, и потом плескались в речке и ныряли с “тарзанки”. Если купаться было холодно - играли в войну в лесу, где строили крепости из камней, грязи и веток. Иной раз ходили ловить сома, карпа или окуня. А порой, в самые удачные дни, когда ливень размывал берега, нам даже удавалось находить индейские наконечники для стрел, застрявшие среди корней прибрежных деревьев. Мы гордо называли эти игры поиском сокровищ и по очереди возглавляли "экспедицию". Что и говорить, на реке было здорово.
Не поэтому ли Билли назначил мне встречу именно здесь? Почувствовал ностальгию, стал сентиментальным? Да нет, вряд ли; многого я от него захотел.
Как уже было сказано, восемь лет назад Билли пропал. Это случилось вскоре после той ночи, проведённой в разговорах у меня на квартире. Он ничего не сказал, не оставил даже записки, зато обчистил шкаф и стащил восемьдесят долларов из маминого кошелька. Хуже того, в тот день к нам позвонил мистер Лестер, отец его девушки. Он сообщил, что та не появлялась сегодня в школе, и спрашивал, нет ли её с Билли.
На следующее утро отец обо всём проинформировал инспектора. Тот ничем не смог помочь, велев нам ждать, пока брат образумится и сам вернётся. Больше сделать было ничего нельзя, и следующие две недели мы провели в тревожном ожидании, без каких-либо новостей. Однажды в воскресенье, когда родители вернулись из церкви и читали газету на крыльце, в доме раздался телефонный звонок. Это был Билли. Он уверял, что понимает, какую глупость натворил, но Синди была беременна и ужасно боялась отца; и что да, он сволочь, и что им шикарно в Калифорнии, и у них даже есть работа и дом, а вокруг полно друзей, и они с Синди так любят друг друга...
Мать прерывала его слезами и криком. А Синди Лестер вернулась домой спустя полгода. Одна. Оказалось, что в Лос-Анджелесе на неё напали по дороге домой, изнасиловали и избили, из-за чего ей пришлось пролежать три дня в больнице с сильными порезами и ушибами. Там же она потеряла ребёнка. Билли, невзирая на все мольбы, отказался возвращаться вместе с ней, и они расстались.
В течение последующих трёх лет Билли дал о себе знать ровно семь раз по телефону и ещё трижды - в коротких письмах. Почтовые конверты были проштампованы в Калифорнии, Аризоне и Орегоне. Пару раз он просил денег. На четвёртом году позвонила полиция. Билли арестовали в Калифорнии за распространение наркотиков, теперь уже кокаина и героина. Наняв ему достойного адвоката, родители полетели на суд, и увидели, как он был приговорён к семи годам тюрьмы.
Я к нему не поехал. И ни разу не навестил, хотя мать с отцом ездили к нему по два раза в год. Я не поехал, даже когда он сам попросил об этом в письме. Я просто был не в состоянии. Родителям казалось, что я его возненавидел, но это было не так. Чтобы не случилось, он был мне братом, просто теперь он находился на своём месте, а я на своём. У каждого из нас была своя жизнь. Но и до конца простить его я тоже не мог. Только не после всех тех страданий, что он причинил семье. Родители потратили все деньги, заработанные и отложенные на старость; а сколько позора и унижений нам пришлось испытать...
Кто-то постучал костяшками по стеклу, и я так вздрогнул от неожиданности, что стукнулся головой о потолок салона. Снаружи раздался смех, заглушённый ветром, но по-прежнему узнаваемый. Это был Билли. И я не смог не улыбнуться в ответ, когда в окне показалось его ухмыляющееся лицо.
5
Мы молча обнялись. Дверь машины осталась открытой, двигатель продолжал работать, ветер истошно выл. Не в силах больше выносить его запаха, я, наконец, выпустил Билли из рук. Потом, отступив на пару шагов, мы внимательно рассмотрели друг друга.
- Господи, поверить не могу, - сказал я.
- Знаю, я тоже, - ответил он, покачав головой и вновь улыбнувшись.
- Ну, давай говори. В чём дело? Что там за проблемы...
Билли прервал меня жестом.
- Погоди секунду. Дай хоть на тебя поглядеть, - сказал он.
Дрожа от холода, мы простояли так ещё с минуту. Братья Фостер снова вместе. Он сильно покрупнел с тех пор и был наголо выбрит, но в целом остался таким же - голубоглазым, розовощёким, со всё той же дурацкой улыбкой.
- Как тебе моя стрижка? - спросил он, словно читая мои мысли.
- Отлично, - ответил я. - У кого подстригаешься?
- А, у одного чёрного быка из Техаса. Мотает пожизненное за убийство. Хотя в целом нормальный мужик.
Подождав моего ответа и не дождавшись, он рассмеялся каким-то сиплым и подлым смехом.
- Как там старики-то? - спросил он.
Я пожал плечами.
- Да как обычно, нормально всё у них.
- А Сара с девчонками?
Моё сердце ёкнуло, будто невидимая рука поднялась от земли и схватила меня за яйца.
- Мать с отцом про них много рассказывали. Даже фото посылали, - пояснил он.
Я хотел было ответить, но у меня перехватило дыхание.
- Близняшки они, да? Так... Им по четыре года... Зовут Кейси и Кейти, если я верно помню.
Я силой втянул в себя воздух и громко выдохнул.
- Веришь, я даже таскаю с собой их фотку. Ну ту, где они на качелях качаются, в таких голубых платьях...
- Пять лет, - сказал наконец я, едва ко мне вернулся голос.
- А?
- Им по пять лет. Исполнилось в октябре.
- На Хэллоуин родились, что ли, да? Ты погляди. А помнишь, как мы колядовали с тобой? Или когда заночевали в отцовской палатке во дворе у старого Майера? Вот было время...
Я кивнул. Естественно, я всё помнил: и как мы наряжались чёрти во что, и как смотрели ужасы, лёжа на диване, с одним стаканом газировки на двоих и миской попкорна с маслом; помнил все страшные истории, что мы рассказывали друг другу перед сном. И вдруг мне стало его жалко. Одет в тряпьё, улыбается как дурак, воняет как от помойки... Теперь я чувствовал себя виноватым.
- Я не сбежал, если что, - сказал брат. - Меня досрочно выпустили две недели назад.
- Надо же, рад слышать.
- Неделю проторчал в Лос-Анджелесе, повидался с друзьями. Потом автостопом до границы штата. Оттуда шёл пешком.
- До сих пор не верится. То есть ты теперь к родителям? Что с ними будет!
- Вот как раз об этом я и хотел поговорить, Хэнк. Давай-ка пройдёмся немного...
И я последовал за ним.
6
Уже прошло четыре месяца, а мне до сих пор его не хватает. Каждый день я листаю газеты и смотрю новости. Но в них ничего нет. Где-то дважды в неделю езжу к мосту. Подолгу стою у машины, глядя, как мимо гремит река, и вспоминаю наше простое и счастливое детство. Боже, как я всё-таки скучаю по своему брату.
Билли хотел денег. Просто и ясно, как всегда. Сначала он пытался мне врать. Говорил, что завёл семью, - буквально на следующий день, как вышел, - что хочет всего лишь встать на ноги. Я не купился, и брат рассказал мне правду, или, по крайней мере, близко к ней. Он крупно задолжал человеку из Сан-Франциско за одну из своих прошлых героиновых сделок. Не отдаст - ему перережут горло. Как тут не помочь брату? Но я извинился и отказал. Да, с удовольствием помог бы, но у меня жена и дети, ипотека и свой магазин... Я сам с трудом выкручиваюсь. Тогда Билли стал умолять. Увидев, что и это не помогает, он разозлился. Его взгляд сделался чужим и холодным, а голос зазвучал угрожающе.
- Ладно же, - сказал он. - Зайду к старикам, они-то точно дадут. А если у них не окажется, придётся тебя убедить. Это я умею - убеждать людей, если надо. Что там насчёт твоего магазинчика? Он застрахован? В смысле, от пожара и всякого такого, нет? Было бы стрёмно так попасть, не успев толком развернуться. А Сара как там - всё в том же банке работает, про который мать с отцом говорили? Сидеть на таких деньгах - опасная работёнка, тем более для бабы. А в какую школу дочки-то ходят - Эвансвилль? Или ты всё возишь их в эту частную, как её...
В этот момент я его заколол. Мы стояли в центре моста, облокотившись о перила, когда я вытащил из кармана пальто нож для стейков, прихваченный перед выходом с кухонного стола, рядом с ключами. Сжав рукоять двумя руками, я с силой всадил нож брату в шею. Он вскрикнул - только единожды, совсем не громко - и повалился на колени. С этой минуты я не видел ничего, кроме сверкания лезвия, снова и снова втыкавшегося в его тело.
Вчера вечером Сара всё-таки начала этот разговор. Мы были одни; дочки по обыкновению ночевали в тот день у родителей. После ужина Сара отвела меня вниз, заперла за нами дверь, усадила меня на диван и встала в полный рост напротив. Почему я так ужасно выгляжу в последнее время? Почему не ем и не сплю? Или я сейчас же рассказываю, что случилось, или она от меня уходит. Сара не шутила и, судя по всему, подозревала измену. Тогда я рассказал ей всё, начиная с телефонного звонка и заканчивая тем, как выбрасывал труп брата в реку. Разрыдавшись от ужаса, она бросилась вон из комнаты, и я слышал, как в ванной её рвало. Позже, немного успокоившись, Сара попросила оставить её одну. Пожалуй, это было лучшее, что я мог для неё сделать.
Спустя час жена нашла меня на заднем дворе, где я неподвижно наблюдал за ночным небом. Подбежав, она так сильно стиснула меня в объятьях, что я чуть не задохнулся - и тут же опять расплакалась. Мы долго простояли с ней так. Наконец, когда слёзы совсем иссякли, Сара заговорила. Держа моё лицо в своих руках, она шептала, что понимает меня, и что в конечном счёте я поступил правильно. Обнявшись снова, мы плакали уже вдвоём.
Дома мы позвонили дочкам, чтобы по очереди пожелать им спокойной ночи, после чего удалились в спальню, где занимались любовью почти до утра. На рассвете Сара проснулась от кошмарного сна; её лоб блестел от пота, а голос звучал сдавленно и слабо. Запустив мне руку в волосы, она прошептала:
- А если его найдут, Хэнк? Рыбаки или дети... Если его найдут и опознают?
Приложив палец к её смолкшим губам, я притянул её к себе. Заверил, что всё будет хорошо. Что никто его не найдёт. А если и найдут, то не сумеют опознать.
- Ты уверен?
- Абсолютно, - ответил я, лаская её шею. - Он слишком долго пролежит в воде к тому моменту.
Не говоря уже о том, что я сотворил с его лицом. Оно искромсано так, что и родной брат не узнает.