Глава 10
Экспертиза фальшивого протокола вскрытия и установление заинтересованных в его изготовлении лиц

Судебно-медицинское заключение экспертов проливает свет и на цели автора так называемого «Протокола вскрытия трупа Г. Распутина. По распоряжению следователя г-на Середы», не имевшего архивных источников, но опубликованного в книге французского автора Алена Руле. Теперь есть смысл процитировать его и сравнить с данными прокурорского дела, выделив несовпадения и противоречия.

«Протокол вскрытия трупа Г. Распутина

По распоряжению следователя г-на Середы

Нижеподписавшийся, профессор Косоротое, произвел исследование и вскрытие трупа Распутина 20.12.

1916 в 10 часов вечера в морге Чесменской больницы. Тело было опознано двумя дочерями, племянницей покойного, его секретарем и разными свидетелями. Труп мужчины примерно пятидесяти лет, ниже среднего роста, одетого в вышитую голубую рубаху, под которой белая рубашка. Ноги обуты в высокие шевровые сапожки, связаны веревкой, та же веревка связывает запястья. Светло-шатеновые волосы, как бы обрамляя и усы длинные, растрепаны, окровавлены. Рот полуоткрыт, зубы сжаты. Лицо ото лба покрыто кровью. Рубашка также окровавлена.

Можно констатировать три огнестрельные раны.

1. Первая пуля проникла в левую часть груди, прошла через желудок и печень.

2. Вторая вошла в правую часть спины и прошла через почки.

3. Третья поразила жертву в лоб и вошла мозг.

Баллистический анализ

Первые две пули были выпущены в стоявшую жертву. Третья поразила жертву, лежащую на земле.

Исследование мозга

Вещество мозга имеет резкий запах алкоголя.

Исследование желудка

Желудок содержит около двадцати столовых ложек коричневой жидкости с запахом алкоголя. Никаких следов яда не обнаружено.

Исследование легких

Раны

На левом боку зияющая рана, нанесенная каким-то острым предметом или шпорой.

Правый глаз вылез из орбит и упал на лицо. В углу правого глаза разорвана эпидерма.

Правое ухо вывернуто и разорвано.

На затылке рана, нанесенная тупым предметом.

Причины смерти:

Кровотечение раны в печени и правой почке должны были привести к быстрой потере сил. Смерть должна была наступить через десять или двадцать минут. В момент смерти покойник был в состоянии опьянения. Первая пуля прошла желудок и печень. Этот смертельный удар был нанесен с расстояния в 20 см. Рана с правой стороны, нанесенная почти в то же время, что и первая, была также смертельна; она прошла через правую почку. Жертва в момент убийства стояла на ногах, шубы не было. Когда стреляли в лоб, была уже на земле».

Видно, что автор этого «Протокола…» был знаком либо с оригиналом заключения экспертов, либо с какими-то вторичными материалами с него. Однако по своим причинам он вносит в созданный им документ несколько важных для него пунктов, которые противоречат мнению Косоротова. Обратим на них внимание.

1. «Первая пуля проникла в левую часть груди». Это указание напоминает мемуарные подробности Юсупова, пишущего в одном месте: «пуля прошла навылет в области сердца», а в другой части тех же мемуаров, описывая даже вскрытие, видимо, с чьих-то слов, и там говорится: «одна рана в области груди».

2. Утверждение, что «Пули выпущены из револьверов разных калибров», имеет своим источником исключительно мемуары Юсупова и Пуришкевича. В подлинном заключении ответить на вопрос о количестве стрелявших эксперты не смогли. Среди лиц, предположительно стрелявших, как следует из показаний данных Юсуповым, мог быть и великий князь Дмитрий Павлович, которым «была убита в садике собака». По мемуарам Юсупова, возможным убийцей мог быть и сам Феликс Феликсович, и депутат Пуришкевич. Кроме того, прокурор Завадский в своих мемуарах вспоминал: «В ближайшие вслед за убийством дни по Петрограду ходили толки, что Дмитрий Павлович не стрелял, а убит Распутин был князем Юсуповым и Пуришкевичем: второй выстрел произвел Юсупов, а первый и третий Пуришкевич».

3. Значит, автор протокола почему-то был заинтересован, чтобы подтверждалось, что убийц все же было несколько, и он вторил мемуарам участников убийства и слухам. Интересно, что этой же версии придерживается и британский отставной полицейский Ричард Каллен, который в интервью The New Times заявляет: «Из отчета о вскрытии тела Распутина, произведенном профессором Косоротовым, известно, что в того стреляли из оружия трех разных калибров». В данном случае речь может идти только о подложном отчете из французского издания Алена Руле, а не о настоящих результатах. Теперь эти выводы надо пересмотреть.

4. Далее: «Желудок содержит около двадцати столовых ложек коричневой жидкости…» Этот пункт согласуется с первыми парижскими мемуарами Феликса Юсупова, где он пишет: «При вскрытии в желудке была найдена тягучая масса темно-бурого цвета…» Вообще, цель этих «жидкостей» и «масс» была одна – подтвердить попытку отравления Распутина цианистым калием, о чем написано в нескольких мемуарах и что совсем не регистрируется патологоанатомами.

5. «В легких содержится некоторое количество воды, что позволяет предположить, что жертва еще дышала, когда ее бросили в воду». Как мы видели выше, экспертиза утверждает ровно обратное: «…в воду было погружено уже мертвое тело». Но этот пункт, что интересно, согласуется с легендой, о которой говорилось выше, и с показаниями самого Юсупова, данными следователю Соколову, которые цитировались выше.

6. И наконец: «Лицо и тело жертвы носят следы ударов, нанесенных каким-то гибким и твердым предметом. Гениталии разорваны, по-видимому, тем же предметом». Удивительно, но этот гибкий предмет, на который намекает автор, нам известен! Он описывается в изданных в Киеве мемуарах Пуришкевича «Убийство Распутина»: «Юсупов, увидев, над кем они возятся, выскользнул от меня, бросился в кабинет, схватил с письменного стола резиновую гирю, данную ему Маклаковым, и, повернувшись обратно, бросился вниз по лестнице к трупу Распутина».

А затем то же самое повторяется и в вышедших в 1927 году в Париже мемуарах Феликса Юсупова. Это так называемая резиновая палка: «здесь на письменном столе я оставил резиновую палку, которую „на всякий случай“ мне дал Маклаков…» И далее: «Я ринулся на труп и начал избивать его резиновой палкой… В бешенстве и остервенении я бил куда попало…» Значит, автор «Протокола» для придания правдоподобности стремился совместить свои знания о протоколе с мемуарами Пуришкевича и Юсупова.

О разорванных гениталиях, а их могли разорвать именно удары кистенем, в деле не упоминается вообще, а сообщается только о посмертных повреждениях: «все они, по мнению врачей, произошли после смерти и притом случайно, по-видимому, от ушибов при падении мертвого тела с высоты».

К тому же роду добавлений относится и утверждение, что «на левом боку зияющая рана, нанесенная каким-то острым предметом или шпорой». Это та же рана, о которой говорил выше эксперт Жаров и которая, по мнению автора подлинного заключения, Косоротова, была посмертной. Но автор этого «документа», видимо, стремился убедить своих читателей, что Распутин перед смертью подвергся пыткам и надругательствам, описанным в мемуарах. Однако тут удар ботфортом со шпорой имел особый смысл. Это был намек на участие в убийстве великого князя Дмитрия Павловича, который на многих снимках 1916 года запечатлен именно в ботфортах со шпорами.

Как считал следователь Завадский, убийство уместилось в весьма короткий период – максимум 15 минут, и времени на пытки у участников преступления попросту не было. Тем более в противоречии с «пыточной версией» находится очевидная уличная, финальная часть убийства.

Важно и то, что автор «Протокола…» не упоминает полицейских врачей Никитина и Значковского, также участвовавших во вскрытии тела, а упоминает лишь следователя Середу, который присутствовал на вскрытии, но в нем не участвовал.

Напрашивается только один вывод: неизвестный составитель этого «Протокола…» хотел подтвердить легенду о предсмертных пытках Распутина и его утоплении живьем, он согласовывал его с мемуарами и другими некриминалистическими сообщениями. Сам этот документ, скорее всего, происходит из архива Юсупова, так как князь единственный на тот момент живой участник событий, написавший мемуары.

Но публикацией из прокурорского дела доказывается подложность этой всего лишь весьма правдоподобной мистификации протокола.

Тому, что такой подложный протокол все же появился и обладал определенной убедительностью, есть весомая причина.

Во время Февральской революции и даже после нее, когда уже устоялась вроде бы власть Временного правительства, происходили нападения толп на полицейские и прокурорские архивы Петрограда. Погромы заканчивались актами вандализма и поджогами. Так произошло и с архивом прокурора Петроградского окружного суда, в котором и должны были сконцентрироваться документы расследования, так как сообщается в справке из дела 751: «…книги его канцелярии были уничтожены пожаром».

27 февраля 1917 года в пожаре, теперь уже в здании Петроградской судебной палаты на Литейном проспекте, погибла текущая и архивная документация судов, уголовные дела из кабинетов следователей, собрание вещественных доказательств, а также кабинеты научно-судебных экспертиз, где и должны были храниться важные материалы по делу Распутина, в частности альбомы с фотографиями с места преступления и тела жертвы. Здание не пытались даже тушить: оно выгорало три дня!

Но фотоальбому с криминалистическими снимками с места преступления, места обнаружения и аутопсии тела жертвы повезло: знаменитый сыщик и глава сыскной полиции Петрограда Аркадий Кошко в дни революции унес его к себе домой. Однако сохранить его не смог. Вот что он вспоминал: «Целый альбом, относящийся к этому делу, хранился у меня и был мною уничтожен, когда в Петербурге пошли повальные обыски».

Эти пропажи помогли легализации недостоверного акта вскрытия, появившегося во Франции и опубликованного Аленом Руле.

Удивительно, но в конце 1959 года тот самый криминалистический альбом, который вроде бы уничтожил Кошко, Музею Революции в Ленинграде дарит проживавший в Грозном В. И. Афонин. В то же время один из листов этого альбома с фотографией лежащего на полу Распутина с отчетливой раной на лбу дарит тому же музею некто Корвин-Круковский.

Но вот судьба первоначального акта так и остается невыясненной. Однако его аутентичное переложение, пусть и в урезанном виде, имеется в прокурорском деле Минюста, которое мной и цитируется в этой книге.

Кроме того, мне удалось обнаружить в документах ГАРФ, в Фонде 1463, так называемой «Коллекции отдельных документов личного происхождения», записку, которая может намагнитить взгляд исследователя до электрической искры:

«Его Превосходительству Господину министру Юстиции

Прокурору Петроградской судебной палаты

Рапорт

При сем предоставляю Вашему Высокопревосходительству вещественные доказательства по делу об убийстве Григория Распутина, согласно Вашему словесному приказанию.

Прокурор судебной палаты Завадский.

№ 13596

Декабря 28 дня, 1916 г.»

Этот лист двойной: он, в сущности, обложка бумажной папки. Она пуста, и только странная перечеркнутая цифра 9 и пометка «21 стр.», видимо, указывали на количество страниц, когда-то в ней содержавшихся. Лаконичная запись на титуле дела сообщает: «Приложений нет». А само это крохотное дело было сформировано в ГАРФ 8 июня 1966 года, видимо, из россыпи. Именно этот документ и должен был бы находиться в общем своде других, которые приобрела в 1932 году антикварная фирма К. W. Hiersemann, о чем писалось в самом начале. Но, видимо, он входил в документы, которые составлялись до начала работы над делом другого следователя – Ставровского. Рапорт Завадского позволяет нам с большой уверенностью предположить, как прокурорские материалы попали в Германию в начале 30-х годов XX века.

В своем письме в редакцию «Последних новостей» следователь Завадский сообщает: «…я припоминаю, что еще при мне, как наблюдающем за предварительным следствием, была попытка управляющего министерства юстиции Добровольского взять дело к себе». Документ и регистрирует эту попытку. Адресат рапорта – министр юстиции Николай Александрович Добровольский. Его близость ко двору очевидна. Хотя он и был расстрелян в Кисловодске большевиками как заложник 21 октября 1918 года, документы могли быть проданы его многочисленными эмигрировавшими за границу родственниками.