Павла Сыч (мама)
Декабрь 1953

– «Без права на восстановление из государственного педагогического университета имени Романа Романовича Романовского с позором отчисляется Сосулькина Тамара Михайловна. Наш вуз – не место для безнравственного поведения. Мы не позволим позорить имя педагога с большой буквы Романа Романовича, борца за светлое будущее молодого поколения, чье имя гордо носит наш вуз. Не позволим пятнать репутацию одного из лучших университетов страны аморальным поведением».

«НЕТ! – распутству в вузе! НЕТ! – безнравственности и разврату! НЕТ! – порокам и бесстыдству!» – звучало по всей территории университета, из каждого уголка, в котором был размещен громкоговоритель.

Вот уже неделю в университете только и разговоров, что о несчастной Тамаре – безнравственной и падшей девке, нагулявшей ублюдка, которая не постеснялась посещать занятия с пузом. На всех столбах и новостных досках непременно присутствует одно, а то и несколько объявлений о безнравственной Тамаре. Изо всех уголков трубят о распутной Тамаре. Во всех закоулках перемывают кости, осуждают и обсуждают развратную Тамару.

Забеременеть, не имея мужа, – лучше уж расстрел. Это страшно. Это уничтоженное будущее. Это жизнь с позорным клеймом во весь лоб. Это вечные насмешки и реки грязи за спиной. Честь – то, что не восстановишь, не купишь, не выиграешь в шашки. Пять минут сомнительного удовольствия взамен на жизнь в опале? Это ужасно, и точно не по мне.

Как хорошо не иметь потребности ни в любовных утехах, ни тем более в детях. Я никогда не променяю себя, свою волю и жизненные планы на «счастье материнства». Никогда!

– «Без права на восстановление из государственного педагогического университета имени Романа Романовича Романовского с позором отчисляется Сосулькина Тамара Михайловна. Наш вуз – не место для безнравственного поведения. Мы не позволим…» – продолжает греметь в темных коридорах, но занятия окончены, и я торопливо устремляюсь к выходу.

Середина ноября в этом году снежная до неприличия. По расчищенным дорожкам идешь, будто передвигаешься в сказочном белом лабиринте – с обеих сторон метровые сугробы. Отражаясь на белом покрывале, солнце слепит глаза, а мороз кусает за доступные ему части тела.

Прячу нос и рот за варежкой и, как и десятки других студентов, спешу покинуть университетскую территорию, как вдруг за спиной раздается пронзительный крик:

– А-а-а-а! А-а-а-а!

Будто по команде, я и все остальные девушки и парни, мужчины и женщины, впереди и позади меня, оборачиваемся на этот проникающий под кожу вопль.

– Прошу, помогите! Помогите, кто-нибудь! Вызовите «скорую», скорее! Срочно вызовите «скорую»! – Что породило подобный вой, представить было страшно, но любопытных, кроме меня, оказалось много. Все, как умалишенные, бросились на крик о помощи.

Уже через несколько минут десятки знакомых и незнакомых людей встретились у правого угла здания университета. Кольцо любопытных сомкнулось вокруг тела Тамары Сосулькиной, изо рта которой вытекала кровь и быстро расползалась по снежному ковру. Глаза ее были приоткрыты, но каждый вдох давался с трудом.

– Я… Я… – Она что-то пыталась сказать, но это было непросто. – Я не хочу жить в обществе…

Никто так и не узнал, в каком обществе, но было понятно, что решение о том, что она не хочет жить, было принято Тамарой самостоятельно. Оно и понятно, практически ни у кого не возникло вопросов – почему Тамара Сосулькина решила шагнуть с крыши пятиэтажного здания. Одно дело позволить похоти и желанию раздвинуть перед кем-то ноги, и другое – не сломаться под давлением социума, выстоять, выносить и родить внебрачного ребенка, которого тоже вряд ли ждет светлое будущее.

Вокруг Тамары шум, гам и суета. Кто-то пытается чем-то помочь до приезда «Скорой», кто-то рыдает, кто-то просто глазеет, пара девушек падают в обморок, а я увидела все, что могла, и медленно удалилась.

Тамара Сосулькина умерла от сильного внутреннего кровотечения в карете скорой помощи по пути в больницу. Младенец тоже погиб. Вот и вся любовь.

Вечером в общежитии все только об этом и разговаривали. Мои соседки по комнате Софья, Тося и Ульяна, в принципе, редко замолкали, а тут такое дело!

– Кто бы мог подумать! Кто бы мог подумать! – как заведенная, повторяла Тося, сидя в постели не с книгами, а с зеркальцем в руках и горой разнообразной косметики вокруг.

– Да уж, это точно, – поддерживала тему Ульяна, не переставая при этом упаковывать чемоданы, она собиралась на выходные съездить домой.

– А я так считаю, – лежа в кровати с томиком Цветаевой, многозначительно протянула Софья. – Глупость сотворила эта Сосулькина и страшный грех на душу взяла. Ребенок – плод любви. Не с первым же встречным она в постель легла? А то, что он не женился на ней, так это его крест, и он должен был спрыгнуть с крыши. Любовь ведь дарит крылья, благодаря которым разум и улетучивается из тела. Все знают, что нежное чувство делает человека глупым. Вот, например… – И с чувством, мечтательно прикрыв глаза, Софья зачитала:

Закончив, Софья посмотрела на нас со значением и сказала:

– Марина Цветаева написала эти строки в марте тысяча девятьсот пятнадцатого года. Разве они не прекрасны? Никто не застрахован от легкомыслия.

Я не выдержала, даже отвлеклась от учебников, над которыми, как обычно, корпела за столом.

– Софья, а тебе известно, до чего довело «легкомыслие» эту поэтессу?

– И до чего же интересно?

– До петли.

– А кто сказал, что это было легкомыслие? – отвлеклась от своего чемодана Уля.

– Если бы эта женщина жила разумом, а не чувствами, она бы не полезла в петлю.

– Не она одна так жила, и вовсе не значит, что все, кто живет чувствами, повально кончают с собой! – Софья больше не лежала, она села, пристально вглядываясь в мое лицо.

– Я и не утверждаю, что это массовое явление. Но те, кто поддается вирусу любви, более склонны к суициду. Столько всего сказано и написано об этом чувстве, что уже бы пора научиться на чужих ошибках. Разбитые сердца и разодранные в хлам души повсюду. Любовные треугольники, безответные чувства, неравные и недопустимые по возрасту браки регулярно отправляют десятки человеческих душ на тот свет. Сильные чувства несут в себе большую боль и разочарования, как результат – самоубийство. Что в этом красивого и романтичного? Что хорошего несет в себе сумасбродство и легкомыслие? Неделя, месяц, год, пусть даже пять лет блаженства в объятиях любимого ради вечности в Аду? Как мне кажется, слишком высокая цена.

К концу монолога уже три пары глаз были приклеены ко мне. На лице каждой соседки читалось недоумение.

– Павла, откуда в тебе это? Столько холода и цинизма в каждом слове, просто жуть! – взволнованно интересуется Софья.

– Как можно так относиться к любви? Это же прекрасно. Все рано или поздно влюбляются, женятся, рожают детей. Это норма. Так должно быть. Таков смысл жизни. – Ульяна отстаивает свою точку зрения со слезами на глазах, а о своем чемодане уже и думать забыла, усевшись рядом с Софьей.

Тося растерянно молчит, сжимая в руках тушь для ресниц, то и дело переводя взгляд с девочек на меня и обратно.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что одобряешь травлю несчастной Тамары, которую развернуло руководство университета? – в ужасе интересуется Софья.

– Дети – смысл жизни неудачников. Самодостаточные личности способны найти смысл и без сопливых ублюдков, Ульяна. А насчет травли… Кто я такая, чтобы одобрять или критиковать принятые в ректорате решения? Там явно сидят неглупые люди. Я только хочу сказать, что таким, как Тамара, прежде чем ложиться в койку с парнем, нужно задуматься, а готова ли она подарить этому миру очередного ублюдка? Война породила достаточно нищеты. В стране в десятки раз выросло количество детских домов, зачем их пополнять? Государство не обязано кормить и воспитывать тех детей, которые даже собственным отцам не нужны.

Было похоже, что соседки в моем лице увидели исчадье Ада, не меньше. Но что мне их осуждающие и шокированные взгляды? Не ради их любви и дружбы я больше года вкалывала в этом же университете, чтоб как-то выжить: мыла полы, туалеты, подметала огромную территорию двора, бегала у преподавателей на посылках, а все свободные минуты проводила в библиотеке, чтоб иметь возможность поступить и стать в этой жизни кем-то. Я из кожи вон лезла за СВОЕ светлое будущее, я даже не пыталась отыскать и наладить связь с братьями и сестрами, чтоб, не дай бог, своим появлением в моей жизни снова они все не разрушили, так что доброе расположение соседок по комнате – последнее, что меня волновало. Поняв, чего хочешь от жизни ты, чужие мнения и оценки превращаются в пустой звук. У каждого своя оценка нравственного и безнравственного.

– Может, ты еще предложишь расстреливать незаконнорожденных? С таким-то подходом к делу, – зло говорит Софья.

– Было бы неплохо, все равно ничего хорошего их в этой жизни не ждет.

Не знаю, что творилось в этот момент в голове каждой из трех девиц, кем они меня считали и как сильно ненавидели, но на этой фразе наш разговор был закончен. Я окунулась в учебу, а все остальные в полной тишине продолжили заниматься каждая своим делом.

Я могла бы рассказать им историю своей жизни и объяснить, откуда подобные мысли и столько цинизма, но к чему мне это? Вряд ли они поймут, что дети могут быть не только цветами жизни, но и обузой (пьяница Владлен, эгоистичный Федор, не от мира сего Ноябрина, Маруся-смерть). Даже рожденные в законе дети способны превратить жизнь родителей в ад. Кто даст гарантии, что твой рожденный вне брака ребенок, изначально отвергнутый и не принятый, принесет тебе счастье? Где гарантии, что ты не подохнешь при родах, что он не родится умственно отсталым, что он не станет алкоголиком, убийцей, Гитлером, в конце концов? Нет. Лучше без детей. Жить, неся ответ перед Богом и людьми только за свои поступки и проступки. Я больше не готова отвечать за других и жить для других. Пусть даже будут собственные дети.

С этого момента и без того прохладные отношения с соседками стали и вовсе ледяными. Максимум, чем баловали меня девочки, было «Доброе утро» или «Доброй ночи». Не удивлюсь, если про себя всякий раз добавляли: «Чтоб ты сквозь землю провалилась» или «Чтоб тебе всю ночь кошмары снились». Но это их проблемы. Я чувствовала себя вполне комфортно в статусе изгоя. Для того чтобы получить хорошее образование – друзья не нужны. А иметь в жизни собственные ценности и идеалы важно, иначе ты всегда будешь просто одной из серых овец.