ГЛАВА 17

Я лишь кивнула, улыбнувшись. Готова, и давно.

Заявление нашлось в кабинете его отца. Там было все так же пыльно и не прибрано, только со стола кое-как сметена пыль, да кресло протерто. Причем пиджаком Боннера, висящим здесь же. Аккуратность — его второе имя, поняла я.

— Читай, Кэти. — Адам замер позади меня, постучал пальцами по столу и пошел к выходу.

— А ты куда? — не поняла я.

— Буду на кухне. Вопросы пометь карандашом, если возникнут.

Я засмеялась:

— Адам, вернись, пожалуйста.

Он обернулся, вскинул светлые брови.

— Я не стану это читать, все равно ни в чем не разбираюсь.

— Это что еще за новости?

— Понимаешь, муж меня уже обманул с квартирой, — быстро заговорила я, стараясь объяснить ему свою позицию, — да и дом этот, в котором погиб Доминик Тафт, не особо прельщает. Так что я не очень расстроюсь, оставшись и без него тоже. Тем более что понимаю приблизительно, как Роджер заработал на всю эту недвижимость. Я попробую восстановить собственные умения, принять свой дар заново и заработать на дальнейшую жизнь сама. От Поука мне нужно только одно. И ты знаешь что. Я просто хочу свободы, Адам. И если суть этого документа сводится к тому, что я снова стану независимой, пусть даже бездомной, меня все устраивает.

Боннер нахмурился, вздохнул тяжело и заговорил тоном взрослого человека, обращающегося к неразумному ребенку:

— Послушай меня, Кэтрин. Пока еще Поук. Что бы ты там себе ни придумала, как бы ни романтизировала жизнь без стабильного оклада, навсегда запомни одно непреложное правило: читай каждую буковку любого документа, что тебе подсовывают на подпись. Кто бы это ни был, что бы он ни сулил.

— Да, но я доверяю тебе, — пожав плечами, улыбнулась очень недовольному некроманту. — Будь на твоем месте любой другой человек, непременно вчиталась бы и…

— А если я ошибся где-то? — разозлился Адам. — В мелочах. Поставил не там запятую в предложении, и вышло буквально следующее: развести нельзя, оставить замужем. Как тебе такой вариант?

Теперь нахмурилась я:

— Почему ты все время старательно отдаляешь меня от себя? Вот этим своим поведением. Я говорю, что доверяю, а ты тут же сообщаешь, что зря. Хорошо, я прочту чертовы бумажки, уходи. Если понадобишься, я знаю, где тебя найти.

Упав на кожаное кресло, схватила листы и притворилась, что внимательно их изучаю и не вижу, что он так и стоит над душой, испепеляя меня взглядом.

— С тобой невозможно сохранять спокойствие, — наконец нарушил тишину Адам. — Я ведь говорю то, что ты и сама должна понимать лучше других. Я адвокат, а ты моя клиентка…

— Да, я уяснила это, — перебила, шмыгнув носом. — Ты выполняешь свою работу отлично. У меня нет претензий. Буду рекомендовать тебя всем знакомым, как только покончим с делом.

Некромант устало вздохнул. Я вдруг подумала, что сейчас он просто уйдет, громко хлопнув дверью, но вышло иначе. Он сел на корточки и развернул скрипнувшее колесиками кресло, придвигая его вместе со мной к себе.

— Какая же ты дурочка, Кэти. Впрочем, я ведь и сам не лучше, да? — Документы были безжалостно отобраны и полетели на стол. Адам взял мои руки в свои, чуть потянул вперед, заставляя смотреть на него, и продолжил: — Слушай меня внимательно. Я всегда удивлялся людям, пытавшимся друг друга изменить, чтобы в отношениях стало комфортней. Считал их как минимум глупцами, про максимум промолчу — пожалею твою тонкую душевную организацию. И вот сам попал в ту же ловушку. Это, знаешь ли, оказалось очень соблазнительно — не устоять и начать лепить свой идеал из той, кто тебе ближе всех. Ничего сложного: там сломать, здесь отбить желание, непринужденно привить собственные привычки. Могло получиться здорово или не получиться совсем. И тут меня ждал не самый приятный сюрприз. Оказывается, ты тоже хочешь видеть рядом свой идеал. Чтобы не курил, не пил, не орал по пустякам, на руках носил и двери перед тобой открывал. Что там еще? Да, Кэти, я обратил внимание на твой сморщенный носик, когда говорил очередную грубость. Так вот, к чему это все? Официально заявляю две вещи: я не хочу тебя терять — это первое. И второе — не хочу тебя менять. Оставайся всегда такой же ранимой, мягкой, доверчивой и слегка ненормальной. И будь рядом со мной. Насколько у тебя хватит терпения. Потому что сам я тоже меняться не собираюсь, Кэти. Там, где хочется острить, — скажу колкость, там, где пойму, что действуешь глупо, — скажу об этом прямо. А когда захочу уединения — буду уходить подальше, потому что я так привык. Но зато обещаю возвращаться. Пока ты будешь ждать.

— Ты невыносим, — покачав головой, сжала его руки в ответ. — Жуткий тип.

— Да, — не стал спорить он.

— Хорошо. Тогда скажи мне, куда ты будешь уходить? К другим женщинам?

Боннер моргнул, прищурился и ехидно улыбнулся.

— И это я невыносим? — Он не выдержал, засмеялся. — Я тут душу вывернул наизнанку, а она все об одном. Ну какие женщины, Кэти? Зачем? Я уважаю себя и свой выбор. Если ты скажешь, что готова принять меня вот такого, то для чего мне другие?

Я почувствовала, как щекочуще порхают в животе пресловутые бабочки. Давно забыла, каково это… А еще поняла, что пропала. Этот негодяй забрал мою свободу раньше, чем успел подарить. И пусть он не произнес ни слова о любви, но у меня от нежности помутился рассудок. Улыбаясь словно безумная, сползла с кресла и тут же попала в крепкие некромантские объятия, чтобы быть зацелованной и залюбленной прямо на пыльном столе…

Документы я все-таки подписала, но гораздо позже, ближе к ночи, перед самым сном. А потом снова таяла в объятиях Адама, решившего переселить меня к себе.

Утро началось неожиданно рано, причем даже для Боннера. В его доме стали раздаваться звуки молотка и дрели, потом что-то упало в коридоре, и до нас донесся забористый мат с южным акцентом.

— Рабочие приехали, — сонно потянувшись, поняла я.

— Донна так заботлива, — отозвался Адам, натягивая на голову подушку. — Сколько там на часах?

— Шесть утра. — Я даже усмехнулась. — Это во сколько ей пришлось встать и их поднять?

— И все — ради меня, — фыркнул некромант. — Сестра. Родная кровь…

Внезапно посерьезнев, я повернулась на бок и, погладив Адама по спине, тихо спросила:

— Ты звонил своей племяннице?

Он засуетился, приподнял подушку, показал приоткрытый сонный глаз.

— С чего вдруг ты интересуешься Марианной?

— С того, что она не стала общаться с матерью, зная, что ты здесь. За это Донна и мстит, Адам. Разве нет?

Боннер поморщился, зевнул, откинул свое пуховое прикрытие и навалился на меня, целуя в висок.

— Это наши с ней разборки, Кэти, и им много-много лет, — проговорил некромант, явно намекая, чтоб я отвязалась и не лезла не в свое дело.

— Я знаю, сколько им лет. — Увернувшись от еще одного поцелуя, уже в шею, поймала взгляд Адама и, хмурясь, продолжила: — Столько же, сколько лет Мари. И ты стал ей отцом, привязав ребенка к себе, а потом уехал по просьбе Донны. Потому что из-за тебя она не могла стать ближе к собственной дочери. Уж не знаю, как она тебя уговорила, но подозреваю, давила на жалость. Только это абсурд — так поступать с девочкой.

Бониер оттолкнулся от кровати, сел на край и размял плечи, покрутил головой в разные стороны, свел и развел лопатки, делая нехитрое упражнение руками, отчего его татуировки двигались на коже словно живые. Потом встал, щеголяя передо мной голым задом, подобрал штаны и вышел.

Отвечать он не собирался, да и на теме, кажется, поставил жирную точку.

Несмотря на обиду, хотела было пристать снова, потому что во мне крепло убеждение — они все делают неправильно, но меня остановило два момента. Первый — Адам просил не менять его, а это означало, что настаивать на своем сейчас не стоит. И второе — своих детей у меня никогда не было, поэтому оставалась вероятность, что в теоретические знания закралась ошибка и на практике в отношениях между братом, сестрой и Мари все гораздо затейливей.

От мелкой ссоры вдруг пропало настроение, а уснуть снова не давал шум в доме. Поэтому я решительно надела шорты и майку и отправилась искать пропитание. Добираясь до кухни, встретила троих мужчин в широких льняных брюках и с обнаженным торсом. Они меняли полы, вскрывая старые, местами прогнившие, доски, щебетали на неизвестном мне наречии и громко хохотали. Мускулистые и нахальные. Заметив меня, гады заулыбались, так что было очень сложно строить из себя гордую недотрогу. На миг я даже задумалась, на кой мне снова серьезные отношения, когда несерьезные так и ходят вокруг, играя мускулами?

Только стоило увидеть Боннера, как вопрос отпал. Он стоял на кухне спиной ко мне. Красивый, зараза, притягательный и уже согласившийся стать моим, хоть и непонятно насколько. А напротив него сидела Донна — злая белобрысая мегера, неприязнь к которой все усиливалась.

— Как хочешь, — говорила она, не замечая моего появления, — пусть в твоих комнатах хоть мхом все порастет, я туда и сама не сунусь. А дом мне жалко, вот и помогаю, чем могу.

— За мои деньги мне же нервы мотаешь, — процедил Адам, оборачиваясь на мое прикосновение. — Собирайся, Кэти, поедем к бухте. Эта идиотка намяла работников на целый день, так что здесь нам делать нечего.

Я пожала плечами и кивком головы поздоровалась с его сестрой. Все-таки вежливость никто не отменял, пусть мы и не особенно дружны. Та отвернулась — то ли не заметила моего жеста доброй воли, то ли я попала под санкции против Адама — слишком уж близко к нему стояла.

— Сварю с собой кофе и сделаю пару бутербродов, — тихо проговорила, поднимаясь на носочки и целуя в щеку хмурого некроманта. — А ты возьми покрывало.

В душе потеплело от того, как смягчилось выражение его лица, как дрогнули в благодарной улыбке уголки губ. Адам вернул мне поцелуй и тут же вышел, не оглядываясь на сестрицу.

— А ты сама добродетель, — едко заметила Донна, покачиваясь на стуле и наблюдая за каждым моим движением, — умело взяла его в оборот.

— Спасибо, — ответила, широко улыбнувшись. — Благо ты сильно облегчаешь задачу.

— Я?

— Конечно. Единственная родня, за исключением племянницы, и та жалит каждый раз, когда открывает рот. Мне остается только быть немного добрее, и дело в шляпе.

— Да что ты вообще знаешь обо мне? — взвилась Донна. — Думаешь, такая умная? Что ж тогда тебя твой дебил восемь лет имел как хотел, а ты и в ус не дула? Видно, от большого ума!

Я вздрогнула от ее слов, посмотрела зло, хотела сказать что-то столь же колкое в ответ. И могла сказать, в голове уже зрели подходящие выражения. Но не стала. Потому что в тот момент точно поняла: она дура, а спорить с подобными ей — все равно что ломиться в замурованные двери. Только покалечишься.

Молча приготовив завтрак на двоих, я вышла из кухни. Донна осталась одна. Теперь она стояла у открытого окна и курила сигарету за сигаретой, выпуская изо рта тонкие, пахнущие ментолом колечки и листая какой-то старый журнал.

Бухта поражала своей дикой красотой. Определенно в том месте, куда привез меня Боннер, мало кто купался. Это был небольшой кусочек дикого пляжа с мелким песочком и прозрачно-голубой водой. И ни души вокруг, кроме нас двоих.

Адам включил ретромузыку в автомобиле, расстелил покрывало и многообещающе улыбнулся. Это было первое мое свидание с морем за много лет, и оно оправдало все ожидания, даже самые смелые. Мы плескались в соленой воде, плавали наперегонки, загорали и ели мятые бутерброды, запивая их холодным кофе. И не было во всей округе людей счастливее.

Лишь к обеду, изрядно вымотавшись, решили вернуться домой, потому как обоим страшно захотелось упасть в кровать и уснуть на пару часов. И плевать на ремонт. Всю дорогу от бухты я подпевала льющейся из радио музыке, смеясь от всей души. Адам тоже что-то мурлыкал, одобрительно косился и иногда пытался пристать с поцелуями, при этом делая вид, что бросает руль.

Веселье закончилось внезапно. Стоило нам въехать в ворота дома, как что-то изменилось. Что именно, мы поняли не сразу. Адам медленно протянул руку и выключил музыку, вышел из авто и вдруг опустил взгляд. Еще миг, и некромант встал на одно колено, приложив руку к земле, и замер, прикрыв глаза. Я не тревожила его, с нарастающим страхом наблюдая за скупыми движениями. Только внутри было чувство странной пустоты, и шло оно от дома. Повинуясь инстинктам, я привстала и обвела территорию вокруг пристальным взглядом, скользнув им по одному из работников. А потом уставилась на старое покосившееся дерево в саду, которых было множество. Рядом с ним стояло ведро, полное красно-зеленых яблок. И дальше еще одно, и еще…

По телу пробежал холодок, а губы сковало от ужаса.

— Здесь был чужак. — Вскочив на ноги, Боннер посмотрел на меня и сразу понял, что что-то не так. — Кэти?

— Я… — Не в силах озвучить мысль, указала дрожащим пальцем в направлении сада. — Мое видение, Адам. Яблоки, помнишь? Он был здесь.

Боннер зарычал. Сжав кулаки, покрутил головой, разминая шею, и перевел взгляд наверх, туда, где были его комнаты. Окна спальни выходили на другую сторону, а в видении я смотрела вниз именно оттуда. Значит, нужно было проверить, чтобы знать наверняка.

— Сиди здесь, — велел Адам, рванув к дому.

Я кивнула, даже не пытаясь выйти. Осознание того, что чужаком явно был мой муж, накрыло вязкой паутиной, сковав руки и ноги. А в голове снова всплыла картина, где Поук задирает голову вверх и улыбается. Сначала с недоверием, а потом — искренне радуясь. Кого же он увидел и с чего был так счастлив?

«Донна», — посетила меня догадка. Нарушив все запреты Адама, она могла войти в его комнаты. Из чистого упрямства. И она же могла впустить Поука в дом, подчинившись его влиянию. Защита не сработала бы, ведь гость вошел по приглашению хозяйки.

Сжав виски ледяными пальцами, я уставилась на дверь дома как зачарованная и так и сидела, гипнотизируя ее в ожидании Адама.

Он вышел, когда, казалось, прошла целая жизнь. И был непривычно бледен. Собранный, злой, сосредоточенный, некромант подошел к одному из мужчин, что разбирал привезенные для ремонта доски, и громко спросил:

— Когда уехала Донна?

— Часа три назад, — недоуменно ответил рабочий, вздрагивая от неожиданности.

— С кем?!

— Одна она была…

— А потом? Кто-то приезжал потом?

— Так девочка. — Рабочий повернулся ко мне и показал пальцем куда-то в сторону. — Дочка Донны. На велосипеде приехала. Вон на том. Ее встретил отец, и они…

— Кто? Кто встретил?! — На Адама стало страшно смотреть. По его лицу от шеи к вискам ползли черные полосы-змеи, извиваясь и словно исполняя некий, только им известный танец.

— С отцом, — тихо повторил мужчина, пятясь к пикапу, нагруженному досками. — Они еще поспорили немного, а потом уехали.

— Когда это было? — Тихий рокочущий голос Адама пугал даже сильнее внешнего вида.

— Да вот, меньше часа… Он вам и письмо оставил. Сейчас… Вларт! Вларт!!! — Из окна кухни показалась лохматая голова другого мужика. — Вот у него оно. Вларт, отдай письмо.

— О! Приехали? А вам тут…

Договорить рабочий не успел. Боннер преодолел расстояние между ними в считаные секунды и протянул руку:

— Давай! Бегом!!!

Прошло не больше минуты, а все рабочие как по команде высыпали на улицу. Кто-то смотрел в небо, кто-то кивал на Боннера, другие стояли с округлившимися от страха глазами. Сначала я не поняла, что происходит, а потом заметила — все в округе стихло. На чистое небо стали набегать черные тучи, где-то рядом громыхнуло, вдали сверкнуло сразу несколько молний. Работники бросились к пикапу, спешно накрывая брезентом доски, что еще не успели перенести в дом. Дождь хлынул внезапно, обжигая холодом. А я все сидела в открытом авто и смотрела на Адама, вокруг которого клубилась тьма, расползаясь в стороны.

Когда он наконец поднял взгляд, мужчины решили закончить работу позже, судя по их лицам — в следующей жизни. Набившись в авто, они уехали не попрощавшись. А я, стоило им проехать мимо, отмерла. Выбежала из машины и поспешила к дому, чувствуя, как дрожу всем телом не то от холода, не то от ужаса. И Адама попробовала увести с собой. Он даже поддался на мои уговоры. Только стоило переступить порог, отпустил мою руку, сел на пол и обхватил голову руками, бросив записку рядом.

Я не хотела ее читать. Все мое существо противилось тому, чтобы глубже влезать в то, что сейчас происходило. Но разве был у меня выбор?

Строчки плясали, расплывались перед глазами. Уже не от дождя, от моих слез.

Вот и все. Перечитав записку несколько раз, я вдруг поняла, что даже здесь Роджер проявил осторожность. Ни слова об артефактах или похищении девочки… Меня затрясло сильнее.

Поук нашел слабое место Боннера. Шантажировал его своей собственной дочерью, не изменяя своей гадской натуре даже в этом. А бедная девочка сама приехала в дом, не догадываясь, какие ужасы ее могут ждать. Потому что никто и никогда ей не рассказывал про отца.

— Стэфани Кирк, — хрипло проговорил Адам, не поднимая головы. — Она была в «Гнезде», чтобы передать Мари весточку. От папы. Представляешь, как мелкая была счастлива? Всегда считала, что ему на нее плевать, а тут такая радость: объявился и жаждет увидеться.

— Стэф не могла. — Я прижала письмо к себе, посмотрела на то, как льет дождь за дверью, и всхлипнула. — Она никогда не стала бы так поступать.

— Стала. И уверяла, что он не причинит Мари зла. Но ты не понимала, о чем эта стерва толкует. Как и я. — Он резко вскинул голову, и я отшатнулась, увидев его окаменевшее лицо. В глазах плещется тьма. Кожа испещрена замысловатыми линиями. Щеки, лоб, скулы… — В дом он не смог войти, — продолжал говорить Боннер, даже не замечая моего ужаса. — А во дворе защита слабее. Поук ждал в саду. Кидал камешки в мое окно, видимо, заметив Мари. Я нашел один на подоконнике… Адам поднялся на ноги, подкинула маленький серый камень и, поймав, сжал его в кулаке. Потом посмотрел на меня и тихо попросил: — Иди наверх, Кэти. Закройся сегодня в доме и никого не впускай. Даже Донну.

— А ты?

— Мне нужно уйти.

— Но ведь в письме написано, что Роджер ждет меня вечером, — прошелестела я. Мне не хотелось спорить с Адамом и тем более не хотелось идти в ловушку, устроенную супругом. Но ведь он ясно написал, кто должен прийти. — Придется ехать в Глемшир, разве нет?

— Нет. Тебе не придется.

— Что ты задумал? — Я шагнула к нему навстречу и наткнулась на холодную черноту его глаз. — Адам, пожалуйста, не геройствуй. Давай обдумаем вместе, что делать дальше. Может, стоит обратиться в полицию? Или действительно отдать ему артефакты — пусть подавится, тварь.

— И что потом? — Голос некроманта хлестнул меня, заставив выпрямиться и обхватить себя руками. Хрипловатый, бесцветный, он пугал до дрожи. — Я расскажу тебе, что будет. Ты умрешь. И Стэфани Кирк умрет. А Поук исчезнет с артефактом времени, пытаясь самостоятельно довести его до ума. Теперь тебе стоит задаться вопросом, хороши ли предложенные тобой варианты?

— Пусть так. — Я шагнула к двери и жадно вдохнула прохладный воздух, потому что в доме мне стало душно. Опершись на дверной косяк, посмотрела на сурово сжавшего губы Боннера и продолжила: — Пусть я не знаю, как быть, но ты что-то придумал. И я прошу рассказать, что именно. Ненавижу неведение, Адам. Пожалуйста, не отворачивайся от меня.

— Разве я отворачиваюсь? — Он дышал шумно и часто, а татуировки на его коже проступали все отчетливей. — Напротив, хочу сохранить тебе жизнь, Кэтрин.

— Убегая от меня? Единолично принимая решения? Вы с Донной уже пытались уберечь Марианну, старательно пряча от нее детали, казавшиеся вам лишними. Но ей уже десять лет, и она имела право знать. — Я понимала, что именно сейчас не стоило говорить об этом. Понимала, но уже не могла молчать. — Не делай выбор за меня. Это неправильно. Прошу, дай и мне возможность решать, как поступить, Адам.

Мне показалось, что удалось достучаться до него, что он вот-вот сдастся и поделится своими мыслями, но, увы, этого не произошло. Боннер развернулся и, ловко огибая вскрытые участки в полу, прошел к лестнице, метнувшись наверх. Меня он не звал, поэтому я не спешила покидать свое место, тоскуя вместе с домом.

Дождь и не думал прекращаться, щедро поливая сухую землю, а иссиня-фиолетовые тучи держали в заложниках солнце, не позволяя тому показаться из заточения и согреть продрогшую дурочку, стоящую на пороге и все еще на что-то надеющуюся. В такую погоду ни одному нормальному человеку не придет в голову покидать дом. Только вот Адам нормальным не был. Он прошел мимо меня, сжимая в руках кожаный рюкзак.

Бросил на ходу:

— Переоденься, простудишься.

Еще минута — и заревел двигатель автомобиля, салон которого вымок насквозь. Боннер даже не озаботился тем, чтобы поднять крышу, развернулся, разбрызгивая грязь из-под колес, и умчался прочь, так и не сказав, куда и зачем.

И не позвал.

Я даже не плакала — с чего бы? Все слезы были пролиты раньше. Скупо ухмыльнувшись, пошла на кухню, чтобы насильно впихнуть в себя немного еды. Но стоило выложить на стол продукты, как на кухню ворвалась Донна. Растрепанная, в одежде, перепачканной грязью, с глазами на пол-лица.

— Где он? Адам.

— Уехал, — ответила тихо, подумав про себя, что Адам просил никого не пускать, даже его сестру. Но я не закрыла двери, а она не спрашивала разрешения, чтобы войти в дом, что считала своим.

— А Мари? Мне позвонили из «Гнезда». Она уехала сюда, сказав, что я разрешила. Солгала. Раньше никогда такого не было.

— Может быть, она поехала к тебе? Не сюда. — Стараясь говорить спокойно, я выдвинула ложное предположение.

Никак не могла определиться, стоит ли говорить о том, что произошло. Но Донна помогла сделать выбор.

— Ты меня за идиотку принимаешь?! — закричала она. — Рабочие сбежали отсюда, потому что испугались Адама. Они отказались делать в доме ремонт. И они видели здесь Мари. С кем она уехала?! С кем?!

— С Роджером, — слетело с моих губ. — Нас не было в доме. И я не знаю подробностей, Донна. Но Адам все узнает и найдет способ…

— Ни черта он не найдет! — Она схватилась за голову, тяжело осела на стул и завыла в голос: — Моя девочка… Он же ее не отдаст. Теперь, когда он узнал о ней, не отдаст. Что он сказал? Куда увез ее?

— Я не знаю.

— Куда?! — закричала Донна, вскакивая и опрокидывая стул. Миг — и она оказалась рядом со мной. — Ты не понимаешь! Он увезет ее, сделает своим подобием! Марионеткой. Необученного некроманта с сильным даром. Его нужно найти немедленно, сейчас же. — Она упала передо мной на колени, цепляясь за майку и глядя с ужасом: — Я умоляю. Что хочешь сделаю, только скажи, если знаешь что-то. Я предложу ему себя, если нужно. Я убью эту падаль! Нельзя медлить, Кэтрин… Умоляю тебя!

Меня бил озноб. Эмоции, разрывающие душу Донны, расплескались через края ее безумных глаз. И попали на меня. Не просто запятнали — затопили. Я погрузилась в них с головой. Вспомнилась та девочка — тонкая, хрупкая, в черном платье. Одинокая, и без того лишенная родительской ласки… Доверчивая. Она приехала в дом Адама, обманув всех, чтобы увидеть того, кто разрушает жизни окружающих. Моего мужа.

Мне было искренне жаль девочку, и, если бы могла, то сделала бы все возможное, чтобы помочь. Но что я могла?

Донна еще раз тонко всхлипнула и медленно поднялась на ноги, глядя на меня в упор и всем своим видом показывая, что без ответов не уйдет.

Что ж, хорошо…