Туло приготовил мне три бумажных свертка. В них лежали травы, семена и прах Мабира, Кайрека и Беллуа. Я сохранила их, дожидаясь подходящей погоды.

Дарид передал Роуву приказы Поритора, но капитан драконерии решил меня не арестовывать.

– Как ты понимаешь, содействовать тебе я не могу, – пояснил он, – но и удерживать тебя тоже не стану.

На большее я и не надеялась. Однако я не в первый раз задалась вопросом, что же им движет. Только стоило мне подумать, что я понимала его стремления, он удивлял меня или приводил в бешенство. Он буквально перескакивал от бескорыстия к долгу, а от долга к жадности – и обратно. Я жалела, что у меня нет времени разгадать его истинные намерения.

Значит, этому было не суждено случиться.

Мы с Джем заранее приготовили седельные сумки, чтобы в любой момент сорваться с места, но я пока еще не могла собраться с духом. В гнездовье подрастали дити, за которыми нужно ухаживать, и пусть люди Стэйлана охотно нам помогали, им не хватало врожденного чутья. Я знала, что, когда мы улетим, Томан собьется с ног.

Я встретила в гнездовье еще несколько рассветов.

Я баловала Кейрр щедрыми дополнительными порциями рыбы и мяса – в пути ей пригодится запас жирка. Мы старались как можно больше времени проводить в драконятне с Ранну, Эйтис и дитями.

Кейрр отгоняла малышей от края площадки: она шутливо на них рычала и мягко тыкала их крылом, а дити носились вокруг нее и ловили ее хвост.

Томан ждал, когда я попрощаюсь с его драконами. Морду Эйтис украшали розоватые шрамы. На некоторых царапинах еще оставались корочки. Я погладила ее подбородок, и она уткнулась в меня носом.

– Л-лети хорошо, – прогудела она, запнувшись о сложный звук «л». – И обратно.

– Мы еще увидимся. Обещаю, – заверила ее я, хоть и с трудом в это верила.

Я чмокнула ее нос и повернулась к Ранну. Он сидел, высоко держа голову, открывая иссеченные ярко-алыми ранами грудь и плечи.

– Отец бы тобой гордился, приятель. И Шуджа. Ты прекрасен.

Он кивнул и, пророкотав что-то на драконьем языке, добавил:

– Майя – бо-ош.

Ровно так, как его учила Кейрр. Ранну наклонил голову, глядя на меня, а потом опустил ее, чтобы его погладили. Мне очень хотелось его обнять, но из-за ран я решила обойтись лишь поцелуем.

У моих ног копошились дити. Я опустилась на колени и протянула руку – теперь малыши, гоняясь друг за другом, задевали кончики моих пальцев мягкой чешуйчатой шкуркой, напоминающей отлично выделанную кожу.

– Майя, – позвал Томан. – Ты ведь знаешь, что нельзя их…

– Я хочу, чтобы они меня узнали. Пусть они меня запомнят.

Томан кивнул и не сказал ни слова.

На шестой день ветер принес иной запах – свежий, прохладный, цветущий, но еще не слишком «зрелый». Зато уже знакомый. Мы с Кейрр одновременно ощутили тревогу и разыскали Френа на вершине скалы.

Он собирал щепки и опилки в ящики для грядущего Выводкового дня.

– Как твоя тень, Френ?

Он вскинул голову.

– В полном порядке. А твоя?

– Прошел почти год с тех пор, как тебя из-за меня ранили, Френ.

– Год с тех пор, как явился Летний дракон, – парировал тот с улыбкой.

Слова застряли в горле.

– Я не хочу тебя оставлять.

Френ отложил грабли.

– Понимаю. Мне тоже надо залечь на дно. Но расскажи-ка мне, что у тебя на сердце, юная мисс.

Я повесила голову, гадая, как ответить, но затем решила, что лучше правду, и храбро взглянула Френу в глаза.

– Я не знаю, как моя тень. Я сбилась с толку. Я столько должна выяснить, понять. Я не знаю, во что верить… или даже с чего начать.

Френ на мгновение сжал губы и наморщил лоб.

– У Ашаани есть старое высказывание. То, что мы почитаем превыше всего, отражает нашу суть, Воинственные люди поклоняются эгоистичным богам и возводят для них алтари из стали. Жадные – из золота. Мирные люди поклоняются любящим богам и возводят алтари из любви.

– Ты уже говорил это в пещерах. А я до сих пор ничего не понимаю.

– Твоя вера проявляется в том, как ты живешь. Неважно, о какой религии ты говоришь. Ты должна решить, из чего создан твой алтарь.

Я нахмурилась. А затем обхватила Френа руками. Он обнял меня в ответ. Боги, как я скучала по отцу!

– А что насчет моего проклятия, Френ? Гетиг явился, чтобы его снять или закрепить на веки вечные?

– Какое проклятие?

Я пожала плечами.

– Дариан о нем знал. Сложно объяснить.

Френ погладил меня по волосам.

– Проклятий не бывает.

– Дариан тоже постоянно так говорил. Но оглянись!

– Нельзя мыслить такими понятиями, дочь моего сердца. Проклятие ли, благословение ли, неважно. Одно всегда следует за другим по пятам. И это – часть Вечнолива.

Перед моим мысленным взором возникли поворачивающиеся колесики – одни внутри других.

– Почему Летний дракон выбрал меня?

Френ на мгновение задумался.

– А выбирал ли он? Вряд ли, юная мисс. Подозреваю, его к тебе притянуло, как и Эдимму.

– Еще хуже.

Френ улыбнулся.

– Твою легенду будут пересказывать, Майя. Да, ты не хочешь быть легендой, но ты спасла гнездовье от Ужасов. И ты спасла историю о Гетиге от Аддая. Он проиграл, Майя. Ты его одолела. Если ты и проклята, то твое проклятие стало нашим благословением.

Я закрыла глаза.

– Поритор арестует тебя, если ты будешь и дальше нести молву об Аше.

– Я лишь рябь на волне звука. Пусть Поритор думает, что сумеет заглушить историю. Мы ведь слышали ее отголоски, верно?

Седьмой день начался взметнувшимся в небе огнем, и мы поспешили во двор – полюбоваться вздымающимся Зареливом.

Широкая, бушующая стена облаков отразила первый луч солнца. Такое не должно случаться в разгар лета, однако он красовался перед нами, взбираясь все выше и выше.

Казалось, свежий воздух пропитался сладостью.

Я это предчувствовала.

– Вот оно, Джем.

Она кивнула, сглотнув.

И мы сразу же принялись за дело. Томан и я установили седельную поперечину над Одаксом, а Джем выкатила седла из амуничника. К нам подбежал Френ.

– Дарид заметил драконов на горизонте, мисс Майя. Адже отправился навстречу, но это точно Поритор. Он появится здесь сегодня!

Мы с Томаном бросились к парапету. Вдали действительно летели драконы: их крылья поблескивали в рассветном солнце.

– Как они вовремя, – проворчала я. – Красивое прибытие, ничего не скажешь.

– Что они собираются защищать? – с досадой воскликнул Томан. – Гнездовье почти что в руинах.

Я покосилась на него.

– Общину, Томан. Истинное сердце гнездовья. Отец это понимал, а ты – нет.

– О чем ты? – сердито уставился на меня брат.

– Дитей может делать любая пара связанных драконов. Даже Аддаю не нужно было это объяснять. Да, нужно знать, как о них заботиться, и пара должна подходить друг другу. Но еще необходимы фермы и поля, ремесленники, крестьяне, дикая местность. У нас многое осталось. Вот что мы сохранили.

Томан насупился и пожал плечами, но Джем громко окликнула нас.

Она забралась в седло, и Томан быстро помог ей застегнуть ремни.

Закончив, Томан схватил Джем за руку.

– Жаль, что вы не можете им соврать! Сказать то, что они хотят услышать. И остаться.

– Томан, так уже не получится.

– Тогда я должен отправиться с тобой. Ты – моя жена.

Джем, наклонившись, прижалась лбом к их соединенным рукам.

– Ты ведь знаешь, что я не могу отпустить ее одну, а тебе нельзя бросить гнездовье. До возвращения отца или приказа Поритора ты, Томан, мастер-разводчик.

– Да.

– Ты должен продержаться. Ты сын Маджи.

Томан стиснул зубы.

– Я плохо с тобой обращался, – произнес он и ступил на подножку, чтобы поцеловать Джем.

Они долго не размыкали объятий.

– Мы вернемся, когда найдем Дариана и отца, – произнесла я.

Спустя столько времени эта задача казалась чрезвычайно сложной. Можно даже сказать, что затея была и вовсе глупой.

Но Томан лишь кивнул.

Я оседлала Кейрр. Моя взрослая малышка и Одакс встревоженно переступали с лапы на лапу, предчувствуя что-то неладное, пока мы с Томаном, Френом и Джем по очереди обнимали друг друга и прощались.

А затем я забралась на спину Кейрр и пристегнула ремни. Джем поймала мой взгляд и улыбнулась. У нас было оружие. Запас еды. Золото и серебро. И наши драконы.

И друг у друга были мы сами.

– Ввысь! – крикнула я, и Кейрр взмыла в рассветное небо.

Следом за Кейрр взлетел и Одакс с Джем на спине.

Мы с легкостью поднялись на Зареливе. Из тумана, который скрывал почти всю деревню, кроме разве что самых высоких крыш, выступал горный пик. Там и лежало гнездовье. Ниспадал в серое небытие Ревущий.

Храма не было видно.

Меня позвала Джем, и я оглянулась. Она указала на что-то на востоке. От стаи оторвалось несколько драконов – четверо или пятеро. Они уже направились в нашу сторону, но меня они ничуть не встревожили.

Я вытащила из сумки три бумажных свертка, размером с дыню каждый, перевязанный лентой, и прижала к себе, вспоминая день, когда Туло мне их отдал.

«Я подготовил их согласно старым традициям, – сказал он тогда. – Там хранятся травы, которые даруют благословение почившим, и семена, пробуждающие новый круг жизни».

Я по очереди развязала свертки и вытряхнула их содержимое прямо в воздушный поток.

Ветер сразу развеял травы, семена и прах – наверное, они разлетелись по всему небосводу.

«Там немного. Все, что было под рукой», – объяснил Туло.

Для Мабира: полынь и сосна, означающие мудрость и смирение, а также иссоп – символ жертвенности и очищения.

Для Кайрека: белый жасмин – в знак невинной любви, мята – в знак добродетели, гвоздика, символизирующая храбрость.

Для Беллуа: ива – в знак печали и кориандр, указывающий на скрытые достоинства.

«Кто тебя этому научил?» – изумленно спросила я.

«Мабир. Давным-давно. Старые традиции Ашаани».

Я утратила дар речи, тронутая заботой мальчика, но, наконец, произнесла:

«Спасибо, Туло. Сохрани свои рисунки».

«Хотел бы я, чтобы они принесли хоть чуточку блага».

«Однажды так и будет. Но сейчас из-за них ты лишь наживешь себе неприятности. Спрячь их».

«Жаль, что вы улетаете», – его голос сорвался.

Я отчаянно захотела рассказать ему, почему не могла поступить иначе. Я стала ровно тем, о чем говорили Беллуа и Аддай, и даже моя мать: проклятием. Бременем. Помехой, в лучшем случае. Если бы я осталась, на долю Риата выпало бы еще больше страданий. За мной явился бы Расаал, Эдимму или еще кто-нибудь похуже. Иначе и быть не могло. Или я просто изранила себя сомнениями? Покрылась шрамами от вторжений в разум?

Как мне узнать правду? Как ее вообще узнают?

В моей голове звучали голоса двух матерей – той, что прокляла меня перед смертью, и той, что умела общаться с драконами.

Как же сказал Френ? Проклятие ли, благословение ли, неважно. Одно всегда следует за другим по пятам. И это часть Вечнолива.

Я поцеловала Туло в лоб и оставила его стоять с пылающими щеками.

Джем снова позвала меня и куда-то указала. Джуза приблизились, но они по-прежнему нисколько меня не волновали. Но Джем хотела привлечь мое внимание к иному.

Над гнездовьем взметнулась пара воздушных змеев – те самые, что Боргомос оставил моему отцу. Их мог запустить лишь Томан. И в считаные минуты над Риатом, покачиваясь в рассветном небе, поднялись и другие.

Я приподняла защитные очки и вытерла слезы.

– Спасибо, – прошептала я, хоть и не понимала, кого я благодарю.

Наверное, Ашу.

Мы поднялись выше и, когда Джуза вознамерились нас перехватить, скользнули на север. Мы уже были на приличном расстоянии и летели над Крагом. У вершины Зурваана, скрывая новую впадину на месте ледника, красовался Зарелив.

Единственная возможность миновать Краг – проскочить над вершиной горы. У Джуза не было и шанса нас поймать – лишь слабая надежда миновать поток, в который я их завела. Но ветра, бушующие вокруг Крага, неумолимо утащили их вниз. Кому-то, наверное, даже повезет, и он уцелеет.

А Джем с Одаксом и мы с Кейрр унеслись на волне на самый верх. Выше, чем Зурваан, выше, чем забирались Дариан с Ару. Я неотрывно смотрела на горизонт, к которому мы летели, а он стремительно отдалялся от нас, но я знала, что мы будем продолжать наш полет.