24

Весь страх, который в темноте казался таким всепоглощающим, улегся на следующий день, когда яркое солнце осветило дворец, привычно пробуждающийся для дел и хлопот.

Хюма наказала Раду и Ладе вести себя так, будто ничего не изменилось, но не привлекать к себе внимания.

Раду судорожно вздохнул и стал прокрадываться вдоль стены к комнатам Мехмеда. Он решил вернуться на место, где произошло покушение на убийство. Наверное, это была плохая идея. Если в коридоре окажутся стражники, он развернется и побежит. Сделает вид, что заблудился. Помолится о том, чтобы это были не те люди, которые участвовали в заговоре, тем более что Мехмед не знал, кто дежурил в тот день, а расспрашивать было неуместно.

Но Раду хотелось быть храбрым. Что, если в панике Лада и Мехмед что-то упустили из вида? Вот бы ему войти, вот бы обыскать…

Одно лишь слово труп заставило его остановиться. Но он справится. Хюма хотела сделать вид, будто ничего не произошло. Раду хотелось узнать, почему это произошло. Если он обнаружит какую-нибудь важную подсказку, то на этот раз именно он станет тем, кто спасет Мехмеда. Раду хоть и увел Мехмеда в безопасное место, но спасла его Лада.

Это беспокоило его больше, чем должно было. И делало его безрассудным.

Он свернул за угол и заметил, что извилистый коридор возле покоев Мехмеда совершенно пуст.

Раду не знал, лежит ли труп там, где его оставили, обнаружили его или нет. Хюма оповестила всех о том, что Мехмед развлекается в гареме. Может быть, с тех пор еще никто не побывал в покоях Мехмеда. Чувствуя тошноту от страха и нездорового любопытства, Раду проскользнул в двери, мимо приемной Мехмеда в его кабинет. Затаив дыхание, он вошел внутрь.

На сверкающей плитке пола не было видно ни капли крови. Ни кинжала. Ни безжизненного тела убийцы.

Кто-то все убрал. Ничто не указывало на то, какое зверство здесь произошло.

Но нет – кое-что все же изменилось. Ковер, один из любимых ковров Раду, в радостных синем и желтом цветах, исчез. Единственным свидетельством преступления было отсутствие вещей, которые должны были здесь находиться: труп, кровь, ковер и Мехмед.

Раду подошел к письменному столу, благоговейно ощупывая на ходу предметы. Чернильница. Карта Константинополя с пометками, нанесенными компактным, энергичным почерком Мехмеда. Несколько брошюр религиозной тематики, которые Раду надеялся взять на время. Тяжелая книга в кожаном переплете, детально повествующая о жизни Александра Великого.

Шуршание входной двери повергло Раду в панику. Он метнулся в сторону и спрятался за столб, как раз перед тем, как дверь в кабинет открылась.

Незваный гость шагал тихо, но уверенно. Раду услышал, как перекладывают какие-то предметы, потом – как разворачивают упрямый и жесткий лист пергамента. Некто вышел так же стремительно, как и вошел. Подождав несколько секунд, пока угомонится его сердце, Раду покинул свое убежище и вернулся к столу. Все было на месте.

Все, кроме карты Константинополя с аккуратными пометками Мехмеда.

Не раздумывая, Раду выбежал из покоев и, разглядев какое-то движение за дальним углом, бросился туда. Он повернул за угол и увидел фигуру – мальчика, возможно, лет шестнадцати, в обычной одежде прислуги, который шел смиренной, но целенаправленной походкой. Именно так двигался бы и Раду, если бы ему нужно было куда-то попасть, не привлекая к себе внимания.

Он скопировал походку мальчика, не выпуская его из поля зрения, но оставаясь достаточно далеко, чтобы тот его не заметил. Он последовал за вором и вышел с территории дворца на ближайшую улицу, где роскошные, величественные дома нависали над булыжной мостовой, желая заполучить больше пространства. Вор прошел среди людей, которые входили и выходили из ворот первого особняка. Раду подхватил корзину, лежавшую на камнях рядом с входом, и сунул ее под мышку, радуясь тому, что на нем была простая одежда, а не один из шикарных нарядов, подаренных Мехмедом.

Вор вошел в дом через боковую дверь. Он знал, куда идет. Раду последовал за ним через оживленную кухню, где едва не упустил свою добычу. Они прошли через задний коридор и поднялись вверх по узкой потайной лестнице для прислуги. Стены давили, ступени были неровными, а воздух спертым от тесноты. Собираясь преодолеть еще один лестничный пролет, Раду в полутьме увидел, как распахнулась какая-то дверь. Войдя через нее, он оказался в другом мире. Яркий свет заливал широкий коридор с высокими потолками. Пестрые тканые ковры покрывали пол, а в промежутках между ними сияла плитка. Скульптуры и керамика подчеркивали красоту и изысканность бирюзовых стен. Безупречно блестящие зеркала в металлической оправе висели через регулярные интервалы, создавая впечатление, будто за этим коридором есть другие.

Все двери были закрыты. Вора и след простыл.

Раду едва не вернулся обратно к лестничной клетке, как вдруг заметил, что одна из тяжелых деревянных дверей слегка приоткрыта. Он осторожно подкрался к ней. Если его поймают, он никак не сможет объяснить свое присутствие здесь.

– …убрано, как вы и предполагали, – сказал голос, который Раду не узнал и который, как он решил, принадлежал слуге.

– Маленький поросенок, – прорычал более глубокий голос, который явно принадлежал человеку постарше. Зашуршал шероховатый пергамент, затем наступила тяжелая тишина. Раду нервно всматривался в коридор, но он по-прежнему был пуст.

– Заносчивый дьявол, – произнес пожилой мужчина, сдобрив свои слова отборными ругательствами. – Он думает, что разгромит стены города? Что в этом его божественное призвание? Да избавит нас Бог от слуг, таких, как эти.

Послышался шелест пергамента и скрип пера. Спина Раду покрылась потом. Сделав глубокий вдох, он заглянул в дверную щель и встал так, чтобы было удобнее все разглядеть. Вот спина слуги. А за столом сидел мужчина. Он запечатывал письмо, капая на него воском.

Халил-паша.

Халил-паша прижал к воску перстень и передал письмо слуге.

– Проследи, чтобы было доставлено.

Раду рванул со своего наблюдательного пункта под дверью обратно к лестничной клетке. Он дышал поверхностно и тревожно и, спрятавшись в темном углу на лестнице, стал ждать.

Дверь открылась, и Раду испуганно и торопливо бросился на слугу. Мальчишка схватился за рубаху Раду, но его пальцы не нашли, за что уцепиться, и он с глухим ударом повалился на спину на ступени узкой лестницы. Стукнувшись головой о стену, он катился вниз, пока его тело не остановилось в неловкой позе, под кривым углом.

Раду ждал. Он вздохнул один раз, два, три, но эти вздохи наполнили его легкие не воздухом, а страхом. Слуга не пошевелился, не закричал и не позвал на помощь, и тогда Раду бросился к нему. Письма в его руках не было, все оказалось напрасным, он убил его и теперь…

Мальчик едва заметно пошевелился и слабо застонал. Раду вознес хвалу небесам, обыскал одежду слуги… да! Письмо! Он сунул его в свой камзол и поспешил вниз по лестнице, едва не путаясь в собственных ногах. Остановившись на несколько мгновений внизу, он успокоил дыхание и невозмутимо вошел в кухню. Тело кричало и призывало бежать, но он шел размеренным шагом, с удовлетворенно-равнодушным выражением лица, пока, наконец, не вынырнул во двор на солнечный свет и не вышел через ворота. Он разрешил себе побежать лишь тогда, когда увидел перед собой территорию дворца.

Вспышка темных волос и знакомая энергичная походка бросились ему в глаза. Задыхаясь от облегчения, он сменил направление, врезался в Ладу и едва не сбил ее с ног.

– Что с тобой? – спросила она, схватила его за плечи и вернула равновесие им обоим.

– Я только что был в… кто-то заходил в покои Мехмеда, и они украли… вот письмо! – он взмахнул им перед лицом Лады. Раздраженно нахмурившись, она выхватила письмо из его рук и двинулась прочь. Он последовал за ней, заглядывая через ее плечо.

– Прекрати! – огрызнулась она. – Это все равно что размахивать флагом, на котором написано: я виновен!

Он старался подражать ее походке и смотреть только вперед. Когда они подошли к гарему, евнух впустил их, и они вернулись в комнату Лады. Мебель в ней почти отсутствовала. Раду увидел лишь простую кровать и обыкновенный стул, в углу – ночной горшок и маленький умывальный таз на низком столике.

– Моя комната уютнее, – заметил Раду.

– Конечно, уютнее. – Лада села на кровать и положила письмо рядом с собой. – Ты нравишься Хюме. Ты всем нравишься.

Раду не терпелось узнать, что было в письме, не терпелось сказать Ладе, как хорошо он все устроил. Это будет важно. Это должно быть важно. А вдруг письмо не содержало в себе ничего серьезного? Что, если он напал на слугу из-за письма к дальнему родственнику? О покушении на убийство Халил-паша не сказал ни слова. Слуга, возможно, взял то, что принадлежало Халил-паше.

Боясь оказаться неправым, равно как и боясь оказаться правым, Раду медлил.

– Что ты делала на улице?

– Заходила к Николае. Он ничего не слышал о покушении на жизнь Мехмеда. Ильяш продолжает командовать своими людьми как обычно.

– Но нам велели держать это в…

Лада подняла ладонь, призывая к тишине.

– Николае умеет молчать. Мы можем ему доверять. Он удивился, узнав о покушении, но мою теорию о том, что это был янычар, принял спокойно. Недовольство распространяется среди мужчин, как зараза. Николае даже слышал, как о ненависти к Мехмеду говорили несколько чорбаджи… – Заметив озадаченное лицо Раду, она раздраженно фыркнула. – Чорбаджи – это командиры янычар. Я слышала разговоры простых янычар, но когда возмущаются чорбаджи – это уже серьезно. Но Николае не знает, кто за всем этим стоит.

Раду поднял письмо, его рука дрожала.

– Может быть, мы найдем ответ здесь.

Лада сломала печать и раскрыла письмо. Чернила были такими свежими, что Раду уловил их запах. Его глаза сразу скользнули к подписи.

– Халил-паша, – Лада выплюнула его имя как ругательство. Она склонилась над письмом и даже не оттолкнула Раду локтем. – Он пишет в Константинополь. Заверяет их, что Мехмед никогда не поведет против них войска османов.

– Но он не может этого обещать! Мехмед решил… – Раду замолчал.

Лада бросила на него взгляд, ставший тяжелым от внезапного прозрения. – Он может это обещать. Мехмед не может повести османские войска против них, если он мертв.

Раду встал.

– Нужно кому-то сообщить! Халил-пашу арестуют и…

– Кто его арестует? Янычары султана? Они ненавидят Мехмеда. Нам неизвестно, кто из них знал о покушении, сколько их и насколько высокое положение они занимают. Да и кто нам поверит? Здесь ничего не говорится об убийстве Мехмеда или о том, что попытка уже состоялась. Это неубедительное свидетельство против влиятельного человека.

– Мы обязаны что-то сделать!

Лада нахмурилась.

– Если бы Мурад вернулся, как предполагалось, ничего этого бы не случилось!

– Мехмед не оставит трон. Сейчас он хочет править. Должен быть другой способ ему помочь.

Лада сложила письмо и стала с отсутствующим видом хлопать им по ноге.

– Чем бы ты пожертвовал ради власти?

– Что?

Лада подняла на него глаза и сдвинула брови. Она усиленно размышляла.

– Ради власти Халил-паша готов убить Мехмеда. Ради власти янычары откажутся от своего долга перед престолом. Все хотят пожертвовать Мехмедом. Мы должны придумать, как сделать это первыми.

Раду в ужасе отпрянул назад.

– Мы должны его защитить! Я не позволю тебе им пожертвовать! – Он повернулся, чтобы уйти. Лада схватила его за руку, но он рывком освободился и положил ладонь на дверную ручку. Лада повалила его на пол и уперлась коленом в его спину.

– Замолчи и слушай меня! Кем-то нужно пожертвовать, и этот кто-то – Мехмед. Сейчас мы принесем в жертву трон Мехмеда, чтобы он остался жив и занял его позже. Оставшись на престоле, он погибнет. Мы будем держать его в безопасном месте до тех пор, пока он не станет старше. Умнее. Сильнее. Когда он вступит на престол не как бессильное дитя, но как его любимая рука Бога на Земле.

– Не смейся над ним!

– Мы потеряем все, Раду. – Голос Лады дрожал, и Раду испугался, что если сейчас взглянет на ее лицо, то увидит, что она плачет. Этого он боялся больше всего на свете – того, что Лада сломается. Мужчина, которого она убила, нападение – все это прошло мимо него. Произошедшее казалось ему далеким и нереальным. Но он знал, что плачущая Лада – это конец его миру. Если уж Лада не может быть сильной, как он может надеяться стать сильным сам?

Она продолжила:

– Мехмед – наша единственная защита. Думаешь, я хочу видеть его слабым? Если Мехмеда не будет на троне, нас настигнет расправа за преступления отца.

– Значит, мы ему поможем! Мы придумаем, как расправиться с Халил-пашой!

– Мы будем рисковать жизнью Мехмеда. Следующая попытка убийства окажется успешной. – Она тяжело навалилась на него и убрала колени с его спины. – Наша жизнь перестала принадлежать нам в ту самую минуту, когда отец привез нас сюда. Я не могу… – Она замолчала, и ее голос стал мягче. Она запустила пальцы в его кудри и потянула их, как делала всегда, когда они были маленькими, но только на этот раз сделала это мягко. – Я не стану рисковать жизнью Мехмеда в надежде на то, что это пойдет нам на пользу.

– Это неважно. Мехмед никогда не откажется от трона. – Если бы Лада видела его в тот день в ванной, видела его радость и решимость, она бы поняла. Мехмед был султаном и отдавался своим новым обязанностям с такой же страстью, с какой брался за все, что вызывало его интерес. Лада отодвинулась и прислонилась спиной к двери. Раду последовал за ней и сел, прижавшись плечом к ее плечу. – Если мы попросим его отречься, если скажем ему, что он не может оставаться султаном, он нас никогда не простит. Мы потеряем его дружбу и его доверие.

– Значит, мы сделаем так, чтобы трон у него забрали. В противном случае он погибнет. Престол и его гордыня – или его жизнь, Раду.

Раду подумал о своем друге, о пламени, которое пылало в его груди и разгоралось все сильнее по мере того как он работал, стараясь утвердиться в своем предназначении. Он подумал, что произойдет, если у него все это отнимут самым унизительным образом, какой только можно представить.

Он представил, как Мехмед исчезнет из этого мира навсегда.

Он прислонился головой к тяжелой деревянной двери. Это сломает Мехмеда. Но спасет его.

– Как мы это сделаем?

Лада приложила ладонь к тому месту, где в ножнах висела бы сабля, если бы она тренировалась с янычарами.

– Думаю, у меня есть идея.

– Ты хочешь, чтобы я что? – спросила Хюма. Она рассмеялась, но ее взгляд оставался жестким.

– Привели янычар к восстанию.

– Зачем мне это делать? Это дестабилизирует весь город.

– Точно. – Лада сидела неподвижно и спокойно, но Раду знал, чего ей это стоило. Он заметил, как дергается ступня Лады, видневшаяся из-под юбок. – Они уже возбуждены настолько, что готовы к восстанию. Если вы подкупите кого-нибудь достаточно высокого ранга, чтобы он раздул мятеж, солдаты за ним последуют. Когда Мехмед придет к вам за советом, как ему быть, скажите ему, чтобы он поднял жалованье.

Хюма нахмурилась.

– Я знакома с командиром янычар, Казанци Доганом. Он бы с этим справился. Но это опасная затея. Эти деньги поступают из налогов, которые мы получаем от очень богатых и влиятельных людей. Они не обрадуются, узнав, что Мехмед тратит эти средства на выполнение требований янычар, вместо того чтобы управлять ими.

– Если достаточное количество недовольных визирей, пашей, беев и вали попросят Мурада снова занять трон, даже ему придется прислушаться.

Элегантная рука Хюмы рассекла воздух.

– Нет. Я придумаю что-нибудь другое. Я не хочу, чтобы Мурад вернулся. Сумятица возникла лишь из-за того, что у янычар есть другой вариант. Если бы Мурад умер, им бы пришлось принять Мехмеда. – Она встала и начала ходить по комнате. – Если бы Мурад умер, меня бы назначили регентшей до тех пор, пока Мехмед не повзрослеет. У меня бы появилась поддержка. Думаю, я могла бы опереться на Казанци Догана, но Халил-паша… – Она тяжело села, изящество вдруг покинуло все ее движения. – Нет. Он никогда меня не поддержит. Если с Мурадом что-то случится, Халил-паша устроит так, что регентом объявят его. А как только трон окажется в его руках, мы все погибнем.

Лада пылко согласилась.

– Мурад нам нужен. Если он не вернется, Мехмед умрет.

– Нет! Со временем все увидят, что из него выйдет хороший султан.

Раду протянул ей письмо, которое показалось ему гораздо более тяжелым, чем обычное письмо из пергамента.

– У нас нет времени.

Хюма ознакомилась с текстом, и уголки ее губ резко опустились. Вокруг глаз собрались морщинки.

– Константинополь. Проклятый город.

– В этом-то все и дело, – подхватила Лада. – Янычары не хотят там сражаться и боятся, что Мехмед поведет их штурмовать стены этого города. Халил-паша, судя по всему, находится в контакте с Константинополем, и этот город жаждет смерти Мехмеда. А Мехмед не станет скрывать своих целей, так что убедить его врагов в том, что ему стоит сохранить жизнь, не удастся.

Хюма прошептала:

– Должен быть другой способ. Я так долго и так тяжело трудилась, чтобы оказаться здесь.

– Дело ведь не в вас, – огрызнулась Лада.

Лицо Хюмы окаменело. Раду в отчаянии подался вперед. Он должен был ее убедить.

– Сын, лишенный престола, для вас ценнее, чем мертвый сын. Сейчас мы сохраним ему жизнь, а потом, став старше, он сможет править по-настоящему. С вами как с самой влиятельной валиде-султан в истории империи.

Несколько бесконечных мгновений Хюма не шевелилась. Затем ее лицо смягчилось.

– Хорошо. Я запущу этот процесс. А теперь уходите, – смиренно сказала она.

Раду облегченно вздохнул. Когда они с Ладой встали, чтобы идти, Хюма добавила своим привычным чувственно-озорным тоном:

– Вы двое – очень хорошие друзья моего сына.

Раду засиял. Они сделали правильный выбор. Но Хюма продолжила:

– И очень, очень плохие. Молитесь, чтобы он никогда не узнал о том, что вы сегодня сделали.

Две недели спустя Лада, Раду и Мехмед ехали в повозке мимо тлеющих руин зданий, сгоревших во время мятежа. Из Эдирне. В Амасью.

Они задумчиво смотрели на проплывающие мимо сельские пейзажи. Их увозили прочь от всего, о чем так мечтал Мехмед.

Мурад вернулся на трон. Раду и Лада не видели его и не упоминали его имени, боясь даже шепотом говорить о том, что он сделает, когда вспомнит, чем обязан их отцу. Им оставалось лишь одно: исчезнуть, стать незаметными и надеяться, что никому не придет в голову, что они уже должны быть мертвы.

Раду и Лада сидели рядом со своим единственным другом. Раду с облегчением думал о том, что в их новой жизни уже не будет такого давления. Они возвращались в Амасью. Там они были счастливы. Наверное, смогут быть счастливы снова.

Но теперь у них с Ладой был общий секрет их бегства, о котором Мехмед никогда не узнает. Их тайна была глубже и темнее лесного омута. Лада взяла ладонь брата и сжала ее, и эта хватка была такой же болезненной, как их новый союз.

Они предали Мехмеда.