Однажды на меня попытался напасть незнакомый парень. Мне было 18 лет, я только что поступил в университет. Вместе с соседями по общежитию мы зашли в кебабную после вечера, проведенного в пабе. Я невольно покосился на шумную компанию, сидевшую напротив. Один из парней заметил мой взгляд, разозлился и по пьянке стал требовать, чтобы мы вышли и выяснили отношения на кулаках. К счастью, я так растерялся, что лишь смотрел на него, пытаясь понять, что ему нужно. Он воспринял мое поведение как уверенность в своих силах, отступил и вернулся к своим чипсам. Но с того вечера и до сегодняшнего дня я часто думаю: чего он добивался? Неужели драка с посторонним человеком была для него столь желанна и привлекательна?

Впрочем, на мне была ярко-оранжевая рубашка (не помню, почему этот цвет мне так нравился, но у студентов свои причуды). Существует странная наука, цветовая психология; так вот, она утверждает, что цвета влияют на наше настроение и поведение. Оранжевый цвет может вызвать приглушенные эмоции гнева и враждебности. Возможно, мой потенциальный агрессор был настолько пьян, что оранжевая рубашка его раздражала? Вероятно, это случилось уже не в первый раз. Кстати, вы не замечали, что в тюрьме опасных преступников часто одевают в ярко-оранжевые робы? В данном контексте не самая лучшая идея.

Оставим в стороне цветовую психологию. Порой агрессия по отношению к другим людям оказывается полезной. Когда атакуют вас или других, вы должны остановить нападение любым доступным способом – даже с помощью насилия. Но бывают моменты, когда мы – дружелюбные, общительные, милые люди, которым хочется нравиться друг другу, – неожиданно причиняем боль или вред тем, кто этого не заслуживает. И порой от этого зависит наше счастье. Мысль спорная, но так оно и есть.

Иногда все дело в логике. Наше счастье несравнимо со счастьем других. Возможно, вы мечтаете стать лучшим гимнастом в мире. Это сделает вас счастливым. Но чтобы это произошло, все остальные, кто тоже хочет стать лучшим гимнастом в мире, должны потерпеть неудачу и не осуществить свою мечту. Если вы стремитесь получить много денег, лучшую работу или завоевать сердце самого прекрасного партнера в мире, это означает, что другой этой цели не добьется. На всех не хватит, кому-то придется проиграть.

И тут вступает в действие мозг. Хотя людям нравится жить большими группами и сообществами, в таких группах, как и у многих социальных существ, есть иерархия. Да, мы хотим нравиться другим, но еще нам хочется, чтобы они восхищались нами, смотрели на нас снизу вверх. Мы испытываем инстинктивную потребность быть лучше остальных. Это инстинктивное желание, которое живет в нашем мозге, а не простой детский импульс.

Социальная иерархия проявляется у самых разных видов – от мышей до рыб и не только. Она определяет поведение. Доминирование и покорность в группах – важная часть жизни и структуры сообщества многих социальных существ. Во главе стоит альфа, внизу расположились изгои и мальчики для битья. Почему же у людей должно быть по-другому? Наша социальная иерархия сыграла важную роль в том, какие мы сейчас. Именно для ориентации в сложной социальной структуре у нас сформировался такой большой мозг. Понимание своего места в иерархии требует самосознания и способности видеть свое положение относительно других и повышать свой статус, то есть получать больше наград и, главное, – возможностей для спаривания. А для этого требуется коварство, хитрость и расчет. Все сложные, трудные процессы требуют значительных усилий мозга, особенно если вы имеете дело со столь же умными индивидами, которые пытаются добиться того же, что и вы.

Изучать то, как мозг воспринимает социальную иерархию, нелегко. Невозможно засунуть группу людей в установку фМРТ, чтобы фиксировать изменение их мозговой активности во время взаимодействия. Но исследования приматов (в частности, макак) показывают, что смена социального статуса ведет к значительным физическим изменениям в таких участках мозга, как миндалина, гипоталамус и ствол мозга. Это глубинные, центральные, фундаментальные участки. Если человеческий мозг хоть в чем-то сходен с мозгом приматов в отношении социального статуса, то любые перемены в этой сфере должны серьезно влиять на наше мышление и поведение, затрагивая самые глубинные уровни сознания.

Похожая, но другая сеть участков в височной доле и префронтальной коре активизируется, когда дело касается более когнитивных аспектов социального статуса, что говорит об ее ключевой роли в планировании и осуществлении наших целей и действий.

Тут мы подходим к очень важному моменту: социальные взаимодействия могут восприниматься как награда, но это зависит от статуса. Те взаимодействия, которые повышают наш статус над другими, нам более приятны. Мы стараемся победить собеседника в юмористическом споре, получить повышение раньше коллег, пассивно-агрессивно подчеркнуть более высокие достижения своих детей, получить больше лайков, ретвитов или подписчиков, продемонстрировать, что мы не хуже других. Я никого не осуждаю, потому что сам такой же. Даже сейчас, пока я пишу эту книгу, я все еще периодически проверяю, как продается предыдущая, и сравниваю эти показатели с другими авторами, друзьями или заклятыми врагами. Если моя книга продается лучше, я радуюсь, особенно если сравнения со мной не выдерживает более известный автор. Почему? Я ничего не получаю от этого «достижения», оно никак на меня не влияет, меня не ждет никакая премия. Я понимаю, что такое поведение выглядит очень незрело и по-детски. Но все же у меня возникает чувство, что я лучше. Хотя люди дружелюбны от природы, но состязательность у них в крови. Мы очень чувствительны к социальному статусу и всеми силами стремимся его повысить. Победа – это приятно. Победа делает нас счастливыми, помогает любить себя. Но чтобы мы выиграли, кто-то должен проиграть. Этим людям будет плохо. Сколько бы мы ни твердили нашим детям, что победа – не главное, определенные участки нашего мозга не реагируют на подобные заявления.

К сожалению, удовольствие от повышения социального статуса легко превращается в зависть. Нам даже нравится, когда человек с более высоким статусом «получает по заслугам». Шарлотта Черч рассказывала мне, как таблоиды неожиданно ополчились на нее без видимой причины. До этого ее повсеместно восхваляли, ею восхищались, ее называли ангелом. Она повлияла на жизнь множества людей. Но когда новизна спала, публике захотелось увидеть падение своего кумира. Человек, который вроде бы был выше их, неожиданно оказался объектом преследования и критики. Это приносит людям некое животное удовольствие, потому что каждому хочется почувствовать себя лучше того, кто «выше» в иерархии. На этом феномене возникла целая глобальная индустрия – от «грязных» журналов до пошлых телевизионных реалити-шоу. Всюду стараются выставить человека на всеобщее обозрение, а потом разорвать его в клочья. Мозг, чувствительный к социальному статусу, заставляет людей получать удовлетворение, когда известные и могущественные свой статус теряют.

Вот почему критика и насмешки над другими бывают приятными. Вот почему существует «негативный» юмор, направленный на унижение и издевательство. Наука признает разницу между понятиями «смеяться над кем-то» и «смеяться вместе с кем-то». Некоторые люди даже используют это умение, чтобы добиться успеха. Вспомните хотя бы развязных радиоведущих или нагло выставляющих свои пороки напоказ магнатов и других высокопоставленных «злодеев». Эти люди говорят или совершают сомнительные, аморальные или противоречивые вещи, чтобы привлечь к себе внимание, и это им действительно удается. Их зачастую неоправданно высокое положение позволяет тем, кто разделяет их сомнительные взгляды, чувствовать себя оцененными и принятыми. В то же время те, кто с ними не согласен, сначала страдают, поскольку нарушается их чувство справедливости, раз таким людям позволено высказываться и действовать в подобном духе. Но затем они чувствуют себя лучше и выше тех, кому значительно уступают по статусу. Очень приятное ощущение, даже если вы его не осознаете. Конечно, следует принимать во внимание множество других факторов, но это вполне разумное неврологическое объяснение, почему мы «любим ненавидеть» и почему делаем это с такой готовностью.

Следовательно, если мы – часть группы, то хотим быть принятыми этой группой, но в то же время повысить свой статус внутри ее. Чтобы сделать это, нужно стать лучшим в чем-то таком, что все считают хорошим и достойным, и/или быть тем, кто представляет общий консенсус. Предположим, вы входите в одну из групп для сбрасывающих вес – сегодня они очень распространены. Конкурентный дух там может пойти всем на пользу. Члены группы считают, что худеть очень важно, и тот, кто похудеет больше других, будет «лучшим». В организованных клубах похудания самым успешным участникам вручают премии «худышка недели» и отмечают прогресс каждого на общих собраниях. Похудание требует серьезных изменений образа жизни, а сделать это довольно трудно по ряду причин, которые мы уже обсудили. Поэтому любая дополнительная поддержка или мотивация очень полезна.

Но некоторые заходят слишком далеко в своем желании стать лучшим представителем групповой этики. Они изо всех сил стараются худеть быстрее и больше, чем все остальные. Другие члены группы не могут просто сидеть и наблюдать за происходящим. Они тоже хотят доказать, что достойны одобрения. Поэтому они начинают стараться и добиваются еще более высоких результатов. Тогда уже первый, кто начал эту игру, стремится их догнать. Так возникает динамика группы. Вскоре нормальные действия – отказ от сладкого, замена жареной картошки овощным салатом и похудение на несколько фунтов в неделю – доводятся до крайности. Все участники группы начинают по двенадцать часов в день проводить на беговой дорожке и переходят на диету, состоящую исключительно из салата и морковного сока. Максимум, что они могут себе позволить, – изредка понюхать фотографию стейка.

Так происходит групповая поляризация, странное явление, когда члены единой группы начинают думать и вести себя гораздо более экстремально, чем происходило бы, если бы они худели в одиночку. Участие в группе не уравновешивает и не расширяет мировоззрение отдельных людей. В силу потребности в принятии, одобрении, повышении статуса и т. п. участники устремляются к недостижимой цели. Мы уже говорили, что положение человека в группе служит важным элементом его самосознания и идентичности. Если наш статус в группе низок, это сразу же портит наше отношение к себе.

Если хотите увидеть другие примеры групповой поляризации, когда члены четко определенных сообществ чрезмерно радикализуются в своих взглядах, посмотрите на всех современных политиков.

Участие в группе формирует идентичность человека. Это еще один фактор, из-за которого люди часто не проявляют доброты друг к другу. Вспомните число Данбара или слова Шарлотты Черч о том, что одобрение друзей значит для нее больше, чем любовь миллионов посторонних. Вспомните извращенную радость Яна Болдсворта, которую он испытывает, когда людям не нравятся его слова. Все это говорит о том, что, хотя мозг позитивно реагирует на одобрение со стороны других людей, но в число этих других входят далеко не все. Мы хотим, чтобы многие нас любили, но в мире немало людей, которые нам активно не нравятся, даже если мы их не знаем. Вспомните первую главу, где мы говорили о том, что милая и дружелюбная молекула окситоцина в определенных обстоятельствах может сделать вас расистом. Исследования показывают, что окситоцин повышает эмоциональный интеллект и чувствительность, но никто не говорил, что все эмоции будут исключительно позитивными.

Да, людям нравится объединяться в группы. Наш мозг устроен таким образом, чтобы принимать и поощрять это стремление. Вам ничто не страшно, если вы член группы. Кроме… ну, вы понимаете… других групп. Они представляют для вашей группы потенциальную угрозу. Они иначе выглядят, иначе говорят, верят во что-то другое. Они опасны! Социальные психологи называют это явление «группами внутренними» и «группами внешними». Ваша внутренняя группа может быть любой – религиозной, политической, семейной, группой болельщиков. Но по своей природе она связана с определенной культурой и является – да, да! – расовой. Мы рождаемся и воспитываемся в определенной культуре, в окружении тех, кто похож на нас. По ним мы определяем свою идентичность, от них получаем представление о том, как устроен мир. Это их одобрения и восхищения мы жаждем. Любой член внешней группы, с которой мы себя не идентифицируем, представляет для нас угрозу. Он – враг.

Исследования говорят, что у людей с сильным расовым уклоном при виде лиц иной этнической принадлежности сразу же активизируется миндалина, то есть участок мозга, связанный с чувством страха. Другие исследования показали, что нам труднее сочувствовать человеку иной этнической принадлежности, даже если он явно испытывает сильную боль. К счастью, мы можем подавить эти негативные импульсы и постоянно делаем это. Мы способны понять и принять тех, кто на нас не похож или поступает не так, как мы. Мы можем жить среди них и часто с ними общаться. Это расширяет определение «внутренней группы» и ослабляет неприятные предубеждения. Однако огромное количество людей не может или не хочет этого. Если довести все до логического завершения, можно сказать, что членов других групп мы считаем в меньшей степени людьми. Если мы не признаем их индивидуальности и автономии, то нам нет дела до их одобрения, мы им не сочувствуем и считаем оправданными нападки на них и их преследование ради собственной пользы.

Таким образом, любой, кто хочет добиться признания, высокого статуса и высокой оценки, а вместе с ними и счастья, видит самый простой путь в том, чтобы каким-то образом преследовать и уязвлять не принадлежащих к его внутренней группе. Отсюда агрессивное неприятие, направленное на людей, чья единственная вина заключается в том, что они другие. Худшее проявление подобного неприятия – открытое насилие, но есть и более тонкие формы: публичное (и нечестное) осуждение или преследование политического противника, отказ в предоставлении услуг или в равном отношении к людям другого цвета кожи или иной сексуальной ориентации. Или просто пьяная драка с членом другой группы просто потому, что он вырядился в дурацкую оранжевую рубашку.