Как уже говорилось, люди – далеко не единственный вид, способный смеяться. Но только мы обладаем чувством юмора, то есть «способностью воспринимать веселое или комичное, особенно выраженное в литературе или в речи». Определение неплохое, но оно серьезно принижает значение этого явления. Только подумайте: вы можете сказать или написать обычные слова, которые вызовут приятные спазмы и чувство счастья у тех, кто их услышит или увидит. Это невероятно! Возможность с легкостью затронуть мозг другого человека и изменить его настроение – это же чистая научная фантастика, нечто такое, что могло бы уничтожить человечество в эпизоде сериала «За гранью возможного»! Тем не менее юмор оказывает именно такое воздействие. Как же это происходит?

Самое явное проявление юмора – обычная шутка. Несмотря на избитое клише «наука и юмор – смертельные враги», ученые провели немало экспериментов и исследований с помощью шуток. Они старались понять, как мозг воспринимает юмор, развлечения, комедию и т. п. При этом они оставались учеными и составили подробный каталог типов шуток, распознаваемых человеком.

Во-первых, шутки можно разделить на фонетические (языковые, которые мы слышим или читаем) и визуальные. Лучший пример обеих – старый добрый каламбур; этот вид шуток используется в исследованиях чаще всего. Каламбуры бывают визуальными или вербальными. В обоих случаях они связаны с тем, что конкретные элементы могут одновременно иметь разный смысл. Например: «Почему гольфист надел две пары брюк? На случай, если в одних появится лунка». Визуальный каламбур («зрелищный гэг») – это то же самое, только… наглядно. Представьте, что на вполне невинной картинке неожиданно появляется элемент с явными фаллическими свойствами – неудачно стоящая ножка стола, тень, чья-то пышная прическа… Конечно, это не пенис, но очень на него похоже, и зритель это сразу же замечает. Это смешно, потому что все сексуальное смущает людей (см. главу 5). Никто не говорил, что мы всегда обязаны быть зрелыми и серьезными.

Затем идут шутки семантические, связанные с нарушением правил логики и смысла. Как и фонетические шутки, семантические могут быть визуальными или вербальными. Вербальный пример: куропатка входит в бар, и бармен говорит: «Привет, у нас есть виски, названное в твою честь». Куропатка отвечает: «Неужели «Кевин»?» Ха-ха-ха! Но почему это смешно? Во-первых, существует виски под названием «Знаменитая куропатка» – если вы этого не знаете, шутка лишена смысла. Но на удивление общительная куропатка не понимает бармена и называет свое имя, в результате чего возникает напряженность между двумя возможными смыслами (а это очень важно, и мы поговорим об этом позже).

Что такое визуальная семантическая шутка? Представьте себе картинку с изображением площадки для продажи подержанных автомобилей. Продавец – настоящий клоун. Образ абсолютно сюрреалистический: клоуны не занимаются продажей автомобилей. Но если вам известно выражение «клоунские машины» (машины, в которые люди набиваются как сельди в бочку), картинка приобретает иной смысл и становится «смешнее». Понимание смысла и смысловых тонкостей – вот что заставляет шутку «работать», выходя за уровень обычного визуального стимула.

Существует также языковой визуальный юмор, где слова сочетаются с образами. Полистайте социальные сети – и вас буквально захлестнет вал мемов и фотографий с комическими подписями, где нейтральные образы сопровождаются словами, которые придают им совершенно иной, смешной смысл. Под изображением сердитого кота появляется множество разнообразных надписей. Этот кот породил миллионы мемов и даже стал героем нескольких фильмов (просто поищите в Google «Grumpy Cat»). И это доказывает мощь языкового визуального юмора.

Кроме того, визуальные шутки могут быть либо «статичными» (отдельные изображения – например, картинка с клоуном, продавцом подержанных машин), или «динамичными» (видеоклипы или видеозаписи реальных комичных сцен и ситуаций). Динамичные визуальные стимулы часто используют сценарии необычного поведения или событий, принимающих неожиданный оборот. В некоторых экспериментах участникам показывали целые эпизоды комических шоу или представлений с присутствием лингвистических и вербальных элементов, что еще больше расширяет потенциальный юмористический диапазон. Впрочем, для того чтобы динамическая визуальная шутка была смешной, язык необязателен – достаточно вспомнить немые картины Чарли Чаплина.

Здесь мы сталкиваемся с очередной сложностью: шутки могут значительно различаться по структуре и способу донесения до слушателя и зрителя. Что же у них общего? Есть ли какой-то ключевой аспект или элемент, который делает что-то «юмористическим», подобно тому как золотая жила делает ничего не стоящую руду «ценной»? В неврологическом смысле это возможно, хотя очень сложно. Мы можем связать смех с уже упомянутыми выше участками ствола мозга или дополнительными моторными участками (их активация вызывает смех при исследовании эпилепсии), но юмор – это нечто более сложное. Если взять множество результатов сканирования мозга в процессе изучения влияния юмора на мозг, то окажется, что значительное усиление активности отмечается (сделайте глубокий вдох!) в участках обработки речи в теменной и фронтальной долях мозга, в визуальной коре, срединных структурах, в том числе префронтальной коре, коре задней части поясной извилины и предклинье, верхней височной извилине (передней и задней), верхней височной борозде, передней части поясной коры, миндалине, гиппокампе и во многих других участках мозга. Схема областей обработки юмора напоминает карту лондонского метро, только она еще более запутана (если, конечно, такое возможно).

Впрочем, это совершенно неизбежно. Шутки и другие элементы юмора содержат массу информации – чувственной, лингвистической или семантической. Вся эта информация должна быть «вскрыта» и обработана мозгом посредством различных сетей и участков. Обработка больших объемов данных – конкретный процесс в мозге, где «соединяется» все, связанное с шутками. Эта система и «распознает» юмор. Она состоит из участков, занимающих соединения между височными, затылочными и теменными долями, то есть ее можно сравнить с аэропортом, соединяющим три континента. Теперь вы представляете, насколько разнообразны и многочисленны системы, связанные с восприятием юмора.

Эта система одновременно и выявляет, и разрешает несоответствия. Она активизируется сразу же, как только замечает что-то, не соответствующее ожиданиям или обычному ходу событий или действий. Мы знаем, как должно быть, что должно происходить, но часто происходит не так, и наш мозг сразу же распознает подобные ситуации. Если «нормальность» нарушена, то мы не знаем, что произойдет дальше, а это порождает когнитивное напряжение. Однако та же система, которая распознает несоответствие (или нечто близкое к несоответствию; все происходит слишком быстро, и в данный момент наша технология не позволяет это выявить), предлагает и средство устранения неопределенности и снятия напряженности. Это очень хорошо для мозга, поэтому человек испытывает чувство награды.

В целом, благодаря сложным и мощным системам мозга, мы замечаем юмор в чем-то неожиданном или «неправильном», при условии, что это безвредно или даже полезно для нас. Вспомните щекотку или другое игровое поведение – «первобытный» источник смеха. Когда щекочут животное или младенца, это неожиданный опыт. Щекотка может быть знакомой, но она никогда не случается в заранее установленное время. Поэтому на короткий момент возникает неопределенность. Это могло бы быть опасным, поэтому возникает определенная напряженность и беспокойство. Мы знаем, как чувствителен мозг в отношении всего потенциально опасного. И реагирует он на эту потенциальную опасность очень быстро. К счастью, мы почти сразу же понимаем, что беспокоиться здесь не о чем.

То же относится к физической возне, агрессивным играм или зрелищным падениям – происходит нечто необычное, несоответствующее, выбивающееся из предсказуемого потока событий повседневной жизни, и это сразу же вызывает ощущение напряженности и неопределенности. Но мозг быстро понимает, что случилось, и выявляет отсутствие реальной опасности в необычном происшествии. Неопределенность устранена, напряженность рассеяна, возникает ощущение новизны, не связанной с риском. Все это благотворно для мозга, поэтому человек сразу же ощущает удовольствие, а это делает его счастливым.

Все это годится для других видов с весьма прямолинейным восприятием мира. Мы же, люди, с нашим большим круглым мозгом, ведем более сложное существование, где есть место предвосхищению и предсказанию, воображению и сложным умозаключениям, убеждениям и целям, сочувствию, сложной коммуникации, детальному визуальному восприятию и многому другому. Поскольку наша жизнь включает в себя столько разнообразных факторов, вероятность «несоответствия» и «неправильности» значительно возрастает. Такие ситуации встречаются в языке, воображении, поведении и т. п. Если мощный мозг решит применить в этих сферах правила или сформирует для них некую предсказуемую структуру, то все быстро разрушится, породив неопределенность. Но если это можно быстро и эффективно разрешить или в какой-то форме разъяснить, то сразу возникает чувство облегчения и награды. Вот почему нам так нравится юмор и мы готовы наслаждаться им сколько угодно. Наш мозг старается увидеть в мире смысл и порядок, но этому порядку слишком многое угрожает, поэтому у нас сформировалась система выявления подобных ситуаций и их мгновенного разрешения. Это оказалось настолько полезно для мозга, что мы научились наслаждаться этим. Опять же, это делает нас счастливыми.

Конечно, это теория, но вполне разумная, хоть и грубоватая. Так, например, ученые, которые изучают шутки, часто предлагают участникам опыта сходные «не-шутки», чтобы убедиться, что отмеченная мозговая активность вызвана не только чувственными аспектами шутки. Иногда ударная фраза заменена на логичное утверждение: «Почему гольфист надел две пары брюк? На случай, если одни порвутся». В других случаях ударная фраза становится более сюрреалистической: «Почему гольфист надел две пары брюк? На случай, если одни сожрет волшебный барсук, который живет в его коленной чашечке». В первом примере нет никакого несоответствия, ничего необычного, поэтому нет и никакого повода для смеха. Во втором примере несоответствие налицо, но логического разрешения нет. Слушатель еще более озадачен. И повода для смеха у него тоже нет, потому что неопределенность сохранилась. Ничего не достигнуто, ничего не усвоено.

К счастью, то, что считается «разрешением» несоответствия, остается довольно гибким. Ответ не должен быть на 100 процентов разумным, достаточно, чтобы мозг решил: «Я понимаю, что происходит». «Псевдо»-разрешение нас вполне устраивает. Куропатка отвечает: «Неужели «Кевин»?» Этот ответ не соответствует смыслу сказанного барменом, но разрешение достигается, потому что мы понимаем: куропатка понимает английский язык и у нее есть имя. Так получается шутка. Мы не объясняем, как птица может говорить и почему бармен считает нормальным появление говорящей птицы. Но это совершенно естественно. Мы понимаем, что это не происходило в действительности, а служит всего лишь конструкцией для шутки, поэтому любая напряженность, вызванная «ситуацией» (минимальная, надо признать), спокойно рассеивается, а мы испытываем удовлетворенность от разрешения неопределенности.

Такая система определения/разрешения несоответствий обеспечивает когнитивный аспект юмора. Но одновременно в мозге повышается активность мезокортиколимбических дофаминергических участков, то есть участков мозга, связанных с наградой, удовольствием и соответствующими позитивными эмоциями, а именно – со счастьем. Таким образом, удовольствие и счастье становятся элементами юмора.

Судя по имеющимся данным, чувства удовольствия и награды, испытываемые посредством юмора, качественно отличаются от удовольствия, полученного в результате чего-то другого. Одна из теорий утверждает, что удовольствие от юмора окрашено удовлетворенностью отдыха и разрешением несоответствия. То есть ментальные усилия, приложенные для обработки шуток и юмора, приятны сами по себе, и получить аналогичные ощущения от других источников удовольствия и счастья невозможно. Мы уже узнали, как мозг «осознает» количество приложенных к чему-то усилий. Мы видим, что именно это порой добавляет удовольствие в действия и ситуации. Понимание шутки или другой несоответственной ситуации – ключевая часть процесса, который делает юмор приятным, а не только информативным. Путь важен так же, как и точка назначения, хотя весь процесс чаще всего занимает несколько микросекунд.

Эта система объясняет и многие другие аспекты юмора. Если бы ваш мозг был более интеллектуальным и работал быстрее, вы бы еще лучше выявляли и разрешали несоответствия, возможно, даже предвосхищали их, и для простых примеров не требовалось бы много усилий. А это означает, что для запуска системы юмора необходимы ситуации более сложные. Вы наверняка предпочитаете более «высоколобые» шутки, а не умираете от смеха при виде мужчины в женском платье. По той же причине шутки не кажутся такими смешными, когда вы слышите их во второй раз: несоответствие и разрешение уже были обнаружены и достигнуты, поэтому неопределенности не осталось и усилий не требуется, а стимулирующая роль шутки значительно снижается. Поэтому же науку часто считают несовместимой с юмором: наука призвана устранить неопределенность и аномалии понимания природы вещей, а именно это необходимо для юмора. Налицо столкновение ключевых аспектов.

Можно сказать, что юмор – это результат выявления и разрешения несоответствия разных граней воспринимаемого нами мира. Хорошо, что мы это поняли. Но вопросов, оставшихся без ответа, у нас по-прежнему много. Почему в окружении людей мы смеемся в тридцать раз чаще, чем в одиночестве? Почему некоторые шутки портят нам настроение и даже приводят в ярость? Откуда берется наше «чувство юмора»? Понимание работы неврологической системы не охватывает всей истории богатейшего человеческого юмора. Говорят, что дом состоит из кирпичей. Технически это правильно, но нельзя просто сложить кучу кирпичей и назвать ее домом. У законченного продукта немало других элементов, и мне нужно было со всем этим разобраться, прежде чем говорить о связи между юмором и счастьем.

Настало время обратиться к специалисту.